Откуда берутся дети

Уэнсдей не смогла сосредоточиться на отчете и уже несколько раз перечитывала одну и ту же строфу. Причиной всему был Торп, сидевший справа от нее и сексуально закусывающий губу от волнения. Более пятнадцати лет отношений женщина хорошо изучила характер и привычки своего партнера, чтобы понять, что случилось что-то серьезное и он боится ей об этом рассказать. Особенно это было заметно по нервному взгляду, который мужчина время от времени бросал на нее. Интересно, что же он такое сделал? Хотя понятие «серьезное» у них отличается. Художник, благодаря своей халатности, может пропустить важный пункт в договоре и остаться спокойным, даже если его ошибку обнаружат («Все можно исправить, Уэнс.»), зато созовет целый консилиум врачей, стоит только Эве чихнуть («От простой простуды в наше время еще никто не умирал, Торп. Если вовремя и правильно лечить.»). Хорошо, что сама Аддамс почти не болела, иначе он свел бы ее с ума. В плохом смысле. К безумию, которое вызывал у нее муж в данный момент, она уже давно привыкла и перестала беспокоиться по этому поводу. Свою страсть, в отличие от ее родителей, пара Аддамс-Торпа на людях не демонстрирует. Однако такой взгляд может означать и то, что художник, сделал что-то, что ей может не понравиться. Обычно такие проблемы он пытался заглаживать самостоятельно, а ей сообщал уже когда все было решено. Она злилась, но он знал, как перевести ее гнев в правильное русло («Торп, перестань закусывать губу, иначе, я за себя не отвечаю!»). Поняв, что если так продолжится дальше, то с отчетом Уэнсдей еще долго не ознакомится, а Ксавье ей так сразу не расскажет (ничего, на такой случай у нее есть специальные для него пытки… да что же это с ней такое?), женщина решила взять все в свои руки. В конце концов, залог счастливой семейной жизни — это компромисс и диалог (о еще одной составляющей лучше сейчас не думать). — Итак, Ксавье, что случилось? — она не стала ходить кругами. — Ты о чем? — его глаза подозрительно забегали. — Не делай вид, что ничего не понимаешь, Торп. Ты выглядишь так, будто что-то натворил. Говори. — Недавно мы с Эвой разговаривали… — Он замялся. — И она сказала, что хочет, чтобы мы ей подарили братика или сестренку. — Ты ей объяснил, что вряд ли это возможно? И не только сейчас, а, скорее всего, никогда. — женщина не понимала в чем проблема. — Зачем ей это вообще нужно? — Она хочет, чтобы у нее был брат, которого она будет мучить. — хитро усмехнулся художник. — Как ты Пагсли. Но я думаю, что ей просто одиноко. — Она ходит в детский сад, общается с детьми наших друзей. Что ей еще не хватает? Мы в свою очередь делаем все возможное, чтобы провести время с ней больше. Даже няня у нас только сидит повременно, когда мы оба и наши родственники не можем с ней посидеть. Жаль, что Вещь серьезно занялся маникюром, теперь у него свой салон, пользующийся безумной популярностью. Он был хорошей няней, сидел со мной и Пагсли, когда мы были маленькими. И любит Эву, но теперь у него все меньше времени на то, что с ней сидеть. — Ну, для тебя у него всегда есть окно в его плотном графике. Это было верно. Еще в Неверморе Энид в своем блоге любила выставлять свой маникюр и ухоженные руки, хвастаясь, что пользуется услугами необычного члена рода Аддамс. Когда первый шок прошел, девушки из школы становились в очередь, чтобы воспользоваться его услугами и не желали отказываться, даже когда Уэнсдей закончила учебу. Так и зародилась идея открыть салон красоты, где Вещь и оказывал услуги. Конечно, сейчас он обслуживал только самых дорогих и любимых клиенток, другими занимались его помощницы, однако его салон красоты был один из самых элитных среди изгоев, туда даже ходили нормалки, которых привлекали либо хорошие услуги, либо экзотика. Вещь использовал все свое свободное время, чтобы провести его со своими любимыми родственниками, но этого было мало. Очевидно, Эва чувствовала одиночество, так как ее сверстники не понимали мировоззрение девочки, а те, кто мог понять, уже выросли и у них были другие заботы. Члены рода Аддамс забыли, как это быть детьми, мрачными, но беззаботными. Они не устраивали пакости, от которых другие либо убегали, либо получали сердечный приступ. Даже для Уэнсдей месть была редкостью, она больше пугала своим фирменным взглядом или завуалированными угрозами и чаще всего это помогало. — Так ты поговорил с Эвой о том, что брата, скорее всего, не будет? — Можно и так сказать… Понимаешь, она еще и нашла в нашей спальне ошейник, плеть и наручники… Как ты думаешь, какие выводы она сделала? — Что мама мучает папу? — Вы точно родственники. — вздохнул он. — Именно так. Я впоследствии пытался ей объяснить, что наручники и плеть тебе нужны для фиксации и устрашения несогласных с тобой, а ошейник, потому что мы хотели завести собаку, но не говорили ей, чтобы не испортить сюрприз. Она, конечно, не поверила. — Что ты ей сказал? — разозлилась женщина. — Ты же знаешь, как я отношусь к животным. Они будут притягивать и разносить по всему дому грязь, могут подхватить какую-нибудь заразу и передать нашей дочери. А переносчиками стольких заболеваний являются домашние животные. Ты читал статистику? — При правильном уходе все будет хорошо. Эва ответственная девочка, я думаю, она справится, и я буду этим заниматься. — Никогда. Я ни за что этого не позволю. И вообще, зачем нам собака, если у нас уже есть одна собака, которая только хвостом не виляет. — уголки ее губ слегка поднялись, а глаза хитро заблестели. — Помнишь, как там говорила Бьянка, что ты бегаешь за мной как щенок. Это же твой ошейник. — А еще этот ошейник надевает одна непокорная кошечка, которая уже давно просит, чтобы ее наказали. — его глаза потемнели от возбуждения. Проклятие! Отчет сегодня подождет. Торп поднялся и медленно начал приближаться к ней. Хорошо, что они закрыли кабинет, хотя Эва еще не вернулась из детского сада. Ошейника нет, однако он властным жестом расстегивает пояс и снимает его. Плохая девочка уже с нетерпением ждет своего наказания. Через несколько дней бастион падает и Аддамс все же соглашается иметь в своей квартире лохматый апокалипсис. Однако ухаживать за ним будут именно Эва и Ксавье, иначе она выбросит это несчастье за порог в тот же миг. Они соглашаются и вскоре отправляются в ближайший зоомагазин, взяв протестующую Уэнсдей с собой. На аргументы, что у нее есть более важные дела, ее родные ответили, что нового члена семьи нужно выбирать всем вместе. К тому же, это совпадало с их традицией хотя бы раз в неделю выходить на прогулку в полном составе семьи. Женщина свирепствовала, ее же оружие, планировку, использовали против нее. И теперь она вместе с мужем и дочерью стояла посреди шума и смотрела, как эти двое выбирали какое-то лохматое недоразумение. При чем Торп радовался едва ли не больше, чем Эва. Он смеялся и рассматривал каждого, причем консультировался с продавцом, готовым расхваливать и дворнягу, чтобы выгодно продать. Щенки понравились девочке, но никого из них она не выбрала. Говорила, что не испытывает никакого отзыва в душе. То же самое было и с котятами. Сначала Аддамс считала, что это все глупости, которые внушил ей отец, но потом вспомнила своего скорпиона Нерона. Его подарил ей дядя Фестер и Нерон сразу же занял место в ее черном сердце. До роковых событий он был ее лучшим другом. Удивительно, что именно представители семейства Торп смогли вызвать у нее давно забытые чувства. Ксавье так увлекся разговором с продавцом, что не заметил, как дочь отошла дальше и принялась рассматривать террариумы с различными экзотическими животными. Перед одним из них она задержалась гораздо дольше и пристально что-то рассматривала. В ее глазах появился блеск. Женщина, которая все это время стояла неподалеку и не вмешивалась в выбор, подошла к ней. Эва завороженно рассматривала большого коричнево-черного паука. — Мама, папа, я хочу его. — она указала пальчиком на тарантула. — Ты уверена, паучок? — нахмурился Ксавье, который тешил себя мыслью о милом щенке в качестве домашнего любимца, а не страшного птицееда. — Ты же сам называешь ее паучком за любовь к членистоногим. — победно улыбнулась Уэнсдей. — Почему же она не может выбрать тарантула в качестве домашнего животного? Удивительно было, если бы член рода Аддамс выбрал что-то пушистое. — Хорошо, ты победила. — вздохнул Торп. — Кажется, ваши гены ничем не перебить. Мы возьмем его. Вот так Эва стала владелицей самки птицееда, которую назвала Гекатой. Она практически самостоятельно ухаживала за своим новым любимцем, кормила, убирала, даже водила на прогулку, носила в специальном контейнере, время от времени выпуская под наблюдением. Художнику приходилось переступать через свой страх, чтобы помогать дочери. Провидица же делала это с удовольствием, забыв о своем обещании не вмешиваться, ведь маленькая Эва вместе с пауком напоминала ей себя саму вместе со своим скорпионом. Террариум с тарантулом находился у девочки в комнате, Эва могла часами наблюдать за Гекатой, что-то рассказывать, брала в руки и осторожно гладила. Птицеед спокойно относился к прихотям хозяйки даже ни разу ее не искусал, чего так боялся ее отец. Прохожие или пугались при виде девочки с большим пауком, или осторожно его рассматривали. Некоторые пытались насмехаться, особенно дети постарше, за что получали обещание, что когда у паучихи появится потомство, то Эва обязательно подарит их им, при чем это будет в неожиданное время и в неожиданном месте. После этого большинство умолкало. Однажды все же случилась беда. Был слегка прохладный осенний день, на улице капал маленький дождик. Уэнсдей вывела дочь на детскую площадку, чтобы та поигралась, заодно и выгуливала своего тарантула. Соседи уже привыкли к чудаковатой семье и их домашнему любимцу, которые не обращали на них внимание. Только самые смелые подходили к Эве и просили ту дать им подержать или хотя бы прикоснуться к Гекате. Писательница села на скамейку, позволявшую держать в поле зрения всю детскую площадку, и начала читать правки в телефоне к своему новому роману, которые выслал ей редактор. Две женщины, сидевшие неподалеку недовольно посмотрели на нее, но ничего не сказали. В доме не любили эту выскочку Аддамс, говорившую все, что та думала и не подбирающую слов. Вот ее муж, другое дело, всегда приветливый, с ним можно и поговорить, он всегда рад прийти на помощь. Симпатичный, но ни с кем даже не флиртует, хотя не удивительно с такой-то мегерой. Такая может и убить, если ей что-нибудь не понравится. Одна девушка с третьего этажа часто улыбалась каждое утро Торпу, пока это не увидела его жена. Больше девушку никто не видел. Сплетни об этой паре были разные. Одни говорили, что Ксавье женился на Уэнсдей по расчету или она вышла за него, чтобы прибрать к рукам его состояние, соблазнив тогда еще бедного парня, который не разглядел деспотического характера своей избранницы, а когда понял, то забеременела, угрожала забрать ребенка и не разрешать с ним видеться. Еще были варианты, в которых их обручили с малых лет их семьи, заключив специальный контракт, поэтому расстаться они не могут. Энид бы позавидовала их фантазиям, даже в ее статьях не было подобного бреда. В одном они сходились, художник не любил свою жену и страдал от нее. Никто не замечал ни счастливо-идиотских взглядов, которые бросал на нее муж, ни его искреннюю улыбку. Главный аргумент заключался в том, что они не обнимаются, не целуются на людях, даже за руки не держатся. Что это за пара? Позор. Аддамс было плевать на то, что думают другие. Она жила по своим правилам. Иногда ей хотелось вернуться в то время, когда она была одна и могла делать все, что захотела, не подстраиваясь под кого-то другого. Не сидеть над раздражающими ее документами, толкая Торпа, чтобы тот не уснул. Не терпеть этих слабоумных, которые или боятся ее до мокрых штанов, или смотрят свысока до тех пор, когда провидица начинает выполнять свои угрозы. Не выделять время для написания романа и проведения расследований. Ее раздумья прервала дочь, которая бегала по лужам, загрязняя свои коричневые ботиночки. Судя по выражению лица девочки, произошло нечто неприятное, причем не в хорошем смысле. Она не плакала, Эва вообще почти не демонстрировала этой слабости, еще одна хорошая черта характера, которую она унаследовала от матери. Оказалось, что девочка, как всегда, отпустила Гекату на траву и следила за ней. Но отвлеклась, и тарантул куда-то исчез. Эва пересмотрела все места поблизости, где мог бы спрятаться паук, но все напрасно. Она пошла к матери, чтобы та помогла ей найти любимца. Нехотя женщина оторвалась от телефона и пошла за дочерью, считая, что это не займет много времени. Однако даже ей не удалось найти Гекату. Ни детективные методы, ни паранормальные способности не помогли. Птицеед, словно сквозь землю провалился. Даже было обидно, но приближался вечер, и им нужно было возвращаться. Аддамс даже сочувствовала дочери, снова вспомнив Нерона. Ксавье, когда узнал про этот случай, после того как они вернулись, поддерживал девочку, пообещав, что Геката обязательно вернется. Через день после бесполезных поисков, утром, когда Эва проснулась, в террариуме, снова сидел паук. Художник радостно улыбался, сказав, что, когда девочка спала, Геката вернулась к хозяйке. Провидица нахмурилась, поняв, что это неправда. Очевидно, он просто купил схожего паука. Не успела она отвести мужа, чтобы высказать свое мнение по поводу этой ситуации, как Эва ее опередила. — Папа, почему ты обманываешь? Это не Геката. — она была взбешена. — Как не Геката? — он решил притворится дураком. — Этот паук меньше… И вообще, это самец. — не сдавалась их дочь. — Как ты это разглядела? — Ксавье попытался заглянуть тарантулу под живот. — Боже, Торп. — застонала Аддамс. — Не позорь себя. — Папа, ты говорил, что обманывать — плохо. Особенно своих родных. А сам хотел обмануть меня. С этими словами она отвернулась от отца, который не мог привести никакого аргумента в свою пользу. Только стоял и хлопал глазами. Уэнсдей дала ему знак, чтобы он вышел, а сама села рядом с Эвой, которая обняла ее в ответ и расплакалась. Теперь девочку угнетала не тоска по другу, а предательство родного отца, пусть тот и хотел как лучше. Сама женщина не знала, что делать в такой ситуации. С одной стороны, она понимала, что Ксавье хотел как лучше. А с другой Эва тоже была права. Гомес и Мортиша когда-то тоже скрыли от нее правду и ни к чему хорошему это не привело. Как и сам художник. Ложь чуть не стоила ему жизни. Нет, этой истории, их дочери лучше пока не знать. — Знаешь, когда-то я подозревала твоего отца в сериях убийств. Думала, что он монстр. У него тогда была нестабильная психическая связь с хайдом, твой отец видел его в своих снах и рисовал, чтобы успокоиться. Однажды картина вырвалась из-под контроля и ранила его. Я увидела эти царапины и прокралась в мастерскую, чтобы собрать улики. А когда он увидел, как я хожу поблизости, пришлось пригласить его на бал, чтобы скрыть истинную причину своего любопытства и подобраться поближе. — И ты пошла с ним на бал? — девочка оторвалась от матери и вытерла слезы. — Нет, в следующий раз он все же поймал меня с поличным, все понял и разозлился. Выгнал из своей мастерской. На бал мы ушли с другими партнёрами. А потом все дошло до того, что я усадила его в тюрьму, хотя он и был не виноват. — эти слова вызвали у нее небольшую ностальгию. — И папа тебя простил? — Позже я спасла ему жизнь и не раз. — Тот монстр, его посадили? — Монстра больше нет. Он уже никому не навредит. — А папа хоть когда-нибудь обманывал тебя? — Подобное тоже случалось. Знаешь, хоть я этого и не понимаю, иногда люди врут, чтобы защитить кого-то или сделать приятное. — То есть, папа сделал это потому, что не хотел, чтобы я скучала по Гекате? — Думаю, что именно так. Эва больше ничего не сказала. Провидица оставила дочь подумать и через некоторое время она все же простила отца. Сначала, конечно, помучила его демонстративным игнорированием и мрачным настроением. Кажется, она взяла от матери гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Недаром он называл ее паучком, Эва умела ловко плести интриги, несмотря на небольшой возраст. Эта вся комедия была еще и потому, что девочка хотела получить новый набор юного химика, который присмотрела в Интернете. Виноватый отец, на радостях, купил ей желаемое. Мать, для проформы проворчала, что он скоро разбалует дочь, но тайком гордилась этой шантажисткой. С таким мировоззрением она далеко уйдет по жизни. Нет, Эва не так безнадежна, как ее отец. А позже Геката все же нашлась. Ее нашли в подъезде, кажется, паук все же хотел вернуться к своему удобному террариуму. Рядом установили еще один для нового птицееда, купленного Ксавье. Его назвали Гелиосом. А когда девочка с хитрой улыбкой сказала, что теперь будет разводить пауков, Торп готов был застрелиться. Кровь рода Аддамс всегда будет давать о себе знать.