О превратностях судьбы

— Ну и? — выдает Уэнсдей, когда Тайлер возвращается обратно. Выглядит тот достаточно взволновано, о чем говорят подрагивающие кончики бровей и рассеянный взгляд. Во всяком случае, то можно было списать на ранее произведенный перфоманс от младшего брата, и он говорит: — Мы попали в точку! — О чем ты? — Отец сказал, там какое-то крупное дело возникает: тот парень, лаборант, действительно пропал — его девушка заявила об этом в полицию несколько недель назад. Но особое внимание этому не придали. Точнее, никак не увидели взаимосвязь между этими двумя событиями, — плюхается на кровать, опираясь руками позади себя. — Но, как я понял, теперь уже копают под Дирфилд, потому что дела там пахнут чем-то не очень хорошим. — Чем-то нехорошим пахнут детские подгузники, — фыркает Аддамс и скрещивает на груди руки, продолжая как ни в чем не бывало: — Что ты имеешь ввиду под делами академии? — Подробности не знаю — отец был немногословен. Только попросил одни документы завезти, ну, там уже его дела. Не будь Тайлер рожденным эмпатом, то вряд ли бы заметил ту перемену, что произошла с ней: сосредоточенность, что камнем когда-то впечаталась в ее лицо, стала еще более явной, словно произошедшее между ними было не чем иным, как очередной занудный проект. И тут уже он не мог не выдать свой немой вопрос, который перерос скорее в неловкость, проявляющуюся в излишне дерганных движениях. Ей же непременно хотелось обдумать произошедшее до вероломного появления Кевина. И как минимум, полистать переписку с некогда анонимом, который совершенно неожиданным способом приобрел свое имя. — Все в порядке? — спрашивает Галпин, делая попытку приблизиться. Уэнсдей не мыслит, как реагировать, потому быстро оказывается в кольце его рук, но обнимать в ответ не спешит: думает, как могла не заметить сходство манеры общения Тайлера и анонима. Но быстро понимает, что тому была особая причина — она не привыкла анализировать переписку, «видеть» речь, а тем более, тратить свое время на поиск имени человека, с которым она вряд ли могла когда-то пересечься. — Да. — Выглядит совсем иначе, — говорит он ей в ухо, вызывая тем самым целый табун мурашек по неволе. Тайлер слышал, что часто девушки, говоря, что все хорошо, имеют диаметрально противоположное мнение на этот счет, но также хорошо он знал, что Аддамс вряд ли походила на обычную девушку. Однако продолжить все же решил: — Если что-то не так, то просто скажи. Я всегда готов выслушать тебя, если вдруг захочешь что-то обсудить... То звучало искренне. Оттого и раздражало ее больше — отсутствие каких-либо подсказок насчет дальнейших действий путало и вводило в тупик. Уэнсдей упрямо молчит, тянет зачем-то время. Всего-то нужно было признать, что она впервые в подобной ситуации. Произошедшее ставит в тупик. Оно было столь стремительным, что времени подумать не оставалось, как и понять, как это произошло. Самое главное — почему? — Я же сказала — все нормально, — сквозь зубы, но на деле за напускной отстраненностью скрывается замешательство. Уэнсдей была, мягко говоря, слегка зажата. Никогда раньше он не слышал сдавленность в ее голосе, разве что сдержанность, но совершенно иного рода. То была небольшая разница между двумя тонами, и Галпин чувствовал ее скорее интуитивно, нежели мог объяснить словами. — Тогда... хорошо, — и неохотно отстраняется, проводя ладонью вдоль ее позвоночника. Движение легкое, почти невесомое, но оттого вызывающее больше вопросов, нежели ответов. Хотя бы почему она позволила случиться тому, что было, учитывая собственное отношение к личным границам, которые Тайлер ловко обошел. Будто у него всегда был ключ, но спешить он не собирался, желая, чтобы сама Уэнсдей дала ему разрешение на использование того самого ключа. Мнется на месте недолго и, не желая больше чувствовать уже осточертевшую неловкость, быстро бросает, что появились дела, стремглав направляясь к выходу. Тайлер и опомниться не успевает, как Уэнсдей захлопывает дверь автомобиля, натуральным образом сбегая. Жалела ли она о случившемся — не знал, наверное, никто, но чувствовал он себя обескуражено и потеряно, совершенно не будучи подготовленным к подобной реакции. Уэнсдей всякий раз умела удивлять. Хотелось снять шляпу и зааплодировать стоя, но ни шляпы не было, ни овации как-то не лились рекой. Быть может он поспешил, поддавшись романтичному моменту и ее притягательности, но при этом ни о чем не жалел. Никакого неловкого смеха или улыбок, в то время как Уэнсдей вела себя подобно испуганному кролику, что встретил тигра в лесу. Она крепко сжимала руль тонкими пальцами, то хмурясь, то моргая непривычно часто. Так Аддамс пыталась отогнать нервозность, вызванную недавними событиями. Скажем, неожиданной встрече тигра. Осознавать, что вовсе не она была тем тигром, было странно. Даже спустя несколько часов бесцельной езды по городу желаемого эффекта в виде вернувшихся в полный порядок мыслей не наступило. Она пару раз порывалась достать телефон из кармана рюкзака, чтобы написать сообщение Тайлеру, но останавливал ее только факт глупости подобного поступка. Ее желудок в этот момент сжимался, и она принималась нервно барабанить пальцами по рулю, глубоко вздыхая. Сколько бы Уэнсдей не думала об этом, результат был один — сама Вселенная откровенно насмехалась, подсовывая ей даже в переписке с, казалось бы, анонимом, самого Галпина. При мысли о Тайлере ее губы снова против воли скривились в наподобие улыбки, и Аддамс, чтобы убедиться в этом, сначала провела пальцами по краю рта, затем уже приложила холодные ладони к щекам. В их переписке, если хорошенько подумать, не было ничего сверхъестественного — обычный диалог, обмен мнениями, ни намека на обсуждение тем личного характера. Но все же Уэнсдей считала своего собеседника довольно приятным, по крайней мере, не отталкивающим, а это уже говорило о многом. Сбросив оцепенение, она резко затормозила у знакомого полицейского участка и громче обычного хлопнула дверью. — Капитан Дэвис на месте? — Капитан... — Аддамс! — донеслось сбоку и она быстро обернулась: тот с непривычным ехидным выражением лица, с кипой бумаг подмышкой и в руках, выглядел довольным, и это заметно ее заинтриговало. — А я только хотел вам позвонить! — Есть какие-то новости помимо тех, о которых я уже наслышана? — решительно спросила она, глядя на него исподлобья. То был не скепсис, а натуральный интерес, помноженный на ликующее чувство приближающейся победы. — Еще какие, Аддамс, еще какие... Дэвис кивнул в сторону, приглашая ее последовать за собой, и реакция Уэнсдей не заставила себя ждать. За уже привычным первым поворотом, ставшим их настоящим местом переговоров, было тихо и безлюдно. — Во все подробности дела я вас, безусловно, посвящать не буду, — на берегу начал Дэвис и уже поймал искаженную в недовольстве гримасу, — но скажу одно: вы здорово помогли... нам. — Тем, что сдвинула это мертвое расследование с точки? — самомнения ей было не занимать, но будучи в положении выигрышном, капитан предпочел пропустить это мимо ушей, сгладив: — Будем честны — всю работу сделал полицейский участок, — вполне беззлобно ответил он. — Но я не могу не выразить вам благодарность в вашей настырной упорности и пытливости ума. — Это теперь так называется, — она усмехнулась, но продолжила без обиняков: — В общем-то на раздачу похвалы я не претендую. Вы обещали ввести меня в курс дела, капитан? Дэвис, поудобнее перехватив папки, весело улыбнулся, в который раз удивившись бьющейся через край наглости Аддамс. Быть может, если бы не зерно рациональности, которое она несла в своих местами хамоватых речах, то он вполне бы мог обойтись с ней по всей строгости. Она непременно считала, что только по ее наводке был обнаружен яд на одежде погибшего мальчика, но нашли бы это и так, просто то было вопросом времени. И повторная попытка уговоров родителей О`Брайена также ни к чему не привела, однако пламенная речь брюнетки не столько взбесила его и взбудоражила своей резкостью, сколько возродила в нем личный интерес, что воспринимать можно было по-разному. — Я обещал сделать это без подробностей, Аддамс, не забывайтесь. Но одна заслуга наглой девчонки и сына Донована Галпина все же была: по счастливой случайности они выяснили информацию о частных уроках мисс Грей с погибшим Нилом, о которых знал довольно узкий круг людей — его близкие друзья, среди которых оказались их младшие братья; это позволило сделать им неверное суждение, предположив, что мисс Грей могла быть виновна в случившимся, но дальше догадки это не ушло по одной причине — как такового мотива у нее не было; дальше, как понял Дэвис, они раскопали романтическую связь между мисс Грей и профессором Маклафином, который не только числился преподавателем в Массачусестском технологическом институте, но и в академии Дирфилд; одной из, на первый взгляд, логичных предположений стала возможность совершения преступления на почве ревности, что нельзя было отметать, но никаких доказательств также не было. Прокрутив все в голове, Дэвис мысленно смахнул пот со лба под пристальным взглядом Уэнсдей. Однако упомянутая заслуга все еще ждала своего часа. Как это часто случается на страницах книг, Аддамс и Галпин совершенно случайно, кто-то бы сказал: пальцем в небо, нашли одну единственную, но такую значимую брешь: в тот день мог ли быть на территории академии человек, которого впоследствии допрос не коснулся? Подтверждение подобного соображения с помощью нескольких учащихся стало пусковым механизмом в деле о сокрытии данных академией Дирфилд. — Мисс Аддамс, благодарю вас за содействие. Уволившийся лаборант, о котором упоминал мистер Галпин, в действительности был. И он пропал, — стараясь не сказать лишнего, объясняться он предпочитал теми фактами, о которых было известно благодаря СМИ. Но Дэвис догадывался, что подобным отделаться не удастся, потому аккуратно продолжил: — На данный момент раскрылись некоторые моменты, из-за которых ведется полное расследование академии Дирфилд на предмет несостыковок и умалчиваний. — Каким образом это относится к делу О`Брайена? — ей надоело, что капитан говорил вокруг да около. Дело принимало совершенно другой оборот, потому Дэвис не мог сболтнуть лишнего, хотя был уверен, что дальше неугомонной брюнетки это не уйдет. Возможно, без нее и сына Галпина вряд ли удалось бы копнуть глубже, кто-то бы сказал: новичкам везет, и был бы абсолютно в этом прав. Кто мог подумать, что сбежавший лаборант, некто Майкл Сандерс, окажется покрытым академией? А все из-за очередного скрытого факта пропажи лабораторной посуды, которым с легкостью могли заинтересоваться ребята из отдела управления по борьбе с наркотиками. У тех был факт выросшей наркоторговли на улицах и список подозреваемых лиц, возможные поставки реактивов и посуды для приготовления. Как некстати последнее так хорошо вписалось бы в общую картину, но Дирфилду проблемы были не нужны, потому резкую пропажу некоторых единиц было решено скрыть от лишних глаз. — Могу сказать, что вашего профессора вы вряд ли увидите на следующей лекции. Он — один из главных подозреваемых в нашем деле. Дэвис был удивлен подобным махинациям внутри академии и принимающему оборот делу, не сегодня-завтра которое будет направлено в совершенно другие органы. Одно он знал точно: Маклафин, на которого можно было подумать в последнюю очередь и связать того с такой деятельностью, как наркоторговля, пусть и в малых масштабах, выглядел совершенно уверенным в собственной правоте. И если бы не куча мелких несостыковок, то все бы так и продолжали ходить вокруг да около. — Нил О`Брайен, как вы узнаете позже из прессы, погиб по несчастливым обстоятельствам: оказался в ненужное время в ненужном месте — пары ядовитой цианистоводородистой кислоты в высокой концентрации послужили причиной его судорог. И как мы предполагаем, он вышел пройтись на воздух и впоследствии потерял сознание, неудачно приложившись головой о камень, что послужило причиной его смерти. Исход был один, но истинная причина уже звучала куда более убедительно, чем ранее. Уэнсдей разжала губы и еле заметно кивнула. — Каким образом он вообще оказался рядом с синильной кислотой? — очевидный и простой вопрос слетел с ее губ. — Проходили некоторые... эксперименты в лаборатории недалеко от аудитории, где он упражнялся. Большего сказать не могу, — он хотел было развести руками, но те были заняты кучей папок. — На этом прошу меня простить — дела не ждут. Еще раз выражу вам благодарность, мисс Аддамс. Надеюсь, сотрудничать мы с вами больше не будем — я еще не так богат, чтобы тратить столько денег на успокоительные. — Я о вас того же мнения, — фыркнула она и, развернувшись, бросила через плечо: — Спасибо за работу. Упомянуть о том, что в незатейливый воскресный день профессор Маклафин и его лаборант занимались приготовлением очередной партии метамфетамина, оставив без внимания открытую лабораторию, в которую при таких обстоятельствах без определенной защиты заходить было нельзя, Дэвис не мог. Но мог усмехнуться тому, как Аддамс поспешила ретироваться, быстро перебирая ногами. Ее еле слышное «спасибо» было почти трогательным. Уэнсдей побрела обратно тем же путем, которым недавно пришла. Куча вопросов витала в ее голове, но скудные ответы Дэвиса немного прояснили до этого плачевную ситуацию. Она знала, что тот не озвучивал многие важные факты, но справедливости ради, она была довольна уже тем, что дело О`Брайена, которое она называла своим, было ближе к развязке. У выхода из участка Аддамс замерла, с ужасом увидев в паре шагов Тайлера. Его орехово-зеленые глаза точно заметили в ней панику, напряженные плечи и вмиг сбившееся дыхание. Черт, да у нее практически гипервентиляция. — О, Уэнсдей, — прошептал он, всматриваясь в ее лицо и гадая, что послужило причиной ее смятения. Он боялся начинать разговор после их неловкого прощания, и все же здравый смысл пересилил его. — Не буду спрашивать, что ты тут делаешь. — Как и я у тебя, — ответила она в тон ему и молчаливо уставилась на него так, будто человек, который говорил с ним — мираж, который непременно исчезнет, стоит ей только моргнуть. На Тайлера вдруг снизошло осознание, что их совместно проведенное время закончилось не на той точке, на которой планировалось изначально. — Ты в порядке? Ты так быстро убежала, что я даже не знал, что и думать... Если я сделал что-то не так, то... Говорить среди кучи людей, преграждая тем путь на выход, ей совсем не хотелось, поэтому Аддамс в непривычной для нее манере взяла его за руку и повела в сторону парковки, где ранее бросила свою машину. Пальцы свободной руки она сжала в кулак. Парень, к которому она честно пыталась не испытывать влечения, был тем, которого ей настырно подсовывала Вселенная разными способами. Потому теперь, когда Тайлер и аноним оказались одним и тем же человеком, у Аддамс не оставалось абсолютно никакого выбора. Когда Уэнсдей резко остановилась и подняла на него свои темные глаза, Галпин почувствовал, как смягчается его собственное выражение лица. — Я знаю этот взгляд, — буркнула Уэнсдей, руку его так и не отпуская. Она выглядела больше смущенной, чем расстроенной. И Тайлер со смиренной улыбкой пожал плечами и чуть склонил голову в бок. — Раннее отвечая, что все в порядке, я это и имела ввиду. Мне действительно так казалось. Но... — ее «но» звучало пугающе. — Я испугалась. — Чего именно? — севшим голосом спросил он, вновь напрягаясь из-за страха услышать ответ. — Своих чувств. Уэнсдей не знала, как продолжить этот странный монолог, потому как толком не имела опыта в подобных дискуссиях. Тайлер же посмотрел на нее, ожидая продолжения. Но если бы только она могла должным образом выразить все это словами, то разговор бы окончился еще в его спальне. Однако ее сдавленное признание принесло ему ничто иное, как облегчение. Она пребывала в легкой форме истерии, потому что все слова, вроде «заинтересованность» и «увлеченность» звучали в этом контексте так же шатко, как туман или кремовые шапки взбитых сливок на торте — они не имели ничего общего с разрастающейся агонией у нее в груди. — Давай поговорим об этом позже, когда ты будешь готова, хорошо? — сказав это, он решил, что давить на Аддамс не было никакого смысла. Ему было важно, чтобы она чувствовала себя комфортно. — Договорились. — Я не успел тебе сказать, что это еще не конец нашего свидания, — произнес Тайлер и, огладив большим пальцем ее ладонь, продолжил: — Если ты не занята, то как насчет повеселиться в парке аттракционов? Мы можем еще успеть, — он глянул на часы, — еще полтора часа в запасе. Что думаешь? В ответ Уэнсдей кивнула и позволила ему открыть себе дверь в собственный автомобиль. Всю дорогу Тайлер заполнял тишину, болтая без умолку о предстоящих аттракционах, рассказывая то его походы из детства, то случаи поломки, из-за которых люди висели вниз головой по несколько часов. Последнее Уэнсдей посчитала куда более занимательным. Про себя она отметила, что его болтовня воспринималась ею уже почти как само собой разумеющееся, словно без этой трескотни Тайлер был вовсе не Тайлером. И на удивление, присутствие основной причины собственных терзаний действовало на разум куда лучше, чем его отсутствие, — так думать почти не хотелось, не считая мыслей о количестве слов, произнесенных Галпином в минуту. — Кстати, Дэвис тебе что-то рассказал? — вспомнив о причине, по которой они встретились в участке, спросил Тайлер. — Пытался, но как и ожидалось, в этом вопросе у него связаны руки. — Только почему-то они были в ином положении на начальном этапе, — усмехнулся он, чем вызвал у Аддамс такую же реакцию. И она мысленно ужаснулась этому, плотнее сжав губы. Этого ей еще не хватало. — Дело оказалась куда глубже, чем казалось изначально. Как я поняла по тем скудным данным, что он дал, профессор Маклафин занимался производством метамфетамина, и, не поймай его на краже лабораторной посуды и некоторых химических реактивов, то вряд ли бы это дело дало ход. — Ого, мет?! Я думал, он только строит из себя эдакого душнилу с ирландской бородкой, а оказывается, он тот еще наркобарон! — В тихом омуте, — она пожала плечами, хотя сама не предполагала подобный ход развития событий. — А по поводу Нила? — ему было действительно интересно узнать, как далеко зашли их происки потенциального убийцы, и был ли он вообще. Уэнсдей крепче сжала пальцами руль, подумав, что смерть подростка была абсолютно бессмысленной. Кто-то бы сказал: жертва обстоятельств. — Похоже, он действительно получил тяжелую травму головы, когда потерял сознание из-за паров синильной кислоты, которой он надышался в аудитории. — Так профессор прям там что ли... варил мет? — Тайлер даже развернулся, широко раскрыв от удивления глаза. — Похоже на то. — Немыслимо... Ей оставалось только молча кивнуть, оставляя Галпина с той чередой мыслей, которую она переварила за минуту до встречи с ним. Существовало мало вещей, которые заставляли его чувствовать себя хоть сколько-нибудь разочарованным, и этот случай был в их числе, что он решил озвучить вслух: — Знаешь, вроде бы мы подошли к такому логичному финалу, помогли в расследовании, искали разного рода причинно-следственные связи, даже устраивали слежку, хоть и выходило не всегда успешно. И я думал, что вот-вот будет тот самый конец, которого все ждут, — он задумчиво смотрел в окно, и Уэнсдей на долю секунды засмотрелась на его сосредоточенный профиль, — но почему я чувствую себя так... странно? — развернувшись лицом, они встретились взглядами, и она быстро перевела глаза обратно на дорогу. — Нет вкуса победы? — предположила Аддамс, основываясь на собственных ощущениях. — Да, именно. Я предвкушал это, представляя все как игру, у которой должна быть ожидаемая, но не менее волнующая развязка. Но получив ответ, почему погиб Нил, я не испытываю радости, только... И она продолжила на свой страх и риск, попадая при этом в точку: — Чувство фрустрации от полученного разочарования. — Ну-у, я имел ввиду самый обычный облом, но и это вполне подходит, — он провел ладонью по кудрям назад. — Осознание, что все-таки Нил погиб просто так, без всякой на то причины — еще хуже, чем было до. У меня в голове крутится тысяча «а если», но это вряд ли уже имеет хоть какой-то смысл. Тайлер хотел было добавить, что подобные мысли одолевали его всякий раз, стоило ему подумать о смерти матери, но не стал, думая, что тем самым сделает хуже только самому себе, лишний раз напомнив о случившемся. Что сказать Уэнсдей не нашлась хотя бы потому, что он и так изложил точку зрения, совпадающую с ее собственной. Но она заметила, как уголки его губ больше не приподнимались каждую секунду, и это вызывало в ней смятение. Нужно было что-то сказать. Сделать. Но она не знала что именно, поэтому когда они припарковались на полупустой стоянке из-за скорого закрытия парка, Аддамс потянулась к его ладони, найдя это наиболее подходящим в подобной ситуации. Ему понадобилось пару минут, чтобы вновь улыбнуться, глядя на их сплетенные вместе пальцы. Парк оказался не просто большим, а огромным: такой вряд ли можно было обойти за оставшийся час до закрытия, но Тайлер был уверен, что пары аттракционов им должно было хватить. И прежде чем взять билет на один из них, Уэнсдей убедилась, что тот был самым экстремальным. — Ты... уверена? — озираясь на огромную махину в виде двух высоких столбов с присоединенной к ней конструкции в виде шара. — Более чем, — скалясь или улыбаясь, Тайлер точно не определил, Уэнсдей уверенно шагнула ко входу. Ничего более ему не оставалось, как последовать за ней. В его мыслях свидание подразумевало поедание сладкой ваты и обязательное посещение колеса обозрения, тому как раз способствовало заходящее солнце, обеспечивая красивый вид на вечерний Бостон. Но Аддамс была непоколебима. Тайлер никогда не представлял, как громко он может кричать, но Уэнсдей с присущей дотошностью констатировала, хоть ее слова и улетали в воздух: «Твой... крик... примерно в... сто тридцать деци... бел!». Ему же казалось, что звук, исходящий из его горла, достигает на менее двухсот. Так называемая «Катапульта» подбрасывала их, как обычно пишут в условиях задачи по физике, где «мяч, брошенный вертикально вверх...». Обычно спрашивается, с какими телами он взаимодействует, какие силы действуют на него и еще некоторые подробности о его траектории. До этого момента Галпин прекрасно знал ответы на все вопросы, но сейчас он вряд ли мог произнести и слово, не сливающееся в феерии собственного крика. Золотистые кудряшки стояли дыбом, пальцами до побеления костяшек он обхватывал подобие перекладины впереди себя, которая во время его незапланированного концерта, сугубо по его мнению, должна была выйти из строя, становясь причиной его гибели. Губы Уэнсдей растягивались в ухмылке. О, это точно была она, Тайлер ни с чем бы не перепутал подрагивающие уголки губ и ехидный, полный азарта взгляд. — Теперь я выбираю аттракцион! — выпалил он быстрее, чем Аддамс успела опомниться. Крутящиеся лошадки под красным куполом ей не понравились. И это было мягко сказано. Отвратительная мелодия, желтые огоньки и наполовину облезлая краска портили и без того ужасную картину современной пыточной. Но Тайлер заливисто смеялся, наслаждаясь их горизонтальным движением со скоростью не более десяти километров в час с отрывом от земли в районе полуметра. Это была его стихия. — Боже, Аддамс, ты просто невероятна! — прыснул он, наблюдая за ее хмурым лицом и строго скрещенными на груди руками. Доставая телефон из кармана, Тайлер намеревался сделать пару снимков на память — вряд ли можно было еще хоть раз увидеть Уэнсдей, крутящейся на белой лошадке с золотистой гривой. — Покажешь кому-то — и я тебя расчленю. — Как я могу! Ей было невдомек, почему Галпин выбрал в качестве пытки настоящий кошмар во плоти — он совсем не выглядел, как мазохист. Скорее она им была, учитывая, что согласилась на подобный перфоманс. К сожалению Уэнсдей и к радости Тайлера время закрытия неумолимо приближалось, и на некоторые аттракционы вход был уже перекрыт. Однако колесо обозрения, начальный план Галпина, еще работало, поэтому тот, долго не раздумывая, потащил брюнетку прямиком в пустую кабинку. Они быстро прыгнули внутрь, едва та приблизилась к земле. — Зачем ты взял это? — приподнимая бровь, спросила брюнетка, косясь на розовое нечто на палочке. — Сладкая вата, Уэнсдей, это залог любого успешного похода в парк аттракционов! — ответил он и тут же сделал большой укус, наслаждаясь вмиг растаявшим на языке сахаром. После пережитого стресса ему непременно хотелось восполнить запас глюкозы в крови. — Все так боятся непогоды, — задумчиво пробормотала Уэнсдей, наблюдая за разворачивающейся картиной. На небосводе весеннее солнце близилось к горизонту. На восточном побережье погода любила поиграть, месяцами держа жителей в напряжении. Тайлер наблюдал за ней, кусая то губу, то сладкую вату, неуклюже сгорбившись на жестком сидении напротив. Он задержал глаза на ее длинных ресницах, когда она пару раз хлопнула глазами, будто отгоняла какое-то наваждение. Пересесть вплотную было лучшим решением. От сумбурного движения сбоку Уэнсдей развернулась и встретилась с орехово-зеленым взглядом, направленным не на уходящее солнце, не на разворачивающийся вид вечернего города, да не на удаляющиеся от взгляда кромки деревьев, а прямиком на нее. Он сделал маленький укус ваты и, не медля, потянулся к ней с поцелуем. Приторно-сладкий вкус на губах, потом — на кончике языка. Ещё шире распахнув глаза, Аддамс глубоко вздохнула, будто только что висела на краю обрыва, но сумела выбраться на твёрдую землю. Легкие касания пальцев вниз по шее вызвали у нее глубокий выдох, после чего она собственноручно углубила поцелуй, хватаясь за его плечи. Кто-то бы сказал: правильный поцелуй должен быть нежным. Деликатным, вдумчивым, оставляющим много места для размышлений. Но на деле оказывается только погружение с головой в судорожные вдохи и лихорадочные касания. После Тайлер издал звук, подталкивающий ее колени еще на дюйм ближе к неминуемому падению, а от томного тембра его стона в нижней части живота скрутился горячий узел, так что Уэнсдей вновь поняла, что еще не успела забыть, — остро, как нож, входящий прямиком в плоть, — что такое желание. Медленно, как тянущаяся сладкая патока, он обвел языком верхнюю ее губу и нежно, но крепко, прижался к ней своими губами, а затем не без особого усилия отступил, заглядывая в ее потемневшие до нефтяных пятен глаза и изучая ее с ненасытным вниманием. Разрывая тишину своим подрагивающим голосом, она прошептала на удивление откровенно: — Я испугалась своих чувств, потому что раньше... подобного со мной не происходило. — Со мной тоже, — он сделал невозможное и улыбнулся еще шире, проводя большим пальцем вдоль ее острой линии челюсти. — Это звучит по-идиотски, но с тобой все иначе. Наконец она улыбнулась в ответ, когда парализующий эффект от улыбки Тайлера спал, и ей удалось почувствовать не только его радость, но и свою собственную. — Это и в правду звучит глупо. — Я знаю. Внезапно осознав, что они достигли самой высокой точки, Тайлер нерешительно отвел взгляд в сторону, и Аддамс последовала его примеру. Тысячи мерцающих огоньков в ее темных глазах отражались подобно мериаде звезд, не поддающихся никакому известному подсчету. — Ты знаешь, что я твой аноним? — сказал он на ухо, не отводя ни на секунду взгляд от ее лица. — Да. Как ты догадался, что я знаю? — неожиданно спокойно и рассудительно. Разве можно было ожидать чего-то от нее иного? — Предположил, — пожал плечами, — и имел неосторожность упомянуть пару авторов вслух, о которых писал тебе. Его ответ ее устроил, но она не могла не признаться, что истинной причиной его разоблачения были не те невидимые глазу тонкие намеки, а всего лишь диалог с его младшим братом. — Кевин упомянул о том случае из твоего детства, о котором ты писал. — А, вот как... — Зачем ты сказал мне забыть о своем соулмейте? — Уэнсдей склонила голову в бок, пытаясь понять его и слушать внимательнее. Теперь уже он скорчил печальную гримасу, от которой уголки ее губ приподнялись, словно их черты были связаны невидимой нитью. Затем последующие его движение щек и губ провоцировали Аддамс сделать то же самое. — Я думал, так будет правильнее, раз он... то есть я, приносил тебе неприятные чувства, — ответил он и вопрошающе добавил: — Но ты ведь не последовала этому совету?! — Нет, конечно. С чего мне слушать незнакомца, когда дело касается моей личной жизни? Он попеременно сжимал и разжимал ее пальцы, чтобы та не забыла о его прикосновениях. — Тогда я тебя поцелую... снова, — его дыхание защекотало ей лицо, и Уэнсдей почувствовала трепет его ресниц на своей щеке за несколько секунд до того, как его губы вновь прижались к ее, раз за разом выбивая почву из-под ног и заставляя тонуть. — Это звучало как угроза, — сказала она, думая, как давно стала считать его родинки на лице милыми. — Но тебе ведь такое нравится? Едва кабинка приблизилась к земле, они впопыхах с румяными щеками поспешили к припаркованному автомобилю. Предвкушающее молчание их было связано с тем, что каждый пытался справиться с нахлынувшими чувствами, возникшими в узкой кабинке колеса обозрения. Тайлер быстро оказался на водительском сидении под ее тихое шипение и немой вопрос в глазах, на который он ответил тем, что его сердечко и так натерпелось за сегодняшний день, и очередные американские горки по дорогам Бостона от Аддамс он не вытерпит. Уэнсдей же в момент, когда он положил свою ладонь на ее колено, стало откровенно плевать на его черепашью езду и дотошное соблюдение всех правил дорожного движения. Подобно юным студентам, кем они и являлись, свернуть в первый повстречавшийся тёмный двор и заглушить двигатель. Едва Галпин успел повернуть ключ, Уэнсдей потянулась к нему за поцелуем, посчитав, что его губы до сих пор имели вкус той сладкой ваты. Пытаясь не отвлекаться на вздымающуюся грудь и тесный контакт, он практически не сомневается, что делает все правильно. Они были все еще не так близко друг к другу, потому Аддамс ловко перелезает к нему на колени, в то время как Тайлер отодвигает сидение назад. В таком положении Уэнсдей словно не может сфокусироваться, взгляд ее мечется по его лицу, а сама она пальцами крепко сжимает плечи. Несмотря на хорошую реакцию, Тайлер не успевает сориентироваться, когда Аддамс впивается в губы. Целует так, что он не смог бы ее оттолкнуть, даже если бы и очень захотел. До тех пор скрытые эмоции наконец-то нашли выход. Он отвечает на поцелуй, жадно сжимает талию, на мгновение даже чувствует металлический привкус крови с искусанных губ. Больше ничто не сможет сказать неправильное «стоп». Отдаться порыву и раствориться в желании. Уэнсдей зарывается пальцами в его волосы на затылке, проводя сначала ногтями, затем мягкими подушечками пальцев. Такой контраст боли и наслаждения приходится ему по душе, и он мычит в губы, пока Аддамс неустанно ерзает на коленях. Куда же делась вся эта чопорная неуверенность? Он лишь тихо усмехается про себя и, решив поддаться, тянется к молнии ее штанов. Она смотрит в глаза решительно, и, черт бы его побрал, он уверен, что она хочет его так же сильно, как и он ее. Это играет обоим на руку, ведь он уже не в силах отказаться от будущей перспективы. Избавиться от мешающих брюк оказывается довольно не просто в их положении, и Уэнсдей на минуту приподнимается, скрючивается в три погибели, цепляя штанины вниз. И тянется к его ремню сначала неуверенно, но после, ощутив горячие ладони Тайлера на собственных ягодицах, дергает тот с характерным звуком. Ещё секунда — и его плоть освобождается от оков сжимающих брюк и белья. В машине отключен обогрев, поэтому от этого ее руки на члене кажутся на контрасте еще теплее. Она двигает ими нерешительно медленно, размеренно, исследуя мягкую кожу, в то время как Тайлер, закусив нижнюю губу, пробирается ей под рубашку и тонкую ткань бюстгальтера, тянет его лямки вниз, сбивая тот к талии. Когда второй свободной рукой он ползет по внутренней стороне бедра, Уэнсдей на секунду задерживает дыхание, заглядывая в его потемневшие от возбуждения, далеко не орехово-зеленые, глаза. Мягкие подушечки пальцев касаются возбужденного клитора сначала мягко, затем более настойчиво размазывая ее влагу. Дразнит ее, сводит с ума. Словно ей мало всего происходящего. Он торопится. Так спешит, словно она может растаять в воздухе, но все же спрашивает: — Ты точно?.. — Да, — уверенно и безапелляционно. Разве можно было усомниться в ответе человека, на лице которого будто было написано «желание»? Аддамс молча наблюдает за тем, как тот тянется к нагрудному кармашку джинсовой куртки, и давит вопрос, как давно он таскает с собой презервативы. Тайлер же взгляда не замечает, дрожащими пальцами разрывая фольгированный пакетик. В порыве он дергает ее за волосы назад, заставляя ту прогнуться в пояснице, и ближе притягивает к себе за талию. Медленно входит, растягивая удовольствие, отчего Уэнсдей сначала вскрикивает, но он тут же закрывает ее рот поцелуем, но движение не прекращает. Пальцы впиваются в сильные руки с напряжёнными от возбуждения венами. В ней узко, горячо и сладко, тугой узел внизу живота скручивается до звездочек перед глазами, а шлепки от соприкосновения их тел заводят еще больше. И Уэнсдей сама не очень понимает, где заканчивается «больно» и начинается «очень хорошо». В какой-то момент становится до дури приятно, как он растягивает ее, двигается туда и обратно каждым своим ускоряющимся движением. Никаких «нет», ни капли смущения более. Только засасывающая темнота его глаз и невозможно милые родинки на щеке. В какой-то момент все вокруг сузилось до ее машины с запотевшими стеклами. Спускаясь ладонью вниз, одновременно с ритмичными толчками начинает оглаживать клитор. Ускоряет темп, входит чуть глубже, меняя угол, и, когда он и сам уже не может сдерживаться, чувствует, как она заходится в экстазе и дрожит, впиваясь до красных отметин в его плечи. Она — туго пульсирующая на его члене, доводящая того до настоящего исступления своими спазмами. Полное ощущение полета. Над ее губами сверкает испарина, и он проходится языком по этим крошечным каплям влаги, вжав девушку в себя до тянущей боли в ребрах. Еще пара уверенных толчков — и он утыкается в глухом стоне ей в шею, остатками сознания отмечая, что сознания больше нет. По крайней мере, в ближайшие минуты. Тайлер целует ее в висок, вдыхая полюбившийся запах ветивера и бергамота. Уэнсдей думает о том, как по-хитрому устроена Вселенная, не имеющая к их связи никакого отношения.