сознание Минхо
Удивительное явление – человеческое сознание. Что странно – все мы были созданы по образу и подобию одного исходника, ну, так говорят, а вот начинка у всех разная. Тело – это биологическое выражение заблуждений души. Душа (élan vital – жизненный порыв) пребывает в поиске чувства удовлетворённости, блуждая по бытию из одной формы жизни в другую, пока, наконец, не эволюционирует до уровня человека. Рассматривая различные формы жизни, мы обнаруживаем постепенное развитие осознанности, развёртывание развития сознания (и выражения воли). Какова основа всего этого? Сознание. Все проистекает из сознания. Восприятие обстоятельств жизни и самого тела возможно благодаря сознанию. И бытие определяет сознание. Моё сознание весьма мрачное и сомнительное место, оно кишит пагубными, жуткими и алчными мыслями. Они окутывают меня, поглощают целиком, не позволяя взять над ними верх и вырваться. Берут контроль над телом, лишая дара речи, возможности оставаться самим собой, оставляя без движения и, что самое важное, без сил. Но не этого ли я хотел? Не этого ли добивался? Каждый кусочек моего тела покрывает чернота, обволакивая меня словно грузное грозовое облачко так, что я не могу что-либо увидеть. Я пытаюсь вырваться, сделать шаг вперёд – она отступает на миг, затем вновь собирается вокруг меня. Шаги отдаются эхом. Кажется, что все мои чувства отключились, оставив меня блуждать здесь в неизвестности. Я хотел умереть, всё закончить, остановить. Разве я сам не выбрал такой исход – лишиться разума, эмоций, тела? Внезапно тьму вокруг меня пробивает свет, на мгновение ослепив меня. Он светит слишком ярко, чтобы игнорировать его. Он захватил всё моё внимание и стал всем, на чём я мог сосредоточить свой взгляд и мысли. Он тянется откуда-то спереди, и я чувствую, что мне нужно идти на него. Я не знаю сколько времени я шёл на этот свет, но я уже мог разглядеть выход из этого места. Наверное, это и есть тоннель и свет в конце него? Сквозь этот свет мой слух улавливает отдалённые и приглушённые звуки, отрывки голосов. Все звуки собираются в один сплошной гвалт, заставляя меня морщиться почти от физической боли. Пожалуйста, хватит, молил я. Перестаньте, мне больно. Среди всего этого хаоса отделяется один конкретный голос. Он прорывается сквозь тьму вокруг меня и заставляет меня прислушаться, блокируя весь остальной гомон. Он кричит и пронзительно зовёт меня. Я стоял на перекрёстке двух дорог, где с одной стороны меня звал голос, а с друой — яркий свет и выход из темноты. Мои уши внимательно прислушиваются, в попытке выловить обрывки фраз, что говорит голос, но я не могу сконцентрироваться. — Хён, открой глаза... Прошу… - слышу душераздирающий крик снова и снова. Голос знаком, но я не могу понять кому он принадлежит. Он плачет? Почему он плачет? Я сделал что-то не так? Свет в моём тоннеле начинает гаснуть. Холодно. Почему так холодно? Яркий и красивый луч солнца начинает блекнуть по краям, направляясь к центру, и я в попытках ухватиться за него, пытаюсь бежать к нему быстрее. Но чем ближе я к концу, тем дальше от меня голос. Я не хочу, чтобы голос исчезал, только не сейчас, когда мне стало спокойнее от него и страха темноты больше не было. Голос тёплый, я могу почувствовать его вкус на кончике языка, это было что-то яркое, кисло-сладкое, но не менее приятное из-за этого. Цитрус? Он обволакивает меня, согревает мои холодные конечности, и я хочу ещё немного постоять, грея себя им. Хочу, чтобы он объяснил, почему я слышу его, почему я здесь. Кромка круглого выхода из тоннеля становится всё мутнее и мутнее, и такое ощущение, будто ему нет ни начала, ни конца. Куда бы я не посмотрел — наступающая мгла. Голос давно стих. А я бегу из последних сил, чтобы успеть выйти отсюда до того, как тьма заслонит собой свет полностью и не будет видно куда дальше идти. Но свет исчезает, и я остаюсь один на один со своими мыслями и страхами. Игра окончена.настоящее время от лица Джисона
Прошло два дня с того момента, как нам сообщили, что с Минхо всё будет хорошо. Два дня с того самого момента, когда мой мир замер и резко возобновил своё движение заново. Два дня, как я стал ещё злее, мрачнее, чем был раньше. Моя тревожность, что мирно спала в глубинах моего «я», застигла меня врасплох, накрывая с головой, но я понимал от чего она, даже если остальные не могли этого понять. Дело было в чувстве вины за то, в каком состоянии сейчас находился Минхо. За то, какие последствия на нас обрушились после его откровения. Чувство ответственности за весь ужас, что сейчас творится вокруг нас, убивало меня изнутри. Если бы я только не ушёл в тот день… Если бы я только решился поговорить…флэшбек. За три часа до эфира Минхо.
В спешке достаю ключи и вставляю в дверной замок, чтобы поскорее открыть дверь. Но замок не поддаётся с первого раза. Ни со второго, и даже третьего раза. Приходится оторвать губы от чужих, тонкая нить слюны соединяет наши с ней губы. Заглядываю ей в глаза, полные желания, перед тем, как переключить своё внимание на задачу – отворить дверь. Пока я разбираюсь с замком, её рука ложится на мой пах, поверх тонкой ткани моих брюк. Она берёт мой твёрдый от возбуждения, истекающий естественной смазкой, член в кольцо из пальцев руки и начинает двигать верх-вниз, выворачивая кисть руки. Открыв дверь, снова накрываю её губы своими, возобновляя поцелуй, спотыкаюсь в дверях квартиры. Я не могу вспомнить её имени, но она весьма красивая. Красивые и большие глаза с двойным веком, ровный нос, пухлые и аппетитные губы. Видно, что хирург поработал на славу. С подтянутым животом, округлыми бедрами и пышной грудью. Длинные волосы, выкрашенные в пепельный блонд, спадают вниз по плечам и то и дело, лезут в рот во время поцелуя. Я уже представлял как намотаю их на кулак, когда буду втрахивать её в матрас. Она была определённо в моём вкусе и всё, что я могу – следить, как бы у меня не отвисла челюсть, пока она, словно пиявка, присасывается к моей нижней губе, а колечко из пальцев продолжает движение, выбивая из меня громкий стон, заглушаемый поцелуем. Я не замечал ничего вокруг с тех пор как открыл дверь и прижал эту прекрасную девушку к стене. Я целовал её, вкладывая в поцелуи всего себя. Я был уже достаточно пьян, хотя ещё не было и 8 вечера. Но это мой привычный образ жизни. В дни, когда мне хочется отвлечься и сбежать от давящих на меня изо дня в день проблем, я «укладываю» кого-нибудь в свою постель. Не каждую ночь, просто сегодня я в этом нуждался. Всё началось на идиотском корпоративе, который проводился сегодня для нас. Это была вечеринка по случаю успешного завершения работы над новым альбомом. Все большие шишки нашей корпорации присутствовали на ней. Был самый разгар пьянства и прочего дерьма – обсуждение выхода новых треков, нашего тура и всего, что с нами связано. Нудный разговор за нудным разговором Я просто больше не мог слышать: «Не забывайся, Джисон, вечеринка вечеринкой, а это твои непосредственные начальники» «Следи за собой, Джисон, отсутствие прессы не означает, что тебя не снимут в самом ужасном виде и сольют в сеть» «Мне стоит ещё раз поднять этот вопрос на собрании, Джисон?» Сегодня все мои силы ушли на то, чтобы держать себя в руках. Всё в моём поведении показывало, что я не был счастлив, но я не мог быть счастлив… И я не был. Я хотел свалить отсюда и завалиться в какой-нибудь ночной клуб, напиться, вытанцевать всё накопившееся внутри, найти кого-нибудь для быстрого перепихона в грязной кабинке туалета, в конце концов. Но я прекрасно понимал, какой выговор я получу, если уйду раньше лысых мужичков с толстыми кошельками. Поэтому решил тихо напиться и постараться забыться. А они были и не против, потому что, пока моя голова кружилась от количества алкоголя в моей крови, а мозг отказывался работать – они могли добиться от меня чего угодно. В том числе и девушка, что была в этот момент со мной — час, быстрый секс, где я ставлю её раком, чтобы не видеть лица, и даже не заботясь о необходимой растяжке, трахаю её в анус, наматывая ее волосы на кулак одной руки, пока вторая моя рука смыкается на её шее, вырывая хриплые стоны из её горла. Я сжимал её ягодицы и грудь, чтобы не откинуться от ощущений. Стенки её сфинктера так хорошо сокращались вокруг моего члена, пока она тянется к своему клитору для стимуляции. Звук бьющихся друг о друга тел и запах секса заполнил комнату. Она стонала так громко, иногда переигрывая, говоря о том, какой большой у меня член, что не могло не тешить моё эго. Я гнался лишь за своим оргазмом, меня не волновало кончит она или нет. Она быстро одевается, недовольно бурча себе под нос, хлопок двери, и я наконец-то остаюсь один. Я спустился на кухню и нашёл бутылку минеральной воды с газом в буфете. Она была у меня как раз на такие случаи. Я схватил стакан с полки, наливая в него содержимое бутылки. Опираясь спиной на стойку, я облегчённо выдохнул, как только газ обжёг мое горло, приятно скользя по внутренним стенкам моего желудка.настоящее время
Одновременно с чувством вины, во мне кипела ярость и обида. Я знаю, что должен был рыдать от счастья, как все остальные, кто меня окружает, но вместо этого я разламываю вещи и проклинаю всё и всех вокруг. В момент, когда я услышал заветные «он будет в порядке», я мгновенно погрузился в умиротворение, зная, что он будет жить, и что я смогу увидеть его ещё раз. Но осознание всего произошедшего с вытекающими обстоятельствами его поступка, тяжёлым грузом раздавило меня. У меня помутнело и зарябило перед глазами, и я кинулся бежать прочь из больницы прежде, чем кто-либо успел окликнуть меня, в последствии игнорируя поток звонков и сообщений. Я выбежал из больницы прямо на проезжую часть дороги, пытаясь выловить такси. Я не мог дышать в этом грёбаном месте, и я больше не мог сдерживать свой гнев, я был взбешён. Я злился на него, на его поступок – как он мог быть настолько идиотом, как мог быть таким эгоистом, заставив нас проходить через всё это? И как бы ужасно это не звучало, я испытывал острое желание ранить его. Показать ему, что он сделал со мной, бросив меня не только в первый раз, но попытавшись бросить и во второй. Показать ему то, во что он меня превратил. Неужели он действительно думал, что я справлюсь? Как он вообще мог оказаться таким придурком? Я назвал водителю такси единственный адрес, что пришёл мне в голову – квартира Минхо. Я не был там больше двух лет. Слишком много боли, слишком много ярких, но потерянных воспоминаний, обволакивающих стены этой квартиры, забиваясь в каждый уголок и трещины. Столько любви, излученной двумя людьми и запечатленной в каждый проклятый дюйм этого места. Любовь, которую я ощущал всё это время и пытался похоронить глубоко внутри, вырывается из меня сгустками, течёт по моим венам ядом, превращаясь в ненависть. Ноги сами несли меня к двери. Вытащив ключ из-под коврика «Добро пожаловать домой», я открыл дверь. Мыслей о счастье, которое я когда-либо испытывал в этом месте, больше не было, была лишь ярость. Включив свет, я пронесся по квартире и остановился в центре гостиной, осматривая квартиру. Махом руки скидываю со стола фотографии в рамах и вазы на пол. Мои руки вцепились в картины, что висели и оторвали их со стены, бросая на пол. Злость с каждой минутой только увеличивалась. Немного успокоиться мне удаётся лишь после того, как я перевернул диван, разбил телевизор, стерео, новые порции фотографий и даже награды, которые завоевала наша группа и его личные. Все это одной кучей мусора валялось на полу в гостиной, и только тогда я почувствовал себя лучше. - Будь же ты проклят, чёртов трус! - кричал я, перевернув книжную полку. Рамки и книги с грохотом приземлились на пол. Шторы вместе с карнизом полетели туда же. Я споткнулся о них, и, запутавшись ногами в них, начал поспешно освобождаться из плена и распинывать всё, что валялось у ног. Кухня стала следующей жертвой моей ярости. Я бил тарелки и миски, заставляя осколки стекла разлетаться повсюду. Я даже не заметил, как поранил ладонь правой руки. Я замер перед закрытой дверью спальни, впившись в неё взглядом, борясь со всеми воспоминаниями, которые хранила в себе эта комната. Комната, в которой когда-то царила любовь, теперь была пустой, холодной, безжизненной. В ней не было ничего особенного, и это разозлило меня ещё больше. - Ты забыл меня! Ты пиздабол! - кричал я в пустоту, врываясь в его комнату подобно смерчу. Комиксы, книги и гитара, встретившиеся на моём пути, были разорваны и разбиты на части, струны перерезаны. - Ты обещал, что ничто не изменит нашу любовь! Ты говорил, что не оставишь меня! - зарыдал я, найдя бейсбольную биту, подаренную Минхо Сынмином, в углу комнаты. Я взял её и хорошенько приложил о зеркало и тумбочки рядом с кроватью. Эти вещи не были виноваты, но мне было всё равно, я всего лишь хотел, чтобы он увидел, как сильно он ранил меня. Увидел, что сломал меня. Слёзы жгли глаза, стекая вниз по подбородку к шее. Я снёс еще несколько рамок с фотографиями на столике и зарыдал во весь голос ещё громче, когда заносил биту над следующей фотографией, но остановился, едва коснувшись её. Бита выпала из моих рук, я смотрел на фотографию. На ней были мы – я и Минхо, вместе. Я схватил фотографию и присмотрелся. Я помнил, как Джинни сделал этот снимок за день до того, как он бросил меня. Хёнджин нашёл меня далеко не сразу. Я лежал на полу посреди комнаты на разбитом стекле, скомканной одежде, держа в руках фотографию. Хёнджин молча присел рядом, облокотившись о кровать, положил мою голову себе на колени и аккуратно массировал кожу моей головы. Я плакал в его руках несколько часов, так отчаянно желая понять – почему. Почему он так поступил со мной? Я понимал, что Хёнджину некомфортно сидеть в одном положении столько времени, но он молчал, продолжая гладить меня по волосам. А я ничего не мог с собой поделать. У Хёнджина была удивительная способность – успокаивать одним лишь своим присутствием. Ему не нужно было говорить мне что-либо, чтобы я знал – ему не все равно. Он переживал за меня, он переживал эту боль вместе со мной. Он рассказывал мне о состоянии Минхо, аккуратно гладя меня по волосам. Он всё ещё не пришёл в себя. Врачи сказали, что он принял большую дозу снотворного, а его лёгкие были переполнены водой. Скорее всего, он принял таблетки незадолго до того, как погрузился под воду, чтобы из-за наступающего сна не смог сопротивляться и задохнулся под водой. Ему промыли желудок и обработали раны. Оставалось только ждать его пробуждения. Слышать рассуждения врачей о том, что конкретно он делал — неприятно. Никогда прежде я не испытывал столько отвращения и боли. Мой разум отказывался в это верить, но я понимал, что это правда. Минхо прекрасно знал, что делает. Он тщательно всё спланировал и действовал по своему сценарию. На следующий день, я нашёл в себе силы войти в его палату. Все близкие уже видели его. Но я так и не смог совладать со своей злостью в тот вечер и войти к нему, чтобы проведать. На четвертый день после случившегося, я снова с утра был в больнице. Я прошёл по длинному коридору с общими палатами. Чем ближе я подходил к его палате, тем ниже падало моё сердце, ударяясь о желудок. Мои глаза останавливаются на номере его палаты и его имени, указанном чуть ниже. Я зажмуриваюсь, борясь со слезами. Дрожащими руками я проворачиваю ручку его двери и тихо шагаю в полумрак его палаты. Не включено ни одного плафона, мягкое свечение излучает лишь маленький прикроватный ночник. Тишину разрушают лишь противные звуки сигнала его сердечной диаграммы. Прыкрыв дверь, прохожу вглубь комнаты, пока не останавливаюсь у подножия его кровати. Вместе с писком сердечного монитора, я слышу что-то еще, это звучит подобно свисту каждые несколько секунд. Сделав несколько глубоких, равномерных вдохов, заставляю поднять глаза на него. Тонкие ноги спрятаны под одеялом, укрывающим его до пояса. Перевязанные бинтами руки без движения свободно лежат вдоль его тела. Его грудь медленно поднимается и опускается от его вдохов. И после длительной внутренней борьбы, мой взгляд, наконец, достигает его бледного лица. Я вижу дыхательные трубки, отходящие от его носа к шее, а потом и к специальному аппарату. Он доставлял кислород через трубу, потому что Минхо был ещё слишком слаб, чтобы дышать самостоятельно. Его мягкие черты лица с трудом просматриваются сквозь болезненный вид лица. Его скулы заметно заострились, от чего я хмурюсь. Мой взгляд бегло проскальзывает по нему ещё раз, и я вижу, как сильно он похудел. Он совсем ничего не ел? Неужели я был настолько слепым, чтобы не заметить этого? Судорожно дыша, опускаюсь на кресло рядом с его кроватью. Поднимаю глаза на бинты, покрывающие его руки от запястья до локтя. Моё сердце сжимается от боли, когда я замечаю пятна крови на ближайшей ко мне руке. Яростно тру глаза, вытирая слёзы, которые скатываются из глаз, мои руки дрожат, когда я сжимаю его бледную и холодную руку. Он не шевелится и не проявляет никакой ответной реакции, говорящей что он знает о том, что я здесь, и это надламывает меня. Я подавляю в себе новую порцию слёз и позволяю уложить голову на кровать у его руки. Мои губы находят мягкую, нежную кожу его пальцев, и я оставляю поцелуй на них. - Почему ты сделал это, хён? – хрипло шепчу я. – Почему ты просто не пришёл и не сказал мне? Мы ведь могли вместе во всём разобраться - всхлипываю я. – А теперь смотри где ты сейчас. Оно того стоило? Неужели ты не знал, какую боль это всё причинит мне? - спрашиваю я его. Мои рыдания эхом заполняют комнату, в то время как я продолжаю говорить ему. - Я никогда не переставал любить тебя, хён. Никогда. Всё, о чём я мог мечтать – это быть с тобой. Я ведь правда поверил тебе, хён. Поверил, что я был лишь мимолётным увлечением для тебя. Поверил, что ты меня не любил… Я не понимаю – как я мог поверить в это? Я просто был так разбит, Хо. Я думал, что ты, возможно, смог найти кого-то лучше меня. Потому что ты заслуживаешь кого-нибудь лучше. Но несмотря на это, я не мог задушить в себе любовь. Не мог перестать любить тебя. Желать тебя. А видеть тебя с ней каждый день – убивало меня. - проглатываю вязкий ком в горле. – Я тебя понимаю, хён. Я понимаю твои чувства. Потому что я тоже хотел уйти. Я хотел умереть, потому что не мог видеть тебя с кем-то другим. Не мог смириться с тем, что ты меня не хочешь… - тру глаза, борясь с новой порцией слёз. –Но знаешь, что? Я не смог этого сделать, мне не хватило смелости. Я просто хотел быть рядом с тобой, даже если не близко. Слёзы стекают по моему лицу. Я знаю, что он не слышит меня, но мне становится легче от того, что я выговорился. И это, наверное, к лучшему, что он не мог мне отвечать. Мои мысли не перебивались. И смог высказать всё, о чём я думал. - Неужели меня недостаточно, хён? - шепчу я. – Поэтому ты хотел уйти, оставив меня? Потому что меня было недостаточно, чтобы захотеть остаться? Даже если бы мы были порознь, а не вместе. Если меня оказалось недостаточно, чтобы ты просто захотел остаться со мной и сражаться ещё в самом начале, сейчас, наверное, и вовсе речи не может быть о том, чтобы ты ради меня захотел жить дальше. Меня всегда было недостаточно, Минхо? - М-мне… Тебя… Доста-а-точно, Х-хани.