Спасай мою шкуру

Это было похоже на монолог мертвеца. Леон смотрел на разлагающийся труп конгрессмена и не мог отвести взгляд. Слышал отзвук давно остывшего сердца-насоса, вглядывался в чёрные глаза-пуговицы и снова окунался в циклы безумия. Видел перед собой не вскопанные могилы, пустоту, прилипшую к подошвам, и омывал кости кровью — свои и чужие. Рука сама собой скользнула вниз к кобуре, и от прикосновения к холодному металлу пистолета на доли секунд стало легче дышать. Это было похоже на иллюзорное ощущение безопасности, которое Леон взращивал в себе по семечку, пытаясь наконец-то вернуться в нормальный ритм обычного человека. Цветы умирали в зародыше, так и не сумев пробить толщу гиблой земли. Леон не мог приспособиться. Не мог выбросить из головы то, что случилось с ним в Раккун-сити и безымянной испанской деревушке, хотя пытался отчаянно и рьяно — так, будто от этого зависела его жизнь. Не выживание — что-то более утончённое и хрупкое. Кеннеди честно пытался имитировать жизнь. Возвращался вечерами в аскетичную квартиру на предпоследнем этаже небоскрёба и подолгу смотрел на огни ночного города. Ранним утром выходил во двор: наблюдал за бродячими кошками и игрался с дворовыми собаками. И слушал. Слушал, как соседи, живущие справа от него, сходили с ума по детективным передачам. У женщины снизу было пятеро детей, и каждое утро она с боем и воплями растаскивала каждого ребёнка по школам и садикам. На нижнем этаже, как понял Леон, жил учитель биологии, который тайком выращивал траву, пытаясь скрыть своё нелицеприятное хобби, но, по законам домов-муравейников, все об этом знали. И Кеннеди почти привык быть нормальным, пока снова не заглянул своему главному в жизни страху в глаза. Это была смерть. — Он больше не встанет, — сзади насмешливо фыркнули, отчего Кеннеди невольно передёрнуло. Возникшая из ниоткуда девушка скользнула мимо и, крутанувшись на пятках, ловко расправила медицинские перчатки. — Вы так смотрите, будто он вот-вот вскочит и устроит здесь резню. Но, поверьте моему опыту, трупы так не делают. Трупы так не делают — казалось, бы аксиома. Святая простота и чудовищная наивность. — Простите? — Леон сощурился, мазнув по ней тяжёлым взглядом исподлобья. — Не могли бы вы повторить. Девушка, на первый взгляд, не представляла собой угрозы: невысокая, меньше его раза в два, если не больше, в спецодежде, которую специалисты ФБР обычно надевали на выездные мероприятия — нашивка на груди невольно приковала к себе взгляд. Эвер Гарсия Мур. Чужое имя выжигается на подкорке — Леон вносит её в свою личную базу данных, куда забрасывал всех, с кем он когда-либо был знаком. Многих из них уже не было в живых, но Кеннеди всё ещё помнил и бережно хранил инициалы каждого. — Трупы не встают, говорю. Они просто лежат, гниют и мешают мне досмотреть любимый сериал про больницу, — Эвер склонилась над телом. Смотрела в глазницы, ощупывала кожу, очерчивая силуэты трупных пятен, и видела что-то своё. Знала, что трупы не встают. — Смерть наступила приблизительно сорок восемь часов назад в результате… — Его застрелили, — Леон поддался вперёд, уверенный в своей догадке. Девушка досадливо пожала плечами в ответ и покачала головой, отчего некоторые пряди её светлых волос небрежно выбились из слабого хвоста. При других обстоятельствах он счёл бы это привлекательным — по-своему милым и вместе с тем неимоверно сексуальным — обстоятельства, впрочем, всегда играли против него. — Не сказала бы. Сначала завязалась драка, мистера конгрессмена толкнули в грудь, и он ударился затылком о что-то твёрдое… — взгляд скользит по богатому кабинету. Стол из красного дерева, кожаное кресло, шкура медведя, вульгарно разложенная на полу, и потухший камин. — Вот, он упал и ударился о выступ, пятна крови это подтверждают. Соответственно, выстрел был контрольным, чтобы удостовериться в том, что дело доведено до конца. Вот так, всё просто. — Это убийство высокопоставленного лица, — Леон отвечает категорично, сцеживает грубость по капле и предупредительно выставляет руку вперёд в знак того, что Эвер следовало бы лучше следить за языком. — Здесь не может быть никакого «просто». Эвер рассеянно замирает, вглядываясь в острые черты лица человека напротив. Острые скулы, поджатые в недовольстве губы и сощуренные глаза — голубые, как небо, и чистейшие, как богемское стекло. Красота на грани опасности — она обжигает, затягивает удавку на горле и не хочет отпускать. Отвратительный коктейль отвратительных ощущений. — Конечно, это я так… для себя, — Эвер неловко сглатывает, признавая поражение, и стягивает медицинские перчатки, по старой привычке, связывая их между собой. Гнетущее молчание заставляет её нервничать, отчего Леону самому становится не по себе, хотя подобное совсем не должно его волновать. — Мы так и не представились друг другу, я Эвер. Это написано на нашивке, но всё же… Нам же придётся какое-то время сотрудничать… — она неловко мнётся на месте, всё ещё теребя использованные перчатки и через силу выдавливает робкую улыбку. — Леон Скотт Кеннеди. Надеюсь на плодотворную работу, мисс Мур. «Мисс» неприятно царапает слух, пока жёсткий взгляд голубых глаз разделывает её по частям.

***

Леон не вылезал из отдела, тщательно изучая документы, найденные улики и едва ли не рвал на себе волосы — платина струилась сквозь мозолистые пальцы и растворялась где-то на кончиках. Ничего не помогало. Ни одной зацепки, которая могла бы вывести его на убийцу. Семья конгрессмена Харриса заблаговременно была отправлена на курорт, отца и мужа они не видели долгое время и, по законам малобюджетных сериалов про копов, ничего не знали о его деятельности, друзьях и недоброжелателях. У прислуги было неоспоримое алиби — мистер Харрис отпустил весь персонал на выходные, и никто из лиц, вхожих в его дом, не покидал своих скромных обителей. Камеры видеонаблюдения, которыми параноидальные богачи снабжали свою элитную микровселенную тоже не внесли ясности — целый район был обесточен, как раз в тот период времени, когда загадочный человек вошёл в дом конгрессмена и растворился в воздухе, не оставив после себя ни намёка на своё существование. Иной раз Леону даже хотелось сдаться и поверить в призрака-убийцу, который, вопреки своей бестелесной природе, подрался с жертвой и где-то раздобыл пистолет. Теоретически, если мертвецы могли подавать признаки жизни, то и в полтергейстов поверить было не так уж и сложно. Конечно, это было бредом, генерируемым воспалённым мозгом, отчего Леон снова схватился за голову. — Твоя причёска не виновата, приятель, — Марк, приставленный к нему в помощь, вяло улыбается, заходя в кабинет. Кеннеди приветствует его молчаливым кивком, обращая внимание на бумажный пакет из Макдональдса в одной руке, и кипу бумаг — в другой. — Я тут Эвер встретил, просила передать тебе результаты токсикологического анализа и что-то ещё. Взгляни, может, поможет чем-то. — Почему она не сделала это сама? Я всё время был здесь, — Кеннеди непонимающе моргает, откидываясь на спинку кресла, и разминает затёкшую шею. Хруст позвонков неприятно вклинивается в такт тикающих часов и мешается с красноречивым вздохом Марка. — Боюсь, она к тебе больше и под дулом пистолета не подойдёт, — парень подсаживается рядом, небрежно кидая папку на стол. — Эвер совсем не похожа на тех девушек, к которым ты привык. — И к каким же девушкам я привык? — Леон улыбается с озорным лукавством, на время забывая о сложной работе и неудачных попытках докопаться до истины. — Ну, к боевым сексапильным красоткам, очевидно? — помощник игриво дёргает бровью и снова становится хмурым. — Серьёзно говорю, наладь с ней контакт, извинись, что ли. Эвер симпатична мне, и я не хочу наблюдать, как она погружается в пучины экзистенционального кризиса всякий раз, когда слышит твоё имя. Ей и так тяжело, поверь. Леон сжимает губы в бескровную ниточку, думая над произошедшим. К проблемам с работой добавляются проблемы с коллективом — и это его абсолютно не радует. Бегать за девчонкой, которая вбила себе в голову невесть что уж точно не входило в его твёрдые, нерушимые планы. И всё же отчасти Леон мог понять Эвер и её тактику избегания агрессора, коим он ей представлялся по первому — испорченному о себе — впечатлению. Люди зачастую воспринимали его в штыки, принимая внешнюю холодность и отстранённость за высокомерное снисхождение до простых смертных. На самом деле всё было куда проще: Кеннеди предпочитал держать дистанцию и редко сближался с коллегами и случайными встречными, потому что знал одну простую истину, которая разбивала ему сердце — они все рано или поздно (чаще всего рано) уходят из его жизни. Леон примирительно вздыхает, кивая собственным мыслям, и натянуто улыбается. Марк нервно ёрзает рядом в ожидании ответа. — Ладно, я поговорю с мисс Мур, — Кеннеди уверяет почти клятвенно, отчего лицо помощника озаряется победной улыбкой. — Но только когда будет свободное время. Потому что расследование всё ещё в приоритете. Леон заканчивает с работой ближе к половине второго ночи. Марк покинул рабочее место часом ранее, потому что делать было всё равно нечего — разве что кататься на крутящемся стуле из угла в угол, имитируя процесс бурной деятельности. С этим Кеннеди мог справиться и один, но всё же усталость, навалившаяся на него, брала своё. Он покидал офис, минуя запертые кабинеты, пока внезапно не остановился перед безликой дверью — сквозь щель лился тусклый свет, табличка на стене в полутьме робко блеснула. Эвер Гарсия Мур. И опять всё по новой. Кеннеди постучался — три размеренных удара костяшками, между каждым интервал ровно в секунду — ответа не последовало. Ручка поддалась вперёд с тихим щелчком, и Леон бесшумно протиснулся вперёд, словно был на опасной миссии — в этот раз, к счастью для себя, не схватился за пистолет. Профессиональная деформация понемногу отступала. Эвер сидела неподвижно перед стендом с развешанными фотографиями мистера Харриса. На первом снимке он был ещё живым: в дорогом лоснящемся костюме, с горделивой осанкой и выражением лица победителя. Следующие висели в ряд в хронологическом порядке — тело, найденное на месте преступления, фотографии повреждений и результаты вскрытия. Цикл жизни и смерти. Сейчас, когда она была так неподвижна, Леон мог разглядеть её получше: маленькая, хрупкая фигура, облачённая в персиковый деловой костюм, который шёл ей лучше, чем спецодежда явно не первой свежести. Волосы мягко струились по спине, передние пряди — немного короче общей длины — обрамляли круглое лицо, придавая ей шарма. Как-то раз Марк неосторожно обронил, что искренне не понимает, почему такие девушки выбирают столь непривлекательную работу. Эвер могла стать прекрасным юристом, политиком, менеджером высокого уровня — да кем угодно, лишь бы втиснуться в более эстетичную обстановку. Работать с людьми высокого уровня и, самое главное, живыми, а не брать мочу трупов на анализы. Леон, наверное, согласился бы с Марком, но всё же предпочитал придерживаться юношеского максимализма — если это доставляет ей удовольствие (как бы странно это ни звучало в контексте), то она имеет полное право посвятить свою жизнь этому благородному, хоть и не всем понятному выбору. Кеннеди зовёт её, медленно ступая по полу, но девушка не отзывается. Не чувствует на себе изучающего взгляда, разбирающего на микрочастицы, и не слышит поступь приближающихся шагов. Лёгкая находка для убийцы — мрачная мысль встаёт поперёк горла, и Леон усилием воли старается от неё отмахнуться. — Мисс Мур… — он невесомо трогает её за плечо. Просто дотрагивается подушечками пальцев, лишь бы не смутить, но выходит совсем наоборот. — О господи! — Эвер дёргается, едва ли сохраняя равновесие, прежде чем вскочить на ноги и шумно вздохнуть. — Кто же так подкрадывается со спины?! Вы знаете, что так и до остановки сердца недалеко?! — Во-первых, я стучал, — Леон возмущённо вскидывает бровь. — Во-вторых, звал от самой двери, но вы настолько глубоко ушли в себя, что мимо вас рота солдат на параде пройдёт, а вы и не заметите! Девушка сконфуженно опускает голову, дёргано заправляя мешающие пряди за ухо. Крыть действительно было нечем. — Извините, такое со мной бывает чаще, чем хотелось бы, — Мур скользит мимо и опирается на край рабочего стола. Леон понимает действия Эвер без слов. Желание держаться от него подальше, очертить границу и никогда её не переступать. — У вас возник ко мне какой-то вопрос, мистер Кеннеди? Все отчёты я передала вместе с Марком. Он отвечает не сразу, тщательно подбирая слова — чуть ли не репетирует. Кеннеди, без сомнений, был стрессоустойчивым. Доказывал это из раза в раз, попадая в ситуации, из которых можно было выбраться, лишь сохранив трезвый и холодный ум, но в этот раз всё было настолько иначе, что реальность воспринималась не более, чем неудачная шутка. Выжидающе-нетерпеливый взгляд напротив всё-таки заставил начать. — Я хотел бы прояснить недопонимание, возникшее между нами, — Леон заходит издалека, отчего Мур сильнее цепляется пальцами за стол. Нервничает и волнуется. Почти что впадает в панику. — Извиниться. Я пришёл извиниться. Наше знакомство было, мягко говоря… паршивым? — Вам не стоит этого делать, — Эвер понимающе кивает, одаривая его доброй, солнечной улыбкой. — Особенно, если вас об этом просили. К тому же, разве между нами был конфликт, мистер Кеннеди? — Я повёл себя грубо и принести извинения — моя обязанность, мисс Мур. Поэтому я надеюсь, что… — Леон задумчиво замолчал и выдохнул, прежде чем смог продолжить. — Мы сработаемся с вами. И впредь будем обходиться без склок и недомолвок. Эвер согласно кивнула, немного зардевшись, и робко шагнула вперёд, миновав стол. Кеннеди не без облегчения подумал — граница, если не стёрлась совсем, то значительно потускнела. Настолько, что ту можно было даже не заметить. — Тогда мир, мистер Кеннеди, — Мур соглашается и непринуждённо пожимает плечами. Взгляд снова упирается в стенд с фотографиями, и девушка возвращается в пограничное состояние, в коем Леон имел неосторожность её застать. — Наверное, это ужасно. Увидеть своего убийцу в упор и знать, что не сможешь спастись. Жаль, мёртвые не говорят. Леона прошибает неприятная дрожь — прощупывает каждый позвонок и обливает холодной водой. Ворот водолазки царапает горло, и на секунду ему становится нечем дышать. Мутно и безнадёжно. — Это к лучшему, — в голосе сочится уверенность, слепленная воедино с нервозностью и редкими горстями страха. Их не остановить. Угрожай им, моли о снисхождении, попытайся искоренить — они не уйдут. — Не хочется столкнуться с тем, что итак уже мертво. С ними будет сложно разобраться. Эвер не спрашивает и не задаёт лишних вопросов, принимая происходящее за попытку разрядить обстановку, но и не смеётся — Леон мысленно благодарит её за непонятливость или, наоборот, лучшую в мире сообразительность. В кабинете Эвер Гарсии Мур пахнет брусникой и, самую малость, отцветающей весенней порой. Тут перегорает вентилятор и пустеют кофейные кружки с дурацкими картинками и сколами по краям. В кабинете улыбается Эвер, а взгляд голубых глаз Леона больше не разделывает её по частям.