what doesn't kill you makes you ugly

Его шаги оставляют следы крови на коврах. Это непрофессионально, наверное. Неаккуратно, разумеется. Но это смерть, вот и всё, что действительно имеет значение. Он чувствует под пятками густоту алой жидкости, но не обращает на это внимания. Его пальцы сжимаются вокруг пистолета, аккуратно ложась на спусковой крючок, пока он подкрадывается к углу. «Теперь, когда я застрелил мистера Роджерса, — говорит он, слова слетают с его губ бессознательно, — я иду на кухню, где слышу, шаги миссис Роджерс. Я знаю, что она слышала выстрел». Она звонит в полицию, это точно. Он поворачивает за угол, пистолет направлен прямо туда, где она стоит, сжимая в руке телефон. Глаза широко распахнуты, она испугана, до безумия испугана. Дыра, которую он делает во лбу, такая красивая. Это почти похоже на алую розу, расцветающую на её белоснежно-бледной коже. «Мои выстрелы рассчитаны и сделаны с хирургической точностью, — говорит он. — Я профессионал. Я стреляю так, что точно знаю: она не выживет». Звонит телефон. Он поднимает его. «...назовите характер вашей чрезвычайной ситуации? — говорит звонящий. — Мэм? Сэр? Вы слышите?» «Мне очень жаль, — говорит он робким и извиняющимся голосом. — Это произошло случайно. Я даже не понял, что случайно позвонил вам». «... все в порядке, сэр, но, пожалуйста, постарайтесь, чтобы это не повторилось в будущем. Доброй ночи.» «И вам. Еще раз, мне очень жаль». «Спасибо.» — Телефон выключается, и он улыбается. Он все еще слышит движение в коридоре. Он возвращается в фойе, где на полу бьется мистер Роджерс, корчась от пули, застрявшей у того в груди. Он подходит ближе, чувствуя, как пропитанный кровью ковер хлюпает у него под ногами, и… «Есть предположения, что он сделал дальше?» — спрашивает Уилбур, оглядывая десятки широко распахнутых глаз в классе. Его взгляд на короткое время скользит по проецируемому изображению позади него: большой фотографии мистера Роджерса с места преступления, кровь сочится из разреза, проходящего через центр его горла. Одна из подающих надежды студентов поднимает руку, и Уилбур кивает ей. Она прочищает горло: «Что ж, мы знаем, что причиной смерти стало перерезанное горло, но у убийцы, должно быть, была цель не убивать Джона Роджерса пулей. Возможно, он пытался получить информацию, или, быть может, он просто хотел отмстить ему за что-либо». «Обе догадки хорошие, — хвалит Уилбур, а затем его взгляд останавливается на фигуре, прислонившейся к дверному проему. Он делает паузу на мгновение, звуки застревают в его горле, пока взгляд впивается в гладкий костюм и небритые бакенбарды человека, которого он бы хотел видеть сейчас в последнюю очередь. Шлатт наклоняет голову, приподняв брови, и Уилбур почти стонет вслух. — К сожалению, кое-что случилось, поэтому нам придется продолжить во время следующего урока. Вы все свободны.» Студенты смотрят на него мгновение, а затем торопливо запихивают свои вещи в сумки и выходят из класса. Шлатт направляется к Уилбуру, засунув руки в карманы костюма. «Уилбур Сут! — приветствует он, и Уилбур морщит нос. — Мне было интересно, чем ты занимаешься последнее время. Знаешь, прекрасное выступление ты тут устроил. Никогда не бы не подумал, что из тебя выйдет преподаватель.» «Я гибок, — выдавливает Уилбур. — И, если ты не заметил, ты только что прервал один из моих уроков.» Шлатт пожимает плечами: «Я уверен, что ваши ученики смогут прожить один день без тебя, проговоривающего им все уши.» Из горла Уилбура раздаётся разочарованный звук, его пальцы тянутся вверх, чтобы сжать переносицу: «Что тебе нужно, Шлатт?» Шлатт смотрит на него: «Есть одно дело…» «Нет.» Шлатт закатывает глаза так далеко, что Уилбур частично беспокоится, что они так застрянут: «Выслушай, прежде чем злиться.» «Мне не нужно это делать. Ответ будет отрицательным.» «Ты не можешь даже выслушать эту идею?» «Я не беру живых пациентов, Шлатт, — ворчит Уилбур. — Это ты запретил мне их брать, потому что я был "слишком неуравновешенным".» «Сут-» «И знаешь что? Ты был прав! — Уилбур широко раскидывает руки, указывая на пустой класс. — Быть в поле было плохо для меня. Я не вернусь. Я стал учителем лучшим, чем смог бы стать следователем.» «И ты был лучшим криминалистом, чем когда-либо был учителем. — Шлатт проводит рукой по волосам, откидывая их со лба. — Послушай, Уилбур. Я хочу, чтобы ты вернулся туда не больше, чем ты сам, но мы в отчаянии, и, честно говоря, я бы предпочел одного неуравновешенного живого человека, чем две дюжины стабильно мертвых.» Уилбур долго смотрит на него. Шлатт смотрит в ответ, затем снова вздыхает. «Тебе пока не нужно ни на что соглашаться, Сут. Просто взгляни на дело, дай нам свои пять копеек, и тогда я позволю тебе снова играть в учителя. Я бы не спрашивал, если бы не был уверен, что ты нам нужен. — Он делает шаг вперед, тяжелая рука ложится на плечо Уилбура. — Этот парень убил шестнадцать человек, Уилбур. Я не хочу, чтобы он убил кого-либо ещё». Уилбур чувствует, как у него отвисает челюсть: «Шестнадцать? И тебе все еще нужна моя помощь?» Шлатт несколько беспомощно пожимает плечами: «Это дело не мое, а Квакити. Он просто послал меня за тобой. Насколько я слышал, парень профессионал, следов не оставляет.» Кулаки Уилбура сжимаются, ногти впиваются в его ладони, оставляя на мягкой плоти маленькие следы в форме полумесяца. Шестнадцать человек. Шестнадцать тел, и они в таком отчаянии, что им нужно вытаскивать бывшего следователя из отставки. «Хорошо, — говорит он. — Я посмотрю на дело. Большего не обещаю.» «Это все, о чем я прошу, — говорит Шлатт. — Ну пошли. Я расскажу тебе в машине, что ещё знаю.» --- С самого раннего детства, сколько он вообще может помнить, Уилбур всегда был немного странным. Он думает, что это могло начаться, когда он смотрел анимационные фильмы Диснея и писал подробные истории с точки зрения злодея. Он прочитал «Дракулу» Брэма Стокера в пятом классе и «Франкенштейна» Мэри Шелли в шестом, и его учителя были более чем встревожены, когда он показывал гораздо больше заинтересованности в монстрах, чем в людях. В школьные годы он просмотрел все фильмы ужасов, которые попадались ему в руки, от «Пилы» до «Клоунов-убийц из космоса». Всю свою жизнь Уилбур Сут был очарован всем жутким, темным, извращенным и немного кровавым. Он не маньяк или что-то в этом роде, не поймите неправильно. Просто немного ебанут. Несомненно, это увлечение привлекло его в ФБР. Он не был лучшим в своем классе, но был хорош более, чем достаточно, чтобы сдать экзамены и получить место следователя по уголовным делам. Его первые несколько лет были нормальными, довольно обыденными — он поймал нескольких убийц, видел немного крови, ничего особенного. Ситуация изменилась, когда ему поручили расследовать дело серийного убийцы с ласковым прозвищем «Лосось». В то время у него не было ничего, кроме термоса с чистым эспрессо, он практически потерял разум от разглядывания стольких фотографий раздувшихся тел, вытащенных из резервуара неподалёку, и ему пришла в голову блестящая идея попробовать свой маленький трюк для вечеринок. Он закрыл глаза, держа в руке фото, и представил себя Лососем. Он увидел, что она делала, чувствовал ее боль, когда она сталкивала тела в воду. Она причиняла боль людям, которые причинили боль ей. Она называла это справедливостью. Ее звали Салли. Они нашли ее на следующий день. С тех пор Уилбуру поручали расследовать каждое дело об убийстве, которое только могли. День за днем он бросался с головой в извращенные умы монстров и выходил оттуда с ответами. Это было чертовски эффективно. ФБР еще никогда не было столь эффективно. И это сломало Уилбура. Шлатт уволил его, подписал бумаги, запрещающие Уилбуру работать в поле. Некоторое время он дрейфовал в жизни, медленно собирая свой разум, пока ему не удалось стать профессором, обучая молодые умы делать то, что он не мог. И он счастлив. Конечно, иногда он чувствует, что в его жизни чего-то не достаёт. Он скучает по адреналину полевой работы, скучает по унылому удовольствию от наблюдения за тем, как убийцу сажают за решетку. Но это лучше. Это лучше. --- «Боже мой, — говорит Квакити, театрально хватаясь за сердце, — это Уилбур Сут?» «Квакити, мой давно потерянный любовник! — кричит Уилбур, делая вид, что падает в обморок в объятия невысокого мужчины. — Как я скучал по тебе, милый!» «О, так он получает дружелюбное приветствие, когда я получил холодный прием?» — говорит Шлатт, приподняв бровь. «Квакити не сделал ничего плохого за всю его жизнь! — говорит Уилбур, и указывает на Шлатта. — Ты же, напротив, заставил меня вернуться к работе.» При упоминании о работе лицо Квакити мрачнеет, и он ставит Уилбура на ноги. Уилбур засовывает руки в карманы куртки, наблюдая, как Квакити поправляет шапку на своей голове. «Рад снова тебя видеть, Уилбур, — говорит Квакити. — Как я понимаю, ты согласен нам помочь?» Уилбур качает головой. «У нас со Шлаттом есть договор: я рассмотрю дело, но пока не согласен помогать вам его раскрыть. Я не хочу повторения того… ну, инцидента.» Все трое вздрагивают, в памяти свежо воспоминание о впечатляющем срыве Уилбура. Прошло два года, но такое пятно не исчезает быстро. Квакити бросает взгляд на Шлатта, который пожимает плечами, словно говоря: «Лучшее, что ты смог бы получить». «Хорошо, — говорит Квакити, ведя их в здание. — Много ли тебе рассказал Шлатт?» «Не слишком, — говорит Уилбур. - Только то, что у вас шестнадцать тел, и никто не знает, кто заставил их отбросить метафорические коньки». Квакити вздыхает: «К сожалению, он попал прямо в яблочко. Сегодня утром мы нашли шестнадцатое тело, и оно… ну, ты увидишь. — Он смотрит на Уилбура. — Ты не брезгливый, не так ли?» Сейчас Уилбур гораздо брезгливее, чем два года назад, но все же качает головой, и Квакити кивает, прежде чем вести его в лабораторию. «Срань господня», — говорит Уилбур, останавливаясь как вкопанный. На стене висели фотографии одних из самых кровавых мест преступления, которые Уилбур когда-либо видел. Он медленно идет к ним, глядя на кровь и сухожилия, настолько изуродованные, что те едва ли напоминают людей. «Мы называем убийцу Ангелом Смерти, — говорит Квакити, указывая на одну из фотографий. — Это одно из первых тел, которые мы нашли. Наверно, ты видишь, откуда взялось это имя». «Господи Иисусе, — бормочет Уилбур, глядя на фотографию. Со спины трупа снята кожа, затем разрезана пополам и подвешена так, чтобы имитировать крылья из плоти. На нескольких других фотографиях показаны остальные тела, оскверненные аналогичным образом. — Это… это пиздецки отвратительно.» «Да вообще, — говорит Квакити. — Хочешь увидеть само тело?» Он указывает на накрытую тканью фигуру на смотровом столе. Уилбур оглядывается на фотографии — на многих из них есть кожные крылья, но не на всех. «Это с крыльями или…?» «С ними, да, — мрачно говорит Квакити. — Надеюсь, ты не собирался есть после этого.» Он стягивает ткань, и Уилбур смотрит на труп. Это… это отвратительно. Уилбур видел в своей жизни много фальшивой крови, но эта... эта настоящая. Всё это реально и пиздец как ужасно. «Боже», — говорит Шлатт. Уилбур протягивает руку, деликатно проводя ею над кровавым месивом тела. Квакити скрещивает руки на груди, губы сжаты в гримасе. «Причиной смерти стала потеря крови, — говорит он. — Это было медленно. Со спины сняли кожу, пока он был жив, также изъяли органы». Уилбур поднимает глаза наверх: «Органы?» «Сердце, желудок и печень, — говорит Квакити. — Сначала удалили печень, потом желудок, потом сердце. Жертву звали Понк Лемон. Тело было найдено подвешенным в переулке». Он бросает Уилбуру фотографию, которую тот пытается поймать и посмотреть. Это фотография места преступления, на которой видно тело, подвешенное высоко на стене переулка, с крыльями, выставленными на всеобщее обозрение. Кровь стекает по стене малиновыми ручейками, алые слезы оставляют дорожки на бетоне. «Окей, — медленно говорит Уилбур. — Значит, все это у тебя есть, а на убийцу ничего нет?» Квакити качает головой: «Ни отпечатков пальцев, ни ДНК, ничего, что указывало хотя бы на то, что кто-то совершил всё это, за исключением факта, что органы не отрываются сами по себе». «Есть ли соответствие между всеми телами? Между многими из них есть существенные различия». «Всем им удаляют одни и те же три органа, всегда ещё при жизни жертвы, — говорит Квакити. — И нет никаких улик, поэтому можно с уверенностью предположить, что это один и тот же парень, но действующий по-разному». «Итак, ты можешь понять, почему мы в тупике, — говорит Шлатт. — Я назначил лучших из лучших в команду Квакити. В идеале, — он искоса посмотрел на Уилбура, — в их число должен входить и ты.» Уилбур смотрит на труп, мышцы обнажены и органы отсутствуют. Он кидает взгляд вниз на картину. «…ты не против опробовать свою эмпатию? — спрашивает Квакити. — Это очень помогло бы. У тебя не будет обязательств помочь чем-либо еще, конечно, но... чувак, нам поможет всё, что угодно. Всё.» Уилбур делает глубокий вдох, затем выдыхает. «Я попробую, — говорит он. — Это все, что я могу обещать.» «Этого более, чем достаточно.» Уилбур кладет руку на диагностический стол рядом с трупом, закрывает глаза и вдыхает. Его нож скользит в пальцах в перчатках. Он откладывает его, рукой стягивая и сдирая кожу со спины мужчины. Под руками мужчина корчится от боли, его чувства притуплены успокоительными, циркулирующими в организме. Их недостаточно, чтобы дать ему уснуть, но достаточно, чтобы он не сбежал. Это также должно сделать все испытание менее болезненным. Он очень милосерден. Он деликатно переворачивает мужчину, ненадолго встречаясь с его дикими глазами, прежде чем отвернуться. Он снова берет нож, вертит его в пальцах. Когда он делает надрезы, они хирургически точные. Он не хотел бы портить призы. Мужчина кричит так громко, что слышно даже за кляпом, когда он вытаскивает сначала печень, потом желудок, потом сердце. Он помещает органы в контейнеры, закрывает их и откладывает в сторону. Он разберется с ними позже. Сейчас же он поворачивается обратно к трупу — потому что теперь это труп, мозг человека определённо мёртв, даже если всё остальное технически будет жить в течение следующих нескольких минут — и начинает прикреплять его к своему устройству. Она будет так рада, думает он. Он дает ей еще одного слугу, еще одного ангела, подвешенного высоко, прямо там, где она может видеть. Глаза Уилбура резко распахиваются. Рядом с ним тут же появляется Квакити, махая руками, будто не зная, что с ними делать. Уилбур чуть не издаёт смешок — Квакити присутствовал во время того срыва. Вероятно, это сделало его параноиком. «Ты в порядке? — спрашивает он. — Тебе нужна, типа… вода или что-то в этом роде?» «Я в порядке, — говорит Уилбур. — Ты, эм... Ты, вероятно, захочешь взять карандаш.» --- «Думаешь, они чему-то поклоняются?» — говорит Квакити. Лицо Уилбура искажается. «Наверно, как бы, что-то вроде этого? — сказал он. — Они считают себя больше служащими, чем поклоняющимися. Здесь более прямая связь». «Это будет не первый случай, когда кого-то убивают из-за религиозных убеждений, — говорит Шлатт. — Пожалуй, имя «ангел» подошло сильнее, чем мы ожидали.» «Значит, наш ангел религиозен, — задумчиво говорит Квакити, жуя кончик карандаша. — Христианская теология, как думаешь? Или же…» Уилбур качает головой: «Я не думаю, что это основная религия. По крайней мере, не христианство. Какой-то вариант язычества, может быть, но, скорее всего, это что-то очень личное». «По сути, нам пиздец, — говорит Квакити. Он вздыхает. — Тем не менее, это больше, чем мы знали час назад. Большое спасибо, что пришёл сюда, Уилбур, это очень сильно помогло». «Извини, что я не могу рассказать тебе больше», — говорит Уилбур. «Ты понял, что он делал с органами? — спрашивает Квакити. — Ты сказал, что он положил их в контейнеры, верно?» «Да, — говорит Уилбур. — Что было потом, однако, сказать невозможно. Он мог их сохранять или… ну, он мог делать что угодно.» «Возможно, есть их», — предлагает Шлатт, и Квакити кривится. «Даже не шути об этом, чувак, — говорит он. — Религиозный серийный убийца — это уже достаточно плохо. Религиозный серийный убийца-людоед — намного выше моей зарплаты». «Я просто хочу сказать, — говорит Шлатт, — что они, возможно, готовят неплохую человечину с шампиньонами». «Ты ужасен, чувак», — отвечает Квакити, но смеётся. Он поворачивается к Уилбуру: «Серьезно, Уил, спасибо за помощь. Шлатт может отвезти тебя обратно, если хочешь.» Уилбур слегка шевелит пальцами. «Вообще-то, — говорит он, — я бы… эм, я хотел узнать, не нужна ли вам моя помощь с оставшейся частью дела». Квакити моргает, а потом усмехается. «Ах, великий Уилбур Сут хочет помочь маленькому мне? — отвечает он. — Для меня будет честью, если ты удостоишь нас своим присутствием.» Уилбур закатывает глаза. «Да, да, придурок», — ласково говорит он. Квакити смеётся, затем выражение его лица становится более серьезным. «Ты уверен, что с тобой все в порядке, чувак? Не стоит рисковать своей безопасностью.» «Я буду в порядке, — говорит Уилбур. — У меня не будет ещё одного срыва, не волнуйся. Я знаю, где мой предел». Квакити кивает. «Ну, тогда, Уилбур Сут, — он протягивает руку, дерзкая ухмылка растягивается на его лице, — добро пожаловать в команду. Готов поймать ангела?»