Мир, в котором тонем мы

      Гарри Поттер всегда считал себя ненужной деталью этого мира. Сломанный, бесполезный, уродливый. При виде него люди всегда кривились и шептались между собой, пророча мальчику печальное будущее, наполненное лишь больницами и таблетками. Он был психом, причём опасным, а таких нужно держать подальше от нормальных людей. Поэтому трудно считать себя кем-то другим, когда в лицо говорят лишь плохое.       — Так, Поттер, выбирай. Как будем тебя наказывать? Анально или орально? — первое, что выпалил Малфой, когда наконец-то выцепил Гарри за целый долгий день.       Да, он специально избегал с ним разговора, ну, потому что, потому что, потому что… было стыдно, и… не хотелось слушать всякие там лекции. Но Малфой, в отличие от Гарри, совсем не был идиотом и придумал шикарный план, как его поймать. Он использовал его друзей, которые сами привели его к Малфою. Точнее, вёл Рон (и когда это они с Сельдерем спеться успели? У него же аллергия!), а Гермиона угрюмо топала за ними, ни о чем ни говоря. И не то чтобы Гарри попался на уловку Рона: тот сказал ему, что в туалете Миртл случился Всемирный потоп и срочно надо помочь Гермионе его убрать, — но отказаться совести не хватило, особенно после вчерашнего, поэтому и пошёл.       И смотря на их одинаково грозные лица, которые ему не сулили ничего хорошего, Гарри впервые ощутил, что такое — быть значимым в этом мире. Просто так. Ни за что. То есть до этого Гарри, конечно, чувствовал, что нравится Рону, Гермионе и Драко, но до этого момента понятия не имел, что кто-то действительно огорчился бы, если бы он ушёл из жизни.       — Фуу, только не на наших глазах! — скривился Рон, усаживаясь на подоконник.       Во рту растекалось горькое послевкусие после Легилименции, напоминая о том, что между приёмами лекарств был слишком маленький разрыв, и это наверняка как-то должно было отразиться на его сознании, но ничего. Гарри чувствовал себя относительно хорошо, и даже не было привычных навязчивых мыслей, от которых он сходил с ума.       Он чувствовал себя почти здоровым. Он чувствовал себя так, как никогда до этого момента.       — Малфой, ты можешь перестать паясничать хоть на минуту?! — возмутилась Гермиона, скрещивая руки на груди. — Я за воспитательную беседу.       — От которой захочется сдохнуть ещё раз? — закатил глаза Малфой, проводя по ладонью по волосам, слегка портя свою безупречную причёску. — Грейнджер, ты хоть и умная, но должна понимать, что давить на человека после попытки суицида — такое себе дело.       — А я за то, чтобы выслушать, понять и простить, — проникновенно произнёс Рон, прижав руку к сердцу. — А потом накормить сладостями. Это всё от недостатка сахара.       — Ребят, — произнёс Гарри, окидывая всех внимательным взглядом. — Простите, что заставил вас беспокоиться. Мне жутко перед вами неловко, и я честно больше так не буду…       — Конечно, не будешь, — процедил Драко, опасно прищуриваясь. — Я с тебя глаз не спущу.       — Ладно, — пожал плечами он и уселся рядом с Роном, приложившись затылком к окну и прикрывая глаза.       Сегодня был невероятно тяжёлый день: едва вернувшись в Хогвартс и поклевав скудный завтрак, они сразу отправились на терапию к Жабе, которая пыталась вывести Гарри из себя, но тому явно было не до неё, так как он переваривал полученную за ночь информацию. Затем они отправились к Хагриду, убирали упавшие листья по всей территории лечебницы (то есть Гарри действительно пытался убираться, спрятавшись в уголке с мешком и метлой, а остальные устроили битву между отделениями. Выиграл вроде Гриффиндор, но это не точно, слизеринцы доказывали обратное), а там и ужин наступил незаметно.       — И всё? Поттер, нам нужно больше объяснений, — Драко взял его руки в ладони. — Это из-за меня, да? Из-за моего рассказа? Если это так, то не молчи — скажи всё напрямую.       — Конечно, это из-за тебя, — ответила за него Гермиона. — Ты ещё и спрашиваешь.       — Заткнись, грязнокровка, тебя вообще это не касается.       — Не называй её так! — соскочил с подоконника Рон. — Вечно ты всё портишь, Малфой!       — Перестаньте, — негромко, но твёрдо произнёс Гарри, открывая глаза, и сжал ладони Драко в ответ. — Мне просто нужно было собраться с мыслями. Нет, Драко, ты не виноват, у меня бывает такое… ну, понимаете.       Конечно, они понимали. Это же психиатрическая больница, а не курорт.       — И дело даже не в этом Волдеморте и не в каких-то там абстрактных вещах, — Гарри поправил очки и улыбнулся. — Если вам хочется меня наказать, ладно, я не против, заслужил, но знаете что? Как ни странно, я будто стал другим человеком. Будто… переродился в другой реальности. Да, она всё ещё отвратная, но почему-то мне кажется, что теперь всё будет по-другому, не так, как раньше. И в связи с последними событиями, то есть, я знаю о себе больше, чем когда-либо, и у меня есть зацепки узнать что-то ещё, а значит, этим надо воспользоваться, не так ли?       — К чему ты клонишь? — спросила Гермиона, а в её глазах загорелся огонёк любопытства.       — Если немного пофилософствовать, то можно предположить, что все, что происходит сейчас — это не просто так, — Гарри даже почувствовал лёгкое волнение и мандраж от своих слов. — Начнём с простого: первое, Волдеморт и его странный интерес ко мне. Нам надо узнать, что даёт эта трепанация, чтобы понять его мотивы. Почему он решил нарисовать молнию у меня на лбу, и самое главное, что помешало ему довести дело до конца, — голос стал торопливым, поспешным, а мысли начали вертеться с огромной скоростью. — Почему-то экспериментом стал именно я, значит ли это, что Волдеморт выбрал меня не просто так? Волдеморта и моего отца связывает пока что одно — Хогвартс. Вам не кажется это странным, нет? Пусть даже доктор Люпин и Сириус пока не хотят отвечать на вопросы, мне кажется, что в скором времени они пойдут на контакт. Итак, второе: Жаба и Министерство. Они так сильно хотят захватить Хогвартс, что идут на запрещённые приёмы, не брезгуя ими. А вам не кажется, что желания Волдеморта и Министерства совпадают? М? Драко сказал, что у Волдеморта связи повсюду, так почему бы не иметь связи и в Министерстве Здравоохранения? Третье и самое главное, — Гарри таинственно замолчал, перебирая тонкие и длинные пальцы Драко и рисуя что-то на его ладони. — Тогда я не понял всей сути разговора с Дамблдором, Макгонагалл и Снейпом, но сейчас я вдруг осознал: у меня не маниакально-депрессивное расстройство, а это значит, что, возможно, я и не болен вовсе. Что это всё — последствия лекарств, которыми меня пичкали на протяжении почти всей моей жизни, а может, из-за того, что ко мне никогда не относились по-человечески, но сейчас, рядом с вами, я ощущая себя настоящим. Живым. Наполненным. Понимаете? Я.мо.гу.стать.нор.маль.ным!       — Звучит интересно, — с изумлением отозвался Рон, доставая из кармана конфетку, шурша фантиком.       — Я с тобой согласна, Гарри, в этом всем определённо есть какая-то связь, — Гермиона прошлась по туалету, о чём-то усиленно думая. — Завтра после пар заскочу в библиотеку.       — Чушь какая-то, — отозвался наконец-то Малфой. — Поттер, не смей в это влезать, даже не думай об этом. Твоя задача — просто пить таблетки и лечиться, а не…       — Малфой, — Гарри спрыгнул с подоконника, а потом многозначительно взглянул на Рона и Гермиону. — Нам надо поговорить.       — Говорите, ага, — разрешил Рон, жуя конфетку.       — Гарри имел ввиду наедине, Рональд, — Гермиона ласково повела его за собой.       — Ааа, так сразу бы и сказал, — проворчал он и обернулся, — Киви, мы будет в отделении Когтеврана. Там Редиска новую легенду придумала!       — Редиска? Кто такая редиска? — не понял Гарри.       — Полоумная, — подсказал Сельдерей.       Шаги стали отдалёнными, а потом и вовсе затихли, вместе со стуком двери, который отозвался эхом по туалету. Где-то капала вода — кран сломался, тусклый свет лампочек едва освещало помещение, иногда моргая. Гарри подумал, что особенное место: здесь он узнал первые легенды, здесь произошёл его первый поцелуй, а теперь родилась первая цель в жизни.       Никто не решался заговорить первым: они снова изучали друг друга, думая каждый о своём. Между ними было не больше полуметра, а казалось, что раскинулась целая пропасть. Драко был зол, определённо: серые глаза смотрели на него с вызовом, губы плотно поджаты, а подбородок был вздернут и стал будто ещё острее. Драко, словно неизбежное цунами, грозился затопить Гарри с головы до ног, готовый стереть всё то, что было между ними до этого. Наверное, для других Малфой совсем не изменился: ни Рон, ни Гермиона даже и не поняли, что с тем что-то не так, — но Гарри знал и чувствовал это каждой клеточкой своего тела.       — Ты послал своих подпевал только для того, чтобы молчать? — голос ледяной, отстранённый, можно даже сказать чужой. — Поттер, ты меня разочаровываешь всё больше и больше.       — Я знаю, — Гарри снова взял руки Драко в свои. — Знаю. Знаю.       Все извинения, все слова вдруг застряли в горле, оставалось лишь смотреть на их крепко сцепленные руки и думать о том, что это слишком нереально, чтобы быть правдой. Им следовало бы поговорить об их отношениях, хотя это слишком громкое слово, чтобы так называть их нелепые взаимодействия. Пару поцелуев, немного разговоров — разве это может быть началом чего-то столь прекрасного, как романтические отношения?       — Я не умею любить, — немного помолчав, начал говорить Гарри и обернулся к окну, разглядывая голые ветки дерева и темнеющее полотно неба. — Я не умею правильно выражать свои чувства. Я всё ещё болен, и я не хочу, чтобы ты встречался именно с таким человеком, — Драко только хотел возмутиться, грубо взяв его за подбородок, сильно впиваясь пальцами и поворачивая к себе, как Гарри поспешил говорить дальше. — Погоди, Малфой!       — Если ты опять запоешь песню, что ты не достоин моего внимания и прочее, то готовься немного поплавать — я сам тебя утоплю в том самом пруду, идиот хренов!       — Завались, Малфой! — фыркнул Гарри. — Я просто хотел донести мысль, что я не знаю, что такое быть в каких-то отношениях! Я даже и не думал, что когда-то у меня появится кто-то, и Боже мой, надо же что-то делать, ведь так? — он сбросил руку Драко и снова отвернулся к окну. — Я не хочу, чтобы ты тратил на меня своё время, потому что сам я вряд ли смогу дать тебе, что ты хочешь.       — Страшно, Поттер? — промурлыкал Драко, переходя на более низкий голос. — Ты просто-напросто боишься!       Гарри отступил на шаг назад, поправляя очки, а затем взъерошил волосы двумя руками, пытаясь уложить в свою пустую голову хоть малейшее представление о том, каково это — быть чьим-то парнем.       — Да, именно, — выдохнул он.       — Просто будь собой, Гарри, — Драко обнял его за талию, утыкаясь в плечо. — Я тоже не умею любить. Я такой же псих, как и ты. Возможно, мы не продержимся даже неделю, перегрызем друг другу глотки, слетев с катушек. Да, у нас было не так много времени, чтобы узнать друг друга поближе, да, это словно игра на минном поле, если взять в учёт наши характеры, но кто не рискует, тот не пьёт шампанское! Я не требую от тебя, чтобы ты вмиг переменился и стал таким, как я хочу, понимаешь?       — Но тогда зачем это всё?       Вода из крана всё так же капала медленно, будто въедаясь в мозг, а Драко ничего и не ответил. Гарри обнял его двумя руками, прижимая к себе, и, кажется, даже услышал стук сердца, который стучал в такт каплям воды из-под крана. Цунами остановилось и превратилось в маленькую волну, которая приятно обволакивала. И это было страшнее — возможно, волна снова вырастет до размеров цунами, но Гарри это даже и не заметит, потому что, потому что, потому что…       — Да черт возьми! И здесь занято! — влетела Панси под ручку с Тео. — О, свои! Вы что тут делаете? Не хотите присоединиться? У нас тут намечается…       — Ну уж нет, от Малфоя никакого толка. Он умеет работать только языком…       — Ах, ну да, Поттер, го с нами, бросай эту унылую морду. Представь себе, вчера ушёл в запой и без нас, — протараторила Панс. — На всю ночь!       — Свалите нахрен, — Драко показал неприличный жест в их сторону, и Тео моментально ответил ему тем же, а Панси показала ему язык.       — Без меня, ребят, — хмыкнул Гарри. — Не думаю, что мой парень будет в восторге.       — Ааа, — понимающе протянул Тео. Они с Панси хитро переглянулись, а потом подскочили к ним, хватая за руку. — Тогда вы обязаны пойти с нами и всё рассказать. Выкурим косяк — отпразднуем.       — И зачем ты им сказал, они же не отстанут, — проворчал Драко, но губы слегка дернулись, превращаясь в подобие улыбки. — Ненавижу всех вас вместе взятых.       — Поттер, ты вообще уверен в своём выборе? Ты хоть знаешь, на что подписался? — с сомнением спросила Панси, таща его за собой. — Ух, я так взбудоражена, будто мне только что предложили качественный…       — Мужик, ты сделал это! — Тео запрыгнул на спину Драко. — Как ваш фанат желаю вам…       — Пошёл нахуй, — Малфой скинул с себя друга, выпрямляясь.       Гарри лишь рассмеялся и протянул руку Драко, зовя за собой. И правда, возможно у них и нет будущего, плевать.       Зато у них есть настоящее.

***

      Утро началось с не очень приятного момента.       — Мистер Поттер, я хотела бы с вами очень серьёзно поговорить. Доктор Люпин вчера ночью рассказал об одном неприятном случае с вашим участием...       Кабинет доктора Макгонагалл казался серым, безликим из-за дождливой погоды, и даже лампочки не помогали хоть как-то раскрасить этот мир. Вчерашний вечер был таким ярким, насыщенным — Тео и Панси выкурили какую-то ерунду, а потом говорили о невероятных вещах, которые Гарри так и не понял. Но ему было очень комфортно с ними, а Драко, пусть и делал недовольный вид, весь вечер не отпускал его руку и шептал, что он что-нибудь придумает со своими родителями и волноваться не о чем. И Гарри впервые ощутил, каково это — доверяться просто так, потому что увидел в стальных глазах Малфоя нечто светлое, нечто тёплое, нечто восхитительное.       А глаза многое могут рассказать о человеке, ведь так?       — Все-таки доложил вам, да? — с досадой отозвался Гарри. Наивно было полагать, что это всё останется в тайне. Но почему доктор Люпин так долго тянул с этим — неясно.       — Он не имеет права утаивать такую информацию, — строго произнесла Макгонагалл, сложив руки на столе, как примерная ученица, и пододвинулась чуть вперёд. — И я, как ваш лечащий врач, очень обеспокоена тем, что при возникновении трудностей вы не пошли ко мне поделиться с вашими проблемами, которые, я уверена, мы могли бы обсудить вместе, а решили покончить свою жизнь самоубийством.       — Осуждаете, да? — Гарри расслабленно откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — Говорите прямо.       Доктор Макгонагалл поджала и без того тонкие губы, на лицо легла тень беспокойства, а взгляд блеклых зелёных глаз слегка поднялся, рассматривая уже не самого Гарри, а его шрам, который почти был закрыт длинной чёлкой. Да, за всё время волосы достаточно отросли, и, возможно, нужно было бы постричься, но это самое последнее, что его волновало.       — Я не имею права вас осуждать. Это ваш выбор, но хотелось бы знать, что вас сподвигло на такой отчаянный шаг и осознавали ли вы, что вы делаете? — наконец-то высказалась доктор и снова наладила зрительный контакт.       — Осуждаете. По глазам вижу, — тяжело вздохнул он, выдерживая её строгий, ледяной взгляд.— Да, осознавал, но я не хочу говорить именно об этом, доктор.       — О чем вы хотите поговорить? — голос стал на градус теплее, а руки сложились в замок.       — А это правда, что вы знали моего отца? — брови доктора удивлённо взлетели вверх, а рот открылся в немом вопросе. — Доктор Люпин сказал, что он и мой отец были пациентами гриффиндорского отделения, а вы, мне кажется, очень долго здесь работали, поэтому возможно, что вы лечили и его. Я считал вас своим другом, доктор, а вы молчали, — разочарованно протянул Гарри, пододвигаясь вместе со стулом ближе к столу. — Не только вам он рассказывает о тех вещах, о которых не следовало бы говорить.       О Сириусе Гарри решил умолчать. Неизвестно, можно ли доверять Макгонагалл, хотя хотелось, очень, но она — взрослый, она врач, она должна поступать так, как нужно, как и любой ответственный человек, поэтому вряд ли стоит нагружать её дополнительными проблемами.       — И что именно вы узнали? — немного взволнованно спросила Макгонагалл.       — Ничего особенного, — махнул рукой он. — Случайно обмолвился, что знал моего отца, и они были друзьями, так как были в одном отделении. Немного рассказал про свои шрамы, и о том, что шрамы делают нас сильнее, — Гарри показал на свой, слегка привирая. На самом деле, когда доктор Люпин вёл их до Хогвартса, он угрюмо молчал, а про шрамы ему как-то шепнул Симус, и Гарри запомнил. — Я надеялся, что вы можете мне рассказать больше.       — Я не имею права...       — Доктор Макгонагалл, — он её грубо перебил и встал со стула, прохаживаясь по кабинету. — Я же ведь не прошу раскрывать диагноз или что-то тому подобное, а просто хочу узнать, каким был мой отец. Немного о характере. А мы похожи? А мама? Маму вы знали? Если вы мне хоть что-то расскажете, обходя вашу эту... эту врачебную этику, то мы снова могли бы стать друзьями, и тогда я смогу поделиться с вами своими чувствами. Я их не особо понимаю, у меня всегда были с этим проблемы, но... — Гарри снова сел на стул, дернув головой в сторону — так часто бывало, когда он волновался, — вы ведь врач, вы ведь можете помочь в них разобраться, да? Просто, знаете, ну конечно, вы всё знаете, мне часто не хватает красок в этом мире, а тут они начали появляться.       Доктор Макгонагалл молчала, задумчиво постукивая шариковой ручкой по столу в такт каплям дождя. Кабинет стал казаться совсем мрачным, и Гарри внезапно захотелось, чтобы рядом с ним был ещё кто-то. Держал за руку и приговаривал, что он молодец, что не боится узнать больше, что старается раскрыться. Поэтому он мысленно похвалил себя сам, ведь признаться вслух в том, что у него есть проблемы, уже было огромным шагом. Возможно, это вырвалось само, нечаянно, но слова повисли в воздухе, и их уже было не вернуть.       — Возьмите печенье, мистер Поттер, — Макгонагалл вытащила из внутреннего ящика стола вазочку с печеньями в виде шляпок и пододвинула её к краю стола.       — Что? — он подумал, что ослышался. Причём тут печенье? Вместо того, чтобы разговаривать, они будут есть печеньки?       — Печенье, — она качнула головой в сторону вазочки, и Гарри ничего не оставалось сделать, как взять его и сразу откусить кончик остроконечной шляпки. — Твой отец, Гарри, очень любил их. Каждый раз прибегал вместе с друзьями к медсестре Хэттер и просил, чтобы она их приготовила. Очень активный и жизнерадостный мальчик, которому и всего мира было мало. Родители отправили сюда его всего лишь на лето, но он не пожелал возвращаться домой. Такое часто случается, многие, однажды попав в Хогвартс, остаются тут на долгие годы. И не потому что больны, а потому что... наверное, в этом и есть моя вина — я всегда старалась сделать это место домом. Поощряла многие вещи, закрывала глаза на шалости. Я считала и считаю до сих пор, что жизнь не должна проходить мимо. Я любила Джеймса, как родного сына, и да, я знала Лили, твою маму — Джеймс привозил её познакомить со мной. Рассказывал о дальнейших планах, был очень счастлив... — она замолчала, а Гарри затаил дыхание, так и не разжевав печенье полностью. Но доктор больше не сказала ни слова, а взгляд стал потемневшим, потухшим.       — И? — не выдержал он и гулко проглотил сладость, царапая горло.       — И поэтому мне было очень грустно слышать доктора Люпина о твоём выборе покинуть этот мир, — Макгонагалл выпрямилась, снова став строгой и неприступной, но Гарри был рад узнать даже такие незначительные мелочи и ни капли не расстроился перемене доктора.       — На тот момент мне показалось, что это единственный выход, — вздохнул он и продолжил есть печенье. — Я ошибался — у меня ещё много нерешённых дел.       — Я рада, что вы всё же поменяли своё мнение. Но позвольте поинтересоваться, о каких делах вы говорите?       — О делах сердечных, конечно же! — широко улыбнулся Гарри. — И мы поговорили и решили, что будем стараться меняться ради друг друга, разве не замечательно?       На самом деле, Гарри никогда не стал бы говорить о таких вещах, а тем более с Макгонагалл, но слизеринцы — действительно хитры и поделились парой приёмов. И ещё так вовремя, будто знали, что его позовут на внеплановую беседу.       — Если ты не хочешь отвечать на вопрос — всегда говори о любви, о сексе, о желаниях своего тела, — учил Тео, выдыхая дым из лёгких. — Тогда врачи будут считать, что ты идешь на контакт и лишних лекарств не добавят. Тем более у тебя Макгонагалл, она-то точно поверит!       — Не то что наш Снейп, знает все наши мысли и такое не всегда прокатывает, — вздохнула Панси.       — Особенно в твоём случае, Паркинсон, — хмыкнул Малфой. — Ты слишком часто используешь секс, чтобы избежать проблем.       — Ну и что? А ты вливаешь в себя тонны алкоголя, как черт, — хихикнула она и отобрала у Тео косяк. — Так что, Поттер, не бойся разговаривать с врачами — они ведь не страшные. Наоборот, завали их кучей информации, чтобы они отделяли нужное от ненужного. Пока они всё проанализируют, выберут подход, а ты в следующий раз снова с новой порцией болтовни.       — Мы? — удивлённо переспросила Макгонагалл.       — Да-да. Мы. Ах, любовь — такая непредсказуемая штука. От неё хочется и взлететь вверх и утонуть вниз, — затараторил Гарри, взмахивая руками. — Пока что мы оба не знаем, что нам делать, но с другой стороны, всё ведь бывает в первый раз.       — Но о ком вы говорите? — удивлённо всплеснула руками доктор.       — О Драко, конечно! Только вы никому не говорите, мы же с вами друзья, — Гарри подмигнул и встал с места. — А теперь я могу идти? Вы мне рассказали маленький секрет, я вам рассказал секрет, мы теперь с вами в одной дружеской лодке.       Доктор устало потерла переносицу и лишь махнула рукой, давая согласие, и Гарри моментально сбежал из кабинета, скрывая свои пылающие щеки. Еще чуть-чуть — он не сдержался бы, маска слетела бы, а Макгонагалл начала бы допрашивать дальше. Говорить о том, что Гарри планировал во всём разобраться: и с Волдемортом, и со своей болезнью, и с тайной смерти родителей, — такое себе дело. Не помогут, так и ещё мешать будут. Если Макгонагалл молчала о том, что знала его отца, значит, скрывает ещё какие-то тайны. Так что... всё честно, верно?       И едва он собирался подняться наверх — терапия с Флитвиком, — как увидел, что у главного входа собирается толпа. Неужели он что-то пропустил? А Макгонагалл забыла рассказать, что состоится какое-то собрание или мероприятие? Или случилось что-то ужасное?       — Что происходит? — подбежал Гарри, расталкивая всех по пути.       — Там доктор Треллони, — отозвался кто-то писклявым голосом, и это оказалась Чжоу Чанг, девочка-азиатка из когтевранского отделения.       — Шестнадцать лет я здесь работала. Хогвартс — мой дом. Вы не можете... — в середине двора стояла Треллони с чемоданами и дамской чёрной сумочкой в дрожащих руках. Она всхлипнула и продолжила говорить сдавленным голосом. — Так со мной поступить.       Дождь прекратился. Тучи угрожающе нависали над Хогвартсом свинцовым полотном и будто грозились упасть на них в любую секунду. Жаба в противном розовом костюме стояла перед ней, держа в руках какие-то документы. На губах играла торжествующая улыбка — Гарри едва не бросился вперёд, готовый встать на защиту бедной Треллони. Не сказать, что она хороший доктор, но её терапии всегда были с особой энергетикой, и Гарри действительно нравилось посещать их, тем более, что он полностью к ним привык.       — Вообще-то могу, — ухмыльнулась она.       Ах, да, Гарри что-то слышал насчёт проверок, но был слишком занят, чтобы вникнуть ещё и в это. Только сейчас он начал понимать, насколько всё серьёзно, и вся суматоха вокруг Жабы — не фарс.       Хогвартс мог перестать существовать.       Гарри немогнемогнемог такого допустить. Пусть он неидеальный, пусть здесь не курорт, но это место стало ему большим домом, чем домик у Дурслей, в котором он прожил неполных шестнадцать лет.       — Моя дорогая! — сквозь толпу выбежала Макгонагалл, сразу заключая в объятия доктора Треллони и прожигая ненавистным взглядом Амбридж. Треллони, не сдержавшись, отчаянно зарыдала, и каждый всхлип отзывался ноющей болью по сердцу.       — Вы хотите мне что-то сказать? — издевательски пропела Жаба.       — О, я многое хотела бы сказать, — отозвалась Макгонагалл.       Надонадонадо что-то делать, ведь так?       — Не лезь, Поттер, — как Драко оказался рядом с ним — неясно. Лишь горячее дыхание на его ухе и мимолётное касание пальцев на его руке. Он, что, мысли читать умеет?       И пока Гарри придумывал аргументы для своего порыва: если весь Хогвартс встанет на защиту Треллони, то возможно Жабе придётся отступиться хотя бы на сегодня? Одно дело увольнение, другое — выгонять несчастную женщину на улицу, у которой нет дома!       — Доктор Макгонагалл! Проводите доктора Треллони обратно в больницу, — властный, громкий голос будто грозовая туча раздался по всему двору. Дети расступились в разные стороны, пропуская главного врача.       — Спасибо, спасибо, — сквозь слезы залепетала Треллони. — Спасибо, Альбус. Спасибо.       — Дамблдор. Позволю себе напомнить, что согласно единой должностной инструкции медицинских работников министерства здравоохранения, пункт четыре, подпункт три, а также указу номер тридцать два, утверждённым самим министром, я...       — Вы можете увольнять моих сотрудников, но изгонять из Хогвартса вы не имеете права. Это право остаётся за главным врачом! — силу, исходящую от этих слов, можно было прочувствовать даже в воздухе.       — Ненадолго, — лицо Жабы оставалось непроницаемым, но в её реплике слышались зловещие оттенки.       — Пошли! — Драко быстро утянул Гарри за собой, направляясь в подземелья, скорее всего в Выручай-комнату. — Всё, спектакль окончен.       — Но! — ему даже не дали возразить: они перешли на бег, пока их не успели заметить.       Лишь только оказавшись в укромном месте наедине, Драко наглухо прикрыл дверь, опираясь затылком, и кинул на него весьма испуганный взгляд. Только сейчас Гарри заметил, насколько тот был бледным, как первый выпавший снег, не тронутый никем. Даже губы казались синеватого оттенка — или освещение так играло.       — Что-то случилось? — встревоженно спросил Гарри и облизнул пересохшие губы.       — Треллони уволили не просто так. Ты был прав, Гарри. Мистер Реддл действительно захватил министерство здравоохранения и перешёл к активным действиям. Вместо Треллони придёт другой человек. И так будет постепенно, они найдут, к чему придраться. Сегодня приезжали мои родители и спрашивали меня, уеду ли я в Париж, чтобы начать новую жизнь, или останусь здесь, чтобы помогать людям мистера Реддла обосноваться.       Их взгляды пересеклись, и Гарри даже не нужно было спрашивать, чтобы узнать, какое решение он принял.       — Зачем, Драко? — прохрипел он, ощущая как внутри расползается чувство вины, перемешанное с нежностью.       — Тётя Беллатриса приезжает завтра. И она — наш новый психотерапевт, который будет вести психоанализ, — Малфой опустил взгляд. — Конечно, она совсем не врач, но сделать нужные документы для них — раз плюнуть. Другое имя, немного изменений во внешности, а полиция в психбольницы никогда не сунется. Тем более в детскую. А моя тётя... жестока. Очень жестока. Никому об этом не говори, — Драко чуть помялся и снова посмотрел на Гарри. Он явно хотел что-то сказать, но снова отвернулся. — Просто, Поттер, не твори глупостей. Я предупредил.       И он стремительно ушёл, оставляя Гарри одного, совершенно растерянного и с кучей мыслей в голове, которые снова начали заедать на одном слове.       Глупостиглупостиглупости...