На эмоциях

      Тяжело.       Так сдавливает грудь, сложно, практически невозможно пошевелиться по собственному желанию, однако вольные конечности дрожат, дëргаются, не позволяя подняться. Луффи просыпается, но вовсе не так светло и радостно, как привыкли видеть другие, нет. Он просыпается в холодном поту, пытается всячески удержать свой голос, не дать ему вырваться наружу, не сорваться.       Немой крик.       Пальцы дрожат, оборачиваясь неустойчивым мармеладом, однако в них чувствуется сконцентрированная сила, опора, прочный скелет. Так всегда бывает, когда отчаянно стараешься выровнять ритм, успокоиться, сдержать волнение. В итоге тремор только сильнее — холодными мурашками дрожит и дëргается всë тело.       Холодно.       Отчего-то в каюте родного Санни оказывается слишком холодно, на что парнишка и списывает накатившую панику. Зрачки бегают из стороны в сторону, но взгляд не мылится, не меняется, каждую следующую секунду, минуту предстаëт одна и та же картина. На это никак не влияет ни окружение, ни состояние. Война, смерть, битва, кровь.       Травма.       Пусть накама и правда давно привыкли к улыбчивому и светлому капитану, сам он редко когда так о себе думает. Если посчитать в процентном соотношении, в глухом, давящем и жестоком одиночестве он провëл намного больше времени, чем в задорной компании. Вот и высвобождаются накопленные с годами чувства, во все стороны разрастаясь бешеной энергией. Но в иной ситуации...       Мир такой тëмный.       Вставать утром приятно — совершенно не имеет значения погода или состояние моря в иллюминаторе, когда ты просыпаешься в любимом месте с дорогими друзьями, успевшими стать тебе настоящей семьëй, нет причин тосковать или грустить, поднимаешься засветло и бежишь со всех ног встречать рассвет, принимать новый день всей душой, открываться миру и вселенной.       Но сейчас... Вокруг такая противная и отторгающая тьма, не хочется еë видеть, никогда не видеть больше, а приходится, раз за разом, ночь за ночью. Она ассоциируется с ужасом, со страхом, с тем омерзительным прошлым, которое удалось пережить. Много ли в сердце красок? Ровно столько, сколько можно представить.       Луффи нечасто просыпается глубокой ночью, но в течение прошедших двух лет подобное стало новым спусковым крючком, действующим на него, как стимулятор. Однако вовсе не в хорошем смысле слова. Та смерть... Она привнесла в бренную и беззаботную жизнь кошмары, с которыми приходится бороться в одиночку. Они поглощают, сжирают, не дают забыть, не дают потерять, постоянно дополняют картинку, делают свежее образ, гуще и темнее цвета.       Воображение парнишки — удивительная вещь. В те редкие ночи, когда сознание не погружено в беспамятство, сверкая миллионом внутренних идей, можно заметить по-настоящему чудесное и уникальное строение чужого мышления. Если бы все те картинки, которые рождает мозг ребëнка в моменты сновидений, можно было представить в реальности, перенести красоты на корабль, то даже самая тëмная и беззвëздная ночь обернулась бы сумбурным праздником, где каждый счастлив и сыт. Горы разнообразной еды, целые молочные реки и мясные берега, море активностей, запоминающихся зверей, любимых людей. Нет ничего лучше истинных жизненных красок, тем более в видении маленького человека.       Однако злая сторона влияет в разы больше светлой. Чем гуще воображение, тем реалистичнее картинки оно рисует в голове. Страхи, боли, переживания — все сильные эмоции оставляют в юной памяти жирный след, стереть который невозможно с годами. Они пополняются, растут, набираются сил, обращаясь чудовищным монстром, съедающим все представленные ранее прикрасы.       Луффи, наконец, оглядывается. К счастью, вокруг так же мирно, как раньше, спят накама, полностью отдавшись ночи. Они не видят его, пока он пристально вглядывается в их тела, они не видят его, когда он на цыпочках покидает комнату, еле удерживаясь на подшатанных ногах, они не видят, как он подходит к краю борта, дышит свежим воздухом, хватается за голову, сжимает волосы, мнëт рубашку в районе груди, закрывает рот рукой, опадая на колени.       Не видят. И никогда не увидят.       Луффи не боится монстров. В его любви к приключениям читается и интерес ко всему неизведанному, учитывая прошедший Триллер Барк и Небесный остров. Да и команда у него, если быть честным, не самые обычные люди, наоборот же классно, когда кто-то отличается от других! Столько особенных личностей можно повстречать, столько нового узнать.       Да уж, Луффи и правда не боится монстров.       Но в кошмарах они к нему приходят. Приходят медленно, приходят осторожно, приходят, нагоняя всë больше жути. У них нет лиц, они закрашены чëрными кругами с редкими алыми линиями, они сливаются с ночью, выдавая себя лишь еле-заметной светящейся тенью. Они бесшумны, бесцветны, но они всегда где-то рядом. Стоит закрыть глаза, какой бы радостной ни была картина ранее — если присмотреться, в дальнем углу бродит это самое нечто, в секунду резко оборачиваясь на тебя. Оно не может не заметить твой взгляд.       Луффи всегда бежит.       Он никогда не избегает битв, никогда не думает наперëд, никогда не боится и не трусит. Если ему суждено умереть в бою, он погибнет, с честью сражаясь за собственные мечты и идеалы. Бегство — признак труса, уж точно не для него подход, ведь настолько шебутной капитан ни за что не станет считаться с чужим мнением, если считает его ошибочным. Вдолбить силой, освободить страну, людей, забрать что-то, что хочешь. Таков путь пирата.       Но во снах он бежит. Отчего-то это создание не на шутку пугает парня, вынуждает обратиться в бегство, отвернуться, забыть. Словно, если оно потеряет твои полные надежды и света глаза, то перестанет преследовать, остановится и забудет про тебя. К сожалению, всегда картина одинакова. Даëт слабину, пока никто не видит, сам не знает, почему, но бежит, отчаянно пытается убежать, как только ловит на себе эти жуткие глаза, отдающие тусклым алым свечением. Здесь же никто не увидит... Здесь можно быть собой, поддаться правде, ужасу, охватывающему с головы до пят.       Он бежит. Так почему же тень не отдаляется? Как бы сильно ни старался, сколько бы сил ни вкладывал, как бы долго ни бежал, он никогда не может сократить расстояние даже на миллиметр. Всë, что может — пугливо оборачиваться назад и наблюдать, как монстр не сводит с тебя глаз, медленно приближаясь. Оно никогда не моргает. Оно всегда рядом. И всегда без проблем достигает цели, хватая мальчишку в соломенной шляпе.       Иронично. Сколько ни старался, в тот раз он тоже не смог.       Рука тени поднимается медленно, но она грубая и тяжëлая, разом заставляет его остановиться. Крепкая хватка без проблем поднимает лëгкое тело над землей, оставляя конечности пирата неподвижно висеть. Он более не сопротивляется, лишь зажмуривает глаза — не раз проходил через подобное, он на сто процентов знает, что именно сейчас произойдëт.       Красные линии расползаются по силуэту, обволакивая пойманное тело. Они проходят по рукам, впиваются в вены, затекают в сосуды, в сердце, покрывают волосы, падают на глаза, проникают и в нос, и в горло. У них привкус крови. Тëмные, тягучие, с таким же железным оттенком, хоть и имеют структуру нитей.       Луффи никогда не понимал, от чего именно, но пульс учащается: то ли от страха, то ли от действий тени. Неизвестность за чëрный пеленой пугает, как и состояние невесомости, при котором тело само по себе застревает в воздухе, опираясь лишь на чью-то холодную руку. Во снах парнишка не тянется.       По случайности открывает глаза. Разом накрывает волна ужаса, практически вплотную расположено то самое безличное нечто, те закрученные линии, словно некий шизофреник истратил весь карандаш, лишь бы начертить ни одну тысячу кругов. Хочет вскрикнуть, но рука на горле не даëт звукам вырваться, тень всë ближе, будто пытается окончательно поглотить и тело, и разум. Луффи прячет глаза, зажмуривается, кусает себя за язык, ведь подобные действия — последнее, на что он способен, прежде чем отдаться пустоте и провалиться в безумство.       Ледяное дыхание касается шеи, приоткрывается пасть чудовища, мальчишка не видит, не видит и не хочет более видеть, что происходит, но он явно чувствует все шаги каждой клеткой своего тела. Секунда, вторая, тень жадно кряхтит, рычит, укус неизбежен, острые зубы касаются эластичной кожи, пуская мелкую струйку крови.       И он просыпается.       Сейчас, стоя на палубе, Луффи прогоняет раз за разом увиденную картину, надеясь хотя бы ненадолго обрести спокойствие. Держится за сердце. Стук. Ещë стук. То ли слишком быстро, то ли слишком медленно, но оно бьëтся, это главное. Дыхание восстановить сложнее, всë ещë чертовски свеж недавний образ, успевший стать обыденностью. Кажется, что даже в простом моргании явится незабытый ужас. Закроешь глаза — вернëшься в цепкие лапы с выдвинутыми когтями, окажешься в плену монстра, позволяя ему поглотить тебя до конца. Кошмары — редкость, однако с новым страхом то существо подбирается всë ближе и ближе, забирая пирата в свои объятья. В первый раз он проснулся, как только заметил силуэт. Во второй раз, когда пытался сбежать. В последующих — с каждым новым действием. «Поцелуй тени» стал сегодняшним шагом.       С районе шеи ядовито защемило. Дрожь всë не умолкает, но телу постепенно возвращается контроль, высвобождая потерянные чувства. Луффи настороженно поворачивает голову, изучая собственное плечо. В тени ночной рубашки явно виднеется тонкая струйка алой жидкости, стекающая вниз.       «Это просто нитка... Просто вылезла одна нитка...»       Спустя ещë полчаса Луффи окончательно успокаивается, настраивая себя на новый день. Он не хочет больше думать о прошедшем, не хочет вновь зацикливаться на глупостях, ведь совсем скоро настанет утро, а значит, нужно быть во всеоружии, чтобы с улыбкой приветствовать пробудившихся ото сна друзей.       Где-то в глубине души его тревожит то, что случится с ним в следующий раз. Тень ещë никогда не подбиралась так близко... Самосокрушается, бьëтся в агонии, ненавидит себя же за свои же действия, ровно так же, как не выносит и задравшее по горло одиночество. Но о своëм волнении он никогда не скажет друзьям. Они его последняя надежда, луч солнца в царстве чудищ, свет в конце туннеля, возможность вернуться. И что, что он с ними провëл не так много времени? Зато впечатлений гораздо больше, чем за годы тишины, в которой слышен лишь собственный голос. Зачем заставлять и их беспокоиться по пустякам?.. Парнишка не знал, слабость это или сила, да и не хотел знать, его слабость и так... слишком много у него отнимает.       Они не знают. И никогда не узнают. Как собственное отражение съедает капитана по ночам.