Non nocere!

      О Дзюн и её грязных статьях больше не говорили, зато говорили о других вещах. Йо всё пытался вывести Хао на какую-нибудь романтику, но тот если и поддавался, то нехотя и редко:       — Ну, пожалуйста, Хао… Расскажи! Я же готов тебе рассказать!       — Малыш… Я же уже сказал, что ты мне понравился. Что ещё ты хочешь от меня услышать? — устало выдыхал Хао. Этот допрос на тему как он влюбился в Йо продолжался всё утро.       — Я тебе когда-нибудь снился? — довольно протянул Асакура.       — Йо, сам ведь не захочешь знать ответ, но я так люблю наблюдать, как ты смущаешься, что готов ответить: да, и не один раз. Но о чём он был, малышам нельзя знать…       — Тогда и спрашивать не буду, — ответил Йо сдавленно, отчаянно краснея и роняя взгляд в пол, раскидывая его по комнате, смотря куда угодно, но не на Хао.       — Но, это не значит, что я не покажу тебе, раз уж ты так просишь. Пойдём, у меня уже стоит, блять, с тобой и педофилом стать недолго…       — Хех… — растерянно усмехнулся Йо, не зная, как реагировать на это заявление парня. Синяки и укусы от прошлого раза, когда Асакура нарвался на наказание, ещё не зажили, и юноша до сих помнил, как жалко и неубедительно врал Амидамару, что они с Хао просто «подрались». Стоит ли говорить, что опекун прекрасно понимал, какого рода то была «драка»; мужчина просто саркастично улыбнулся и спросил, кто же в итоге победил. Йо не ответил, — не было никакого смысла так провально врать дальше, — только позориться. Потом парень ещё несколько дней избегал Амидамару, — слишком стыдно. А повторять это Йо совсем не хотелось. Парень успел понять, что большее удовольствие Хао доставляет психологическое насилие: заставлять Йо смущённо краснеть и теряться, — гораздо лучше, чем слышать сладкие до неприличия, крики и стоны боли.       Но проблема в том, что Хао тот опыт очень понравился, и сейчас парень намеревался его повторить, и потому вновь затащил Йо наверх в какую-то комнату, поставил на колени и принялся раздевать самым грязным и развратным взглядом. Не прошло и десяти секунд, как Асакура сжался, и на его глазах выступили слёзы, щёк коснулся лёгкий румянец. Дыхание напряжённо участилось, Йо уже чувствовал страх и опасливо следил за каждым движением парня, а Хао просто мягко похлопал Асакуру по щеке и проговорил:       — Можешь расслабиться, больно не будет, если всё сделаешь правильно. Относись к этому как к игре. А вот если ошибёшься, — меня это очень расстроит, так что постарайся не накосячить, маленький засранец… Что с лицом, блять, я ещё даже не начал, а ты уже ноешь, как малолетняя потаскуха… И что бы сказал Амидамару, если бы увидел тебя в таком виде, м? Возьми себя в руки, блять! Позор… Ты самый жалкий из всех мажорчиков…       Йо очень боялся такого Хао и хотел, чтобы всё побыстрее закончилось. Этот запрет обращаться к парню, холод и сталь в голосе, равно как и то, что Хао не называл Йо по имени, а использовал очень-очень обидные эпитеты, — всё это давило на Асакуру, и вкупе с насмешками парня превращали пребывание Йо в бесконечную пытку, и юноша уже готов был молить Хао о переходе на физическое насилие вместо психологического.       — Х-хао… — тихо позвал Асакура, боясь посмотреть на своего парня.       Как и ожидал Йо, мучитель не отреагировал словесно, но подплыл к Асакуре неторопливо, степенно и хищно, приподнимая его голову за подбородок.       — Мо-ожет, лу-учше ты меня изобьёшь и изнасилуешь? Так мне не нравится… П-пожалуйста, Ха…хао…       — Я разрешал ныть, щенок? Успокойся, или я тебя успокою, но нежным, блять, не буду, — вспышка боли внезапно прервала всхлипывания Йо, заставляя скулу саднить и жечь. Юноша был искренне благодарен своему мучителю за это, потому что физическая боль концентрировала на себе внимание Асакуры, отвлекая от унижающих холодно-равнодушных слов Хао:       — Тц… Ну и жалкая же ты шлюха… Уже просишь, чтобы я трахнул тебя? До этого дойдём, но позже, а сейчас я ещё не получил удовлетворение… Угадай, кто в этом виноват, засранец…       — Я сделаю всё, что ты хочешь… — проговорил Йо тихо.       — Чё ты там скулишь? Тц… Подбери свои розовые сопли, смотреть противно на такое ничтожество, хех…       — Я всё сделаю, — повторил Йо громко, желая только, чтобы этот ад поскорее остался позади и вернулся спокойный добрый тёплый родной Хао вместо этого демона.       — Конечно, сделаешь. Всё, говоришь? Тогда сделай мне минет! Но не вздумай обнажить зубки, иначе мне будет очень больно и я разозлюсь и выебу тебя очень жёстко во все отверстия, кроме ушей…       — Н-но я же н-не умею…       — Теорию знаешь? Вот и ебашь! Не соскочишь, сачок, блять…       Руки дрожали от истерики, к которой примешался тревожный унизительный страх ошибиться. По итогу Хао разозлился и вторая пощёчина окрасила кровью другую скулу. Хао агрессивно вскрикнул:       — Заебёшь, блять, бестолочь, возьми себя в руки и хватит копаться!       — Тогда сам себе делай минет! Я не хочу терпеть эти унижения и насмешки! — со слезами на глазах и отчаянием в голосе вскрикнул Йо, твёрдо намереваясь уйти, сбежать и затаиться где-нибудь, где угодно, лишь бы подальше от собственного парня.       Асакура поднялся с колен и решительно направился прочь из комнаты. Можно сказать даже, что Йо спасался бегством. Он не знал, что теперь делать и расстались ли они. Это нужно решить.       ***       А в своей комнате так уютно и спокойно… Вернувшись в свою комнату, парень первым делом рухнул на футон и закрыл глаза, чутко прислушиваясь к посторонним звукам и мыслям в своей голове, которые с беспорядочностью стаи комаров роились в сознании так, что ухватиться за одну — невозможно. Всему препятствовал один слишком настойчивый вопрос — «что теперь будет?» Это, к счастью, мешало сосредоточиться на кошмарных мучительных воспоминаниях о холодном жёстком выражении такого красивого и родного лица и о равнодушии, что больно обжигая, мёртво застыло в чёрных затягивающих глазах Хао. Йо только сейчас начал понимать, что совершил ужасную ошибку, когда психанул и в слезах наговорил своему парню все те грубые слова. Готов был даже вернуться и извиниться, если бы не…       Асакура замер, когда услышал мягкие, по-кошачьи осторожные шаги, приближавшиеся к его сёдзи по коридору. Вмиг охватила какая-то странная дрожащая паника, которая заставила внутренности мелко дрожать, а Йо — молить кого-нибудь, чтобы незваный гость, который уже подошёл к сёдзи и сейчас стоял в коридоре, прислонившись к тонкой перегородке, которая осталась единственным препятствием между Йо и таинственным визитёром.       Сёдзи робко приоткрылись и в комнату несмело заглянул Хао. Йо не видел этого, потому как намеренно не вылезал из-под одеяла. Тогда Хао тихо приблизился к футону и мягко сказал:       — Малыш… Прости меня… Пожалуйста, давай поговорим? Обещаю, что не трону тебя, если только ты сам этого не захочешь… — Йо не отвечал и вообще не реагировал, и Хао продолжил, — я понимаю, что сделал тебе больно и словами, и действиями. Мне искренне жаль. Я больше никогда не прикоснусь к тебе, обещаю. Понимаю, если ты мне не поверишь, это будет честно. Я бы тоже никого не простил… Но мне без тебя будет очень трудно, и я не готов тебя потерять, Йо… — Асакура выбрался из-под своего мягкого тёплого укрытия боязливо, под стать пугливому зайцу.       — Давай поговорим, Хао. Но без приставаний, хорошо?       — Хех… А не зря я тебя зайчонком-то кличу… Хорошо. Я очень виноват перед тобой, малыш. Иногда… ладно, довольно часто, у меня сносит крышу, и я превращаюсь в маньяка-насильника, но что с этим делать я не знаю. Вижу только одно спасение для нас, зайчонок: я никогда больше не трону тебя, обещаю, малыш. Ты меня сможешь простить?.. — проговорил Хао осторожно и ласково, напряжённо ожидая ответа.       — Назови меня по имени, пожалуйста… и… это неподходящее спасение, точнее, это лажа какая-то, а не спасение, — усмехнулся Йо.       — Вот как мы заговорили?.. Хе-хе… Зайчонок-засранец…       — Чья бы корова… Предлагаю забыть и объявить мир, — улыбнулся Йо и пригласительно похлопал по футону.       — Это провокация и проверка на склонность к зоофилии, зайчонок?.. — усмехнулся Хао.       — Нет… Вот это проверка, и ты её не прошёл… — с этими словами Йо мягко потянулся к парню и увлёк в бесконечно нежный ласковый поцелуй. Глаза Хао удивлённо приоткрылись, и в них заплясали гневно-озорные огоньки. Отстранившись, Хао проговорил:       — Так ведь нечестно!..       — Как ты мне ответил тогда?.. А в этой жизни никто и не будет играть с тобой честно! — смеясь, проговорил Йо.       — Полагаю, это примирение?.. — спросил Хао всё ещё несколько удивлённо.       — Ага… — выдохнул Йо с улыбкой.