Откуда берутся дети

Сумерки медленно спускались за окном. Мужчина положил кисточку и посмотрел на готовую картину, откуда на него смотрели такие же, как и у него зеленые глаза на маленьком фарфоровом личике. На щеках виднелись милые ямочки, а припухшие губки растянулись в невинной улыбке. Маленькие ручки обнимали любимую игрушку-паучка. Идеал воплощен в реальность. А теперь еще и запечатлен на картине. Когда-то он даже представить не мог, что такое возможно. Их с Уэнсдей миниатюрная копия, воплотившая все лучшее, что у них есть. Внешне, в основном, похожая на свою мать, включая черные волосы и хрупкое телосложение. А вот характер более открыт, как и у отца, включая легкое чувство юмора. Да, готика и угрюмость семьи Аддамс в ней тоже чувствовалась, но не столько как у матери. Две его любимые девочки. И если бы у него поинтересовались, кого он любит больше, то Ксавье не задумываясь ответил бы, что обеих одинаково сильно. Для него не было кого-нибудь из них важнее. Они обе были для него всем, без каждой из них он больше не представлял себя. Неужели существовал мир, где они с Уэнсдей не были вместе, у них не родилась дочь? Нет, мужчина не мог в это поверить. А когда-то все это казалось просто нереальным. Особенно, с начала, когда они только что встретились в Неверморе. Аддамс была так прекрасна и так недостижима. Любовь и семья были чем-то с ней несовместимыми. Эпизод с Тайлером был как сбой в системе, влияние проклятых гормонов. Нет, только не Уэнсдей. Это не о ней. И все же подобное произошло. Что это было на самом деле: еще один уже конечный сбой, влияние момента или гормонов, магия, практически невозможное совпадение, зловещий рок или восхождение планет… Торпу удалось не только разбудить чувства у любимой, но и стать сначала ее парнем, потом мужем и отцом их дочери. Теперь эта девочка смотрела на него с нарисованного им же портрета. Оригинал сладко спал на диване, все еще обнимая плюшевого темно-фиолетового паука со смешной мордашкой. Подарил его Ксавье, игрушка так напомнила ему дочь, что он сразу же купил ее. Уэнсдей тогда пробормотала что-то об идиотском вкусе, как у Энид, но Эве он понравился, что стал ее любимцем. Мужчина посмотрел на часы. К счастью, ужин они не пропустили. Он так погрузился в работу, что не заметил, как прошло время. Благо, его жена еще не пришла, иначе Торп получил бы на орехи за то, что дочь пропустила занятия по музыке. Все равно, в отличие от матери, Эва не любила играть на музыкальных инструментах, хотя и имела хороший музыкальный слух. Ей больше нравилось рисовать. Кстати, о рисовании. Возле ее сонного тела лежали карандаши и альбом с готовым рисунком. Это еще не такие уверенные штрихи, как у него, но талант уже ощущается. Уэнсдей это раздражало и потом ей хотелось, чтобы дочь унаследовала от нее больше, но вспоминая свои отношения с матерью сдерживалась. В конце концов, у Эвы свой путь. Девочка, почувствовав, присутствие отца зашевелилась и проснулась, открыв свои большие зеленые глаза. В эти моменты она была похожа на маленького черного котенка, которого так и хотелось обнять и погладить. Тем более, что Эва была более тактильна, чем ее мать и с большей радостью принимала его знаки любви. — Я заснула? — она сонно зевнула, а Ксавье автоматически улыбнулся этому милому зрелищу. — Папа, ты уже закончил? — Только что. — Неплохо. — девочка посмотрела ему через плечо. — Только здесь я слишком счастлива, маме может не понравиться. — Маме понравится любое изображение с тобой, паучок. Она любит тебя, ты ее знаешь, просто ей трудно это показывать и выражать. — Я это знаю. — Пойдем, готовить ужин, а то скоро придет мама и будет недовольна тем, что мы с тобой здесь «напрасно теряем время». — перекривил он любимую. Эва рассмеялась. — Папа, скажи, а вы с мамой рады, что я у вас есть? — вдруг она стала серьезной. — О чем это ты? — нахмурился Торп. — Я слышала, что мама никогда не хотела иметь детей. — девочка выглядела сосредоточенной. К счастью, не грустной, просто она хотела добраться до сути. — Они с бабушкой это обсуждали, и я подслушала… Итак, я нежелательный ребенок… — Конечно, ты желанная. — он взял ее ручки в свои. — Да, твоей матери было нелегко привыкнуть к мысли, что у нее будет ребенок, так как когда-то она приняла решение, что останется одинокой и не заведет семью… Знаешь… — мужчина доверчиво посмотрел ей в глаза. — Именно я был у нее не запланирован. — Ксавье хихикнул. — И ко мне ей было труднее привыкнуть. — Правда? — удивленно расширились глаза Эвы. — Именно так и было. Знала бы ты каких усилий мне это стоило… — он тяжело вздохнул, вспомнив что-то свое, но после повеселел. — Как видишь, я достиг своего, и ты появилась на свет. — Тогда как насчет еще одного ребенка? — выражение лица у нее стало хитрым. — Что?!. — Если вы смирились с рождением одного ребенка, то не будете против еще одного… Я хочу братика… Ну, и против сестренки не буду… — Зачем? — мужчина был шокирован. — Конечно, чтобы мучить его, как мама дядю Пагсли. — у отца чуть не отвисла челюсть. Хотя это было в духе семьи Аддамс. — Только из-за этого? — поднял он бровь. — Не только. — надулась она. — Меня… не понимают… И не желают помогать… — …в твоих затеях? А как же Вещь? — о «подвигах» их дочери уже ходили легенды в детском саду. То челюсть прабабушки Аддамс подсунет в суп (которая чудесным образом съела всю кастрюлю, при чем буквально погрызла металл), то засунет в шкаф к воспитательнице скелет, испугавший ее чуть ли не до смерти, предварительно станцевав с ней танго, то подбросит в рюкзак к малолетним хулиганам пауков. И это еще не весь перечень. В большинстве случаев забавы девочки были не так жестоки и имели меньше вреда, чем у ее матери. Несмотря на это, Уэнсдей гордилась своей дочерью. — Он первый меня и сдаст маме. — Мама накажет тебя только тогда, когда ты попадешься. — фыркнул Торп. — А так она сделает тебе подсказки как сделать лучше… И все же я понял тебя. Нам следует с мамой обсудить эту ситуацию. — Она точно будет против. — надулась Эва. — А ты не можешь сделать так, чтобы мама забеременела без этого обсуждения? — Только не говори, что ты знаешь откуда берутся дети? — растерянно заморгал он глазами. — Тебе мама рассказала? Как-то рано. — Нет, она ничего не говорила. Но ведь я не идиотка. Особенно в наше время, когда есть столько передач по телевизору и доступно по Интернету. Люди, как паучки спариваются, только потом они не откладывают яйца, а носят ребенка в животе, откуда и появляется ребенок. — показала свою эрудицию девочка. — А тебе не говорили, что… — с загадочным блеском понизил голос до шептания Ксавье. — …после спаривания самка человека съедает своего партнера, как паучиха… И если я спарюсь с твоей мамой, то рискую быть съеден. — Но ведь у вас родилась я, а ты жив. — нахмурилась Эва. — Да у меня же ноги длинные, да и это было впервые, и она не ожидала от меня, что я убегу. Ну, и я не маленький, ей было тяжело меня сразу же проглотить. — А в следующий раз убежать не получится?.. — глядя на ее выражение лица он рассмеялся. — Так и знала, что ты издеваешься… — Извини, но ты такая милая… И так похожа на мать… — мужчина на мгновение обнял ее. — Не мог удержаться. А помучить ты можешь и меня. — Тебя уже мама мучает, не хочу ей мешать. Я слышала стон из спальни, а еще нашла у вас наручники, плеть и ошейник. — Нужно их спрятать. Хорошо, что хоть кое-что больше не отыскала и не услышала, а лучше не увидела. — пробормотал он под нос. — Хорошо, я сделаю все, что смогу. — пообещал Торп дочке вслух. — Хорошо. — расплылась она в милой улыбке и, взяв его за руку, направилась к кухне. Может быть, дело не в этом, а в одиночестве. Эва мало общается с изгоями, и они не всегда понимают философию семьи Аддамс. Ведь дочь они воспитывали как раз в духе рода матери. Ксавье очень быстро принял их ценности и мировоззрение, хотя и не полностью. Именно с ними он по-настоящему смог стать частью семьи. Нужно все же поговорить об этом с Уэнсдей. Не только еще об одном ребенке, хотя он и был бы не против. Но только если она этого захочет. А вот из ощущениям одиночества Эвы нужно что-то делать. Даже у якобы одинокой Уэнсдей был брат, а потом и друзья. Конечно, позже, однако, и Эва не копия своей матери. У нее свой путь, как и у них. Придет время, когда она найдет себя. Когда Уэнсдей пришла домой, то увидела не только готовый ужин, но и разгромленную кухню. Довольные муж и дочь были грязны, но улыбались так искренне, что не смогли не вызвать улыбку у нее, пусть это было почти незаметно. Но потом она снова натянула суровую маску и заставила их сначала убрать за собой, а после послала отмываться. Возможно, в этом и есть свое счастье, пусть не так, как женщина планировала.