Район пляжа Карон поражал своей красотой. По левую сторону вдоль дороги тянулись похожие друг на друга небольшие домики с частными участками при них, а с левой стороны простиралась длинная полоска пляжа и бесконечное море. Такое же синее, как и дома. Удивительно, что по всему периметру острова вода была одной и той же, но ощущалась по-разному.
У храма Святой Троицы это вода-оберег, спокойствие и тишина. Здесь, у пляжа Карон — свобода, смех и музыка.
Повсюду гуляли молодые люди, парни серфили, девушки загорали и играли в волейбол. Кто-то сидел на цветастых подстилках парочками и целовался. Среди некоторых пар Байбл приметил обнимающихся парней, на которых ни один из присутствующих не обратил внимания.
В воздухе пахло солью, свеженарезанным манго и чем-то сладким, напоминающим Кханом быанг. Почему-то Байблу сразу вспомнились его поездки вместе с родителями в местные парки развлечений.
Именно в этом шумном, но полном жизнью районе, жил дядя Наронг. Они с Биу отправились к нему сразу же, едва разлепили глаза после непродолжительного сна на песке. Всё какие-то помятые и сонные, они подъехали к нужному дому.
Металлические цифры 201 на двери, радужный флажок воткнутый рядом и тут же Байбл почувствовал какую-то неловкость. Как будто не имел права заявляться сюда так рано утром без предупреждения. Очень не хотелось стать обузой для дяди.
— Эй, ты так давно хотел с ним поговорить, — рука Биу мягко легла на его плечо и потрясла, уверенно двигая вперёд к приоткрытой калитке. — Он тебя ждёт, я уверен. Если боишься заходить со мной, я могу пойти пошататься где-нибудь.
— Нет, — отрезал Вичапас, будто внутри у него что-то искренне хотело, чтобы дядя Наронг познакомился с Биу. — Пойдём со мной.
Пока после нажатия звонка, Байбл ждал открытия двери, Биу оглядывался по сторонам и что-то искал глазами. Наверно, боялся, что вчерашние преследователи могли его найти. Только вот Вичапас так и не понимал, от кого он бежит: конкретно от людей или от чувства, что его преследуют? Потому что вчера ночью он не заметил никаких подозрительных людей рядом с домом.
Только рана на теле Биу была настоящей. И Байбл рассчитывал, что в доме дяди ему могут помочь. Не хотелось больше смотреть на сморщенное от боли лицо парня, который неловко повернулся или задел своё ранение.
— Байбл, это ты! — Едва дверь распахнулась, как Вичапаса тут же сгребли в крепкие объятия. Он успел лишь увидеть мокрые после душа волнистые волосы дяди и клетчатую рубашку, расстегнутую до груди. — Я очень ждал, что ты приедешь сюда.
— Я очень хотел сюда приехать. — На глаза Байбла навернулись слезы, но он спрятал их в плече дяди.
— Отец знает, что ты здесь? — спросил дядя Наронг, едва отлепившись от племянника. — Не хочу, чтобы он потом выместил зло на тебе, пусть уж лучше на мне.
— Нет, не знает. Он вообще думает, что я ухаживаю за садом в старом доме.
Дядя спокойно закивал и перевёл взгляд на стоящего рядом Биу, который улыбался во все тридцать два. То ли он так сильно хотел понравиться, то ли его просто позабавило такое радушное приветствие.
— Ты привёл друга. Раньше не видел его.
— Меня зовут Биу. Мы не так давно знакомы с Байблом.
— Очень приятно, Биу. Я Наронг, — дядя доброжелательно улыбнулся ему, перевёл взгляд на племянника, а затем снова на гостя. — Ты не так давно с ним знаком, но он привёл тебя ко мне. Значит вы очень хорошие друзья. Байбл обычно не такой открытый.
Вичапас лишь криво улыбнулся. Даже несмотря на то, что они не общались несколько лет, дядя читал его, как открытую книгу. Понимал, возможно, даже лучше, чем отец. Байбл не мог сообразить, почему именно так, но ему нравилось чувствовать себя принятым и понятым.
— Дорогой, кто там пришёл? — из глубины дома раздался мелодичный мужской голос и вскоре рядом с дядей возник, как Вичапас понял, его муж.
Раньше Байбл никогда не видел его. Тоже таец, со смуглой кожей, хорошо сложенный — это парень определил без особых усилий, потому что мужчина был в растянутой майке и спортивных шортах.
У него была очень запоминающаяся внешность: короткая стрижка с выбритыми висками, кольцевые татуировки в виде Гавайских узоров на правой руке и улыбка, после которой на щеках оставались ямочки.
Байбл с Биу тут же сложили руки в жесте «вай», чтобы поприветствовать старшего.
— Мой племянник Байбл приехал и его друг — Биу. Помнишь, я рассказывал о нём?
— Ох, Байбл, я Тавин. Очень приятно познакомиться, — муж дяди протянул ему большую ладонь и Байбл с радостью пожал её, отметив, что на этой руке у мужчины обручальное кольцо.
— Очень рад нашей встрече. — С лица Вичапаса так и не сходила улыбка. Мысленно он уже ругал себя за то, что не приехал к дяде раньше.
Внутри их дома царил настоящий уют и покой: бежевые стены, занавески в цвет моря, повсюду элементы ракушек, морских звезд, лодок и маяков. А ещё: милые фотографии, которые Байбл уже запреметил на стеллаже с книгами. На ней были запечатлены дядя со своим мужем на фоне Эйфелевой башни, где Наронг целовал Тавина в щеку.
— Это день нашей помолвки. Тогда в Париже было просто кошмарное движение на дорогах, но мы добрались до башни, чтобы поужинать на Марсовом поле. Тавин так хотел на ужин парижские круассаны, и мы простояли в очереди дольше, чем были там. — Дядя говорил всё это с улыбкой на лице, а копошащийся в кухонных ящиках Тавин обернулся и подпер руками бока.
— Как будто это я вечером, перед этим днём не умолял сходить накупить круассанов и объедаться ими весь день, пока нас тошнить от них не станет.
— Не помню ничего такого, — Наронг сделал безучастное лицо, от чего Байбл не выдержал и рассмеялся. Биу тоже сидел за барной стойкой напротив Тавина и хихикал.
Почему-то в груди стало тепло не только от фотографии, но и от взаимоотношений между дядей и его мужем. Байблу казалось, что едва он придет к нему в дом, то почувствует какое-то внутреннее противоречие. Бог будет говорить, что так нельзя. Жить ТАК, как они плохо и противно. Но Бог ничего не говорил. Просто позволял существовать этому милому домику и вселял в него свою магию.
Возможно, даже благословлял. Потому что за версту здесь чувствовалась любовь, а любовь — это основа Бога.
Все вместе они сели завтракать. Тавин на скорую руку приготовил всем омлет с рисом и нарезал фрукты, пока дядя рассказывал Байблу, как он долгое время жил во Франции. На самом деле история была поистине вдохновляющей, потому что там Наронг будто обрёл крылья и стал счастливее. В речи дяди то и дело проскальзывало: «в моей молодости Таиланд тяжело принимал таких как я, но во Франции я, наконец, почувствовал жизнь».
— А как вы познакомились? — Байблу почему-то стало невероятно важно узнать это, будто такой маленький фрагмент может восстановить всю картину целиком.
— Мы учились в университете, когда я встретился с Тавином. Я был на инженерном, а он на медицинском. Был как раз сезон футбола, мне нужно было играть за своего друга, который заболел на неделе. Как оказалось, футболист из меня никакой, и я мало того что, вывихнул себе ногу, так и ещё разбил губу. Тренер отправлял к медсестре, но я отнекивался, мол посижу на трибунах и всё пройдёт. Тогда мимо проходил Тавин и сказал мне, что довольно геройствовать и лучше бы ему осмотреть меня. Ты не представляешь, как это тогда задело моё самолюбие, — Наронг звонко рассмеялся, от чего его глаза стали похожи на две узенькие щелочки. — В общем, дался я с трудом, а Тавин нарочно сильно нажимал на больное место, чтобы меня выбесить.
— Я делал это, чтобы ты не был надутым индюком, — подметил Тавин, а дядя хмыкнул и согласно закивал.
— Да, да, это тоже. В общем, мы сильно недолюбливали друг друга, но потом это переросло в совершенно противоположное чувство.
— Хоть мне иногда и хочется прибить тебя, — Тавин шутливо замахнулся ложкой, при этом не прекращая улыбаться.
— Тавин, хотел у тебя попросить осмотреть Биу, — мягко сменил тему Байбл, а оба мужчины мигом перевели взгляд на гостя. — У него рана на животе. Напоролся на железяку, когда убирали в саду.
Тут же Джакапана отвели на диван под его громкие протесты про то, что всё в порядке и он хорошо себя чувствует. Когда Тавин взглянул на рану, он округлил глаза и удовлетворённо хмыкнул.
— Ты зашивал? — взгляд переметнулся в сторону Байбла.
— Да. Всё очень плохо?
— Нет, наоборот. Отличная работа. Нужно только обрабатывать вовремя.
С этими словами Тавин выудил из аптечки какую-то жидкость для обеззараживания и ватные диски. Аккуратными движениями прошёлся вокруг раны и опустил подол футболки на место.
— Твой друг отлично о тебе позаботился.
— Я знал, что он сможет обо мне заботиться. — Биу улыбнулся, а Байбл спрятал свой взгляд, низко опустив голову и разглядывая белый пушистый ковёр на полу.
У дяди был выходной, который они обычно со своим мужем проводили на море, захватив с собой свои доски для сёрфинга. Предложение посерфить вместе было слишком неожиданным, но Байбл даже и не думал отказываться.
Но больше всех энтузиазмом пропитался Биу. В его глазах горел огонь, когда Тавин объяснял ему на берегу как забраться на доску, встать и держать равновесие.
Весь обгоревший на солнце, он, как маленький мальчик, валился на песок, смеялся, снова вставал и просил показать манёвр ещё раз. От недавней боли ни осталось и следа. Новое дело отвлекало его от собственной раны, которая бросалась в глаза на оголенном торсе.
Байбл улыбался, глядя на него. В груди разливалось приятное тепло, будто бы в его сердце Биу вдунул маленькую искорку.
Обладатель целой уймы искорок помахал ему рукой, прежде чем пойти в воду. Вичапас махнул в ответ и сам запоздало понял, как прищурившись за ним наблюдал дядя Наронг.
— Давно он тебе нравится? — Вопрос не в бровь, а в глаз. Байбл аж пошатнулся, будто песок хотел засосать его в себя.
— Он не... То есть... Мы не... — Что-то мямлил Байбл, а потом тяжело вздохнул и опустил плечи. — Всё сложно.
— В любви нет ничего сложного, Байбл. Ты сам себе придумываешь сложности.
Тавин и Биу звали их к себе. Дядя быстро провёл инструктаж племяннику, который на удивление быстро понял, что к чему и в море уже смог с третьего раза встать на доску. Оседлать большие волны было для них нереально, поэтому они с Биу, как малыши, барахтались на пене, которая оставалась после схождения новой волны.
Наронг и Тавин ушли чуть дальше, более опытные, они с ловкостью ловили волну и казалось, будто могли покорить себе всё море. Их, словно выточенные из камня тела прекрасно контрастировали с голубой водой и вдохновляли учиться, чтобы смочь повторить так же.
— У тебя офигенные родственники, — задыхаясь, произнёс Биу, когда выплыл из-под своей доски и обнял так, чтобы её не унесло в море. — Я будто на каникулы уехал после работы на острове.
— Я и сам не знал, что он такой. — Байбл смотрел вперёд на дядю, который плыл навстречу новой волне. — Совсем как мама. Любит жизнь до кончиков пальцев.
— Наверно смешно прозвучит, но я совсем не из таких людей. Да, со стороны я будто горю жизнью, и я искренне люблю такие моменты, потому что других у меня нет. Моя жизнь состоит из сплошной чёрной полосы. И когда мне доводиться чувствовать её на полную катушку, я не хочу упускать шанса. — С этими словами Биу подплыл к нему поближе.
С мокрых растрепанных волос вода каплями падала на его тонкие губы. Дыхание тут же сперло от соленого запаха его кожи.
Наверно, губы такие же солёные на вкус.
Идиотские мысли. А ещё реакция: сжать в объятиях так крепко, чтобы дышать стало тяжело. И никому не отдавать.
Даже волне, которая накрыла их макушки и на время выбила воздух из лёгких. Вода залилась в уши, Байбл практически ничего не слышал, но Биу накрепко вцепился в его руку, будто боялся быть отброшенным на берег. Вичапас ловко перехватил его за талию, притянул к себе и одним гребком заставил их обоих вынырнуть на поверхность.
Оба долго отплевывались, протирали глаза и уши. А потом рассмеялись. Сами не знали с чего, но почему-то стало смешно до боли в пояснице.
Именно так, в объятиях друг друга их встретили дядя Наронг и Тавин, которые начали ругаться на них за то, что они потеряли свои доски. Те всё с тем же ненормально истерическим смехом поплыли за своими досками под нравоучения дяди о том, как они беспечны.
Когда выходили из воды, как наказанные мальчишки, Байбл ощущал непривычную лёгкость в груди. Нутром он чувствовал, как Бог улыбается ему с небес и гладит по голове. Хвалит за то, что его сын перестал замыкаться в себе. Позволил себе ощутить эту жизнь.
К вечеру они собрались на одном из прибрежных пляжей. Он принадлежал знакомым Тавина, поэтому всей компании выделили уютный столик возле моря с уже горящим костром и расставленными по периметру стульями.
Вокруг было не так много людей, но и даже присутствующие вели себя негромко. Играла спокойная живая музыка. Музыканты выступали прямо возле барной стойки и солист пел с ярким тайским акцентом песню Эда Ширана.
Заказали морепродуктов на гриле, вина, а Байблу коктейль на кокосовом молоке. Много разговаривали о Франции, о работе Тавина хирургом и Наронга — барменом в одном из заведений побережья.
Зашла речь о жизни Байбла в Храме Святой Троицы. Сейчас, вдали от дома, эта тема стала наиболее тяжёлой. Вичапас чувствовал вину. За то, что не находился сейчас в старом доме с заброшенным маминым садом. За то, что не молился ещё в этот день. За то, что занимал чье-то чужое место и жил чужой жизнью, хоть и Богу было угодно это дело.
Байбл всё равно чувствовал противоречие. До зуда в душе хотелось поговорить с Богом. Понять смысл всего этого. Для чего он вселил в его сердце чувство ничтожности и порочности, а потом показал другую сторону медали: ласку и чистую любовь.
— Пойдем, прогуляемся, — дядя Наронг похлопал его по колену, а Байбл послушно поплелся следом за ним.
Тавин и Биу остались возле огня, как у единственного источника света и Вичапас услышал тихий шёпот Биу: «Он не любит говорить об отце. У них натянутые отношения».
У них натянутые отношения — вот как их с отцом характеризуют окружающие. А ведь Байбл так хотел быть для папы другом. Самым близким человеком, который принимает таким, какой есть, несмотря на всё изъяны.
А отец Даниэль стыдился недостатка сына и прятал его от окружающих. Особенно от собственного дяди, в котором видел один сплошной ходячий изъян. И теперь вышло так, что дядя Наронг стал на время ему ближе, чем отец.
— Я вижу от чего ты бежишь, — начал дядя, прогуливаясь вдоль побережья. — То, как ты смотришь на Биу это не просто дружба. В твоём взгляде есть что-то другое, чего ты сам боишься.
— Мне сложно принять такое в себе. Когда отец узнал о моём влечении в подростковом возрасте, то не выпускал из храма, пока я не прочту все молитвы. Он боялся, что это разовьётся ещё сильнее, но я был уверен, что могу сдержать это в себе. Но когда появился Биу...
— Всё полетело к чертям, я знаю. Такое происходит внезапно. Ты никогда не будешь готов к тому, что влюбишься и в этом нет ничего плохого. Пусть я плохо знаю твою веру, но любовь во всех верах была превыше всего.
Как у дяди Наронга всё было просто. Просто принять любовь к мужчинам, как должное и не сопротивляться.
— Наверняка думаешь, что я всегда был таким: боролся за свои права, отстаивал право на свою любовь. Но нет. В подростковом возрасте я до дрожи боялся, что меня могут убить. Просто ненормальные люди, которые подумали, что геи как-то не так на них посмотрели или же вообще пришли в заведение, где им не место. — Дядя Наронг говорил это с болью на лице, словно вспоминал прошедшие дни. — Но я выбрал быть сильным вместо того, чтобы постоянно бояться. Стал бороться вместе с такими же людьми как я и посмотри, чего мы добились. В наши времена в Таиланде практически нет ненависти к геям.
— Но я не хочу бороться с другими. Мне это не нужно. Мне хватает моей внутренней борьбы. У меня чувство, будто я предаю Бога. А это самое страшное.
Дядя Наронг долгое время молчал. Они оба слушали шум волн, разбивающихся о песчаный берег и дыхание друг друга.
— Если ты любишь Биу той любовью, которая не способна на зло, Бог одобрит это в тебе. Если твоя любовь к нему делает тебя лучшим человеком, то почему Иисус должен отворачиваться от тебя? Он, наоборот, поддержит тебя. А если и нет, то простит и даст жить той жизнью, которая делает тебя счастливым.
Байбл задумался над словами дяди. Если бы так же можно было поговорить с Богом, то Вичапас бы хотел услышать чёткие ответы без повисших в воздухе «а что, если... ».
— Но мой отец... Он возненавидит меня.
Дядя Наронг остановился, обхватил руками плечи Байбла и посмотрел ему прямо в глаза.
— Он не сможет отвергнуть своего единственного сына. Ты всё ещё частичка Нерины. Отец просто так от тебя не откажется. Возможно, ему нужно будет время, чтобы всё понять, но разорвать вашу связь с ним он не в силах. — Дядя говорил эти слова так вдохновленно, что на глаза навернулись слезы.
Они вдвоём развернулись обратно к бару. Там Биу весело болтал с Тавином, смеялся и хлопал себя по ноге от очередной шутки. Нелепо чистил креветок и запихивал их целыми пачками в рот, от чего некоторые падали на песок.
— Сейчас тебе важно понять, что именно чувствует твоё сердце по отношению к этому парню. Безо всяких мыслей о Боге и отце. Просто подумай, хочешь ты его отпустить или нет.
Сердце защемило. По щекам одна за другой покатились слезы.
Отпустить такое страшное слово. Всё равно что оттолкнуть. Оттолкнуть, лишь бы не попасть в ловушку.
Но, увы и ах, Байбл уже давно угодил в эту ловушку под названием Биу.
— Мне нужно помолиться, — прошептал Байбл и быстрым шагом направился к дому дяди, оставляя позади себя ночной пляж.
* * *
В доме было темно, но по-прежнему пахло свежим кофе и едой. Байбл открыл дверь теперь уже своими ключами. Как сказал, дядя, у Байбла должно было быть здесь что-то своё. С этими словами он передавал запасные ключи, будто в это было вложено много смысла. На самом деле и правда было.
— Этот дом по праву принадлежит семье Вичапас. В нём жила твоя бабушка. Здесь выросли мы с твоей мамой. Ты имеешь полное право приходить сюда. И ещё... — Дядя Наронг порылся в кармане и выудил оттуда пластиковую карту, которую всунул растерявшемуся племяннику в руки. — Это деньги, которые мама копила тебе на колледж. Я не мог отдать раньше, потому что вы с папой уехали отсюда, а затем улетел и я. Нерина хотела, чтобы у тебя была счастливая жизнь и чтобы ты ни в чем себе не отказывал. Бери.
— Но... Она должна была сама её передать. — Голос Байбла дрожал. Он снова вернулся в прошлое, когда папа плакал в объятиях дедушки, а бабушка увела мальчика обратно в комнату.
— Я знаю, родной, я знаю. Прости меня за это. Я никогда не просил прощения у тебя за смерть твоей матери. За то, что оставил тебя расти без неё. Больше всего я виноват перед тобой и не знаю, как загладить эту вину. Если бы я мог поменяться местами в тот день, то лучше бы я погиб.
Вичапас тогда поднял на дядю глаза, который вытирал большими ладонями слезы и смотрел в пол. Какого это жить всю жизнь с мыслью, что ты убил собственную сестру? Наверняка ненависть к себе росла год за годом. А здесь ещё появился Байбл на его пороге. Напомнил, как больно это было.
— Ты ни в чем не виноват. Так сложилось. Я верю, что Бог не просто так совершил это. Он хотел привести меня в этот день, когда я буду стоять в нашем фамильном доме и говорить с тобой. Я так рад, что ты есть в моей жизни, дядя. Так счастлив, будто мама снова жива.
Они оба обняли друг друга и заплакали. Двое взрослых мужчин, которые столько повидали в жизни, что в пору снимать драму.
Байбл вспоминал об этом обеденном разговоре стоя посреди пустынной гостиной. Самое время поговорить с Богом. Давно он не рассказывал Отцу, как его дела.
В открытое окно задувал ночной ветер, заставляя занавески плыть по ветру. Вичапас стоял на коленях на том самом белом коврике, сложив руки и мысленно обращаясь к тому, кто всегда выслушает. Перед Байблом лежала Библия, которую он захватил одной из первых вещей, когда они с Биу бежали из домика с садом.
— Господи, спасибо тебе за этот чудесный день. Спасибо тебе за дядю, который так сильно любит тебя. За Тавина, который так радушно меня принял. И за Биу, который всегда рядом со мной. Спасибо, что всегда находишься со мной рядом в любой момент моей жизни и поддерживаешь меня. Я искренне благодарен тебе за твоё присутствие в моей жизни.
Бог всё слышал. Точно слышал, Байбл был уверен.
— Прошу тебя, Господи, помоги мне. Я устал от своих постоянных душевных терзаний. Пожалуйста, подскажи, что мне делать со своей симпатией к Биу. Я приму любое твоё решение, я готов. Я буду выполнять твою волю, только скажи, что мне делать. — Вичапас раскрыл Библию посередине и поклонился ей. — Подай мне знак, пожалуйста.
Ничего не происходило. Только давящая тишина и шум волн снаружи. Какие-то редкие выкрики со стороны пляжа, ночные звуки насекомых и проезжающих мимо машин.
Снаружи дунул ветер, ещё более сильный и пронизывающий, чем раньше. Разворошил страницы Библии. Они, как бешеный водоворот перебирались в воздухе, а Байбл затаив дыхание следил за этим зрелищем.
Страницы остановились. Уже издалека Байбл увидел на этом развороте всего одну единственную пометку, которую он собственноручно сделал совсем недавно. Боялся подойти ближе, прочесть вслух. Но всё же прочёл.
Вспомнил их разговор с Биу на пляже и эту фразу. Теперь так сильно волнующую сердце и заставляющую его трепетать.
«Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов».
По щекам потекли слезы, но Байбл улыбался. То ли от облегчения, то ли от большого счастья, распирающего внутри. Вичапаса аж отшатнуло в сторону от Библии и он, как дурак, с улыбкой от уха до уха пялился на диван, где находился этот святой предмет.
В этом понимании Бог будто бы говорил: «Любите друг друга, ваша любовь больше, чем грех. Грех ничтожен по сравнению с вашей любовью».
Новый порыв ветра вновь заставил Библию переворачивать страницы. Теперь следующая остановка была там, где Байбл давно подчеркнул послание карандашом. Оно окончательно выбило воздух из легких и заставило «биться головой» о пол, восхваляя Бога и благодаря его за помощь.
«За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его; с ним Я в скорби; избавлю его и прославлю его, долготою дней насыщу его, и явлю ему спасение Моё».
— Спасибо, Господи, спасибо, — Байбл шептал это и одновременно плакал, пряча лицо в ладонях.
Ещё никогда он не ощущал такой лёгкости внутри. Будто камень в груди срезали и он улетел куда-то в бездну, больше не беспокоящий его. «Бог любит меня таким» — единственная мысль, которая крутилась в голове.
Входная дверь хлопнула. Вичапас поспешно встал на ноги и встретился взглядом с Биу, который улыбался с порога. Как хотелось сжать его в объятиях и сказать, что он, наконец, во всём разобрался. Но присутствие дяди и Тавана останавливало от внезапно нахлынувшего желания.
— Давайте разбираться кто где будет спать. Можем постелить вам с Биу в нашей спальне... — начал было дядя, но Биу прервал его.
— Нам достаточно будет дивана.
На том и сошлись. Диван оказался раскладным, поэтому запросто вмещал на себя двух человек сразу, пусть даже и бок к боку.
Когда ложились спать и свет в доме погас, Байбл не мог ровно дышать от переполняющих его чувств. К тому же, рядом тёплый бок Биу заставлял его снова и снова вспоминать тот момент в море.
— Ты прости меня, если что сделал не так, — начал Биу тихим голосом, чтобы никого не разбудить.
Вот как только понял, что Байбл об этом думает прямо сейчас.
Вичапас резко поднялся на локтях и наклонился над Джакапаном, чтобы лучше видеть его лицо. Тот аж глаза расширил от удивления. Боялся, что парень сейчас его отчитает за несоблюдение договорённости или вообще обидится.
— Иногда на меня находит, прости. Ты был тогда такой красивый и я... — Биу начал оправдываться, а на лице Байбла медленно расплывалась улыбка. — Поверь, такого больше не случиться, пока ты не найдешь себя. Я не позволю себе ничего такого, честное слово.
— Позволяй себе всё, что угодно, потому что Бог любит нас. — Вичапас чуть ли не выкрикнул это на радостях, но вовремя понизил громкость. — Моё сердце сейчас остановится от того, насколько ты близко.
Байбл первым накрыл губы Биу своими. Горячо. Влажно. Кажется, на губах парня осталась соль с моря. Необычный вкус.
Биу ошалело замер на месте. Боялся прервать этот момент, но сам пока не отвечал на поцелуй. Весь напрягся, в ожидании подвоха, а потом мягко положил ладони на его голые плечи, которые не скрывала чёрная майка, и слегка отстранил.
— Ты будешь страдать из-за этого, не надо. Не хочу вставать между тобой и Богом. Не нужно делать этого только потому, что я хочу. — Биу говорил эти слова напугано, а Байбл лишь улыбался и накручивал его прядь волос себе на палец. — Ты вообще меня слушаешь? Набухался что ли здесь в одиночку?
— Я говорил с Богом. Он принял нас. Он любит меня таким, какой я есть и желает мне счастья, Биу. Он хочет, чтобы мы были вместе. — От последних слов — дрожь по телу. Кажется, она передалась и Биу, потому что он под ним покрылся гусиной кожей.
— Ты же не шутишь?
— Стал бы я тогда тебя целовать.
— Повтори.
Байбл вопросительно посмотрел на Биу, чье лицо в полутьме казалось наиболее привлекательным. Мягкие черты лица, нос, который он постоянно морщит и эта маленькая складка между бровями.
— Поцелуй ещё раз, — объяснил Джакапан и запустил пальцы в волосы парня, приближая его лицо ближе к себе. — Покажи мне, что ты не шутишь.
Следующий поцелуй вышел глубже и чувственнее. Задыхаться вдвоём оказалось намного приятнее.
Руки Биу забрались ему под майку. Нащупали лопатки. Провели круг по одной, затем по другой. Дрожь сменилась сильным тремором.
Вот как выглядела нехватка человека. Нужно было пустить Биу по венам, чтобы стало легче.
Байблу нравилось прикасаться к нему именно так: жадно, пытаясь втянуть в себя каждую его частичку. Пальцы бродили по его щекам, волосам и плечам как сумасшедшие, не в силах насытиться тёплой кожей.
Они могли бы перешагнуть запретную грань в этом порыве желания насытиться друг другом, как вдруг свет в коридоре резко загорелся. Прямиком оттуда дядя Наронг, шаркая тапочками вышел на смежную с гостиной кухню.
В мгновение ока Байбл рухнул рядом с Биу, а тот изобразил позу спящего: закинул одну ногу на парня и обхватил его свободной рукой, раззявив рот так широко, что послышалось хлюпанье. Вичапас не знал, как не рассмеяться, с силой зажав зубами кожу рта.
Дядя нарочито долго наливал воду из кувшина, который длительно искал в холодильнике, а потом ещё искал что-то в ящиках. Будто специально тянул время, чтобы парни, наконец, сдались.
И лишь когда послышались удаляющиеся шаги, они одновременно тяжело выдохнули. Вроде, пронесло.
— Только прошу вас, не трахайтесь в гостиной, — глухой голос дяди заставил их обоих вздрогнуть на диване. — Идите хотя бы в ванную.
От стыда Байбл натянул на себя одеяло по самую голову, а Биу резко рассмеялся. Даже не стушевался после такого резкого заявления дяди.
— Вы что, нам до этого ещё работать и работать.
Теперь нервно засмеялся Вичапас. Вот значит, какая благодарность за его первый поцелуй. Пусть теперь только попробует подлизаться.
— Вот и работай над этим сам, а я спать. — Байбл резко перевернулся на другой бок и подоткнул под себя подушку.
— Да ладно тебе, я же шучу. Я уже рад, что ты меня так страстно целуешь. — Внезапно в плечо Вичапаса впечатался поцелуй, потом ещё один в то же место. — Мне этого более чем достаточно, хотя... Одолженные у твоего дяди шорты какие-то узкие, не находишь?
Удар пяткой пришёлся как раз в ногу Биу, от чего тот наигранно застонал и попросил быть с ним нежным. Байбл не переставал улыбаться. Если бы он мог, то не прекращал этот день. Уж больно сильно хотелось остаться в нём подольше.
Задержать в лёгких надолго и больше не вдыхать чужой воздух.
Только морской с привкусом забродившего вина.
А ещё чувствовать спиной движение чужих пальцев, так старательно выводящих «Sorry, Ben».
