***
Себастьян стоял посреди зала в окружении трех инферналов, будто мертвецы — его телохранители. Был ли это Себастьян? Сложно сказать. С виду это был тот же самый парень с крупными веснушками и растрепанными каштановыми волосами, с которым мы вместе ходили на травологию и пробирались ночью в библиотеку. Делили одно яблоко на двоих и разбирались с моими проблемами. Но его главная проблема не решалась. И чем дальше, тем меньше я его узнавала. Того, кто сейчас стоял передо мной, я не знала совсем. — Я же говорил! Реликвия — это ответ! Я собираюсь обратить вспять темную магию, отменить проклятье, наложенное на Анну, и это… Это позволяет мне контролировать всё. Его лицо, когда-то бывавшее и ласковым, и ехидным, сейчас было абсолютно холодным и отрешенным. Его кулаки сжимались, пока в его взгляде исподлобья беззвучно и бесцветно плескалась темная мощь. Ох, Анна. Анна Сэллоу. Его сестра-близнец, проклятая еще прошлой весной. Он ведь был совершенно серьезен, когда говорил, что готов пойти на всё, чтобы исцелить ее. И это всё в форме пирамидки покоилось в его руке. И это всё привело нас сюда, в катакомбы Фелкрофта. В круглый зал посреди могил. — Контролировать? Да я всю дорогу к тебе от них отбивалась, Себастьян, это слишком, ты вообще уверен, что… Вспышка. Один скелет упал. — ЧТО ВЫ ДВОЕ НАДЕЛАЛИ? Акцио реликвия! Мгновение. Секунда, которую не осознать, не среагировать. Реликвия оказалась в руках дяди Себастьяна, Соломона Сэллоу. И бывший аврор профессионально и быстро, одним движением… уничтожил ее. Вместе со всеми надеждами Себастьяна. Вместе с целым годом поисков. И Себастьян напал на него. Инферналы, лишенные управления, тянули свои костяные руки во все стороны. Завязался тяжелый, грязный бой. Соломон Сэллоу палил и в Себастьяна, и в меня заодно. Мне ничего не оставалось, кроме как защищаться. Я что-то кричала, но уже никто никого не слушал. — Ее нельзя вылечить, Себастьян! Ты должен остановиться. — Нет. Я не позволю ей страдать. Авада Кедавра! Зеленая вспышка ударила в Соломона Сэллоу. Его тело упало на каменный пол. Себастьян Сэллоу убил собственного дядю. Своего единственного опекуна.***
Дождь снаружи продолжал стучать. Ветер тянулся прочь от моря, и серый дым вышел через решетку на потолке, унося за собой все запахи. Я лежала на полу в полуразрушенном подвале, где-то далеко-далеко от Хогвартса, ожидая, когда же, наконец, буря утихнет, и я смогу вернуться в замок на метле. Я ходила весь день. Мои ноги отказывались стоять или хотя бы сидеть, и я могла только лежать, вытягивая их вперед. Я убежала так далеко от замка, от общей гостиной факультета, где я могла случайно встретить Себастьяна, от любых вещей, которые бы как-то напоминали о нем. От своих собственных мыслей. И всё это было только для того, чтобы я снова наткнулась на них здесь. Какая ирония. Дождь из «сильного» становился «средним». Хороший признак. Это значило, что скоро я смогу вернуться. Сразу и целиком, будто за одно мгновение я почувствовала спиной всю твердость пола, а холодную тягу по нему — кончиками пальцев. Я встала и принялась разжигать факелы на стенах, чтобы стало светлее и теплее. Хотя бы немного. Я высушила заклинанием мантию, распутала и завязала в высокий хвост свои белые волосы. Так я и просидела на каменном полу неизвестно сколько времени, греясь и слушая дождь. Подвал был очень большим и просторным, с паутиной, сажей, пустыми ящиками и винными бочками. Я обошла его кругом, осматриваясь. Хлопок аппарации. Черно-фиолетовый дым. И появилась она. «Пепламба». Кто же еще так появляется. Не первый раз. Я тебя не боюсь. Какая-то старая ведьма из банды Виктора Руквуда, которая будто специально ждала меня здесь. Депульсо. Флиппендо. Протего. Тело двигалось само по себе, помня о каждой стычке за этот бесконечный год. Всего-то нужно было не покидать Хогвартс сегодня. Нужно было просто сидеть в замке, и это всё наконец-то бы закончилось. Это не здесь. Это не со мной. Это не может быть правдой. Почему-то не получалось вывести ее из строя и убежать, как я делала это обычно. Всегда. Больно. Много боли и тяжести. Но не физической, нет. И тут меня посетила первая эмоция за день. Любопытство. Странное, темное любопытство. Такое, которое толкает тебя на край крыши и заставляет завороженно смотреть вниз. Я знала два непростительных заклинания, но ни разу не применяла их. Себастьян научил, кто же еще. Он говорил, что это инструмент, который нельзя игнорировать, особенно мне с моими проблемами. Я верила ему, когда он говорил, что они могут пригодиться. Спасти жизнь. Помочь найти ответы. А может, действительно? Я отбила быстрым щитом проклятье, летящее в меня, и собрала всю свою волю в кулак. Боль. Тяжесть. Отчаяние. Усталость. Отказывающие ноги. Запах горящих костей. Мысли, уносящиеся назад в катакомбы. Подкараулила. Настигла. Презираю. Ненавижу. — Круцио! Время остановилось. Шестеренка уперлась в другую шестеренку и не смогла сдвинуться с места. Спиральная пружина поглотила импульс и не вернула его обратно. Часы остановились. А стук сердца в ушах — нет. Вот оно. Вот оно. Сейчас. Ящик Пандоры. Точка, после которой нет возврата назад. После которой душа надламывается и никогда не сходится снова, оставляя боль навсегда, словно торчащее ребро из шрама. Истина. Не получилось. У меня не получилось. Секунду, которая продолжалась целую вечность, ведьма стояла и смотрела вперед своими черными глазами. Она перевела взгляд на свою едва дрогнувшую руку, а потом обратно на меня. Ее лицо начало меняться. Она поняла. Еще до того, как ее лицо скорчилось в яростной ухмылке, я превратила ее в бочку. Что угодно, лишь бы не смотреть ей в глаза. Так я и оставила ее в подвале, среди десятков других бочек, приложив об стену со средней силой для верности. Это даже… странно. Я? Я. Гроза троллей и ветеран подавления гоблинского восстания, на самом деле… не хочу никому причинить вреда. Вот это новости. Оказавшись у выхода из развалин, под ярким лунным светом, я упала на колени от усталости и подняла голову на звезды. Дождь закончился, оставляя за собой только редкие рваные облака, будто расступающиеся передо мной в разные стороны. Чистое сияние северных созвездий развернулось над моей головой, мерцая и переливаясь. Далекие. Холодные. Вечные. И тут-то меня и догнало. Ощущение, которое больше чем я. Будто я всё-таки получила доской по голове. И вот мне будто снова девять лет, и опекунша-сквиб ведет меня на магловскую сторону в тир. Первый выстрел дается просто. Ты просто нажимаешь на курок. Всё вокруг заполняет дым и грохот. И на второй раз тело боится. Оно не хочет отдачи, пороха и шума, но его можно перебороть и сконцентрироваться. Нужно собраться и нажать на курок снова, проявляя искусство самообладания. А дальше его можно оттачивать годами. С магией то же самое. Можно сжаться и выстрелить хоть Бомбардой в живого человека. Главное, чтобы рука не дрогнула. Палочка, как и пистолет, сделает свою работу. Но непростительное — это другое. Это как резать человека ножом на маленькие кусочки, пока он сопротивляется, плачет и кричит. Сначала связать его, а потом распотрошить наживую. И все эти ощущения собраны в одной секунде заклинания. Либо нужно быть садистом, либо… Тебе должно быть все равно. Абсолютно, кристально все равно. И страшная правда в том, что это даже хуже. Опаснее тяги к насилию, хуже самой багровой ярости. Безразличие. И вот будто снова эта зима, и мы снова стоим втроем у двери Скриптория, запертые в ловушке, а дверь открывается только от импульса Круцио. Третьего выхода нет — либо прочитать его, либо остаться там навечно. Обсуждение. Решение. Себастьян без колебаний накладывает его на меня. Кристально. Чисто. Вообще-то, в тот день он спас нас троих. Но он был способен это сделать. Он мог. И это было страшно. Если он творил такое еще в свои пятнадцать, то что будет дальше? Мерлин. Ради всей магической Британии. Ради всего магического мира. Мне нравился ты прежний. Веснушка Себ. Ехидный и пахнущий яблоками. Ты научил меня дезиллюминационному заклинанию. Ты был со мной в моих поисках, ты прикрывал и защищал. Но это… это больше, чем я могу понять. Я без сил повалилась на мокрую землю и впилась холодными пальцами в траву. Прости меня, Себастьян Сэллоу.***
— Я не хочу терять Себастьяна, но, похоже, у нас нет выбора, — срывающимся голосом сказал Оминис. Мы стояли одни в тени секретной комнаты, «крипты». Час назад я вернулась в Хогвартс и выпила много горячего чая с шиповником. Только он мне уже не поможет: ни согреться, ни успокоиться. Мы стояли и решали судьбу своего друга. Лучшего друга Оминиса. По крайней мере, он был им много лет. До сегодняшнего дня. И, возможно, моего лучшего друга? По крайней мере, никого ближе за год в Хогвартсе у меня так и не появилось. До сегодняшнего дня. Никто не хотел этого. Мы оба пытались остановить его как могли весь этот год, но… Нет. И Анна в письме выразилась очень четко. Она отказывалась от «помощи» темной магии с самого начала. Да, это был ее любимый брат. Ей будет очень больно, но он должен ответить за то, что натворил. — У нас нет выбора. Ты прав. Ты был прав насчет него всё это время. — Я хотел бы ошибаться. Но… если мы сделаем это, возможно, мы больше никогда его не увидим. — Я понимаю. Но так будет правильно. Так будет правильно... Правильно ли? Что правильно? Имею ли я право решать такие вещи? Время щелкнуло, отметив эту минуту. За одно короткое мгновение целый мир поменялся, а сама история будто пошла по-другому. Казалось, что новое летоисчисление должно начинаться именно с этого дня, именно с этого момента, и никак иначе. Уже собираясь уходить, я повернулась к Оминису и заглянула в его бледное лицо. Русые пряди, всегда зачесанные назад, открывали опущенные брови и полные боли невидящие глаза. Все эмоции будто бы одновременно вернулись ко мне, и неожиданно для самой себя я начала плакать. Всегда крепкая и сильная, сейчас я была полностью разбита, и как бы мне не хотелось держаться, я уже не могла это остановить. Мы с ним не были близки, нет. Не настолько. И в том, что случилось, было много и моей вины тоже. Я не уберегла, не остановила. И это Оминис сейчас страдал, это он сейчас должен сдать властям своего лучшего друга. Не я. Но слезы уже лились, как сегодняшний безумный дождь. Я бросилась к нему и обхватила его шею руками. Прижимаясь крепко, отчаянно, хватаясь за него, как за спасательный круг. Будто только он мог вытащить меня. Потому что только он знал всё. Так мы и простояли в темноте, обнявшись.