***
Бывали такие редкие дни, в который Карл был особенно добр и щедр. В основном, это начало недели, тот единственный выходной, когда ему не нужно было ни с чем разбираться, и он мог позволить себе скучающе расслабляться. А ещë подобное иногда повторялось в середине недели, когда трафик не очень нагруженный, и шумных посетителей не так много. Это была одна из таких тихих сред. Фанди уже некоторое время как потерял Уилбура из виду — стараясь не думать о причинах — и взгляд его и дело падал на Карла. Изящный юноша развалился на одном из диванчиков в тëмной уютной нише, с ленцой потягивая что-то из мундштука. Точно не табак — его лицо было красно-розовым, на губах играла глупая улыбка, а глаза едва не закатывались от удовольствия. Если верно подобрать слова, он послушает. Фанди тихо скользнул к одному из начальников. Но не успел даже начать. — Нехорошо отлынивать от работы, лисëнок, — проворковал Карл, игриво цокая языком и неловким жестом протягивая руку к чужим волосам. Рыжему пришлось подойти ближе и покорно сесть около дивана, чтобы юноша мог удобнее устроиться. — Что, такого хорошенького тихоню никто давно не ласкал, что ты решил пойти ко мне, м? — Я-я… Я хотел попросить кое о чëм… Е-если можно… — осторожно начал Фанди, неловко сминая край шëлковой рубашки со слишком открытым не завязанным воротом. — Попроси-ить? — Карл протянул это слово, и его глаза прояснились ровно на секунду, прежде чем их снова окутала эйфорическая пелена от новой затяжки. Рука с волос скользнула на подбородок, мягко почëсывая, и заговорил начальник умильным тоном, перемешанным со смешками: — Обычно я бы ругался, но ты такой сладкий и ручной, что так уж и быть, я послушаю. Чего тебе не хватает для жизни, лисëночек? — М-можно… М-можно мне другого сожителя, пожалуйста?.. — тихо выдавил Фанди, чувствуя мурашки от прикосновений к подбородку. Карл чуть вскинул бровь, а затем поменял позу — если прежде он лежал, то теперь он очень расслабленно сел, и рыжему пришлось ещë чуть пододвинуться к дивану, чувствуя себя особенно некомфортно от того, что буквально сидел у юноши между ног. — Ах, тебе не нравится делить с комнату… А с кем ты там ночуешь? Ой, не отвечай, не важно. — Карл наклонился пугающе близко, с глупой усмешкой выдохнул в лицо едкий и резкий дым, а затем резко сжал чужой затылок, притягивая к себе в не самом удобном поцелуе. Но даже это не помешало ему быть затяжным, и Фанди знал, что такой жест обычно значил. Когда юноша отстранился, он удовлетворëнно выдохнул, погладив по волосам уже себя. — Всë ещë неплох, лисëнок, понимаю отчего такие интересные персоны положили на тебя глаз. — Фанди некомфортно поëжился и слабо огляделся, словно желая убедиться, что это никто не услышал. — Так чью мордашку ты настолько не хочешь видеть? — Н-не в этом плане… Я… С-скорее хочу кого-то конкретного к себе… — поймав заинтересованный взгляд Карла, рыжий ещë тише выдавил: — М-можно подселить ко м-мне Уилбура?.. Фанди лишь сейчас испугался страшной мысли, что если начальник рывком придëт в себя, или не дай бог разозлиться — его новоявленному знакомому придëтся туго. Потому ногти впились в кожу до боли. Но Карл лишь сильнее улыбнулся. — Ах, лисëнок хочет подружиться с птенчиком? Или чья-то обаятельная хищная мордашка проголодалась? — вновь с умилением заговорил юноша, бестактно потрепав Фанди за щеку. — Ла-адно уж, будет тебе птенчик, но будешь мне должен, рыженький. Парень согласно кивнул, и чуть отодвинулся, позволяя Карлу вернуться в изначальное положение, после чего также тихо юркнул прочь. Всё, что ему оставалось теперь — это ждать и молиться. Ждать, чтобы у него и у Уилбура появилось время поговорить, как того невероятно хотелось парню. Он, казалось, больше года не разговаривал с другими людьми о чём-то, кроме пошлостей и редких доносов охране на нарушителей порядка. Уилбур же, он… он просто был другим. Что-то объяснимое нравилось Фанди в нём. Учитывая, что он был всего на год его старше, это делало его вторым самым младшим парнем в этом месте — это уже сближало их. Парню искренне было интересно, по какой причине Уилбур — в ком при старательном взглядывании в движения можно было увидеть этот особый флëр, выдававший аристократа — угодил на социальное дно. Уже на следующий день Уила быстренько перевели — хотя вернее будет «перетащили» — в другую комнату, совершенно ничего не объяснив, как это обычно и бывало. Здесь нарочно ничего и никогда не рассказывали, чтобы было больше причин наказывать новеньких. Фанди такое обращение не нравилось, но это невозможно было изменить... Ну, как невозможно. Если будет тот, кто всё расскажет, то правила запомнятся гораздо быстрее. Когда Уилбур с растерянным видом появился на пороге, рыжий скромно махнул ему рукой. Пока что он был один, ибо иной его сожитель как всегда отсутствовал. Парень выпрямился и пригласил его сесть рядом на кровать. — П-привет ещё раз, Уил… — неуверенно сказал Фанди, наматывая одну из многочисленных седых прядей на палец. — Как чувствуешь себя? Уилбур чуть улыбнулся: этот рыжий малец уже казался Уилу самым приятным среди всех, кто сейчас его окружал. Так что, может, переезд и не был плохим обстоятельством. — Привет, давно не виделись. Кажется, я теперь с тобой живу, не может не радовать. Юноша прошёл в комнату, и опустился рядом с новым соседом, тяжело выдохнув и пропустив пальцы сквозь чёлку. — Я — явно лучше, чем могло бы быть. И всё ещё должен сказать спасибо тебе за это, — Взгляд Уилбура упал на шею Фанди. — Ты-то сам как? — Просто пара новых шрамов в копилку с остальными. Ничего такого, чего не происходило бы раньше, — безразлично бросил Фанди, и прежде, чем Уилбур успел что-то сказать, перевёл тему: — А про переезд… Я… Это я немного постарался… Парень неловко начал теребить рукав, и бегло глянул в сторону собеседника, зацепившись за бледные, пока ещё немногочисленные и тонкие шрамы на его шее. — Вот как? Тогда спасибо, — улыбнулся Уил одними уголками губ, чуть проводя пальцами по шее от чужого взгляда на неё. В этом беглом, лёгком движении было что-то, выделявшее юношу среди других для Фанди. В Уилбуре было слишком много изыска для такого места. Он напоминал те искусные мраморные статуи молодых людей времён эллинского расцвета, которые рыжему доводилось видеть. — Уил, — наконец, негромко позвал юноша, и глянув как-то особенно проникновенно в глаза собеседника, осторожно спросил: — Я могу спросить? Зачем… Тебе есть куда сбегать? Просто… Я слышал, и даже видел, как тебя ловили несколько раз, и я думал, что, может, в отличие от всех здесь, тебе ещё есть куда вернуться, раз ты так рьяно… — Нет. — Взгляд прекрасных карих глаз вдруг помрачнел, и Фанди испугался, что задел в нём какую-то запретную струну. — Нет, едва ли… Меня никто не ждёт, и у меня уже вряд ли есть дом… Тонкие пальцы сжали край слишком откровенного ворота, нещадно сминая шёлк. Пышные тёмные ресницы быстро-быстро задрожали — за частым морганием юноша попытался скрыть подступавшие слёзы. — Просто… Я беспокоюсь… За своего младшего брата. — Уилбур чуть сгорбился, пряча взгляд. — Он такой наивный, ему уже 14, а он до сих пор ребёнок… Я присматривал за ним с самого детства, и сейчас я волнуюсь, как он там… Один… И где он… — У тебя был только он? — едва слышно спросил Фанди, как-то неосознанно подавшись чуть ближе к знакомцу, чтобы расслышать его слова, чтобы уловить каждую эмоцию на его бледном печальном лице. — Нет, ещё отец… — Голос Уила дрогнул, и он натужно сглотнул, слабо закончив: — И… Старший, но… Для меня его не было уже много нет. Повисла тишина — Уилбур давил в себе новое желание заплакать, а Фанди обдумывал его слова, вновь и вновь позволяя этому бархатному, мелодичному голосу раздаваться в его разуме. Совсем некстати подумалось, что, должно быть, юноша бы мог чарующе петь. — А твой младший брат… Можешь описать его? Как он выглядит? — вдруг спросил парень, и Уил с удивлением поймал его серьёзный взгляд. — Он… Светловолосый, голубоглазый, я помню как он часто улыбался широко и глуповато. У него мягкие черты лица, на голове вечно чёрти что — его раздражало следить за своими кудрями, и обычно я расчёсывал его сам… — Мне… Мне просто кажется, я видел его, — произнёс задумчиво Фанди, и в глазах Уилбура вспыхнул такой яркий огонь, что рыжий словно было ощутил отголосок этого пламени где-то в груди. — Ч-что? О Боже, где, когда, как?!.. — Я… Понимаешь, некоторых из нас иногда выкупают на дом особо богатые клиенты, и у нас есть шанс узнать что-то за пределами этих стен… — Фанди странно замялся, будто пытался то ли на ходу подобрать слова, то ли выдумать что-то. — В-в общем, я не так давно был в королевском дворце — пожалуйста, не спрашивай, — и я видел мельком мальчишку, похожего на то, что ты описал. Он был с королём, и я не мог рассмотреть поближе, но его черты чем-то напомнили мне тебя, и вот… Последние слова Уилбур уже не услышал. Его сердце болезненно забилось о рёбра, и непроизвольные слёзы блеснули в уголках глаз. — Т-томми… — буквально одними губами прошептал юноша, а затем запустил руку в волосы, сильно сжимая их, словно пытаясь этим вернуть себя в реальность, пытаясь убедить себя, что ему не послышалось. Первое, что ощутилось — неверие. Он был почти убеждëн, что Томми, лишëнного опекунов и последнего родителя, отправят куда-нибудь в детдом, и едва ли ожидал, что он будет свободно гулять, ещё и с самим королём. Уил, конечно, вообще не мог быть уверен, что то был именно младший, но что-то внутри подсказывало, что больше некому. А второе — резкий прилив облегчения. Чёрт подери, какая разница, каким образом и почему, если его младший братик жив, здоров, и даже относительно свободен! Уилбур уже был готов рассыпаться в благодарностях перед Эретом, который явно приложил к этому руку, если бы только у него была такая возможность… Радость чуть отступила , когда отрезвляющая мысль вернула юношу в реальность. Его глаза снова встретились с глазами Фанди, в которых плескалась помесь из умиротворённой радости за Уила и какой-то тяжёлой, душащей тоски. Её причины запоздало, но дошли до Уилбура. — А… А ты сам?.. — как-то неуверенно начал юноша, подбирая слова. — Как ты… — Попал сюда? — грустно закончил Фанди, и чуть отстранился, глубоко вздохнув. Его голос едва ощутимо дрогнул. — Из-за отца. Он… Он втайне от нас с мамой в-влез в долги, связавшись с Большим Кью. И-и… У него не оказалось денег, чтобы расплатиться с ним. П… Потому он п-продал меня взамен. Фанди сильно, до белизны сжал губы; пальцы его неосознанно смяли край рубашки. Он вновь вдохнул и выдохнул, медленно расслабляя мышцы. — Это… Это просто ужасно… — только и смог прошептать Уилбур. — Ничего, — коротко отмахнулся рыжий, тоном таким, что продолжать тему было страшно, — я смирился. Это уже не важно. Парень глянул на Уила. — А ты?.. Юноша открыл было рот, чтобы ответить, но их отвлёк звонкий колокольчик из коридора. Этим, в обычное время весёлым, но здесь до дрожи противным, звуком оповещали о приближении комендантского часа. Потому их разговор оборвался, а к следующему вечеру и забылся вовсе. К тому же, сразу после скромного завтрака в их обитель вошёл Карл — с глазами удивительно ясными, особенно если знать его образ жизни. — Лисёнок и птенчик теперь вместе? Очаровательно, — медленно произнёс он, словно бы не помня, что сам дал добро на это. Впрочем, зная его, он наверняка действительно забыл. Тем не менее, он перевëл цепкий взгляд на Фанди и быстро махнул рукой на выход. — Давай, рыженький, понедельник, не опаздывай. Парень сперва растерянно моргнул, после быстро вскочил со своего места и поспешил к двери. Там Карл поймал его за плечо и запустил пальцы в волосы, слегка почёсывая его за ухом. Так, как обычно почёсывали животных — хотя чего ещë стоило ожидать здесь? Отпустив Фанди, Карл обернулся к Уилбуру, прохладно заметив: — А ты чего расселся? На выход. Босс желает тебя видеть. Если не хочешь ехать со связанными руками, лучше поторопись. После он быстро ускользнул прочь, оставляя мгновенно скривившегося Уилбура наедине с собственными мыслями. Юноша уже точно знал, что следовало за словами «Босс желает тебя видеть», и это не могло не вызывать отвращения и переживания от того, что происходило дальше. Всë же, сколько бы времени не прошло, привыкнуть к вниманию от авторитета не получалось. Мало того, что самому Уилу было противно, так ещё именно это чёртово внимание сделало его всеобщим врагом. Его до дрожи возненавидели все, включая даже Сапнапа — а быть неприятным начальнику охраны не сулило ничего хорошего. Впрочем, долго размышлять не было времени — Уилбур слез с кровати и тяжело вздохнул, пропустив пальцы сквозь чёлку. А затем покорно направился на выход — Сапнап, стоило Уилу приблизиться к чёрному выходу, грубо сжал его плечо и вытащил на улицу, втолкнув в автомобиль. Поездка была недолгой, но глаза всё равно чуть слипались — после разговора с Фанди уснул он не скоро. Уил тяжело поднял веки, когда автомобиль остановился и его бесцеремонно выпихнули оттуда. Иногда юноша в принципе не понимал, к чему это — будто он спорил и сопротивлялся… По крайней мере, теперь. Нет, он более чем послушно шёл, куда надо. Всё же ни одна из попыток побега не увенчалась чем-либо. Уже привычное и до тошного ненавистное золочёное фойе. Каждый раз невольно вспоминался родной дом — особняк ничуть не меньше, но далеко не настолько помпезный и богатый на детали, от которых рябило в глазах. Расписные ковры, огромные вазы и картины — везде прослеживалась птичья тематика. Хотя, если вглядеться чуть получше, можно было понять, что тематика была далеко не птичья, а полноценно небесная — птицы были лишь побочным элементом. Но у Уилбура не было никакого желания во что-то там вглядываться — он вообще не хотел там находиться. Позади него Сапнап и Карл обменялись парой тихих фраз, после чего второй быстро взбежал по лестнице. Обычно туда же был обязан идти и Уилбур, и он даже по привычке дëрнулся туда, но охранник не позволил пройти ему дальше, сильно сдавив плечо, заставляя остаться на месте. Юноша сдавленно вдохнул; Очень хотелось огрызнуться, но, учитывая, какой начальник охраны был раздражённый в такие посещения, пришлось прикусить язык. — Наш утёнок присоединиться чуть позже, — Своим приевшимся мерзковатым голосом пропел Карл, вновь появившись на балконе второго этажа через какое-то время. — Сказал оставить птенчика в гостиной, дальше он сам. А нам с тобой, дорогуша, он разрешил делать что угодно. — На последних словах он сделал особый акцент, из-за чего рука Сапнапа на чужом плече сжалась ещё сильнее. — Прекрасно, — Охранник громко цокнул языком, после чего резко дёрнул Уила в сторону гостиной — тот даже не сразу опомнился, чуть не упав от неожиданности. И вместо того, чтобы просто втолкнуть его в комнату и запереть, главный надзиратель подвёл его к одному из диванов, после чего снял с пояса длинную цепь — такая была у многих охранников на случай чрезвычайной ситуации или особо извращённого заказа — один конец которой он примотал к одной из здешних колонн, а другой прицепил к ошейнику. Даже дёрнул разок, то ли для того, чтобы убедиться в надёжности замка, то ли чтобы просто поиздеваться над юношей в очередной раз. Из глотки рефлекторно вырвался болезненный отрывистый вскрик — Уилбур рефлекторно шагнул и взялся за ошейник, медленно отодвигая и вынимая шипы из шеи. — Чтобы даже не пытался сбежать, блядь, — бросил ему напоследок Сапнап и только после ушёл, оставив Уила наедине со своими мыслями и в ожидании неизбежного. Тот бросил полный ненависти взгляд в спину уходящего начальника охраны, в бессильной злобе сжимая кулаки. Как же бесит. Остаток времени юноша провёл, просто сидя на краю дивана и осматривая интерьер. Оставили его в огромной комнате, оформленной в том же стиле, что и весь остальной особняк. Пол был застелен коврами, на больших окнах, из которых в любой момент можно было выбраться, будь такая возможность, висели плотные шторы со сложно вышитыми на них узорами. На мягком диване, край которого был единственным местом, где он мог сидеть без резкой боли от ошейника, лежало невероятное количество подушек. По бокам стояли резные кресла, а напротив ещё один диван, и все они были позолочены, дорого украшены, и даже их ножки имели собственную роспись. В центре стоял узорный стол, и прямо над ним висела массивная хрустальная люстра. Дорого, красиво — но до ужаса неуютно. Уилбур находил странным, что сегодня его оставили здесь, в комнате, в которой он раньше не был в принципе. К тому же, юношу ещё и доставили криминальному боссу особо рано. Хотел ли он чуть больше часов потратить на него или были другие причины? Всё равно ничего из возможных вариантов не могло радовать кроме фразы «я отпускаю тебя», но быстрее рак на горе свистнет, чем Уил услышит эти слова. Наверное, в одиночестве ему пришлось сидеть больше тридцати минут, прежде чем Большой Кью соизволил явиться к нему. Его глаза хитро поблёскивали, даже мутный, со шрамом, а в пальцах он держал свой посеребрëнный мундштук с дымящейся сигаретой. Но вот ещё одна странность: он не был одет в свой любимый костюм и шляпу с золотыми перьями, на нëм был только халат, а на его сырые волосы было небрежно намотано полотенце. Не то, чтобы Уилбур не видел его голым, но всё же такой вид не мог не удивить. — Скучал по мне, птенчик? — сладким голосом спросил авторитет, медленно проходя вперёд к Уилу. Его появление заставило юношу мгновенно напрячься всем телом. Уилбур не ответил на вопрос, рефлекторно попытавшись отодвинуться, но почти мгновенно прикусил губу — уколовшие шею иголочки и звон цепи напомнили, что возможностей к передвижению не так много. Оставалось лишь терпеть, старательно избегая взгляда глаза в глаза, и пытаться гнать от себя воспоминания о том, что было в прошлые разы. Большой Кью тихо фыркнул и прошёл дальше по гостиной. Он опустился около Уилбура, одной рукой взявшись за цепь и легонько потянув в свою сторону, другой он взял его за подбородок и медленно повернул юношу лицом к себе. — Неприлично молчать, Уил, если с тобой разговаривают, — упрекнул его авторитет. В нос с жуткой силой ударил табак, которым несло и от мужчины напротив, и от его сигареты, заставляя слегка скривиться. Начало уже неприятное, особенно зная, что дальше будет не лучше. Большой Кью ещё какое-то время просто смотрел на Уилбура, гладя его по волосам. Что-то заставляло того инстинктивно вздрагивать, когда чужая рука проводила по вьющимся волосам, вызывая по голове лёгкие мурашки. И, к тому же, ощущение взгляда на себе заставляло чувствовать себя особенно неуютно. Через какое-то время мужчина аккуратно обнял юношу за плечи и облокотился на него всем телом, попутно закинув ноги на диван. Уил вздрогнул сильнее и попытался отодвинуться, однако лишь упёрся спиной в мягкий подлокотник и, кажется, на несколько мгновений даже задержал дыхание — их лица были пугающе близко. Большой Кью ловко перевернул мундштук в пальцах, приближая загубник к чужим губам. — Попробуй, — предложил он, хотя по настойчивому тону было понятно, что отказ не принимался. Заметив нерешительность Уила, авторитет сам поднял его руку, вкладывая трубку. — Можешь даже докурить, если понравится, я не против, дорогуша. Мундштук Уилбур зажал опасливо, и оттого сперва некрепко. Бросив беглый взгляд на мужчину, юноша осторожно приложился к сигарете, затянувшись... А затем почти сразу закашлялся, выпуская дым изо рта. Отдышавшись, он подрагивающей рукой протянул трубку обратно. — З-заберите, я не думаю, что мне это нравится... — Конечно, едва ли кого-то здесь волновало, что нравится и не нравится Уилу, но надежда, что сегодня Большой Кью будет добрее обычного ещё теплилась. Тот тихо усмехнулся, но действительно взял сигарету обратно, состукивая пепел в пепельницу. — Как хочешь, дорогой. Ты голоден? Я хотел предложить тебе поужинать вместе. И в целом... я же слежу за всеми своими подчинёнными. Разве не стоит отметить прошедшую годовщину месяца нашего «сотрудничества»? Отметили бы раньше, но птенчик в очередной раз вляпался в неприятности. Пока Большой Кью говорил, в гостиную вошёл слуга, оставив на столе поднос с едой. Наверное, было неудивительно увидеть и у него такой же ошейник, как и у всех в подчинении мужчины — должно быть, добровольных работников тот даже не старался набирать. Хотя бы можно было понадеяться, что прислуге жилось чуть лучше, и отрывался их господин только на своих любовниках. Авторитет махнул рукой, разрешая слуге идти, после лениво подтянул поднос ближе к краю. На ужин ему принесли обжаренный кусок баранины в соусе, от которого до сих пор поднимался пар. Так же прилагался салат из морепродуктов и большая бутылка вина. И, конечно, два набора столовых приборов и пара изящных бокалов. — Тебе отрезать половину или чуть поменьше? — удивительно заботливо спросил Большой Кью, слегка отстранившись от Уилбура. Хотя тут дело было не то, чтобы в заботе — просто Уил не мог сам дотянуться до еды. Юноша недоверчиво посмотрел на принесённое. Всё же в его ситуации закономерно опасаться есть что-то, предлагаемое авторитетом, но вместе с этим Уилбур почти сразу ощутил, как свернулся желудок от аппетитного вида. Если думать логически, то вряд ли мужчина стал бы подмешивать что бы то ни было в собственную еду, верно? — М-м... — чуть замялся Уил, когда отодвинулся Большой Кью, но всё же опасливо произнёс: — Если можно, п-половину... Мужчина наконец-то полностью выпрямился, разделяя ужин. Уилбуру он также положил и пару ложек салата и сразу разлил вино. Потом же передвинул тарелку и бокал ближе к юноше, чтобы тот смог дотянуться. Уилу пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не накинуться на еду мгновенно, а чуть помедлить, беря в руки красивую блестящую вилку. Он чуть передёрнул плечами: всё это навевало воспоминания о доме, о посиделках за ужином, который зачастую был сделан самим Уилбуром. Но тогда тишину разрушал неумолкаемый Томми, иногда вклинивался мощный голос Техно или спокойный — отца... Юноша быстро зажмурился и вонзил вилку в мясо. Его аромат переключил внимание на голод, и Уил предпочёл думать о том, насколько у авторитета хороший повар, нежели о давно потерянных днях семейного спокойствия. И всё же приходилось себя отдёргивать, иногда замедляясь, и стараться удержать на лице хотя бы частично спокойное выражение — пусть Уил и был уверен, что у него очень жадно горели глаза. Большой Кью же со странным упоением наблюдал за тем, как Уилбур пытался скрыть своё наслаждение. Неудивительное, ведь этот месяц ему пришлось провести проголодь, хотя иногда его и полностью могли лишь еды на несколько дней за излишне ярые попытки сбежать. — Ещё будет десерт, — негромко произнёс авторитет, прекрасно понимая, что от чего-то сладкого юноша вряд ли мог отказаться после такого-то начала вечера. Его мысли лишь подтвердило то, какой взгляд Уил бросил на него и как быстро поджал сухие губы, сглотнув комок слюны. Отпив немного вина из своего бокала, мужчина снова прильнул к Уилбуру, полностью облокотившись на его плечи. Тот чуть дёрнулся от неожиданности, однако толком не сопротивлялся. Одной рукой авторитет зарылся в густые каштановые кудри, второй же коснулся его шеи — раздражённой, натёртой и шрамированой кожи под ошейником, на что получил немедленную реакцию в виде крупной дрожи. Уилу пришлось мгновенно прикусить губу, чтобы сдержать болезненный стон. — Совсем свежие, — тихо ворковал Большой Кью, проводя кончиком пальцев по недавним ранам от рук Сапнапа. — Моя маленькая панда снова ревнует. Как мило. С шеи его рука медленно опустилась к чужому запястью, так же начав поглаживать их. Вилка мягко выскользнула из пальцев — теперь Уилбур прервал свой ужин полностью. — А тут пока чисто... — негромко продолжал авторитет, не прекращая гладить Уила по его волосам. — Ничего, скоро и здесь появятся мозоли. Речи авторитета волновали, и даже если и хотелось что-то спросить, юноша не успел — мужчина перехватил упавшую на скатерть вилку, а губами уткнулся в чужую шею, медленно проводя по ней языком. Это влажное и холодное ощущение на шее заставило рефлекторно чуть запрокинуть голову и сильнее закусить губу, удерживая стон, пусть и на сей раз вовсе не от боли. — Тебя покормить, птенчик мой? — с усмешкой спросил Большой Кью, почти не отстраняясь. Уилбур же так сильно сосредоточился на самоконтроле, что то ли пропустил вопрос, то ли не мог выдавить ответ, стараясь удержать дыхание ровным. — Ай-ай-ай, Уил, я же уже говорил, что неприлично молчать, когда к тебе обращаются. — Авторитет наконец-то слегка отстранился и переложил руку с кудрявых волос на подбородок юноши, медленно поглаживая его большим пальцем. Вместе с этим он наколол на вилку небольшой кусочек мяса и поднёс его к чужим губам, оставляя еду в приоткрытом рту. Уилбуру, может, и не хотелось играть по его правилам — но губы сами разжимались и тянулись, перехватывая с вилки ещё тёплое мясо. Юноше не хотелось думать о том, насколько жалкое у него сейчас лицо, наверняка напоминающее собаку, которой по кусочку отдавали любимое лакомство. Впрочем, едва ли это было так далеко от правды, как Уилу бы хотелось… Отставив тарелку в сторону, Большой Кью вручил в чужую дрожащую ладонь бокал вина, всё так же настойчиво манипулируя действиями юноши. Тонкие пальцы некрепко сжали фужер — алкоголь чуть кислил на языке, разливая в груди тепло в смеси со слабостью и создавая лёгкий туман на задворках сознания. — Прошёл уже месяц, птенчик, — негромко произнёс авторитет, вынуждая Уила делать новый глоток. — Зачем же ты до сих пор сдерживаешься? Поверь мне, всё станет в разы лучше, если ты дашь волю своим эмоциям. Неужели тебе не нравится проводить время со мной? К сожалению, вино не могло затуманить рассудок достаточно сильно, чтобы лишить понимания чужих слов — и Уилбур откровенно мялся, не зная, что отвечать. Именно это чёртово незнание выводило из себя. Он ненавидел, всем сердцем ненавидел, что его считали не более чем вещью, которой можно попользоваться и забыть до поры. Ненавидел, когда Большой Кью обращался к нему этим приторно-слащавым обращением, и ненавидел всё, что происходило с ним в этом особняке... Или же не совсем всё. И почти всегда, когда авторитет касался его, когда насмешливо и издевательски проходился руками по всему телу, и когда затем утягивал в постель — Уилбур чувствовал отвратительный в своей приятности огонь внутри, чувствовал, как Большой Кью действительно был способен задеть его слабые места, заставляя кровь кипеть от помеси отвращения и наслаждения. Криминальный авторитет положил голову на плечо юноши, обе руки скользнули к торсу, плотно прижимая его ближе. — Я бы мог обеспечить тебе положение не хуже, чем у Карла, если бы ты только отдался мне… — одними губами прошептал мужчина. И ничто так не выбивало из равновесия, как моменты, когда Большой Кью был слишком близко. Уил чувствовал его горячее дыхание, обжигающее ухо вкрадчивым шёпотом, и не менее явно ощущал прикосновения, медленно скользящие по животу и заставляющие нервно закусывать губу, когда они спускались ниже, будто нарочно дразня и без того напряжённого юношу. — Я-я... — слабо выдохнул Уилбур, и заёрзал, стремясь вернуть хоть какое-то расстояние между ними и выровнять дыхание, успевшее несколько раз замереть и ускориться. Когда между ними возник хотя бы сантиметр, голос юноши стал чуть сильнее: — Я не хочу... Я не такой... Кажется, даже сам Уил не знал, кого хотел убедить последней фразой — Большого Кью или самого себя. Но его невнятный лепет только заставил мужчину улыбнуться шире. — О, ты не такой… — опасно прошептал авторитет, сильно обхватив Уилбура за грудь и резко прижав к себе. — Ты хуже. За это ты мне и нравишься. Ничего, дорогой, ты войдёшь во вкус. Вот увидишь… Дыхание Уила оборвалось и сердце замерло. По спине пробежали мурашки от этого давящего на сознание шёпота. В голове крутилось лишь отрицание, лишь страх перед тем, что однажды это действительно перестанет видеться ему ужасным. Большой Кью сделал последнюю затяжку, после чего вытащил окурок и метко кинул его в пепельницу, мундштук упал на диван. Он резко перехватил Уилбура, довольно грубо сжав волосы на его затылке, и приблизился слегка приоткрыв рот. Юноша рефлекторно вздрогнул и болезненно выдохнул; сердце бешено забилось, и Уилбур почти вжался в чужую руку, лишь бы только отодвинуть голову, лишь бы только не чувствовать чужое дыхание настолько близко… И если бы не открывшаяся дверь, за которой последовали быстрые шаги, Большой Кью бы точно оставил бы свой поцелуй на чужих губах — но ныне момент был упущен. Слуга быстро оставил на столе два блюдца и забрал грязную посуду. Понимая, что он помешал своему боссу, он удалился как можно скорее. Но авторитет не злился на него слишком долго, ведь его взгляд почти сразу же упал на обещанный десерт. Увидев который, Уилбур мгновенно замер. На блюдце лежало угощение квадратной формы. Бисквитное основание, перемешанное с печеньем, придавало ему высоты и объёма. Сверху оно было присыпано порошком приятного цвета какао, и украшено парой зелёных листочков. Мужчина тихо хмыкнул и хитро покосился на Уила, проигнорировав его растерянно-жалостный вид и немигающий взгляд, прикованный к тирамису. — А разве плохие мальчики заслуживают такие угощения? — Большой Кью издевательски посмеялся, вновь отстраняясь от Уилбура, наклонившись к одному из кусочков. Маленькой десертной вилочкой он осторожно отломил воздушный кусочек и положил его себе в рот, негромко мыча от наслаждения. Но юноша даже не дёрнулся, даже не шевельнулся, словно не слышал авторитета. Уил ощутил, как защипало глаза, и не только от того, что он уже несколько долгих секунд просто пялился на тирамису, забывая моргать. В голове зашумели до боли знакомые голоса, до боли приятные сердцу и режущие его картины...***
— Тебе следует взбивать крем интенсивнее, если хочешь добиться правильной консистенции. — Вот так? — Мальчик чуть активнее налёг на венчик, и женщина довольно кивнула. — Именно! Я уже говорила, у тебя настоящий талант, Уилбур. — Она погладила сына по голове, и тот весело хихикнул. — И, самое главное, — думай о тех, для кого стараешься. — Это так важно? — Уил с непониманием скосил взгляд на мать, что пока пропитывала печенье. Поймав его взгляд, она с серьёзным видом кивнула. — Нельзя готовить с плохими мыслями — ничего дельного не получится. Поэтому думай о хорошем. О своей семье, о своих друзьях. О том, как прекрасна жизнь......
— Томми, ешь помедленней, у тебя же не отбирают, — На замечание отца мальчишка лишь отмахнулся, облизывая ложку. — Это вку-усно, ничего не знаю! Уилбур неловко усмехнулся, смущённо потирая шею. Похвала от Томми дорогого стоила. — Мамин рецепт? — уточнил Фил, оборачиваясь к сыну. — Именно. Хорошо взбитый крем, мысли о хорошем и никакого мошенничества. — улыбнулся юноша. — А на мой день рождения сделаешь такой? — Томми подался вперёд и посмотрел на брата щенячьим взглядом. Уил со смешком закатил глаза. — Если будешь хорошо себя вести — обещаю...***
Уилбур пропустил момент, в который пощипывание переросло в собирающиеся в уголках глаз капли. Он осознал, лишь когда горячая слеза скользнула по щеке, выводя из транса. Резко вспомнилось, где он и что происходит. Последние слова Большого Кью он услышал отрывисто. И как-то рефлекторно тихо, буквально себе под нос, бросил, медленно опуская взгляд: — Он был хорошим мальчиком... Он заслужил... Авторитет в лёгком непонимании изогнул бровь, а улыбка чуть ослабла. Он… мягко говоря не был готов к такой реакции. Уилбур на минуту буквально завис, после чего начал плакать, и всё это из-за одного куска торта? Конечно, мужчина мог предположить, что дело было не в угощении, а в чём-то в другом, возможно даже более личном, но у него не было особого желания узнавать подробности. В конце концов, иначе бы Большой Кью и не старался так усердно скрывать все новости о его скандально-известной семейке. Да, он не любил Уилбура так же искренне, как Карла или Сапнапа, но это не значило, что он не мог ему нравится… Иначе. Авторитету не хотелось отпускать Уила. Он хотел, чтобы юноша навсегда остался с ним — чтобы он стал его собственностью — и забыл о своей прошлой жизни. Но, как уже неоднократно замечал мужчина, — впрочем, как ему доносили и другие, — Уилбур то и дело вспоминал о своей семье, отказываясь принимать правила своей новой жизни. «Тирамису при нём больше не делать», — заключил про себя Большой Кью, отламывая новый кусочек от своей порции, но уже поднося его Уилу. Стоило продолжать делать вид, что он ничего не замечал. Пусть и юноша перестанет замечать, что что-то в его жизни теперь неизбежно отсутствовало. — Да, птенчик мой, все хорошие мальчики заслуживают угощение. Уилбур слегка вздрогнул при этих словах, будто разрезавших полотно его мыслей и воспоминаний. Взгляд метнулся к кусочку десерта, и пусть видеть его было больно, права отказаться не было — Уилбур пару секунд подержал торт на языке, прежде чем наконец проглотил. Несомненно, вкусно — но в детстве казалось слаще, и печенье будто мгновенно таяло. Отложив вилку и блюдце в сторону, мужчина в очередной раз приблизился к юноше, положив ладони на щёки и мягко вытирая слёзы — было что-то странное в этой внезапно проклюнувшейся и показавшейся юноше даже почти искренней нежности. Авторитет прильнул к его губам, оставив на них осторожный, успокаивающий поцелуй. Уилбур даже не стал вырываться — это словно бы не вызвало того былого яркого отвращения, что прежде. — Не хочешь ли переместиться в более привычную обстановку, дорогой? — выдохнул Большой Кью, медленно поднимаясь с дивана, неохотно отпуская чужую щёку — Уил неосознанно потянул голову, не желая лишаться этого столь необходимого сейчас тепла. Авторитет взялся за цепь, отцепляя её от колонны. — Я подготовил для тебя сегодня небольшой сюрприз. Звон звеньев вернул Уилбура в суровую реальность окончательно, и он с тихим вздохом встал на чуть подрагивающие ноги. Привычная лестница, знакомый второй этаж — всё почти приелось. Единственное, что менялось — то, в какую комнату они приходили. Юноша, что прежде был погружён в свои воспоминания, с каждым новым шагом чувствовал, как разгоралось волнение. Большой Кью сегодня определённо был более мягким, чем обычно, но, может, это лишь из-за того, что они ещё не дошли до сути таких встреч? Тем более, авторитет обещал некий «сюрприз», и никто не мог гарантировать, что Уилу он понравится... Так или иначе, но в открытую дверь очередной спальни Уилбур вошёл с опаской. Как и обычно, там царил полумрак — большие люстры никогда не горели в спальнях, куда приводили Уила. От более привычных эта спальня отличалась, наверное, только меньшими размерами, но в остальном она была такой же дорогой, с большим количеством золота и птичьей тематики. Большой Кью запер за ними дверь и только после полностью снял цепь с ошейника юноши, бросив её в сторону. — Сюрприз, птенчик мой, в том, что сегодня я буду делать с тобой всё, о чём ты сам меня попросишь, — негромко произнёс мужчина, потянув к себе Уила настолько мягко, что двинулся навстречу тот больше рефлекторно. — Так что выбирай, что хочешь. Абсолютно всё, за исключением возможности быть сверху. Эти слова вызвали у Уилбура явно отразившееся на его лице удивление — да и, к тому же, он явно не привык к тому, что шипы не пронзают кожу до желания вскрикнуть. Авторитет отпустил ошейник и легко скользнул к кровати, рукой приглашая Уила лечь. Ещё одна странность этой ночи, но удивиться ей юноша не успел. — Квакити к твоим услугам, — чуть громче произнёс мужчина, улыбнувшись шире. Он прекрасно знал, что делал, произнося своё настоящее имя. Это было большой редкостью — многим не доводилось слышать его имя за всю жизнь, а тут Уилбур узнал эту тайну спустя лишь полтора месяца. Квакити же считал, что такое признание — это знак его расположения. Не доверия, но всё же. Уил даже поднял взгляд к авторитету, стремясь увидеть, что это было лишь одной большой шуткой, что над ним просто вновь издеваются... Но даже улыбка не выглядела насмешкой — он, кажется, был совершенно честен. Чуть помедлив из-за этого, Уилбур наконец опомнился, медленно пройдя к кровати. Вся эта удивительная свобода действий словно выбила из колеи, мешая испытывать привычную помесь страха и ненависти, и просто подчиняться тому, что говорят. Этому учили последние полтора месяца, и действовать без указаний уже было непривычно. Всё, что захочется... Уилбур чуть пододвинулся на кровати и обнял себя за плечи — ему хотелось лишь вернуться домой, к семье. Но просить такое было уж слишком глупо. Да и... Есть ли у него сейчас дом вообще? Юноша чувствовал на себе пытливый взгляд Квакити, явно ожидавшего какой-то реакции и ответа, но всё, что Уил смог выдать, отведя глаза, это негромкое: — Я-я не знаю... Я не думаю, что вообще хочу чего-то... — Ты просто стесняешься, — немедленно отмахнулся авторитет, скидывая с головы полотенце и быстрыми движениями приглаживая свои угольно-чёрные волосы. Затем он сел перед Уилбуром, положив руки на его сведённые колени и мягко раздвигая их, подбираясь ближе. — Я же знаю, тебе нравится, что я с тобой делаю. Отчего же ты боишься признаться в этом? «Золотой мальчик» слишком правильно воспитан? Мужчина подался вперёд, обнимая спутника за щёки — юноша же слегка прикусил губу изнутри. Слова Квакити вызвали в нём помесь из возмущения и... Чёртовых воспоминаний обо всём, что он испытывал в их совместные ночи. Он бы солгал, сказав, что ничего из этого ему не понравилось. — Я не такой... Не такой... — только и успел выжать Уил, даже с ноткой протеста, прежде чем ему впились в губы наглым и долгим поцелуем, совсем не похожим на тот, что был ранее. Внезапность сделала своё, и Уилбур далеко не сразу додумался отстраниться или сжать губы — а потом уже ощутил руку в волосах, мешающую отпрянуть. Он чувствовал, как авторитет кусал его губы и нагло изучал языком чужой рот. Вторая рука мужчины пробралась под рубашку, чуть задрав с одного боку, скользнув по прохладной спине и прижав его ближе — от прикосновений горячей руки к лопаткам по позвоночнику пробежали странные, предвкушающие мурашки, и Уил словно рефлекторно чуть выгнул спину. — Смелее, птенчик… Сегодня я сделаю всё, что ты захочешь… — томно прошептал Квакити, разорвав поцелуй — из глотки юноши вырвался тяжёлый вздох. Сбившееся дыхание восстановить не удалось — Уилбур почти тут же чуть наклонил голову и прикусил и так ранее искушенную губу, стоило авторитету прижаться к его шее чуть ниже уха. Ладонь же с затылка переместилась на плечо, легко бегая по его прохладной коже, которая с каждым мгновением становилась теплее. — Я-я не хочу... Ничего не хочу... — слабо выдохнул юноша, сбиваемый прикосновениями и поцелуями. В голове ещё и было мутновато от вина, окончательно мешая внятно думать и уверенно звучать. — Лгунишка, — хрипловато хихикнул Квакити. Он заспустил уже руки под чужую рубашку и неспешно провёл вверх, от живота до груди, стягивая шёлковую ткань окончательно. — Я знаю, что ты хочешь… По телу промчалась волна мурашек. Уилбур передёрнул плечами, чувствуя прохладу, что, впрочем, продлилась совсем недолго — авторитет переместился ему за спину и плотно прильнул к нему. Обнял руками за плечи, припав губами к спине, между лопаток. И медленно выдохнул, поднимаясь всё выше по выгибающейся спине, не прекращая нашёптывать, растягивая каждую букву, прижимая Уила ещё ближе к себе: — Одно слово, Уил, всего одно… Быть может, тебе хочется ли чего-то более привычного? Или не хочешь, чтобы тебя связывали сегодня? Каждое слово, брошенное вкрадчивым, проникающим куда-то в глубину сознания шёпотом, заставляло дыхание учащаться вместе с биением сердца. На место прохлады приходило разгорающееся с каждым мгновением тепло. — Н-не надо... — при упоминание связывания Уилбур вздрогнул, мотнув головой. Слишком часто ему стягивали запястья настолько, что он едва чувствовал ладони — пусть даже обычно это были какие-то клиенты, а не Квакити. Он же поднялся до шеи юноши, вновь наклонившись к плечу, и тот чуть вскинул голову, когда авторитет слегка прикусил бледную кожу слегка заострёнными зубами, посасывая её. Помесь из боли и искристых мурашек под кожей заставила Уила закусить губу и напрячься, пытаясь удержать любой рвущийся звук... Но мужчина почувствовал, как напряглась чужое тело, поэтому начал слегка поглаживать Уилбура по груди, пытаясь расслабить его. Любая его подготовка занимала много времени и терпения, благо сегодня Квакити всего более чем хватало. Это стало последней каплей — Уил ещё сильнее запрокинул голову и сдавленно, отрывисто застонал, сжимая пальцами простынь, продолжая кусать губы в попытке заставить самого себя замолчать. — И вот было ли это так сложно? — с издёвкой спросил авторитет, отпустив чужую шею только после получения этого желанного ответа. Ещё какое-то время погладив Уилбура по груди, Квакити легонько налёг на его бок, уложив на кровать и нависнув над ним, игриво проведя одними пальцами по основанию шеи. Он запомнил — одно из слабых мест. Юноша почти сразу быстро задышал, непроизвольно мыча от приятных мурашек, расползающихся по голове и шее. Это же ощущение заставляло чуть двигать головой, будто стремясь подставить самое приятное место под чужие пальцы. Мужчина тихо усмехнулся, не прекращая своих игривых движений, которые постепенно спустились по самой гортани, задев кадык, остановился в месте переплетения ключиц. Ногой в то время он полностью развернул тело Уила, чтобы он полностью оказался на спине. Так же он слегка упёрся коленом в чужой таз, чтобы юноша не пытался слишком много вылезти из-под него. Квакити наклонился почти вплотную к чужому лицу, вновь опустив руки на его грудь, расчерчивая по ней узоры пальцами. Уилбур же держал глаза полуприкрытыми от удовольствия, не сопротивляясь толком действиям авторитета, чувствуя на лице горячее дыхание, и сам иногда испускал тяжёлые протяжные вздохи на грани со стоном, когда мужчина издевательски легонько задевал слабые места на груди. Ничто не накаляло ощущения сильнее, чем это дразнение, заставлявшее желания метаться от жажды прекратить до жажды большего. О, Квакити определённо знал, как доводить Уилбура до почти эйфорического состояния, сводя его с ума этим метанием. — Раз птенчик получил полную свободу действий, будет справедливо, если ты сам разденешь меня, — проворковал криминал; слова мужчины долетели сквозь поток непрекращающихся ощущений, и Уил почти не вдумался в них, не расслышав даже, что это был не приказ, а возможность — и подрагивающие от общего напряжения тела руки послушно потянулись, сминая в пальцах мягкую ткань халата и медленно стягивая его. Уил был уверен, что его лицо сейчас почти полностью алело от мысли об их близости, отражая одно из тех жалких выражений, что у него провоцировало столь ненавистное удовольствие. Под конец процесса Квакити любезно помог Уилбуру избавить его от единственной ткани, как-либо прикрывавшей его тело, и сбросил халат на пол. — Вот так-то лучше… — блаженно проронил авторитет, опустив руки с груди юноши на его торс. После они скользнули на его спину, к копчику. Уилбур успел выдохнуть, когда чужие руки наконец отстали от груди, однако почти тут же напрягся вновь, когда они спустились куда ниже. Мужчина аккуратно пропустил пальцы под брюки, обнимая его ягодицы и сжимая их. Немного погодя, он полностью пропустил ладони под одежду, стягивая её с чужого тела. Прохлада прокатилась по нижней части тела, и Уил слегка поёжился. — Выглядишь всё так же неподражаемо, — проворковал Квакити, продолжая очерчивать тело Уила ниже пояса. Он делал всё, лишь бы не поторопиться. Ему хотелось, чтобы именно Уилбур попросил его. — А с каждый разом всё лучше и лучше, Уил. Может быть, ты на этот раз удивишь новыми милыми звуками? Уилбур натужно мычал, иногда срываясь на отрывистые вздохи, сжимая простынь, пока авторитет издевательски лапал его ягодицы, волнообразно разжигая огонь где-то под кожей, от которого Уил рефлекторно выгибал спину и внутренне бесился, когда мужчина сбавлял обороты, сводя разгорающееся возбуждение на нет, но лишь на несколько злосчастных секунд — а затем делал это снова. Когда блуждающие руки Квакити добрались до паха, Уилбур мелко задрожал, и не смог даже толком прикусить язык — стоны из глотки вырывались сами по себе, и не отрывистые, а протяжные, громкие, почти кричащие о его желании в унисон с телом, явственно выдававшим его возбуждение. Он, кажется, силился что-то сказать, но каждый раз новая волна жара по телу сбивала его, вырывая из уст очередной долгий звук. И вновь, стоило пламени подобраться к пику, как мужчина останавливался, и сейчас это особенно сводило с ума. Уил даже не заметил, когда Квакити успел наклониться к самому его уху, томно, обжигая ухо горячим дыханием, прошептав заветное: — Ты ведь хочешь этого? — Я... Я-я... — От очередного дразнящего прикосновения к паху Уилбур ещё сильнее запрокинул голову и в сочетании с долгим стоном выдохнул: — Х-хочу!.. Юноша, захлёстанный ощущениями, даже не понял, что именно сказал, и оттого даже на задворках мутного от вина сознания не подумал испугаться. — Я думал, ты не попросишь, птенчик, — выдохнул Квакити. Затем перевернул юношу на живот и прижался сзади. Кажется, только тогда Уил успел на долю секунды осознать, что сказал — но было уже поздно, чтобы отказываться от своих слов. — Держись крепче, — шепнул он за миг до того, как Уилбур тяжело вскрикнул от пусть не резкого, но очень насточивого движения авторитета. Тот же наслаждался каждым новым стоном и вскриком, и не желал останавливаться в ближайшее время. Сегодня Уил полностью принадлежал ему. Мужчина с упоением наклонился вперёд, прижавшись к бледной спине. Жар, в унисон с движениями, волнами прокатывался, иногда смешиваясь с болью и яркими пиками наслаждения, и Уилбур потерял голову почти сразу, уже не пытаясь даже удержать в груди долгие громкие стоны, иногда переходящие в настоящий вскрик. Пальцы нещадно мяли простынь, стремясь выпустить напряжение. Ему должно быть отвратительно, должно, чёрт возьми, совершенно не нравится — но разгорячённому и раздразнённому телу было так плевать на моральные устои. Не удивительно, что до пика Уил дошёл даже быстрее, чем мужчина — а потому и выдохся быстрее, в конце уже не чувствуя ничего, кроме хлынувшей слабости и остатка огня под кожей почти везде ниже пояса. Повернулся назад он лениво, тяжело, иногда отрывисто дыша, переводя дух после интенсивного ритма и долгих стонов. Квакити тем временем лёг ему на грудь, удовлетворённо прикрыв глаза. Не было сил, да и особо желания как-то спихивать авторитета, и потому Уил лишь шумно уронил голову на подушки, и рука как-то непроизвольно легла на чужую спину. Успевший также прикрыть глаза юноша вдруг чуть приподнял веки, и осторожно провёл пальцами по чужой спине. Гладкая кожа в некоторых местах казалась странной на ощупь, складываясь в длинную тонкую линию, и далеко не одну. Уилбур пытался понять, что именно нащупывает, когда голос авторитета заставил его резко вздрогнуть и отнять руку. — Что это ты там трогаешь? — Его тон больше не был тихим и игривым. Глаза округлились, стали холодными и жестокими. Он даже сам не осознал, как дёрнулась его рука, ударив Уила по ладони. Чужие прикосновения к его спине — шрамам, которые он скрыл под своей татуировкой в виде двух больших крыльев — вызывали в нём непроизвольную дрожь. Мужчина громко вдохнул, стараясь взять под контроль свои эмоции, не позволяя панике вырваться наружу. — О-откуда они? — тихо спросил Уилбур, спешно убрав заболевшую руку подальше. Он отчётливо видел, какую яркую и даже болезненную реакцию вызвали прикосновения к шрамам, и спрашивал из чистого человеческого сочувствия — если бы не подобная реакция, может, Уил бы списал их на какие-нибудь тяжёлые криминальные разборки и забыл бы, но здесь было что-то куда серьёзнее и, вероятно, что-то куда более личное. Не то, чтобы Уилбур испытывал особую жалость к тому, по чьей вине проходил через постоянные унижения и моральную боль, но, всё же, стоило признать, что в большинстве своём Квакити был к нему словно куда мягче, чем к остальным. Тем более, сказывалось начало вечера — едва ли такую щедрость авторитет проявлял к каждому, кто на него работал. — Не твоё собачье дело! — резко огрызнулся мужчина, надавив на ошейник Уила так, что шипы впились в гортань. Уилбур с испуганным взглядом судорожно захрипел, пытаясь отодвинуть ошейник и вынуть шипы. По шрамированной коже потекла горячая тёмная кровь, капая и мгновенно впитываясь в простынь. — Если ещё хоть раз заикнёшься об этом, я лично перенесу их все на твоё тело! Квакити резко встал с кровати, подняв свой халат и надев его. Только после этого Уил смог вынуть шипы, начав жадно глотать воздух и щупать собственную шею, пачкая пальцы. Хлынувшая было паника и страх за свою жизнь очень неохотно отступали. Авторитет швырнул Уилбуру его одежду и через плечо бросил: — Одевайся. На сегодня с меня хватит. Поэтому на приказ авторитета он отреагировал чуть запоздало, но в остальном довольно спешно — одному очень быстро стало банально холодно. Да и злить мужчину ещё сильнее было страшно. Пока юноша одевался, Квакити поднял с пола оставленную цепь. Один её конец он зацепил за изголовье кровати, второй опять к ошейнику. Больше не смотря в сторону Уила, мужчина нервно обнял себя за плечи и болезненно поморщился. И излишне торопливо для себя вышел. Проводив авторитета взглядом, Уилбур лишь тяжело отрывисто вздохнул, садясь на край кровати и подтягивая к себе ноги. Новые раны ещё долго болели, испуская ритмичные неприятные импульсы вместе с тонкими струйками крови. Пожалуй, единственное, о чём думал Уил — о том, что ему хотелось бы извиниться, но едва ли он тогда мог выдавить хоть слово. Кажется, даже у такого человека, как Квакити, были свои болезненные воспоминания.