Heartsigh

      «…Действительно, поразительно, как огромное маггловское, а также волшебное население осуждает древние шаманские и церемониальные традиции ацтекской медицинской культуры, практикуемые в Мезоамерике, как не что иное, как мерзкие жертвенные ритуалы и темную магию, когда на самом деле, если бы они захотели заглянуть глубже за пределы случайных необходимых жертв, то поняли бы, насколько успешно это исцеляло самые страшные раны от проклятия, спасало деревни, постигшие бедствия, не говоря уже об их способности общаться с духами и передавать магические ядра (может быть, даже души?). Я понимаю, что приносить в жертву жизнь в ритуалах — сложное дело, но я не могу не думать обо всех возможностях и ограничениях, которые мы могли бы развить дальше. Я нахожу более варварским то, что мы оставляем такие знания на века, пока они не исчезнут из всех записей, непроверенные с нашим современным оборудованием и ресурсами. Я не могу поверить, сколько знаний теряется со временем во всем мире! Сколько ответов на наши проблемы могут лежать в прошлом и теперь недоступны, навсегда затемнены недоверием, страхом, невежеством и, в конце концов, временем? Как мы можем заявлять, что открыли и изобрели что-то новое, если мы не можем быть уверены, что это что-то уже увиденное и опробованное ранее, но теперь затерянное в истории? Это ужасно и унизительно одновременно. Это очень увлекательно, и я…”       Гарри улыбнулась письму в её руках. О, Том. Было предсказуемо, что он будет впечатлен, а не потрясен ужасной идеей принесения людей в жертву ради какой-либо цели. Она вздрогнула. По крайней мере, в некромантии не нужно было убивать...       Почему-то тревожить мертвых казалось более привлекательным, чем массовые жертвоприношения — что может быть правдой, но, ради всего святого, как она вообще могла думать, что некромантия хоть в чем-то привлекательна?       Девушка покачала головой в замешательстве и легком отвращении. Очевидно, она провела слишком много времени в компании темных волшебников, чтобы с нежностью пожимать плечами на противоречивые высказывания Тома. Мерлин, спаси нас всех, она должна больше волноваться о его новых озарениях и идеях. По крайней мере, Гарри поклялась следить за будущими ритуалами Тома, она решила, что должны быть проведены некоторые границы, и человеческие жертвоприношения определенно абсолютно бесспорно ужасны и будут являться табуированными в этом доме.       И тут она вспомнила момент из прошлого: кладбище, руку, запачканную предательством, острое серебро, вонзившееся в ладонь, горячую кровь, капающую в старый котел — в человека, змею, чудовище, такое далекое от человека и от человечества… ничего подобного Тому. Еще одна холодная дрожь пробежала по её спине. Нет. Она никогда не позволит своему Тому пойти по такому грязному пути, никогда.       Гарри вздохнула. Ну, как только он вернется, она не позволит. Хотя сейчас кто знает, где он может быть, что задумал. Это письмо было двухнедельной давности, она взяла за привычку каждый день перечитывать письма Тома.       На её лице появилось болезненное выражение. Она так скучала по нему.       Прошло пол года с той ужасной ночи, когда у них был бой. Затем он ушел, злой и обиженный, игнорируя её мольбы и призывы. Он только что закончил учебу. Она не знала, куда он исчез, пока два дня спустя сова не бросила короткую записку. «Я буду путешествовать по миру. Пожалуйста, не беспокойся».       И короткое «Прости».       По правде говоря, эта записка ничуть не развеяла ее опасений. Какой, черт возьми, мир? Как долго? Как она могла не волноваться? И извинение за что? За ссору с ней? За то, что так резко ушел? Для чего-то, что он планирует делать? То есть, не вернуться?       За признание?       Она сглотнула при этой мысли. Гарри провела недели и месяцы, снова и снова прокручивая в уме эти слова, размышляя над ними, пока они сводили её с ума.       Она была рада, что Том хотя бы регулярно писал ей о своих путешествиях, но девушка не всегда могла ему ответить: иногда он был в самом дальнем уголке мира, что совы или другие птицы возвращались с измученным, растерянным уханьем (или похожим птичьим шумом). Некоторые достигли места назначения, но Том отказался говорить о той ночи, и она оставила всё как есть. Она была довольна тем, как искренне и открыто он описал ей чудеса света и свой опыт, его искреннее увлечение всем этим и все его мысли о темной магии без цензуры (по крайней мере, она на это надеялась).       Том не был против поделиться своими чувствами, зная о её терпимости, и она с облегчением увидела, что его воспитание с доступом к темным искусствам помогло ему реализовать свою страсть и позволило ему довериться ей.       Она посмотрела на Спота, бездельничавшего у камина, наслаждаясь теплом вдали от холода и проливного дождя снаружи. Он тоже ничем не помог. Казалось, тот всё предвидел, и большое спасибо за то, что не предупредил. Хотя Спот был так же обижен из-за того, что его бросил Том, он меньше смущался и больше раздражался на Гарри, чем на что-либо другое. Если бы змеи могли закатывать глаза, то Спот превратил бы это в спорт.       Гарри фыркнула и сердито посмотрела на гигантскую змею. Ленивая, бесполезная, толстая рептилия, подумала она.       Девушка вздрогнула, когда кто-то постучал в дверь.       Том, подумала она, и её сердце бешено забилось. Она чуть не опередила Спота в их беге к двери. Ленивый, бесполезный, но быстрый гад, — подумала она, распахивая дверь.       Холодный влажный ветер дунул ей в лицо, взъерошив волосы. Она моргнула из-за нескольких капель. Наконец, спустя бесконечные месяцы, её взгляд нашел знакомую пару темно-синих глаз.       — Гарри.       Ее глаза затуманились: «О, Том».       И она бросилась в объятия, под дождь, и сжала его изо всех сил. Он держал её также крепко. Она не могла остановить рыдания и чувствовала, как Том вздрагивает в её руках. В конце концов, всхлипы стихли. А после она начала смеяться от облегчения, и к ней присоединился Том, а Спот шумно шипел и вился вокруг них, несмотря на дождь.       Гарри стало тепло в объятиях Тома, и она впервые за полгода ощутила покой на сердце. Их дыхание выровнялось, хватка ослабла. Она не знала, как долго они так простояли, но к тому времени, когда они отступили и вошли в дом, то промокли насквозь. В какой-то момент Спот вернулся на свое место у костра, довольный тем, что его хозяин вернулся в добром здравии и оставил их обоих наедине.       Они всё ещё держались за руки, когда снова повернулись друг к другу.       Казалось, что Том немного повзрослел за время отсутствия. Его высокий рост прибавился как минимум еще на один дюйм. Лицо, всегда бледное и худое, приобрело аристократические черты, острые скулы стали больше выделяться. Сокрушительно красивое лицо, сияющее зрелостью и врожденным благородством, и глаза, полные эмоций.       Это поразило её. Она никогда не видела такой глубины и серьезности в его глазах, сосредоточенных на ней. Этот уровень интереса был новым и ошеломляющим. Девушка не могла начать читать его эмоции, но это было похоже на то, как если бы она смотрела в глубокий бушующий океан, её засасывало в водоворот, и она тонула.       Внезапно её сердце снова забилось быстрее.       Том сглотнул и моргнул от капли дождя, упавшей с его мокрых волос. Несмотря на всю свою величественную осанку, он выглядел таким уязвимым и грубым, как будто дождь смыл его безупречность и обнажил в нем искренность, которую мир редко видел. Без идеальной маски, отточенной годами для широкой публики, со своей недосягаемостью, теперь перед ней стоял мальчик, которого она так хорошо знала, с глазами, полными надежды и страха. Просто Том, полный надежд и готовый к любви в жестоком и одиноком мире.       Внезапно их близость стала невыносимой.       — Позволь мне… — пробормотала она, отступая на шаг и быстро накладывая на них обоих заклинание. Гарри заставила свое сердце успокоиться и глубоко вздохнула, прежде чем ярко улыбнулась ему.       — Том, я так рада тебя видеть! Ты снова вырос! Когда ты вернулся? Ты голоден? Я думаю, у нас еще есть немного пиццы, которую мы могли бы разогреть, если бы Спот её не украл…       — Извини, — прервал девушку Том, удивив её. Настала его очередь сделать глубокий вдох.       — Я сожалею, что так ушел. Я обещал, что больше никогда так не буду, но не мог ничего с собой поделать. Мне очень жаль, что я оставил тебя.       Том закрыл глаза, чтобы собраться. Когда он снова открыл их, у него был решительный вид. Гарри ждала, ошеломленная внезапным извинением.       — Но я не сожалею о том, что чувствую. О тебе.       Гарри втянула воздух. О черт, это было похоже на дежавю. — Том.       — Я не сожалею о том, что сказал той ночью. Может быть, я мог бы сказать это по-другому, но все же. Я не сожалею ни о чем, когда это правда. Когда это реально.       — Том.       — Гарри, пожалуйста, — он притянул её ближе, всё ещё держа за руку. Она последовала за ним, слишком потрясенная, чтобы делать что-либо ещё, завороженная его умоляющими глазами.       — Пожалуйста, послушай и пойми. Я видел так много чудес, так много волшебства в этом мире. Вещи, о которых я никогда не мог даже мечтать. Есть тайны, которые я жажду разгадать, Темное Искусство взывает ко мне, как песни сирен. Я попробовал свободу, которую дает магия, магия, ограниченная в цивилизации, и безграничная в живой природе в её грубой и настоящей форме. Я увидел проблеск бесконечных возможностей, и я жажду узнать всё. Но когда закрываю глаза, я вижу только тебя.       Он обхватил её лицо, запустив пальцы в мягкие рыжие волосы.       — Я вижу зелень твоих глаз, твою лучезарную улыбку. Запах твоих волос, тепло голоса и блестящий ум. Когда я закрываю глаза, всё, что я вижу, это ты, и мир исчезает. Все чудеса и волшебство меркнут по сравнению с тобой, Гарри. Каждый раз, когда закрываю глаза, я думаю, что делаю там без тебя. То, что я хочу найти там, когда весь мой мир здесь — это ты.       — Он коснулся её лба своим. Гарри не могла дышать, переполненная эмоциями и близостью. Она могла слышать его сердцебиение, чувствовать дыхание на своем лице. Его прикосновение обжигало. В этот момент она вся была единым нервом и едва могла думать. И все же его темные глаза смотрели на неё с непоколебимой напряженностью.       — Гарри, ты для меня все. Я тебя люблю. Я люблю тебя больше чем что-либо. Ты мне нужна больше всего на свете. — Том зажмурил глаза.       Он продолжил дрожащим голосом. — Пожалуйста, позволь мне любить тебя. Позволь мне быть рядом с тобой.       Последние слова прозвучали на её устах, прежде чем он мягко прижался своими губами. Нежность растрогала её до слез. Том углубил поцелуй, другой рукой потянувшись к её затылку. Гарри была окружена им, чувствовала его, но Том, о Мерлин, Том целовал её! Ей хотелось плакать и одновременно растворяться в его объятиях. Каждый дюйм её тела покалывал, когда он прижимался все ближе и ближе. Она схватилась за его одежду, чтобы удержаться, но не могла перестать дрожать. Что-то строилось и в то же время ломалось внутри неё. Она чувствовала себя хрупкой и на грани того, чего не могла сказать.       Она задохнулась, когда его губы отстранились, прежде чем снова вернуться, заставляя её беспомощно хныкать. Затем он поцеловал в скулу, челюсть и двинулся, чтобы проследить горячие поцелуи по шее.       — Том!       — Позвольте мне позаботиться о тебе. — Поцелуй в шею. — Пожалуйста.       Гарри хватала ртом воздух. — Том, остановись.       Она дернула его за одежду, и взгляд Тома вернулся к её лицу. Затаив дыхание, она попыталась собраться с мыслями.       — Это… это неправильно. Мы не можем. Ты—       — Я больше не ребенок, Гарри. — сказал Том жестким голосом, нахмурившись. — И ты больше не моя опекунша.       — Я все-таки вырастила тебя, Том! Это неправильно—.       — Кто сказал, что это неправильно? Другие люди? С каких это пор нас это волнует? — Он заправил прядь за ухо.       — Что нам мир, Гарри? Когда есть только ты и я? Как это неправильно, когда это кажется таким правильным? Мои чувства к тебе, Гарри… Иногда мне кажется, что ты единственная настоящая вещь в этом мире. И моя любовь к тебе — единственная правда, которую я знаю.       Гарри втянула воздух и мягко, но непоколебимо отступила, чтобы между ними появилось пространство, но он прижал её к себе.       — Том, ты когда-нибудь думал о моих чувствах?       — Скажи, что ты меня не любишь.       — Что?       — Скажи, что не любишь меня, и я отступлю.       Несмотря на его вызывающий тон, он не мог полностью скрыть свой страх, что она может отказать ему. После всех этих лет преданности он все еще сомневался в ее любви к нему. Потребность успокоить внезапно стала невыносимой.       — Но я делаю, Том. Я люблю тебя, и ты это знаешь, от всего сердца.       На этот раз поцелуй был болезненным, жар в нем был почти невыносимым. Неожиданность заставила её затаить дыхание. Споткнувшись назад, она удержалась в вертикальном положении только благодаря его хватке, когда ударилась спиной о стену. Он углубил поцелуй, заставив её выгнуться под его прикосновением. Всё её тело отзывалось на него.       — Позволь мне показать тебе, как много ты для меня значишь. Пожалуйста, Гарри.       Она встретила его горячий взгляд, темные глаза, умоляющие её, полные желания чего-то большего. Она чувствовала себя неуверенно. Хотя чего она ожидала? Что он вернется и все будет, как прежде? Что он упустит этот вопрос? Гарри лучше всех должна была знать, что чем-то одержимый Том не успокоится, пока не получит то, что хочет. И она никогда не умела ему ни в чем отказывать. Если она сделает этот шаг к нему, это будет все равно, что спрыгнуть со скалы в свободное падение, погружение в глубокие воды и никакого всплытия. Однако прямо сейчас её душа парила. Она не осознавала, как сильно скучала по Тому, как сильно нуждалась в его присутствии.       Это нечто было похоже на то, что, наконец, она вернулась домой и нашла свое место в мире, и девушка жаждала этого так же сильно, как и Том. Как будто их души звали и тянули друг друга.       Могла ли она любить его таким? Может, она уже это сделала.       Руки нежно обхватили лицо, теплый воздух, смешанный с её дыханием, вернул к реальности. Мягкий шепот.       — Позволь мне любить тебя, Гарри. Вот так. И любым другим способом.       Она закрыла глаза.       — Хорошо.