Маэстро

      Вдох.        Биение сердца.       Раз.       Два.       Три.       Тонкие аристократичные пальцы мягко касаются клавиш.        Концертный зал заполняется спокойной, мелодичной музыкой. Зрители следят за движениями девушки, задержав дыхание, не произнося ни слова.  Каждый очарован, находится под гипнозом завораживающего сочетания звуков. Плен.       Выдох.       Скорость увеличивается; мешок с мышцами беспощадно разгоняется, стремясь выпрыгнуть из груди и оказаться на свободе.       Интенсивнее, ярче, громче.       Лицо искажается в гневной гримасе. Музыкальные эмоции передаются пианистке и отображаются. Движения становятся яростнее, агрессивнее. Всё быстрее и быстрее пальцы перебирают клавиши. Словно сама музыкантка хочет разгромить инструмент, уничтожить, подчинить себе.        Тяжёлые звуки контрабаса придают композиции форму. Вылепливают образ, такой чёткий и ясный, что каждый сидящий в зале зритель может увидеть его, прочувствовать, впитать в себя.        Взмах смычка.       Удар.        Один.        Второй.       Протяжный скрип.       Виолончелист, вкладывающий все свои эмоции и чувства в партию, скалится на львиный манер.       Быстрее, звонче, прерывистее.        Несколько волосков лопаются на смычке. Не могут выдержать напор и экспрессию.       Стопы, притопывающие в такт, помогают музыкантам прочувствовать ритм, настроиться на единую волну. Внимательный зритель может разглядеть эту бесподобную синхронность, околдоваться ею.  Скрипки, барабаны - всё смешивается между собой, образуя единый человеческий организм. Дышащий, чувствующий.       Живой.        Напор.       Нажатие.       Пауза.       Повтор.       Продолжение.       Короткая тёмная чёлка падает  на лицо пианистки, тем самым закрывая обзор на ноты.       Без разницы.       Она прекрасно знает, что может сыграть свою партию, даже лишившись зрения.  Движения, выученные наизусть, воспроизводятся на автомате. Слишком много времени было потрачено, чтобы добиться такого результата. Слишком много сил приложено. Всего слишком.       Она откидывает голову назад, приоткрывая рот в немом крике; хмурятся брови, передавая всю палитру чувств, которая меняется по щелчку пальцев, обновляется, смешивается.        Неожиданность.       Резкость.       Азарт.       Девчушка круглолицая наблюдает за представленным зрелищем, не моргая. Не может отвести взгляд от главной героини сегодняшнего вечера. Следит за каждым движением: за костлявыми пальцами, перебирающими клавиши, за стопой, постепенно нажимающей на педаль, за поясницей, так аккуратно прогибающейся во время наклонов  головы. Всё завораживает, влюбляет, пленит.        Музыка, созидаемая переплетёнными в единое целое душами, рисует картины мимолётные. Волны морские разбиваются о скалы, накрывают песчаные берега. Окутывают бедного моряка, так неожиданно свалившегося в самую толщу воды. Они губят беднягу, барахтаться заставляют; солью наполняют лёгкие, болью в груди отдаваясь. Он борется за жизнь, плескается, руками размахивает.  Но пучина морская беспощадна. Сама её суть смертельна и ядовита, убийственна и кровожадна.       Касание.       Замедление.       Затишье.       Ярость сменяется на спокойствие и упокоение.       Раскаяние.       Жалость.       Пианистка замедляется.       Сведённые прежде брови расслабляются, разглаживаются мелкие складки.       Вдох.       Выдох.       Умиротворение.       Стихает контрабас. Замолкает виолончель. Только фортепиано продолжает свой траурный, тревожный монолог.       Но даже он не вечен.       Темноволосая отыгрывает последние аккорды, так чётко и ясно слышимые даже на самых последних рядах концертного зала. Прикрывает рот, задерживая дыхание.       Конец.       Тишина.       Аплодисменты.        Зрители хлопают в ладоши, свистят, плачут. Некоторые настолько поражены прелестью и красотой исполненного номера, что даже решают встать.        Но есть один человек в помещении, который не делает абсолютно ничего из вышеперечисленного.        Круглолицая.       Лишь заворожённый, воодушевлённый взгляд упирается в пианистку, которая трепетать сердце своим мастерством заставляет. Щёки со множественными татуировками солёными дорожками покрываются, краснеют, пылают. Она подносит руку к груди и сжимает её в том месте, где сердце несчастное находится.       Разорванное, израненное, болезненное.       Но исцеление своё нашедшее.        Музыканты и музыкантки представляются, кланяются по очереди. Одна лишь коротковолосая мёртвым, равнодушным взглядом зрителей осматривает.       В этот момент погибает одна маленькая жизнь.       Она откланивается и спешно удаляется  за кулисы. Нет смысла оставаться здесь больше, незачем тратить время зря.        Бессмысленно.        Глупо.       Омерзительно.        Они никогда не смогут понять и прочувствовать то, что она вкладывает в своё искусство. Слишком приземлённые. Слишком претенциозные. Слишком любящие делать вид, что их действительна волнует суть музыки, так трепетно ей создаваемой.        Она прекрасно знает, что такие люди ходят на эти мероприятия лишь для подтверждения своего аристократического статуса. Всё это не ради её творений, не ради её боли. Всё это лишь на показ.        Омерзение.       Злость.       Ненависть.       Разбитая хватает вазу с туалетного столика и швыряет её в стену. Сосуд разлетается на множественные мелкие осколки, так похожие на хрупкое сердце пианистки. Один, самый уродливый, впивается в ладонь.       Бессилие.       Отчаяние.       Брюнетка поворачивает голову, и перед ней предстаёт девушка, круглое лицо которой так тщательно заполнено краской стойкой. Замечая пианистку, она замирает.       Дар речи теряет и на колени падает.        Темноволосая никак на это не реагирует. Лишь фыркает отстранённо, слегка кофейные глаза прикрывая.        Очередная псевдофанатка. При чём настолько в своём фанатстве погрязшая, видимо, что при виде «кумира» даже стоять нормально не может.        Круглолицая же лишь слюну, во рту накопившуюся, сглатывает, да волосы каштановые, на лицо лазящие, за уши убирает. Она на коленях подползает, всё ещё в прострации находясь. Словно Божество великое увидела, разум полностью охватившее.        Голову низко склоняет перед Богиней бессердечной. Будто в верности клянётся. Немое обещание даёт.       Пианистка на это только выдыхает протяжно.  Она протягивает к шатенке исхудавшую руку, берёт за подбородок аккуратный, приподнимает. В самые глаза смотрит.        Замирает.       В изумрудах тех драгоценных лишь искренние слёзы видит. Восхищение и  всеобъемлющее обожание.       Принятие полное.        Понимание.       Как будто девушка перед ней на самом деле искусством её живёт. Как будто на самом деле струны души тонкой задеты были. Как будто ей есть дело. Как будто она так тщательно передаваемую суть впитать и вдохнуть смогла.       Как будто какбудтокакбудто       Татуированная перехватывает руку брюнетки, своими двумя осторожно обхватывает. Рану неглубокую замечает, да хмурится непонимающе. Взор свой на царапине сосредотачивает. Ладонь к губам тонким подносит, целует медленно, размеренно и трепетно, кровь по устам собственным размазывая.  Взгляд дерзкий, но нежности полный на маэстро переводит, за реакцией прослеживая.        Брюнетка краснеет густо, пылает, мурашками покрывается.       В первый раз ощущает такое.        Круглолицая языком шершавым по ране проводит, слюной вязкой смачивая. Поцелуями-бабочками мелкими после покрывает. Запах кожи вдыхает, тщательно кремом ванильным смазанной.        Пианистка на это лишь другую руку ко рту прижимает, выдох неловкий заглушая. Вся в этом моменте растворяется без остатка.        Вожделеет.       Восхищается.       Отдаётся.        Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.       Вдохвыдохвдохвыдох…       Вдох.