Крила

С того дня прошло два месяца. И всё это время Украина была сама не своя. Совсем тихая, задумчивая, тёмная. БССР всё это время держалась рядом с ней, понимая, что сестре сейчас необходима поддержка. Они вообще были во многом похожи друг на друга, легко понимая общие проблемы. С мальчишками стало бы только хуже, ничего они не понимают, слишком чорствые и глупые. А девочки - что девочки? Бегают друг за другом хвостиком и шепчутся в углах. Ничего особенного. Но это именно то, что необходимо УССР. - Люлі, люлі, налетіли гулі... Снова пасмурно. УССР сидела на перилах у подъезда, лаская ворона. Он прикрыл янтарные глаза, спокойно поддаваясь тёплым рукам. - УПА, братику, розкажи мені, як там, на волі? Як у моїх карпатах? Високо та далеко, там, куди ти мене піднімав, пам'ятаєш? Ворон конечно не ответил, но открыл глаза, неотрывно смотря в бледно-серые очи напротив. Этот взгляд говорил больше, чем слова, проникая в самую душу. Слезинка прокатилась по щеке украинки, и две по птичьему клюву. Он тоже плачет. Плачет за неё. УССР вытянула вперёд руку на которой сидела птица, готовясь отпустить любимца. Напоследок он склонил голову, поднимая вверх зрачки, и всем саоим видом словно говоря: "полохлива ти в мене дівчина, Україно. Все ще станеться". В этот момент к подъезду подошла Беларусь с авоськой овощей на плече. Она быстро взбежала по ступенькам, останавливаясь рядом с Украиной. Ворон сверкнул глазами и вспорхнул. БССР села на перила рядом с сестрой. Та закрыла лицо руками и сидела так с пол минуты. - Пойдём домой. В хрущёвке было сухо и прохладно. И лучше чем в сталенке, это точно. Кухня - любимое пристанище БССР, очень кстати пустовала. Распределив продукты, белоруска останоаила беспокойный взгляд на украинке. Чуть ли не покойница: бледная настолько, что яркие веснушки проступили, сильно выделяясь на лице. Это горевание. БССР крепко обняла её, зарываясь пальцами в остриженные под каре волосы. - Давай ко мне. - решительно сказала вечером Беларусь, когда они ложились спать. - Ты мёрзнешь, а вдвоём теплее. Это была правда. И УССР, прихватив тёплый тулуп и подушку, легла рядом с сестрой. Они обе накрылись одеялом, а сверху большим овчиным тулупом - незаменимоя по мнению Украины ночная вещь, перепадшая ей от покойного отца, ему же от деда, которую мнительный Союз, как не старался, конфисковать не сумел. Беларусь уткнулась носом в материю, вдыхая запах овчиной шерсти и почти выветрившейся ураган ароматом сельской месности. - Поцелуй меня. - Прошептала УССР, поворачиваясь к подруге всем телом, прижимаясь крепко. Их губы тихо соприкоснулись, а пальцы переплелись. - Давай мечтать. Только недолго, завтра подъём рано. - Шопотом говорила Украина, устраиваясь удобнее. - Я первая. Хочу ящик эскимо и венок из одуванчиков прямо сейчас, хоть они и отцвели давно. - А я хочу крылья. И чтобы большие, чтобы далеко летали. - Тьфу ты. Тогда я... Цветик-семицветик, да такой, чтобы лепестки не кончались. - Белка, ты шутишь? Ну и что бы ты загадала? - А мы бы с тобой по очереди рвали. Я бы сначала загадала, чтобы мы всегда были вместе. - Она взяла холодные кисти рук Украины в свои - горячие, и прижалась сухими губами. А за окном было тихо, совсем темно, ни луны, ни единой звёздочки. Будто под большим чёрным крылом, ближе к горизонту отливающим мрачно-красным.