Дурная наследственность
27 мая 2023 г. в 11:00
Карен радуется, когда Майк впервые говорит о новом друге из детского сада.
То, что сын не умеет и не хочет дружить, она понимает достаточно рано. В маленьком организме Майка таится упрямое понимание собственной значимости и обесценивание значимости других людей, ранжирование их на близких, не близких, интересных и неинтересных. Часть неинтересных — основная. Лицемерить Майк не умеет, сдерживать чувств, которых в избытке, не хочет. К тому же искренне не понимает, почему необходимо делиться игрушками, и не пытается уберечь окружающих от своего плохого настроения.
Друзья ему как будто и не нужны вовсе. У него есть просторный дом, надоедливая старшая сестра и мама, к которой он может обратиться в любой момент времени. По любому поводу. Ещё есть Лукас — соседский мальчик, с которым Майк иногда играет, но о котором вспоминает, когда очень скучно, к примеру.
В их семье Майк остается единственным живым человеком, одновременно искренним и громким. Эмоциональный диапазон Тэда ограничивается тремя позициями: недоумением, равнодушием и тем, что сам Тэд выражает словами или поступками «так не должно быть и не будет». Сама Карен с начала замужества переваривает обиды в пассивную агрессию в сторону мужа и постоянную работу над собственным внешним обликом. А Нэнси — тихая и послушная девочка, прячется в книгах и учебе, близко общается с единственной, но самой важной подружкой, Барб. Взрывной подростковый бунт у неё начинается позже, чем у других девочек,
Позже, чем у самой Карен в прошлом.
Изначально Майк не вписывается в их как-с-картинки-семью. Если ребёнок вообще обязан куда-то вписываться, а не просто жить и наслаждаться жизнью.
Появление у Майка нового друга Карен радует: друзья — это ведь прекрасно! Ему необходимо общаться с другими детьми.
Восторги Карен несколько уменьшаются, когда она узнает, что нового друга зовут Уильям Байерс, кратко — Уилл.
Она помнит хулигана Лонни Байерса, учившегося в школе на год старше.
Но в первую очередь она вспоминает, конечно, Джойс, вышедшую за него замуж сразу после выпускного. Поговаривали, что Джойс залетела и скоро родится ребёнок. Этого не случилось, ребёнок родился гораздо позже, а ещё через несколько лет, родился и второй, Уилл. Ровесник Майка. Его новый друг.
Уилл похож на мать. Карен не может отвести от него взгляда, когда видит в первый раз. Огромные глаза, по-взрослому серьёзные, смотрят с ожиданием. Мальчик вежливо здоровается, когда Майк, вертящийся вокруг, засыпает их обоих информацией о прошедшем в саду очередном дне и о том, как он рад, что друг познакомился с мамой. Майк ведёт себя как обычно — единственный из них троих, пожалуй.
Уилл кивает тому, что говорит Майк, но сам, кажется, не перестаёт изучать Карен, пока она смотрит на Уилла и не может подобрать подходящих слов; а жаль, ей лучше бы поздороваться в ответ и попытаться увести Майка подальше.
Но, конечно, Майк, упрямый и упивающийся моментом знакомства двух самых близких своих людей, не позволил бы ей сделать этого в любом случае.
В тот день Карен, впервые за долгое время, сталкивается с Джойс.
Она помнит её другой. Гораздо моложе. С огромными глазами, в которых безуминка сочеталась с озорством и вызовом. В младшем сыне Джойс нет ни озорства, ни вызова, пусть они и похожи друг на друга.
Она остаётся хрупкой женщиной, утратившей понимание собственной безграничной свободы и вседозволенности; всё это сменилось тревожностью. Как она ищет среди детей и взрослых сына! Кусает губы, пока не находит его рядом с Майком, тот уже чуть ли не подпрыгивает, привлекая её внимание (Майк познакомился с Джойс ещё утром, когда та, опаздывая, привезла Уилла к самому началу дня).
— Привет, — здоровается Карен.
Джойс не выглядит смущённой или испуганной, или растерянной неожиданной встречей. Должно быть, Уилл вчера тоже долго рассказывал о новом друге. Должно быть, она, как и Карен, многое пережила за прошедшую ночь и успела прийти в себя.
Карен пытается отстраниться от прошлого, связывающего их, и сосредотачивается на Майке, бьющем все рекорды оживлённости, на Уилле, по-прежнему вежливо улыбающемуся и стоящему теперь ближе к Майку и к Джойс, чем к Карен, которую ещё не знает.
Обычно Карен располагает к себе и детей, и взрослых, но Уилл не поддаётся её обаянию сразу. Сама Карен пытается одновременно поддерживать светскую беседу, легко одергивать сверх возбужденного Майка и изучать стоящую так близко — и одновременно так далеко — Джойс.
Конечно, она изменилась с их последней встречи. Прошло слишком много времени, они не остались прежними. Карен не знает, как выглядит в глазах Джойс, хотя уверена, что ежедневный уход, расходы на лучшую косметику и процедуры идут ей на пользу, позволяя сохранить молодость как можно дольше.
Не похоже, будто Джойс интересуется подобными вещами; как и раньше, она предпочитает удобную одежду и обувь и редко использует декоративную косметику. У неё уже есть первые морщинки, делающие её не старой, а ещё более хрупкой.
Карен отводит взгляд. Не то, чтобы она не хотела встретиться со школьной… подругой. Просто это всё ещё тяжело. Как столкновение с прошлым, от которого бежишь, выбиваясь из сил, а оно всё равно выглядывает из-за угла, потому что даже не пыталось тебя нагнать — просто терпеливо ждало (не) подходящего момента.
Это нормально.
Или Карен делает вид, что нормально.
У Джойс получается выглядеть так, будто это нормально.
Майк днями напролет рассказывает, как ему легко общаться с Уиллом, какой тот весёлый, когда рядом знакомые люди, как он круто рисует, какой у него классный старший брат, не то, что глупая сестра! Брат Уилла слушает громкую взрослую музыку и уже умеет водить машину, хотя ему запрещено садиться за руль.
Карен знает, что Джонатан примерно одного возраста с Нэнси. Она много знает о Байерсах, хотя не так, чтобы пыталась оставаться в курсе их жизней. Просто так получается: маленький город, слухи, знакомые, которые много рассказывают, сплетничают и злословят о бывших одноклассниках, хочет того Карен или нет.
Лонни ей не нравился в школе. Клише на плохого крутого парня: катается на мотоцикле, нарушает правила, прогуливает уроки и играет в стихийно собранной музыкальной группе. Вокруг Лонни крутилось много падких на харизму негодяя девчонок, когда он, в конце концов, выбрал Джойс — девочку из состоятельной семьи, которая плевать хотела на правила, или, по крайней мере, искала того, с кем делать это станет легче.
Карен догадывалась, что Джойс прибилась к Лонни не из-за плохой ауры. Не позволяла себе думать на этот счёт слишком долго. Но ей и самой хотелось в то время совершить что-то безумно глупое, лишь бы забыться. Ненадолго. С кем угодно.
Вместо необдуманных поступков, романов, запоев и тусовок в неподходящих компаниях, наверняка сопряженных с опасностями — например, залететь, — Карен предпочла сосредоточиться на учебе, лелея возможность поступить однажды в самый крутой колледж, стать классным специалистом и повернуть жизнь туда, куда очень хотелось — в сторону никем неограниченной свободы.
Этого запала хватило ненадолго. Она всё ещё жила в своей семье и чётко следовала установленным правилам. Успехи в учёбе и рвения к знаниям родители ценили, конечно, но самореализация дочери никогда не являлась главным блюдом, а так, приятным десертом. Тэд Уилер, которого они присмотрели Карен в мужья уже тогда, мог позволить содержать не только красивую, но и умную жену.
Карен и стала такой женой, в которой он нуждался. Жена-конфетка, с которой можно появляться на светских вечерах, которая прекрасно справляется с огромным домом и может поддержать любой разговор. У них родилось два ребёнка, на которых Карен полностью сосредоточилась, пытаясь восполнить пробелы, которые могла: в сутках по-прежнему оставалось двадцать четыре часа и их на что-то нужно было тратить.
На прекрасную дочку. На капризного громкого сына.
Они помогали убегать от самокопаний и сожалений об альтернативном желанном, но слишком противоречивом будущем. Карен любила всем сердцем детей, пусть и рожденных от человека, с которым у неё не нашлось практически ничего общего за долгие годы совместной жизни.
Но ведь их появление стоило всего, чем пришлось пожертвовать, правда?..
А потом случается эта неожиданная встреча в детском саду.
Карен не хочет, но возвращается мысленно к вопросам, на которые ответила давным-давно.
Майк не замолкает дома, говоря о друге. Байерс это, Байерс то. А вот рисунок, который он нарисовал специально для Майка, а вот история, которую он рассказал, а вот у Уилла есть крутая игрушка.
Потом Уилл начинает приходить к ним после детского сада. Джойс много работает, в доме Байерсов напряжённая атмосфера — брак Джойс и Лонни на полпути к разводу. Об этом Карен сначала догадывается по поведению Уилла, по тому, как неохотно он рассказывает об отце, как редко приглашает домой Майка, если там Лонни… Позже Джойс подтверждает, что она уже подала документы на развод.
Карен рада, что может помочь подруге хотя бы с присмотром за сыном. Не так, чтобы у неё много вариантов для помощи, но ей нравится оставаться нужной, хотя это и выглядит странно в ретроспективе их с Джойс общего прошлого.
Впрочем, никто из них не вспоминает это прошлое, так? Значит, его как будто не существует, и они могут оставаться хорошими подругами, выручающими друг друга, правильно?
Тэд проходится-таки по разводу. Он не понимает, что вынудило Джойс так рано выйти за Лонни в прошлом, как и не понимает, почему она вдруг подала на развод. Брак, по его мнению, остаётся чем-то священным, на него нельзя покушаться, нельзя разрушать основы общества, а Джойс, поддавшись желанию, которое Тэд не хочет, да и не может понять, стремится всё это разрушить.
— Два ребёнка, которые будут расти в неполной семье, — возмущается он, когда Уилл уходит вместе с Джойс, становящейся от стресса прозрачной, — какой безответственный поступок!
Первое время Карен спорит с мужем, доказывает, что Лонни — не тот отец, об уходе которого нужно жалеть. Потом перестаёт. Разница в возрасте между нею и Тэдом близка к разнице между поколениями; они не понимают друг друга и в более простых вопросах. К счастью, Тэд не делает ничего, чтобы помешать общению детей, это может считаться компромиссом. Майк ворчание отца большей частью игнорирует, полностью погруженный в новые интересные события и общение с лучшим человеком в жизни — Уиллом.
Позже, когда друзья Майка собираются в Партию, Карен не может нарадоваться: сын по-настоящему счастлив.
Игра, которой ребята теперь живут, не внушает опасений, на первых порах она активно помогает Майку в создании кампаний. Это напоминает написание приключенческих романов и будоражит фантазию. Сын, конечно, вскоре закрывается, предпочитая всё делать самостоятельно. Ему важно иметь что-то своё. Он по-прежнему неохотно делится игрушками, устраивает скандалы каждый раз, когда Карен заставляет избавляться от старого хлама для благотворительных целей.
Немного пугает то, что и Уиллом Майк не намерен делиться.
Он не относится к Уиллу, как к вещи, разумеется, но новый этап его взросления связан с потребностью знать, что Уилл предпочитает именно Майка другим ребятам. Возможно, это из-за новой беременности Карен. Она сообщает об ожидаемом пополнении, когда сама приходит в чувство; новость неожиданная и не сказать, чтобы радостная. Карен недоумевает, как после Майка, с начала беременности бывшего её личной катастрофой и со временем нисколько не изменившегося, решится-таки на третьего ребёнка, незапланированного и неожиданного. К счастью, наверное, рядом Тэд, с его безэмоциональным «хорошо, пусть будет».
Конечно, после появления Холли всё меняется. Карен не представляет себя без этого маленького, так нуждающегося в ней существа. К тому же, Холли, в отличие от Майка, с рождения оказывается чрезмерно спокойной, и это тоже вызывает нехорошие предчувствия, которые, к счастью, не подтверждаются, сколько Карен не таскает дочку по врачам.
Майк легко восполняет недостаток громкости Холли.
Ну, то есть, сначала он очень хочет помочь. Его интересует крошечная девочка, красная, завёрнутая в пелёнки, смотрящая на него с серьёзностью и молчаливым ожиданием. Он в восторге от крохотных пальчиков, которые, вцепившись во что-либо, не собираются выпускать. Холли, наверное, кажется ему чем-то вроде научного проекта; он прикладывает усилия, чтобы понять, как она функционирует и почему она такая, какая есть.
К сожалению, уставшей Карен это мешает.
Тысячи вопросов, тысячи вариантов развития событий, Майк не сбавляет громкости, не понимает, что Холли хрупкая, на ней нельзя ставить эксперименты, которые Карен, испуганная воодушевлением сына, а затем последующей замкнутостью, скорее всего, придумывает после очередной бессонной ночи. Бессонной не потому, что Холли просыпается и плачет каждый час, а потому, что сама Карен лежит в темноте спальни без сна, прислушиваясь: дышит ли крошка? Майку хочется таскать, кормить и мыть Холли, и, сколько Карен не уговаривает, что сестра — не кукла, Майк видит разницу, но поведения не меняет. И пугает тем самым Карен ещё больше.
Возможно, Карен пару раз на нём срывается, ставит в пример Нэнси. Та не так, чтобы рада ещё одному ребенку, но действительно помогает, не проявляя к помощи какого-то значительного стремления, просто выполняя в точности данные мамой инструкции.
Возможно, именно после этих срывов Майк, их не заслуживший, и переключает внимание и потребность в покровительстве на Уилла.
Возможно, он делал так и раньше, но теперь весь запас энергии тратит на Уилла.
Не сказать, чтобы Уилл сопротивляется или показывает, что ему неприятно подобное отношение. Младший Байерс остается тихим, расслабляется только среди близких. Он не так, чтобы сильно переживает развод родителей, но отчего-то остаётся уверенным, что причина, по которой родители разошлись — в нём. Возможно, Уилл нуждается в ком-то, кто проявлял бы к нему много участия.
Нуждается в Майке так сильно, как и Майк нуждается в нём.
Вряд ли запущенный так давно процесс можно обратить вспять спустя много лет; но только об этом и мечтает Карен, когда Уилл исчезает ночью.
Пропажа ребёнка в городе, в котором ничего не случается, потрясает её. Но на Майке отражается самым страшным образом. Карен не знает, с чем сравнить его состояние: с разбитым сердцем? С утратой близкого человека? Уилл — не его брат, а лучший друг, но Карен всегда различала, насколько дружба Майка с Уиллом отличается от дружбы Майка с Дастином или Лукасом.
Иногда ей становится страшно.
Иногда Майк в своих порывах напоминает ей себя постарше. Она пытается отличать наивные, в общем-то, детские желания Майка от собственных, уже взрослых, собственнических и, может, не совсем здоровых.
Тэд возмущается тем, что Майк не отлипает от Уилла. Ни в прямом, ни в переносном смысле.
— Ну сколько мальчикам можно так часто тискать друг друга?
Карен, до вопроса мужа не воспринимающая тактильность Майка с другом как нечто неправильное, начинает замечать, что они действительно много времени проводят, обнявшись или взявшись за руки. Они ещё дети, она понимает. Но в их сторону уже звучат безобидные (пока ещё) шутки от друзей и замечания кого-то вроде Тэда.
— Но почему я не могу обнимать Уилла? — возмущается Майк, когда Карен находит в себе смелость поговорить об этом.
Ответа на прямой вопрос у Карен нет и она, смущаясь, говорит что-то о девчонках, что девчонок обнимать и тискать вполне допустимо, но, когда мальчик так ведёт себя по отношению к другому мальчику, это воспринимается неправильно.
— Но Уилл — мальчик! И мне всё равно хочется его обнимать. Почему это кажется кому-то неправильным?! Почему тебе вообще есть до этого дела? Уилл — мой лучший друг, он не против, если я обнимаю его или держу за руку.
И всё же Майк замечает, что на них с Уиллом смотрят иначе.
Карен не знает, что Уилла и раньше называли нехорошими словами — сын не спрашивал их значения, но после неудачной попытки поговорить с трудом примиряется с новой реальностью и привыкает к тому, не может обнимать Уилла каждый раз, когда хочет. При том, что он не кажется любителем прикосновений, когда дело касается других друзей, и даже Карен. Внушенные отцом и чужими голосами, звучащими из телевизора, например, мысли, что обниматься мальчикам позволено только с девчонками, на него, очевидно, давят. В какой-то момент Майк отказывается от объятий в принципе, и глубину его горя Карен понимает, когда он позволяет себя обнять, узнав, что тело Уилла выловили из озера Влюбленных.
Карен уговаривает себя, что это — дружба. Уилл — лучший друг Майка, самый маленький, самый беззащитный из Партии, на Уилла Майк проецирует заботу, на которую способен, поэтому он так раздавлен внезапным исчезновением.
Это не работает.
Майк раздавлен, не находит себе места, вечерами сидит, запершись в подвале, и Карен не знает, как ему помочь, но очень боится предстоящих похорон, на которых наверняка градус его тревоги станет невыносимым.
Карен удивлена, когда этого не происходит. Майк собран и довольно дружелюбен, общается с ребятами, увлекает школьного учителя в какой-то разговор с демонстрацией салфеток. Майк как будто забывает, для чего они здесь собрались; он даже не плачет.
Но и Джойс не выглядит так, будто хоронит младшего сына. Провожает гроб пустым взглядом и кажется скорее злой, чем расстроенной. Рядом с нею держатся внушительный шериф и старший сын. Карен боится подойти ближе. Она не выдерживает однажды, после исчезновения Уилла, приходит к ней вместе с Холли, пугается странного поведения Джойс. Вероятно, та ведёт себя так, потому что не верит в смерть сына; вероятно, так она может пережить горе — утратив собственный разум.
Карен хочет быть рядом. Но она не позволяет себе думать об этом.
Между ними далёкое, кажущееся придуманным, общее прошлое, с прикосновениями украдкой, общими сигаретами, пьяными поцелуями, оставляющими на губах смазанный вкус чужого блеска для губ, ощущения чужой горячей кожи под подушечками пальцев, а затем — водоворот отстранённости и взаимных упреков.
Карен не хочет вспоминать. Не сейчас. Никогда.
Но до сих пор ощущает что-то неправильное, что-то сводящее с ума и полностью оторванное от жизни. Оно приходит во снах, от которых Карен просыпается потная и влажная, с острым чувством неудовлетворенности и стыда; и ей бы тянуться к спящему рядом мужу, как она делала в первые годы брака, пытаясь закрыть потребности любить и быть любимой.
Она уже знает, что жалкое замещение физического контакта с Тэдом после оставляет её более разбитой, заставляет мучиться досадой и продолжать в красках представлять, как бы это было с Джойс, маленькой, темноглазой, склонной к экспериментам и опасности, побуждающей Карен на глупые поступки, делающие жизнь лучше.
Карен надеется, что её глупая влюбленность в прошлом. Что разрушающее её столько лет желание кануло навсегда, надёжно замурованное отказами и отречениями от Джойс; та, конечно, не простила, переключилась на Лонни, пустив жизнь под откос, увязнув в несчастном браке и столкнувшись с Карен уже из-за их дружащих детей.
Через детей, которые так болезненно близки.
Через детей, которые дружат горячо и требовательно, травмируя матерей тем, что могут дружить.
Что им достаточно и дружбы.
Ведь достаточно, правда?..
Когда Уилл возвращается из мёртвых, Карен потерянно молчит. Она рада, что он жив, конечно же. Она уверена, что Джойс что-то знала ещё до похорон. Знала, когда не плакала, наблюдая, как гроб закидывают землей. Знала уже в тот момент, когда весь город считал её сумасшедшей.
Не то, чтобы Карен разделяла эти подозрения. Ей страшно делать какие-то выводы относительно чужого душевного и психологического состояния.
Особенно состояния Джойс.
Новый виток внутренних проблем Карен связан со странным поведением тихой Нэнси. Старшая дочь скрывает своего первого парня, например. Злится, хлопает дверью, отказывается разговаривать с мамой, появляется дома поздно ночью. Нэнси мучительно переживает пропажу подруги, Барб. Но продолжает молчать. Взрослеет резко, заводит во взгляде жуткую решительность. Нэнси ничего не объясняет, ничего не рассказывает. Карен позволяет ей справляться самой, надеясь, что дочь сможет обратиться к ней, если появится необходимость.
С парнем, красивым, высоким Стивом Харрингтоном Нэнси знакомит их с Тэдом незадолго до Рождества. Праздник они встречают вместе. У Стива получается очаровать и Карен, и Тэда. Он из обеспеченной семьи и кажется до уши влюбленным в Нэнси. Он смущается устроенным праздничным ужином, будто семейные мероприятия для него — нечто неожиданное и незнакомое.
Карен нравится Стив.
Карен не нравится Нэнси, которая, вместо того, чтобы быть полностью объятой первой влюблённостью, ведёт себя странно. Она смотрит на Стива. Ей нравится Стив. Но за этим «нравится» как будто нет огня. Нет искренности. Нэнси выглядит так, как выглядела Карен, примеряя на себя потенциальную роль миссис Уилер — вроде и по размеру, но приходится втискиваться по всем параметрам и после поддерживать первоначальную иллюзию идеального совпадения.
Но Нэнси пока ещё пытается.
Неладное Карен чувствует на Рождество. Партия устраивает шумную многочасовую кампанию в подвале. Поздно вечером за Уиллом приезжает Джонатан.
Старший сын Джойс. Не тот, из-за которого она вышла замуж за Лонни, но тот, который родился первым. В Джонатане мало что от Джойс, видимо, пошёл в отца, но не характером. Более мягкий, более искренний. Как он смотрит на брата! Карен и прежде замечала эти взгляды, когда Джонатан, повзрослев, стал забирать Уилла. Странно, что Нэнси не сталкивалась с ним. Странно, что Нэнси не слышала, как Майк рассказывает о Джонатане, захлёбываясь от восторга — Джонатан слушает классную музыку, иногда проводит с ребятами время и позволяет Уиллу задерживаться у друзей, но не мешая режиму дня или воспитанию Джойс.
Выходит, Джонатан заменяет Уиллу отца, умудряясь сохранить при этом близость, построенную не на иерархии. Отношения Нэнси и Майка скорее считаются отстранёнными и враждебными, замешанными на дележке территорий, внимания родителей, ссорах из-за денег, еды или чего угодно другого. Тихая Нэнси легко выходит из себя, Майк не пытается быть тихим; оба срываются на крик и взаимные упрёки.
Карен не знает, как у Джойс получилось воспитать хороших сыновей в обстановке гораздо более далекой от идиллической, чем у них с Тэдом.
Можно предполагать, что братьев Байерс объединяет наличие общего врага, но после развода Лонни исчезает, а маленькая сплочённая семья не разваливается, Джонатан устраивается на работу, продолжает помогать с Уиллом, а тот не доставляет неприятностей, хотя Джойс, с её повышенной тревожностью, усиливающейся после исчезновения и, главное, возвращения Уилла после недельного отсутствия, всё равно переживает и пытается установить тотальный контроль.
Карен обращает внимание, как у Нэнси блестят глаза после короткого разговора с Джонатаном и вручения какого-то дорогостоящего подарка. Нэнси вряд ли успела бы отложить такую сумму, да ещё на подарок брату друга Майка. Наверняка в подарке участвовал и Стив, и тогда уж совсем непонятно, почему сам Стив во вручении никакого участия не принимает.
Вернувшись, Нэнси устраивается рядом со своим парнем.
Красивая, цепляющая пара — на фоне Стива с его высоко уложенными волосами дочка выглядит хрупкой, но глаза остаются печальными.
Мыслями Нэнси где угодно, но не в родительском доме.
Не рядом с человеком, в которого влюблена.
Тогда-то Карен в первый раз царапает неправильность происходящего.
Мысль о том, что её собственное не воплощённое полностью в жизнь желание относительно Джойс могло перекинуться на детей, на Нэнси, угнетает, а не радует. Это надругательство над чужой волей, будто она навлекла на дочку собственное проклятие…
Впрочем, это же не так, чтобы страшно, правда? Джонатан — хороший парень, да и Карен может заблуждаться на счёт их потенциального романа; что-то, больше похожее на фантастические предположения, основанные на паре косых взглядов и догадках. Это могут и не быть настоящие чувства, тем более, что Нэнси остаётся в отношениях со Стивом, а Джонатан — просто брат друга Майка.
Вроде бы ничего не меняется.
Пока Майк не переезжает на пару дней в дом Байерсов. Уиллу необходима его помощь. Как Карен не пытается выяснить, что именно происходит, Майк несёт какую-то чушь.
Он и раньше лгал, для него это в порядке вещей. Правило «друзья не лгут» распространяется на друзей; родители находятся по другую сторону, исключённые из круга доверенных близких людей, с чувствами которых Майк хоть немного церемонится.
Но и Джойс молчит.
С Уиллом точно что-то происходит, но в коротких разговорах по телефону она уверяет, что скоро всё будет в порядке и Майк вернётся. Вряд ли Джойс хочет, чтобы Майк проводил всё свободное время рядом с Уиллом, но она не пытается его выгнать, подозревая, как и Карен, что это бесполезно. Решивший что-либо Майк не подчинился бы, нашёл возможность пролезть в доме через окно, а дома устраивал бы истерики. Ни Карен, ни Джойс этого не хотят.
Они уже проходили что-то подобное в самом начале дружбы своих детей.
Дружбы.
Ведь это оставалось дружбой, так?
Они уже проходили что-то подобное друг с другом. И это дружбой точно не являлось.
Джойс, старше на год, прикрывалась тем, что помогает Карен со сложным проектом, чтобы проводить время вместе за закрытыми дверьми спальни. Никакого проекта не было.
Иногда Джойс умудрялась проскальзывать к Карен по ночам, и в темноте они, пытаясь не выдавать друг друга, пили принесённый алкоголь, целовались, касались: сперва будто в шутку, случайно, затем экспериментируя, тренируясь, распаляясь всё больше и больше, углубляясь в изучение того, чего не проходили в старших классах, с трудом сдерживаясь, чтобы сохранять тишину…
Карен всё чаще думает, что её грязные желания передались детям.
Как дурная наследственность, как проклятие, которого она не хотела.
Она могла остановить неправильность происходящего в прошлом. Наверное. Сейчас всё выходит из-под контроля.
Нэнси начинает встречаться с Джонатаном.
Грустный Стив, не избавившийся от чувств, продолжает к ним ходить, и Карен находит ситуацию странной для троих. Она подозревает, что есть что-то ещё, какая-то тайна, в которую её вряд ли посвятят. Она может надеяться, что когда-нибудь всё устаканится и она перестанет думать, что в чём-то виновата; в чём-то большем, чем просто несчастливый брак, в котором растит своих детей.
Удивляет и то, что те, прежде не разговаривающие друг с другом иначе как во время ссор, начинают общаться в большой компании, которая помимо Партии с течением времени объединяет и других. Рыжую девочку с острым языком, которая не нравится Майку, например.
Зато у Майка появляется другая девочка, с которой он встречается тайком и часто говорит по телефону. Карен, не получающая никакой информации о жизни детей от самих детей, идёт на крайние меры и иногда подслушивает урывками их беседы.
Её дети растут, она отдаёт себе в этом отчет. Нэнси порой не ночует дома. Устраивается в местную редакцию, где фотографом подрабатывает и Джонатан. Майк всё меньше времени проводит с Партией, а всё больше — с девочкой, которая живёт где-то в лесу.
И, хотя он не выглядит расслабленным или счастливым, он меньше ворчит и злится. Уилл меньше проводит времени у Уилеров, и Карен немного скучает по прошлым денькам, хотя и понимает, что всё к лучшему. Понимает, что немного заблуждалась относительно того, за чем наблюдала в течение долгого периода взросления сына.
Пытается поверить, что ошиблась тогда, а сейчас — права.
К тому же, у Карен есть и своя собственная жизнь. Не такая, конечно, как ей бы хотелось, но…
Она делает всё, чтобы выглядеть с каждым годом лучше. Ходит в бассейн летом, где постоянно сталкивается с Билли Харгроувом. Ей точно есть, о чём подумать, кроме мистической связи между нею и Джойс, передавшейся их детям по наследству.
В жизни Джойс тоже что-то происходит.
Карен видит, что в парк аттракционов та приходит с Хоппером. И пусть они выглядят не совсем как влюбленная пара на романтическом свидании, они держатся за руки, спешат и, кажется, понимают друг друга без слов.
Смотреть на них тяжело, но правильно. Джойс не помешают счастливые отношения после ужасов, которые она пережила в последние годы, так? Она выглядит рядом с Хоппером еще более хрупкой, но цепляется за его руку, как за нечто само собой разумеющееся. Она заслужила кого-то вроде уверенного шерифа, способного позволить ей побыть слабой и запутавшейся.
Карен старается не представлять их вдвоем наедине…
На фоне наблюдений и собственных мыслей страшнее оказывается трагедия в торговом центре.
На похоронах Джима Джойс выглядит не такой собранной, как на похоронах сына несколько лет назад. Время делает её уязвимее, морщинками раскрашивает лицо, и глаза становятся глубже, как бездна, из которой не выбраться тому, кто в неё однажды попал.
Когда Нэнси впервые говорит, что Джойс собирается уехать из Хоукинса, сердце Карен сбивается с привычного ритма.
Это не должно удивлять: Джойс всегда мечтала уехать. Сбежать. Раствориться на просторах бескрайней Америки, заниматься случайными подработками, перемещаться автостопом, становиться свободнее, чувствовать острее крылья за собственной спиной.
Теперь она сбегает вовсе не для того, чтобы стать свободнее, а потому, что боль потери невыносима, от неё как будто можно сбежать. Джойс, конечно, в этом заблуждается. Никто не решается сказать ей правды.
Сообщая эту новость — семья Байерсов и Джейн Хоппер, девушка Майка, вот-вот переедут, — Нэнси выглядит так, будто у неё вырывают кусок сердца. Вряд ли Карен выглядит лучше; к счастью, никто не замечает её подавленного состояния — они ведь ничего не знают, как они могут заметить хоть что-то?
Карен находит в себе силы подойти к Джойс.
Может, это плохая идея.
Может, Карен надеется, что идея будет плохой.
Особенно, когда берёт с собой бутылку вина и настраивает Холли на вечер с мультиками и пиццей в компании отца. Тэд любит проводить время с Холли; тихая девочка с удовольствием засыпает на его коленях перед телевизором.
Ни Майка, ни Нэнси, дома нет.
В доме Байерсов Джойс тоже остаётся в одиночестве. Сложно сказать, радуется ли она компании Карен, но в дом, уже наполовину пустой, пускает, не выглядя раздражённой внезапным вторжением.
Давным-давно они счастливо проводили время друг с другом, тайком, закрывшись в спальне, стараясь не производить много шума, куря в открытое окно, делая маленькие глотки из раздобытой с такими усилиями бутылки чего-нибудь алкогольного, чтобы после сцеловывать вкус алкоголя и блеска для губ, смеясь, признаваясь друг другу в глупостях, делясь смешными мечтами…
Прошло слишком много лет. Сегодняшний вечер не напоминает те времена.
Карен зря собирает сотни мелких отличий, зря вспоминает о том, что связывало их прежде, о близости, ощущающейся гремящими цепями и канатами.
Сегодня Джойс курит прямо на кухне, спросив, конечно, разрешения у Карен. Та недолюбливает сигаретный дым и никому не позволяет курить на собственной кухне, но не возражает, даже угощается предложенной сигаретой. Дороже и качественнее тех, что остались в прошлом. Бутылка вина, которую она приносит, не коллекционная, но стоит, по меньшей мере, как пять бутылок из прошлого и на вкус ощущается амброзией, хотя и подозрительно горчит… Видимо, без чужого блеска для губ вино в компании Джойс не то.
Предложить Джойс поцелуи в качестве поддержки после похорон Хоппера, Карен не решается, хотя прокручивает эту мысль весь вечер, без остановки, пока они пьют, курят и говорят.
Что-то ей подсказывает, что Джойс согласится.
С другой стороны, Джойс не выглядит так, будто сожалеет об упущенных возможностях так, как сама Карен. Ну, или по её лицу невозможно понять.
Джойс смеётся, искренне и открыто, как прежде, сильно отклоняясь назад, запрокидывая голову, волосы соскальзывают, обнажают нежную кожу шеи. От смеха Джойс у Карен тепло вибрирует низ живота. Как давно она не слышала этот смех? Как давно не чувствовала этого?
Вспоминают о безопасном: о самом начале знакомства, об одноклассниках, о забавных историях из прошлого, о недавних встречах. О Хоппере Джойс отзывается с теплотой и слезами, но вспоминает и о Бобе, которого похоронила годом раньше. Карен не удерживается, сжимает руку подруги пальцами.
А после забывает убрать.
От прикосновения по телу распространяется тепло.
Нет, самая настоящая лава.
Карен делает короткие глотки из большого бокала и мечтает, чтобы её самые опасные предположения сбылись.
— Это странно, — вдруг замечает Джойс, убирая руку, чтобы долить вина, а после задумчиво скользя пальцами по ножке бокала. — Говорить с тобой по-дружески. После прошлого, что между нами… То есть, было ведь и хорошее, правда? Даже больше хорошего, чем плохого, хотя после плохого я натворила столько глупостей… Я ведь ненавидела тебя. Я вышла замуж так рано тебе назло. Такая наивная и глупая, аж самой смешно… И вот, теперь, когда наши дети близко общаются, даже встречаются… иногда я думаю, что их тянет друг к другу из-за нас, представляешь?
Алкоголь действует на Джойс сильнее, чем на Карен. Возможно, она пьёт на голодный желудок, а закусывает только сигаретами. Возможно, это из-за концентрации горя в её миниатюрном организме.
От каждого нового слова внутри у Карен все леденеет и умирает.
Джойс говорит так, как будто давно пережила это. С трудом, с горем, через боль, неприятие и сопротивление, но оттолкнулась от дна собственного отчаяния, в то время как Карен, кажется, даже не погружалась близко к принятию: всё прекрасное, которое могло произойти, в прошлом.
У неё нет второго шанса.
Джойс не оставляет ни единого шанса. Не потому, что злится. Не потому, что хочет причинить злость.
В прошлом Джойс первой начала говорить о будущем, строить планы. Мечтала, что они уедут вдвоём куда-нибудь далеко, поступят в колледж, получат образование. Им необязательно говорить о своих отношениях всему миру, им, как женщинам, которые могут близко дружить, в этом плане проще. Они могут называться подругами, сёстрами, чтобы останавливаться в гостиничных номерах, держаться за руки на людях. А потом, кто знает, может, мир изменится, перестанет тонуть в темноте рамок и правил…
Уже тогда Карен не развивала её фантазии. Представлять то, что Джойс рисует в воображении, ей нравилось. Это забавляло, льстило и заводило. Но Карен не верила ни одному слову. И очень удивилась, узнав, что Джойс не лгала, а действительно планировала их совместное будущее.
Что Джойс на самом деле не считала это взаимное влечение грязным, неправильным.
Карен не была готова. Это ведь… отношения! Родители прокляли бы её за подобное безрассудство. Родители доводили бы замужеством и внуками, красивым домом, мужем, который за всё платит, правилами, которые она, Карен, обязана выполнять!
Это Джойс плевала на правила. Это Джойс хотела рискнуть, сорваться в неизведанное и пугающее, и одновременно будоражащее воображение будущее без правил и чётких ориентиров.
Карен надеялась, что это желание, что эта потребность пройдёт. Схлынет, как волна тёмного моря…
Не проходит.
У неё-то и не проходит. Застревает где-то внутри солёной водой и гниёт на протяжении десятилетий, отравляет мысли и тело.
А Джойс справляется.
Она сильнее и гибче.
Она отпускает.
— Это странно, я согласна, — иначе трактует молчание Джойс. — Это неправда. Они влюбились вовсе не потому, что мы… не смогли преодолеть… что-то.
Карен может только кивнуть.
Выпитое вино горит внутри, хочется избавиться от него прямо в полупустой гостиной. Хочется повернуть время вспять и… Карен знает, что, будь у неё такая возможность, оставила бы всё, как есть.
Своих замечательных детей.
Свой дом.
Свой брак как с картинки глянцевого журнала.
Себя такой, какой является сейчас. Пусть несчастной, но…
Она уговаривает себя весь день, пока ребята помогают грузить последние коробки для отъезда.
Майк приходит, когда Карен допивает бутылку белого сухого вина и понимает, что не может даже плакать. Из-за чего? Джойс — её подруга, притом не самая близкая, ведь будь они по-настоящему близки, она помогала бы собираться вместе со своими детьми.
Раздавленный Майк позволяет себя обнять в первый раз за последнее время, и Карен чувствует, насколько же сильно они с ним похожи. Травмированные, несчастные, не говорящие вслух о том, что происходит, или даже не понимающие, что происходит и о чём говорить.
Нэнси тяжело переживает отъезд Байерсов, полностью погружается в проекты, подработку в школьной редакции, в благотворительность и учёбу.
Майку, по мнению Карен, даже тяжелее: он одновременно потерял и друга, и девушку, с которой, впрочем, не знакомил никого из родителей.
Но Карен её, конечно, слышала по телефону и видела пару раз мельком. Симпатичная девушка, но что о ней ещё может сказать Карен, если они ни разу не разговаривали? Карен может добиваться у Майка ответа на вопрос, почему он так скрывает сам факт первых отношений. Но, кажется, она давно утратила возможность задавать вопросы и рассчитывать на искренние ответы. Как и возможность прикасаться. Как и возможность заходить в спальню сына. Как и возможность узнавать что-то от него самого, а не подслушивая по телефону…
Это мучает.
Это показывает, как во многом они похожи.
Никто из них не может сделать шаг навстречу другому первым.
Карен очень хочет помочь сыну. Во всём, что касается отношений. Во всём, что он, кажется, не понимает и принимает в себе. Во всём, в чём наверняка не может разобраться, поэтому злится, шарахается от прикосновений и торопится сбежать в комнату, игнорируя семейные завтраки и ужины, которые Карен ещё пытается устраивать.
Ей тяжело даётся мысль, что счастливая, как с картинки журнала, семья разваливается, сколько не делай вид, что всё хорошо.
Тэд смотрит в телевизор, комментируя происходящее себе под нос.
Нэнси проводит время где угодно, но не дома.
Холли много рисует и читает в одиночестве.
Майк закрывается.
Отдаляется.
Не доверяет ей. И, хотя она не может сама сформулировать нормального ответа на вопрос, что именно делает, чтобы сохранить между ними душевную близость, это ранит. Ранит даже сильнее, чем Карен готова признать.
В какой-то момент Майк и вовсе связывается с какими-то панками и начинает курить.
Карен чувствует запах от одежды, которую всё ещё стирает. Она хочет поговорить о последствиях пагубной привычки, запретить и наказать, но вспоминает себя в его возрасте (себя и Джойс), и думает, что запреты и прочие взрослые воспитательные меры дадут обратный эффект.
Она старается не давить.
Пытается не говорить лишнего, не упрекать, не доставать вопросами, на которые всё равно не получает ответов. Пытается вытащить его из раковины хорошим отношением тогда, когда он выпячивает отросшие иголки. Она уговаривает Тэда купить Майку гитару, на которой тот внезапно вознамерился играть! Она оплачивает уроки с Эдди Мансоном, который ей не нравится и на которого, как ей кажется, Майк пытается походить с новой прической и преобладающими в одежде чёрными тонами — как будто у него нет одежды, купленной в хороших магазинах…
Майк бунтует. Злится, раздражается, срывается по пустякам, отправляет письма своей девушке и днями напролёт пытается дозвониться в Ленору, но редко дожидается ответа по другую сторону телефонной трубки. Карен примеряет на себя его поведение и понимает, что в разлуке с Джойс, не закончившейся разрывом, а временным отъездом, вела бы себя именно так.
Карен надеется, что отношения на расстоянии с Джейн не закончатся скандалом, изменой или другими отвратительными взрослыми вещами. Её немного удивляет то, что письма Джейн Майк не хранит, а зачастую, дочитав, выбрасывает в ведро. Она видит смятые бумажки, исписанные неуклюжим детским почерком, с нарисованной на краях листов яркой радугой. Карен воспринимает радугу неоднозначно, но не знает, какую роль та имеет для Джейн. Свои письма Майк пишет на подручных материалах: кое-как вырванных из тетрадей листах и каких-то жалких обрезках.
В его комнате, насколько Карен может судить, нет ничего от Джейн. Может, конечно, он просто не придаёт значения мелким сувенирам, но ведь меняет постеры музыкальных групп, вешает гитару, аккуратно передвинув в сторону старые рисунки Уилла. И наотрез отказывается убрать их из подвала, в котором, конечно, проводит меньше времени, чем прежде.
Карен не может понять, что её смущает во всём происходящем. И много думает, прежде чем прийти к каким-то выводам.
Или убедиться в тех, которые отвергает раз за разом.
Майк не ведёт себя так, будто влюблен в Джейн.
Это наталкивает на неприятные мысли.
На странные мысли.
На мысли, в которых их с Джойс взаимная боязнь, что их неудовлетворённая потребность друг в друге всё же передалась детям. Нэнси и Джонатану — ещё куда ни шло. Но Майку и Уиллу…
Вероятность подобного внушает ужас, Карен начинает ходить туда-сюда по комнате в бессильной попытке успокоиться. Это — неправда, она всё придумывает. Они с Джойс обе придумывают. В жизни так не бывает. Одержимость другим человеком не передаётся в крови, так? Это ненаучное объяснение.
Нэнси не едет в Ленору на весенних каникулах. Решение не выглядит взвешенным и обдуманным; но Нэнси упряма и вряд ли, однажды сказав его вслух, передумает.
Майк вдохновлён предстоящей поездкой так, что, кажется, готов свернуть горы. По крайней мере, он делает всё, что от него просят родители, впервые за долгое время, пусть и сопровождает каждое действие саркастическим комментарием. Он не опаздывает после игры в D&D, встаёт в аэропорт по будильнику, который игнорирует в школьные дни, собирается практически на скорость, а по дороге в аэропорт, кажется, захвачен предстоящей поездкой настолько, что не слышит чужих вопросов.
Тэд ворчит, что нужно вставать в такую рань. Тэд не уверен, что мальчик возраста Майка способен путешествовать в одиночестве. Сам Майк в прострации, в предвкушении, поэтому Тэд разговаривает либо с Карен, либо с тишиной; его и это не слишком останавливает от потока слов.
На прощание Майк терпит крепкие материнские объятия, и Карен не может его в этом упрекнуть: сама в этом возрасте вела себя примерно так же. И перед встречей с возлюбленными тоже нервничала, до трясучки во всем теле.
Её удивляет, конечно, как Майк выбирает одежду. На привычные цвета — темно-синий и чёрный — накидывает яркую жёлтую рубашку, которую наотрез отказывался носить, когда увидел в первый раз. Карен задумчиво наблюдает за нелепо выглядящим сыном, тощим и нескладным, когда он буквально перед аэропортом вспоминает о подарке для девушки и рвёт цветы.
Это не похоже на предвкушение встречи с любимым человеком.
Это не вписывается в поведение Майка, так долго пребывающего в состоянии эйфории от поездки. Неужели он не подумал о подарках раньше?
За взлетающим в небо самолётом она не наблюдает: лишённый сентиментальности Тэд не понимает, почему они торчат в аэропорту, когда Майк уже летит в свою Ленору и думать о них забыл.
Карен не знает, как у Майка складываются каникулы. Он отзванивается в первый день, сообщая, что добрался и отлично проводит время, а потом, как Карен и ожидала, звонки прекращаются. Не звонит и Джойс, сообщив в тот же день, что у неё наметилась командировка, но убеждает, что оставляет ребят на Джонатана и его хорошего друга, поэтому всё наверняка будет в порядке.
Увы, Джойс говорит неправду.
До Леноры не получается дозвониться, Карен изводит себя страшными мыслями и уже готова объявлять сына как пропавшего без вести. От него отвлекают страшные убийства в Хоукинсе и странное поведение Нэнси.
Дочка начинает таскать друзей — и не только своих, но и друзей Майка, которые у них уже становятся общими — в подвал с ночевками, хотя там не так много места для размещения взрослых парней и почти взрослых подростков. Карен рада видеть каждого из них, а Тэд… ну, продолжает ворчать, и это никого не удивляет.
В вечер землетрясения Карен в доме с Холли и Тэдом. Она не имеет понятия, где находится Нэнси и выдыхает, когда та возвращается целой и невредимой, хоть и выглядит так, будто вернулась из ада.
А потом возвращается Майк.
Не по-человечески, как планировалось, по заранее купленному на самолет билету, а в фургончике из-под пиццы, в котором, помимо него оказывается Джейн, непривычно коротко стриженная, изменившийся до неузнаваемости Уилл, плохо выглядящий Джонатан и ещё какой-то левый парень.
Карен думает, что никогда больше не сможет отпустить сына. Что Майк отучится в Хоукинсе, устроится в Хоукинсе на работу и умрёт тоже в Хоукинсе, потому что она больше не сможет пережить эти мучительные мгновения ожидания и непонимания, где он и что с ним. Майк, выслушивая это, улыбается теплее, чем прежде и обнимает её с большим рвением. Кажется, он вырос за пару дней и теперь гораздо выше. Кажется, несмотря на неуверенность угроз, она именно так с ним и поступит — никогда не отпустит.
Майк уезжает буквально через полчаса на том же самом жёлтом фургоне.
Макс, его подруга, в коме. Лукас, его друг, находится рядом с Макс.
Хороших новостей не так много — по крайней мере, они все живы, землетрясения и прочие беды обошли их стороной, их дом не пострадал, никто из них не провалился в разлом в стене и не умер из-за странных испарений от разломов.
Карен догадывается, что не знает многого о происходящем. Как и догадывается, что её детям известно больше. Возвращается Майк уже с Нэнси поздно вечером и с новой порцией новостей: Джим Хоппер, похороненный после пожара в прошлом году, жив.
В первую очередь Карен думает о Джойс.
Джойс наверняка будет рада обо всем этом узнать.
Но Джойс уже знает. Джим, тоже изменившийся в лучшую сторону, хотя выглядящий от усталости изможденным, держит её за руку и та светится изнутри, становясь той, прежней Джойс, с поволокой в глазах, с силой и бесконечной свободой, к которой так стремилась всю жизнь. Рядом с Джойс стоят её сыновья, её мужчина и девочка, которую она любит, как собственную дочь.
Карен вспоминает о проклятии, которое притягивает их детей друг к другу, как магнитом. Майк и Эл не выглядят счастливыми и влюблёнными, но Карен находит их пару красивой. Остаётся надеяться, что эта чертова участь, придуманная или реальная, обойдёт Холли и Уилла. В конце концов, Уилл старше, гораздо старше… С другой стороны, Эл дочь Джойс не по крови; можно расслабиться и поверить, что они обе выдумали проклятие, которому находят подтверждения в происходящем.
В первую ночь Байерсы-Хопперы размещаются в их доме. Тэд даже не участвует в обсуждении, кто где ляжет и выглядит полностью уверенным в решениях жены. Карен это вполне устраивает. Она, скрипя сердцем, позволяет Джонатану остаться в спальне Нэнси, а комнату Майка отдаёт Джиму и Джойс, надеясь, что не услышит оттуда ни звука, не уверенная, что её сердце выдержит хотя бы намека на то, что, очевидно, между ними двумя происходит.
Подростков она определяет в подвал. В конце концов, там несколько ночей ютилась компания побольше, смогут ужиться.
Утром Карен мучает нехорошее предчувствие и она просыпается задолго до привычного времени. Долго лежит с открытыми глазами, не слыша посторонних звуков, затем одевается и выходит. Ей нужно обойти территорию дома, будто она — оставленный для наблюдения дежурный.
В доме тихо.
Дверь в подвал не скрипит и Карен делает несколько шагов вниз, чтобы увидеть спящих детей. Эл, как и предполагается, спит на диване. Майк и Уилл устроились в спальниках рядом на полу.
Карен не знает, почему так пристально смотрит на руку Майка, которую тот устраивает рядом с рукой Уилла, будто, засыпая, хотел переплести с лучшим другом пальцы.
Она делает вид, будто ничего не видела.
Она хочет ничего не видеть.
В городе происходят непонятные вещи, поэтому можно и не обращать внимания на происходящее с Майком. Но Карен обманывает себя. Потому что она видит, как Майк расстроен возможной смертью Эдди Мансона, как он пытается защищать его перед всеми, кто смотрит и верит репортажам по ТВ. Партией они идут к трейлеру Эдди, чтобы убрать последствия нападения вандалов.
Майк мучается тем, что имя его учителя теперь связывают с убийствами. За утешением он не приходит к Эл, стремясь всё больше времени проводить с Уиллом.
Его совсем не радует то, что Джим снимает один из домов, чьи жильцы уехали после землетрясения. Карен не успевает заметить, как Майк пропадает из поля зрения, проводя больше времени рядом с Байерсами.
Или рядом с Эл, Карен пока не уверена, какие выводы делать из наблюдений.
Нэнси ведёт себя тоже не так, как раньше. Карен застаёт дочку на кухне поздно ночью. Сама Карен проснулась после очередного навязчивого кошмара, в котором её дом проваливается в новый кроваво-красный разлом. Майк вечером предупреждает, что останется у шерифа; голос Джима Хоппера на заднем плане просил Карен забрать сына домой, но вслух Майк только сообщает, что у того нет чувства юмора, хотя он и предпочитает шутить вслух. Нэнси остаётся дома на каждую ночь, хоть и выглядит так, будто предпочла бы быть где угодно, но не здесь.
— Ты в порядке? — Карен осторожно касается рукой дочкиного плеча.
— Д-да, прости. Я задумалась.
— Не хочешь рассказать, о чём?
Нэнси не выглядит вдохновленной предложением. В темноте кухни она кажется такой взрослой, Карен впервые замечает это в полной мере; между бровей у задумчивой Нэнси пролегает вертикальная складка, делающая её взгляд жёстким, даже жестоким.
— Не знаю. Не уверена, — отвечает Нэнси.
У Карен останавливается сердце. Это честный ответ, но вовсе не тот, который хотела бы услышать на её месте любая любящая мать.
— Это касается моих отношений. Меня и Джонатана. Я не знаю, как поступить. Он вернулся, но мы так долго были на расстоянии, что, кажется, перестали быть самими собой. Выросли по отдельности. Утратили то, что нас объединяло прежде.
— Утратили чувства?
— Чувства?.. Может, и их тоже. Я просто больше не знаю его. Не нахожу в нём того, что любила в нём прежде. Он — другой. Наверное, и я другая тоже.
— А ты хотела бы? Хотела бы узнать нового его? Или… тебе больше по душе новый Стив?
Карен сбивается с мысли, потому что Нэнси смотрит непонимающе; кажется, ещё мгновение — и выпустит иголки, прервёт разговор, уйдёт в спальню, где закроется на ключ и больше никогда не позволит лезть к себе в душу с советами.
Поэтому она торопится пояснить, что имеет в виду.
— Я обратила внимание, что вы больше общались со Стивом в последнее время. Наверняка, Стив тоже изменился… Когда ты не можешь понять своих чувств к одному человеку, ты наверняка можешь сравнить их с чувствами к другому человеку, так? Способ ненадёжный, странный, но… от него ведь можно оттолкнуться?
— Ты предлагаешь мне подумать, кого из двух новых старых парней я хочу узнать больше? — хмурится Нэнси.
— Иногда этого может хватить, — мямлит Карен, не уверенная, что нашла правильные слова и подход.
— Меня совсем не тянет к Стиву. Он — хороший, очень хороший, но… это Стив! Мне нравится с ним дружить.
— А что на счёт Джонатана?
— Я боюсь, — выпаливает Нэнси и оглядывается, будто опасаясь, что её признание может кто-то подслушать и использовать против неё. — Я боюсь, что новый Джонатан — не тот, кто мне нужен. Или что я не нужна новому Джонатану. Он мне лжёт. Он что-то скрывает. Он… почти так же далеко, будто мыслями всё ещё в Леноре.
— Тогда представь, что ты оставляешь попытки его узнать. Вы расстаётесь и живёте каждый своей жизнью.
Нэнси прерывает Карен тем, что выставляет вперёд свою руку:
— Ты буквально разбиваешь моё сердце, когда говоришь об этом!
— Тогда не разбивай своё сердце и попробуй узнать нового Джонатана.
— Это кажется так легко… Со стороны…
— Знаю. Если бы я могла сделать этот выбор легче, поверь, я бы сделала для этого всё. Для тебя. Для всех вас…
— Я знаю, конечно, знаю… и… Спасибо. То, что ты делаешь… этого достаточно.
Карен надеется на это, когда идёт в кровать, к Тэду и тот, проснувшись, спрашивает, всё ли в порядке.
— Надеюсь, что будет.
Она верит в свои слова. Она надеется, что у них получится всё преодолеть. Вместе.
У Майка, кажется, налаживается жизнь. Он чаще улыбается и реже злится, а однажды показывает портрет Эдди, который нарисовал Уилл по фотографии.
— Один из лучших подарков в последнее время, — признаётся он тихо и сразу утаскивает подарок в спальню, боясь расчувствоваться прямо здесь, прямо сейчас.
Майк никогда не говорит о Джейн. Он проводит время с партией и с Уиллом. Джейн часто заходит к Уилерам домой, а однажды поднимается на кухню, чтобы взять для ребят несколько банок колы.
Карен не знает, как начать разговор, чтобы не спугнуть девушку, но Джейн, кажется, и сама не против поговорить: в подвале раздаётся взрыв смеха, а она закатывает глаза.
— Да, вы бываете довольно шумными, — усмехается Карен. — Может, ты хочешь чего-нибудь, кроме колы и пиццы?
Пицца входит в рацион двух семей сама по себе: её с большим удовольствием готовит Аргайл, у которого, впрочем, уже отобрали ярко-жёлтый фургон.
— Пожалуй, воды, — кивает Джейн и присаживается на стул. — Может, вам нужна помощь?
— О, спасибо. Но я сегодня ничего толком и не готовлю. Как ты заново обустраиваешься в Хоукинсе? Майк мало рассказывал, как ты провела время в Леноре…
— Мне здесь нравится больше. Особенно теперь, когда папа рядом.
— Понимаю. Я очень рада, что ему удалось вернуться…
Джейн крутит полупустой стакан в руке и время от времени тянется, чтобы накрутить на палец прядь волос, которые теперь коротко острижены. Карен не станет спрашивать, что случилось.
— Надеюсь, у вас с Майком всё хорошо, — решается-таки Карен на самый сложный вопрос. — Ты хорошо на него влияешь.
— Влияю?
— Когда ты жила в Леноре, он буквально не находил себе места. У него непростой характер. Надеюсь, с тобой он ведёт себя… хорошо?
— Мы… мы не встречаемся, больше нет… — Джейн ёрзает на стуле. — Мы расстались ещё в Леноре. Он вам не говорил?
Карен проглатывает то, что Майк не говорил, что начал встречаться с Эл. И краснеет.
— Прости, я не хотела тебя смутить или… мне жаль, что я вообще подняла эту тему. Просто… просто вы продолжаете общаться, и… у него хорошее настроение большую часть времени, поэтому я подумала… прости, пожалуйста, Джейн. Я просто мама Майка, которая не в курсе всего.
Джейн смешно морщит нос и улыбается.
— Ничего страшного. Мы остались друзьями. У нас слишком много общего, чтобы вычеркнуть друг друга из жизни. И мне очень нравится проводить здесь время. Ваш дом был самым безопасным местом, которое я когда-либо видела в жизни… — здесь девочка резко захлопывает рот и встаёт. — Думаю, меня там уже потеряли.
— Да, конечно…
Карен задумчиво смотрит ей в спину. Ребёнком? Разве Эл не приехала к Хопперу совсем недавно? Или она считает себя ребёнком полтора года назад? К тому же, самое безопасное место? Карен не может вспомнить, чтобы Майк приглашал Джейн в их дом до отъезда в Ленору…
Вопросов не становится меньше, когда она видит сына со светящимися от счастья глазами. Все разошлись раньше, ушла даже Джейн, дольше всех задержался Уилл, и Карен бросала на дверь в подвал долгие задумчивые взгляды, прежде, чем решиться открыть дверь. Она и спускалась по ступеням, боясь чем-то помешать, вся потная от непонятного страха.
— Может, вы хотите чего-то кроме пиццы? — спрашивает она, с облегчением видя сидящих рядом, но не слишком близко друзей на диване. — Овощи? Запеченное мясо?
— Мам, — отмахивается Майк. — Мы не голодны.
У него действительно светятся глаза от счастья.
Как у Нэнси, когда она возвращается с первого за долгое время свидания с Джонатаном. Пусть происходило то в лесу и Нэнси, кажется, стреляла. Карен не задаёт вопросов, хотя и хочет позвонить в дом Байерсов, чтобы убедиться, что старший сын Джойс жив-здоров.
Впрочем, Джонатан приходит сам. Поздно ночью. Не смотря на то, что он уже оставался в спальне Нэнси, он будит Карен тем, что пытается залезть по водосточной трубе. Весьма неловко пытается, кстати. Не просыпается, разве что, Тэд.
Карен не решается постучаться в комнату дочери и попросить больше так не делать. У Джонатана могут быть ключи. Он может приходить, как нормальный взрослый человек, а не как совершающий что-то запрещённое подросток, рискующий переломами после падения с крыши.
В глубине души Карен находит этот поступок романтическим.
Пока в больнице не оказывается Майк, попытавшийся залезть по водосточной трубе в дом Хоппера.
— Это всего лишь ушиб! — резко заявляет он, когда видит Карен уже в больнице. И кричит уже на Хоппера: — Ну вот зачем ты разбудил маму?! Я просил позвонить утром!
Хоппер выглядит так, будто сейчас влепит Майку подзатыльник. Уилл держится рядом с Майком, возможно, спасая того ещё и от сотрясения мозга. Карен крутит головой в поисках Джейн, но в больничном коридоре никого, кроме шерифа и двух подростков.
— А я просил тебя заходить в мой дом по-человечески, Майк. Но ты ведь не понимаешь простого языка! Я, что, просто так объявляю комендантский час в городе, который пытаюсь спасти?!
— Но Джонатан!..
— Джонатан тоже своё получит, поверь. Но ты… ты так легко, как Джонатан не отделаешься! Не успел я расслабиться, что ты расстался с Джейн…
Хоппер, впрочем, не договаривает окончания фразы, видя, какие огромные становятся у Майка глаза и как Уилл, молча стоящий рядом с Майком, прикрывает рот рукой.
— Карен, я проведу, конечно, воспитательную работу с ним, — обращается Хоппер к Карен, которая то бледнеет, то краснеет, наблюдая за происходящим. — Но имей в виду, что этот… негодник меня уже не слушает.
Карен и сама его не слушает, потому что её мир разваливается на куски, погребая под собой надежды, что все её дети будут в безопасности, будут счастливы, родят ей внуков, которые отомстят им за все свои поступки…
— Я поняла, Джим, спасибо, что позвонил. Ты на неделю под домашним арестом, Майк.
Голос с трудом ей подчиняется. Хоппер закатывает глаза, считая наказание слишком мягким, Майк зло прищуривается и уже открывает рот, чтобы начать возражать, но Уилл сжимает его острое здоровое плечо, и весь запал сына исчезает на глазах.
— Ненавижу больницы, — признаётся он в машине. — Ты слишком злишься на меня?
Вопрос ставит Карен в тупик.
— Не слишком. Но я рада, что Хоппер тебя не послушал.
— Он никогда меня не слушает!..
— Майк… ты ничего не хочешь рассказать мне?
Карен смотрит прямо и с ожиданием, и Майк тушуется под этим взглядом, прекрасно понимая, о чём она хочет узнать.
— Нет.
— Ты же знаешь, что я… я всегда буду на твоей стороне?
— …Э, да? Да, я… думаю, что знаю, да…
— У нас прежде не было подобных разговоров и я боюсь спрашивать, но я… я надеюсь, что ты не будешь совершать страшных ошибок и… и сможешь доверять мне в любом случае.
— Я… я не понимаю, о чём ты.
У Карен по-прежнему — тысячи вопросов.
Ответы, как ей кажется, лежат на поверхности.
В обещанную неделю домашнего ареста в комнате Майка успевает побывать каждый из его друзей и не по одному разу. А ведь когда-то она переживала, что сын не умеет и не стремится дружить! Поэтому наказание домашним заключением не так, чтобы работает. Да и срок приходится уменьшить: Макс, рыжая подружка Майка, приходит в сознание. Карен не хочет, чтобы Майк пропустил первый визит.
К Макс пускают по двое, а в коридоре, кажется, собралась половина города. Уилл заходит вместе с Джейн, и Майк с рукой на перевязке курсирует у двери.
Он не смотрит на Джейн.
Карен стоит рядом с Джойс и хочет умолять, чтобы та подтвердила — ей, Карен, на самом деле всё кажется. Она всё придумала. Между их детьми нет ничего, кроме дружбы.
Ей хочется взять Джойс за руку.
Она немного завидует, когда Майк берёт за руку Уилла — пусть на долю секунды, чтобы выразить поддержку не только взглядом.
Карен закрывает глаза и считает до десяти. Видел ли кто-то ещё это прикосновение? Кажется ли оно кому-нибудь, кроме неё, не вполне дружеским?
— Ты в порядке? — спрашивает Джойс, участливо и осторожно.
— Да, в порядке. Жизнь налаживается, ведь так?
За окнами иногда продолжает падать с неба пепел, военных в городе больше, чем местных жителей, но Макс пришла в себя; Карен не знает, как могут быть связаны эти события, но поддается всеобщему позитивному настрою и улыбается.
Следующая неделя проходит как будто в тумане. Майк опять пропадает в чужом доме, как и Нэнси.
Хоппер звонит посреди ночи, чтобы попросить Карен достать из коробки из-под обуви в спальне Нэнси пистолет, разбудить всех и укрыться в подвале. Карен, в шоке от четких инструкций, вешает трубку без посторонних вопросов и действительно находит в спальне дочери пистолет.
Больших усилий ей стоит убедить Тэда спуститься в подвал, ссылаясь на Хоппера, вернувшегося к выполнению обязанностей шерифа. По ТВ и радио ничего не говорят, но Джим обладает достаточным авторитетом, поэтому они действительно проводят пару часов в подвале, пока за ними не приезжает Нэнси.
Карен не задает вопросов, когда её тихая спокойная дочь без лишних нервов отстреливается от непонятной твари на четырёх ногах, а незнакомый мужчина в форме выжимает педаль газа на пятнистом фургоне с разбитыми стёклами и каплями крови на сидении.
Карен молится, чтобы эта кровь не принадлежала никому из тех, кого она знает.
Ей и самой приходится стрелять в раскрывшуюся на манер зубастого лепестка пасть другой твари. Она попадает; это заставляет её чувствовать себя лучше, не такой бесполезной. Не такой жалкой. У Нэнси нет возможности отвечать на вопросы, мыслями дочка, очевидно, дальше, чем Карен может представить.
Остаток ночи и следующие несколько дней они проводят на оборудованной военными базе, не рассчитанной на большое количество людей. Карен требует у Нэнси объяснений, но замолкает, когда мимо проносят на носилках раненого Стива; в целой руке тот продолжает сжимать биту с гвоздями.
— Я объясню тебе всё позже, — говорит Нэнси, сглатывая из-за жуткого зрелища. — Сейчас, пожалуйста, оставайся здесь. Будь рядом с Холли и с отцом.
— Где Майк?!
Внутри у Карен всё холодеет, когда дочка отводит взгляд.
— Он… он был рядом с Уиллом.
Очевидно, это плохая новость.
— А где Уилл?
У Нэнси нет ответов. Нэнси обещает рассказать всё позже, потому что ей нужно быть рядом с Джонатаном. Карен приходится её отпустить, хотя больше всего она свете она хочет, чтобы Нэнси осталась рядом.
За несколько тяжёлых дней Карен учится промывать и перевязывать раны, утешать пострадавших, успокаивать тех, кто паникует, рассказывая о жутких лианах, разламывающих стены домов, как тонкий картон. Тэд, ещё не понимающий, как правительство допустило подобное, помогает составлять списки погибших, раненых и тех, кто находится здесь; бумажная работа ему по душе.
Карен ухаживает за страдающими и старается не думать, что давно не видела Нэнси или Майка. Ей нужно делать хоть что-то, поэтому она работает по двадцать часов, а после падает от усталости в бесцветные сны.
Через несколько дней Стив приходит в себя. Карен, помогавшая докторам, много времени проводит рядом; знакомое лицо, которое помогает ей держаться на плаву, оставаться в сознании. Она видит тело Стива без одежды и с ужасом замечает недавние шрамы на боках. Новые раны, пусть и страшные, уже не кажутся смертельными.
Стив сильный, Стив хочет жить, Стив выкарабкивается. Не без помощи Карен.
— Что вам известно? — спрашивает он.
Карен мало что известно. Только то, что сообщают военные по связи. Что положение чрезвычайное и они делают всё возможное. Никого из друзей Майка или Нэнси на этой военной базе нет. Карен уже знает, что в городе создано четыре укрытия, по одному на каждую часть города, отрезанную от других разломами.
Стив неловко восполняет пробелы. Рассказывает, морщась от боли, о том, что случилось в ноябре 1983 года с Уиллом. А затем через год. И в молле на День Независимости. И об убийствах, к которым Эдди не имел никакого отношения.
И о Векне.
— Этот ублюдок открыл новый портал прямо в доме Хоппера. Ему нужен был Уилл, насколько мы смогли понять… Майк был рядом и он… он единственный, кто успел провалиться, пока портал не закрылся. Эл… она не умеет открывать порталы, только закрывать, она растерялась… А потом появились монстры из разломов…
— Эл?
Новая часть пазла — девочка, которую Майк прятал в подвале. Элевен, Эл. Которую Хоппер удочерил под именем Джейн. Бывшая девушка Майка. Сводная сестра Уилла.
Карен думает о Джойс. Карен думает, что виновата перед Майком. За дурную наследственность или за что-то другое, что потащило его за Уиллом, вероятно, в самый ад.
— Я был в Изнанке, — говорит Стив, пытаясь её утешить. — Уилл был в Изнанке целую неделю ещё ребёнком. И он выжил. С Майком у него даже больше шансов, так?
Ещё несколько дней проходят в суетливом тумане. Раненых меньше, по коммутаторам передают, что ситуацию вот-вот возьмут под контроль. Карен с помощью Тэда находит родителей Лукаса: те в полной прострации, но живы и представления не имеют о том, где находятся их дети.
— Они оба сбежали ночью! При том, что объявлен комендантский час!
В списках погибших, которые формируются по опросам и опознанным телам и к которым есть доступ у Тэда, немало знакомых имен, но никого из близких. Карен в каждый удобным момент времени проверяет с замиранием сердца, не появились ли новые имена.
А потом чрезвычайное положение снимают.
Разрушенный город, напоминающий поле боя, вызывает у Карен состояние, близкое к истерике. Но дома её ждёт Нэнси, с перебинтованной ногой, живая и вполне улыбающаяся.
— Майк жив. Я разговаривала сегодня с Хоппером по телефону. Они оба живы, но их обследуют и мы сможем их увидеть совсем скоро.
— Как ты могла всё это так долго от меня скрывать? — восклицает Карен и рыдает, сжимая дочку в объятиях.
Тихая Холли крепко держит за руку Тэда и тот обещает ей, что никогда больше не поверит в россказни по ТВ.
Через пять дней дома оказывается и Майк. Хотя оставаться дома для него — задача из невыполнимых. Уилл пострадал сильнее, и Майку тяжело рассказывать о случившемся, несмотря на то, что Карен знает предысторию.
— Уилл был нужен этому ублюдку живым, — шипит Майк, когда Карен со слезами на глазах меняет ему перевязки. — У нас получилось убежать, мы прятались в изнаночной лаборатории, нашли ружья, пытались пробраться к порталам, но Векна начал наступление… Это сложные несколько дней. А потом нас нашла Эл, то есть, Джейн, вместе с десятком военных и Хоппером. Но Векна, он хоть и слаб… в общем, это было непросто. Но мы справились.
Карен встречается с Джойс у палаты Уилла. За последнюю неделю та сильнее исхудала — на бледном лице остались только тёмные глаза. Карен не удерживается, сжимает подругу в объятиях, вдыхает знакомый запах и будто бы становится легче. Совсем немногим легче.
— Ты же не будешь против, если я останусь здесь? — тихо спрашивает Майк.
— Здесь только семья, — удивляется Карен, уверенная, что сможет с помощью санитаров запихнуть Майка в машину и увезти.
— Он — семья, — вдруг говорит Джойс, тихо и уверенно. — Он пошёл в ад за моим сыном, Карен.
По дороге домой, увеличившейся по времени в полтора раза из-за разломов, поваленных деревьев, брошенных машин и не до конца убранных трупов монстров, Карен думает о чёртовой дурной наследственности, которая тянет Майка к Уиллу, а Нэнси — к Джонатану; а её заставляет принимать мнение Джойс в расчёт прежде собственного мнения, хотя Джойс ей точно не принадлежит.
Никто никому не принадлежит.
Нэнси счастлива с Джонатаном. У них есть ряд важных разногласий, которые отходят на задний план, пока у Джонатана срастаются рёбра, а Нэнси ухаживает за ним.
Майк… пусть дружит с Уиллом, ещё с трудом приходящим в себя после последней атаки Векны. Впереди у них — долгие месяцы восстановления, хотя Майк, конечно, не даст себе покоя, пока Уилл будет оставаться в больнице.
Как сказала Джойс: Майк — семья?
Карен может тешить себя бессмысленной надеждой, что ей до сих пор кажется, будто между сыном и его лучшим другом нет ничего романтического. Но она и прежде узнавала взгляды, которые Майк бросал на Уилла. Слышала его особенный для Уилла голос. Видела, как Уилл важен для него.
И что это взаимно.
Она знает, что чувствует Майк. Она знает, через что он проходит. Она пытается не давить на него тем, что примет его любым. Она виновата перед ним: из-за неё он унаследовал дурную кровь вместе с желанием быть рядом с сыном Джойс.
Джойс признаётся, что врачи, да и она сама, ждали девочку.
Карен думает, что так было проще, будь Уилл девочкой. Но Уилл — мальчик, очаровательный парень с мягким голосом и зелёными глазами, при ином освещении кажущимися карими.
Ей тяжело смириться, что всё складывается по самому пугающему сценарию. Её сын, очевидно, наслаждается не временем, которое проводит в компании девушек, не их улыбками, аккуратными коленками и длинными прядями волос. Майку больше по душе начинающий бриться Уилл с низким голосом и сильными руками, рисующий скетчи в любую свободную минуту и выглядящий ещё более взрослым с модной прической, которую делает, едва выписавшись из больницы.
Майк теряется, когда Уилл смотрит на него с открытой улыбкой. Майк бросает на лучшего друга восхищённые взгляды, когда тот просто рассказывает о чём-то. Майк пялится, не отводит задумчивого и одновременно смущённого взгляда, когда Уилл смотрит в сторону или общается с кем-то другим. Майк с трудом удерживается, чтобы не касаться Уилла каждую минуту, когда находится рядом.
Карен наблюдает со стороны.
Карен думает, что умрёт, едва почувствовав то, что чувствовать не должна.
Но она видит по-прежнему Майка. Эмоционального, несдержанного, размахивающего руками. Сын огрызается на Лукаса, подначивает Дастина, злится на комментарии Макс, заботится больше прежнего о Джейн (Эл) и часто с нетерпением высматривает Уилла, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке.
Карен успокаивается.
Какой бы грязной она не считала бы себя из-за тянущего внизу живота чувства при взгляде на умиротворенную Джойс, своего сына она отказывается считать неправильным или больным.
Она хочет, чтобы он был счастлив.
И Майк счастлив.
Это видно невооруженным глазом.
Это чувствуется в каждом его движении.
В каждом взгляде.
Спустя пару недель после окончательного восстановления Уилла Партия собирается на озеро, проводить последние жаркие деньки изрядно подпорченного концом света лета. День выходит суматошным, постоянно звонит телефон и фыркает помехами рация. Карен останавливает Уилла с Майком в дверях дома. Нахлобучивает на беспорядочную причёску сына смешную панаму, которой он, конечно же, возмущается, как первоклашка, а затем замечает тёмное пятно на ключице и, не задумавшись, спрашивает, откуда оно взялось.
Майк судорожно придумывает оправдания, а Уилл мучительно краснеет в крапинку, и Карен краснеет тоже, и, чтобы скрыть собственное смущение, обнимает ошарашенного её движением сына. И Уилла обнимает тоже. И обоих выталкивает прочь на улицу, чтобы поторопились к друзьям, к которым и так уже опоздали на добрых полчаса.
После Карен плачет на кухне с бокалом вина.
Дурная наследственность или нет, уже не имеет значения. Она, зная, как сложится её жизнь, выбрала бы этот путь и во второй, и в третий раз. Но она хочет, чтобы её дети были по-настоящему счастливы.
Если для этого им нужно преодолеть то, что однажды испугало её, то так тому и быть.
Пустой бокал Карен ставит в мойку и идёт в гостиную к Тэду, который ворчит на каждое слово из телевизора, но не переключает канал.
fin