Семь

      — Я думаю, у него есть любовница, — сказала Катя, глядя за окно. — Я уверена, что это она звонила. Контракт с китайцами! Чушь. Он бы не побежал так, не стал бы закрывать дверь, он бы…       — Ты пришла говорить со мной о своем муже? Уволь, я не хочу слышать о нем. Я тебе не подружка и не психоаналитик.        — Ты прав, не надо было говорить об этом. Не надо было приходить сегодня, — Катя резко повернулась, схватила со стола сумочку, но не успела сделать и шагу в сторону двери. Мужчина, сидящий на кровати, схватил ее за руку и дернул на себя.       — Ты куда это? Думаешь, я тебя сейчас отпущу?       — Отпустишь.       Он рассмеялся.       — Дурочка. Такая умная, но такая дурочка!       Он был прав: каждый раз, когда случались размолвки, она была уверена, что в этот раз уйдет и больше никогда и ни за что не вернется, не станет звонить, не будет разговаривать, но он не отпускал, никогда не позволяя ей уйти, когда она хотела. Если она вырывалась — удерживал силой, пока она не сдавалась, если она не звонила, то добивался встречи, и она обмирала, пугаясь, что правда выйдет наружу, и обещала перезвонить, и все снова шло по кругу, затягивая ее все глубже и глубже. Иногда, как сейчас, ей казалось, что она ненавидит его, но всякий раз, стоило ей увидеть его, как колени подгибались, и сил сопротивляться не было.       — Отпусти! — она старалась, чтобы голос звучал как можно холоднее.       — И не подумаю, — прошептал он ей на ухо.       Навалился на нее всем телом, схватил за запястья.       — Ай! Ты делаешь мне больно! — прошипела Катя.       — Ой ли? Это ТЫ мне делаешь больно. Ты — мне.       Она молчала. Он поцеловал ее, раздвинул языком губы. Он не признавал отказа. Он добился, что она ответила на поцелуй, вздохнула. Отпустил руки, и она тут же обняла его, забывая, что только что он был груб. Задышала часто, прижимаясь к нему.       Он перевернулся на спину, прижимая Катю к себе, рванул блузку так, что посыпались пуговицы.       — Ты с ума сошел? — с досадой воскликнула она. — Мне потом на работу!       Не отвечая, он сбросил ее с себя на кровать, навис над ней, залез под юбку и содрал трусики. Раздался треск рвущейся ткани.       — Сумасшедший, — простонала Катя, — ты просто сумасшедший!       — Я? Да разве, — он откинул разорванные трусики в сторону, задрал на ней юбку, — разве я уезжаю в Париж? Разве я трахаюсь с кем-то? Ты же трахалась с ним? Да?!       — Нет, — соврала она. — Нет, нет, нет.       — Кристально честная Катерина Пушкарева, святая Катерина... Ты врешь мне, врешь. Я чувствую его запах на тебе, я вижу по тебе, что вчера ты была с ним! — последние слова он прокричал ей в лицо. Перевернул ее, дернул, насаживая на себя, не заботясь о том, готова ли она.       Катя вскрикнула, пытаясь вырваться, но он удержал, положив руку на ее поясницу.       — Ты хочешь уйти? Ты и сейчас хочешь уйти?       — Да! Черт… Нет! — крикнула она. — Я...       — Ты знаешь, как иногда мне хочется плюнуть на все и... уйти... выкинуть... тебя... из... своей... головы? Знаешь?       Он снова резко повернул ее. Они оказались лицом к лицу.       — Это ты замужем, а я свободен. Так что не строй из себя жертву, ясно? И никогда не говори со мной о своем муже.       Они смотрели друг на друга, тяжело дыша, он наклонился к ней, ожидая ее ответа.       Вместо этого Катя притянула его к себе.

* * *

      Запасные трусики были в сумке, а блузку пришлось выкинуть и купить новый топ в ближайшем магазине. Через сорок минут Катя вошла в свой кабинет, будто ничего и не было — собранная, деловая, спокойная и уверенная.       — Екатерина Валерьевна, — на людях Амура всегда обращалась к ней официально, — срочно надо подписать! — она встала из-за стола. — Подождите пять минут, — сказала, обращаясь к сидящим в приемной посетителям.       — Да, давай, — Катя зашла к себе, села за стол и взяла документы.       — И, Кать, Андрей взял ту папку, по новым контрактам с Огуреевым...       — Так... Хорошо, Амура, я поняла, спасибо.       Амура знала, кто в компании главный. Да, Андрей Павлович занимал пост генерального директора, но все решения он принимал только с одобрения Кати. Как ни старалась Катя, чтобы все считали, что именно Андрей босс, а она только и исключительно его помощник, то и дело в коридорах Зималетто она слышала обрывки разговоров о том, что все решает она, и к ней надо идти со сложными вопросами. И Андрей понимал это не хуже ее, и это злило и раздражало его, пусть он и старался делать вид, что ему все равно. Несколько раз Катя была готова уйти из Зималетто — ради семьи, ради Андрея, — но, подумав, они совместно приходили к выводу, что это будет плохое решение, и что не стоит обращать внимание на то, что думают другие, ведь главное, что думают они сами.       Контракт с Огуреевым был для Зималетто очень важен, это понимали оба. Сам господин Огуреев был прекрасным бизнесменом, но Катю он раздражал, хотя она умело скрывала это и терпеливо сносила его лобызания — он был свято уверен, что любая девушка придет в восторг, если он прижмет ее к своему толстому животу и обслюнявит «щечку». Впрочем, Огуреев был честен и аккуратен в финансовых вопросах, а то, что он всех женщин считал «курицами», проблема его пятой жены и только ее. И вот Андрей забрал контракт. Неужели хочет оградить жену от неприятного общения?       — Я к Андрею Павловичу, если меня будут искать, — сообщила Катя Амуре по селектору и направилась в кабинет мужа. В новом офисе, в который они переехали не так давно, из кабинета генерального директора в кабинет финансового можно было пройти, минуя приемную.       Андрей был один.       — Привет, — Катя остановилась у дверей, прижалась к ним спиной.        — Привет, — Андрей не поднял головы.       Катя смотрела на него и пыталась понять: как возможно жить так, как она? Она же никогда не врала, ну если не считать всей той истории с «Никамодой». Или, единожды солгав, и вправду всю жизнь будешь обречен врать? Она же любила Андрея, любила до сих пор, просто... Просто она жутко устала от каких-то мелочей в их отношениях, и этих мелочей стало много, слишком много. Наверное, им надо было пойти к психологу, но Катя знала наверняка, что Андрей не пойдет, он-то был уверен, что у них идеальный брак. «Да уж, — с горечью подумала Катя, — идеальный брак... »        — Ты так или по делу? — Андрей оторвался от документов. — Я освобожусь через секунду. Как прошла встреча?        — А, никак, ничего интересного, — Катя прошла и села перед Андреем.— Ты почему у меня контракт с Огуреевым забрал?       — Надо было кое-что уточнить, склероз. А что? Ты подумала, что я его у тебя умыкнул? — только Андрей умел улыбаться вот так, и у нее до сих пор становилось теплее на душе от его улыбки. — Нетушки, этот огурец — твой, меня от него... укачивает.       Катя засмеялась:       — Меня тоже, но он держит лучшие цены для нас. Помнишь, в 14-м году? Если бы он тогда стребовал с нас по курсу...       — ...Мы бы вылетели в трубу. С валютой что-то страшное творилось.       — Сейчас тоже не очень спокойно... Кстати, я думаю пару магазинов можно закрыть, я посмотрела — рентабельность очень низкая. Как считаешь?       Они поболтали о том о сем еще несколько минут, договорились вернуться домой вместе — оба собирались завтра с утра в офис, и смысла ехать на двух машинах не было.       И все же Кате пришлось ехать одной, потому что у Андрея — вдруг! — оказались важные дела. Какие, она не стала спрашивать. Она слишком хорошо помнила Киру.