Семнадцать часов после вечера Х...
Всё, что он почувствовал вначале — тьма. Тьма в истинном значении своего слова: скрывающая беспробудное сознание в плотном одеяле чёрного мрака, в котором не было видно ни зги, и больше ничего. Всё его восприятие мира ограничивалось исключительно этим сумраком и более он ничего не чувствовал. Его мир — беспросветная темнота, без конца и края, простирающаяся вплоть до пределов его разума, где кончалась не то что бы его возможность ощущать, но и сам он. Неизвестно, сколько времени утекло, но в этот чёрный мир вторгся лёгкий оттенок серого. Что-то новое. И после абсолютная тьма сменилась на мягкий серый свет, а потом эту блеклую Вселенную напополам раскроила гигантская трещина яркого света, жгущего привыкшие к длившемуся едва ли не целую вечность сумраку глаза. Внезапный луч затопил ранее существовавшее в своём тёмном мире сознание изнутри, приведя его в чувства и заставив медленно пробуждаться сквозь призрачный туман дрёмы, пытающейся подкрасться и утащить недавно пробудившийся разум обратно в мир из чёрного цвета. Он впервые за долгое время смог опять увидеть свет настоящего, цветного мира. Синие глаза с превеликим трудом смогли открыться хотя бы на половину, до этого всё имя ища спасения от жалящего светила за непрозрачными веками, но в самом начале картинка была очень мутной: нечёткие, как будто смазанные в один цветовой хаос кисточкой психанувшего художника объекты двоились и троились в его взгляде, а хотя бы приблизительный цвет того или иного предмета и подавно терялся среди общей смеси немногочисленных красок этого странного места. Лишь позже очи небесно-голубого цвета смогли увидеть... белое. Это "белое" на самом деле оказалось потолком с горящими на нём электролампами, чьи две длинные светящиеся полоски были вмонтированы непосредственно в верх этого помещения, разливая по нему очень бледно-жёлтый свет. Вслед за зрением добавилось новое чувство — слух. В странном месте было очень тихо, лишь тихонько трещал вентилятор за решёткой. Ао'нунг перевернулся на бок и тут же ощутил растянутость и резиновость собственных мышц, каждое волокно, каждая клеточка которых пропиталась сильной усталостью и пьяной расплывчивостью движений. Прижавшись щекой к холодной поверхности белого пола, в которой как в зеркале отразились чуть смазанные черты его лица и светящих сверху ламп, он ощутил необычную структуру покрытия, на котором лежал. Веки сомкнулись от внезапно накатившей волны усталости, и этот странный белый мир перед ним моргнул. Его мощная грудь тяжко и с тихим хрипом вздымалась вверх, насыщая его лёгкие прохладным сухим воздухом, нос не чувствовал совершенно никаких запахов. Перед глазами появились белые с чёрным длинные силуэты с углами, которые позже сложились в стоящий в комнате стул и стол, сбоку от которых в стене горела небольшая электролампа с синеватым отблеском. Голова неприятно кружилась, и эта переворачивающая в мозгу с ног на голову боль мучительно, почти по-изуверски проходила неторопливыми волнами от самого лба до затылка, чтобы исчезнуть на мгновение, передохнуть, а потом заново начать свой рейд по мозгу меткайинца. Во рту пересохло, так что на нёбе и зубах покрыл равномерный слой малоприятного, вязкого и, вдобавок ко всем прочим малоприятным ощущениям, горького клейстера, высушенный язык мертво лёг на дно рта, так что его движения вызывали неприятные покалывания. Руки и ноги ломало как при лихорадке, а малейшее шевеление конечностей отдавалось в них тянущей болью, словно каждое отдельное волокно мышц растянули как струны на гитаре и резко дёргали их в стороны — прямое влияние на организм мощного транквилизатора, и даже спустя почти целые сутки многострадальное тело не освободилось от влияния снотворного. Лишь странное исчезновение боли в укушенной ноге было для него счастьем, так что посмотрев на ранее изувеченную конечность, он лишь с удивлением обнаружил небольшую зарубцевавшуюся ранку. Парень постарался приподняться на локтях, чтобы как можно лучше осмотреть незнакомую местность, но не имевшие возможности сделать столь большие усилия (для состояния, в котором находился меткайинец) руки подвели своего хозяина и начали разъезжаться в разные стороны, скрипя кожей о холодный пол из неизвестного материала, отчаянно дрожа при этом. Невзирая на то, что его тело только начинало просыпаться и освобождаться из ослабляющих пут не желающего отпускать свою жертву бессознательного состояния, мысли были скорыми и ясными, но он совсем не ощущал себя в спокойствии. Чувствуя, как локти предательски расходятся в разные стороны, в голову ему закралась заставляющая нервничать мысль о собственной слабости. Вполне справедливо. Ао’нунг чувствовал себя хилым и беспомощным, словно брошенный и никому не нужный ребёнок, едва ли научившийся ходить. Его немощность повергала парня в начавшийся просыпаться страх, ибо для разумного существа, которое совсем недавно было весьма сильным и крепким, нет хуже мысли чем осознавать своё падение: он не может делать многие привычные для себя вещи, он чувствовал, что его воля и разум скованны, заперты за железными прутьями клетки слабости своего тела. Очередное лишение. Перед глазами пронеслось моментальное разрушение всей его жизни, которая совсем ещё недавно обещала преподнести ему множество хороших деньков: недвусмысленное отречение отца от него, бывшая тса’хик клана Оматикайя, приставляющая к его горлу нож, публичное отрубание косы, долгая борьба с волнами, нападение морского хищника... Он очень многого лишился в столь краткий срок и уже не один миллион раз успел пожалеть о том, что вообще притронулся к той "кривой" персоне из леса: припоминая только сейчас ставшими мудрыми слова Ротто, он и вправду бы согласился с тем, что, раз уж и обижать, то можно было бы просто кинуть в её адрес пару шуток и на том остановиться, но его решение сорвать всю копившуюся в нём злость в сторону семьи ЖейкаСулли на Кири разом обломало все его шансы на дальнейшую жизнь, потому что его современное состояние кроме как "бесконечная борьба за выживание" нельзя было назвать никоим образом. Он уже давно осознал весь груз своего греха и мог бы раскаяться во всём, но это бы ничего не дало — никому не нужен растлитель своих сверстниц. Даже возможности простого изливания своего горя Великой Матери он был лишён: на затылке зияла рана с припёкшейся кровью на месте отрубленной косы, а в сердце — душевная рана, вырубленная вместе с косой и частичкой Эй'вы. От лишения страдают все — чем тяжелее на нас давит груз лишения свободы, которую мы ранее не ценили, нам становится хуже, но давление лишения свободы действий на Ао’нунга было колоссальным, ибо он лишился всего что можно было потерять, исключая саму жизнь: дом, семья, друзья, знакомые, право на отцовский престол, возможность общаться с Эй’вой... Всё, всё это он потерял без какой-либо возможности вернуть обратно. Воспоминания заставили ещё даже не начавшую заживать рану в сердце вновь кровоточить и рвать душу на куски, поэтому парень уткнулся лицом в холодный пол и тихо заплакал. Без всхлипов, без рыданий, без криков, которые могли бы выместить скопившуюся в нём боль и горечь — он лежал неподвижно, один в этой белой комнате на холодном полу, и горькие слёзы неспешно прочерчивали влажные дорожки по его щекам, чтобы после оказаться на белом, похожем на мрамор покрытии и поблёскивать в неживом свете двух ламп. У него просто не было сил и желания делать свою агонию излишне шумной. Неизвестно, сколько времени бывший сын оло’эйктана провёл в слёзных раскаяниях перед всеми, кому он причинил боль своими действиями, но спустя время он всё-таки решил подняться на ноги. Игнорируя пульсирующую боль в своих ослабленных конечностях, юноша после нескольких неудачных попыток овладеть собственным организмом сумел подняться в полный рост, частично опираясь об гладкую белую стену, чтобы дать своим трясущимся ногам дополнительную опору. Единственное, что могло дать ему хоть какое-то облегчение в нынешнем состоянии — голова больше не раскалывалась, но вот сводящая с ума ломота в теле никуда не делась и только усилилась. Парень внимательно огляделся вокруг, и первым делом его взгляд упёрся угол и две гладкие стены. Странные чувства начали терзать его при упорном рассмотрении этих совершенно гладких и чистых стен. В нём пробудилось некое подобие страха или отвращения перед помещением, в котором он находится: неприятная ему совершенная точность и однотонность этих начинающих сводить с ума белых до блеска слишком правильных частей комнаты резко контрастировала с гармоничным многообразием природных ландшафтов. До невероятности точно спроектированные углы казались ему враждебны и чужды, они отвращали его от себя и всей своей противоположенностью показывали то, что он находится наверняка в каком-то лпасном месте и его злоключения начнутся позже. Отойдя от стены, уже уверенно державшийся на своих двоих меткайинец мигом приметил, что часть этой слишком правильной комнаты весьма сильно выбивается из общего порядка. Он торопливой походкой подошёл к немного затемнённому стеклу и принялся разглядывать новый объект. Чёрная резиновая обивка протяжённого окна ярко блестела в свете электроламп. Невзирая на то, что это данная вещь была ему непривычна, меткайинец решился переступить через порог страха перед неизведанной средой и решился аккуратно дотронуться до стекла пальцем. Скрипя кожей, палец проскользил вниз по поверхности, оставив на нём смазанную скользкую дорожку. Осознав, что он находится запертым среди четырёх неподатливых стен, у Ао’нунга дрогнуло сердце, а дыхание стало тяжёлым и отрывистым из-за забравшегося в подкорку сознания кислого страха, в последнее время вкус которого он чувствовал в отвратительной смеси с горьким привкусом скорби по утерянному: это чрезвычайно правильное, но совершенно бездушное помещение пугало не только своей загадочностью, но и давящим со всех сторон стеснённым пространством. Всю жизнь проживший на природе, среди тянущихся за горизонт бесконечных далей, он чувствовал себя не в своей тарелке, находясь в заточении белых равнодушных стен, которое, как казалось ему, постепенно смещаются вместе и неподвижно ждут момента, чтобы зажать в тисках и раздавить не имеющее возможности пошевелить и пальцем тело. Сердце как на последнем издыхании ухало в груди, а дышать стало трудно, застывший сухой воздух тяжело пробирался в лёгкие. "Нужно выбираться отсюда" — быстро принял решение парень, ища в комнате предметы, которые могли бы помочь ему выбраться отсюда. Решительный и отдающий небольшим оттенком нервозности взгляд быстро пронёсся по белому помещению, после чего внезапно остановился на сиротливо стоящих по середине комнаты столе и стуле. Дабы точно убедиться в пригодности этих вещей для выламывания двери, он ощупал их, встряхнул, взвесил в каждой руке. Так им был выбран в качестве инструмента взлома стол — ему меткайинец отдал большее предпочтение из-за крупных габаритов и большего веса. Выставив эту мебель из металла вперемешку с искусственным заменителем древесины и пластика жёсткими ножками вперёд к стеклянной гидравлической двери, он отошёл назад, уперевшись плоским хвостом в стену, после чего с разгону влетел прямо в стекло... В замершей тишине раздался чудовищный хруст сломанного стола, разделившегося на две половины и сложившегося напополам в руках нееожилавшего такого развития событий парня, однако, бросив мимолётный взгляд на стекло, в его душе воцарился восторг: материал, рассчитанный явно на человеческую силу удара покрылся узором трещин, которые паутинами разбежались в четырёх местах соприкосновения с ножками стола. Пусть мебель была безнадёжно испорчена и уже явно не могла выступать в качестве орудия для пробивания себе пути на свободу, но оказавшаяся довольно крепкой ножка вполне ещё подлежала эксплуатации. Ао’нунг развернулся правым плечом к двери и с силой ударился в неё. Эта часть тела очень болезненно восприняла удар об жёсткий материал, а в коже застряли множество мелких осколков, но раздавшийся хруст и ещё больше расползшиеся трещины засвидетельствовали о том, что он двигается в правильном направлении. С этого момента юноша перепробовал множество способов разрушить стеклянную преграду перед собой, но лишь после двадцатой или тридцатой попытки покрывшееся трещинами стекло причудливо выгнулось в коридор и лопнуло, а не удержавший равновесия Ао’нунг после удара плечом вывалился с ним на холодный железный пол под звон разрушенного стекла. Лишь спустя десять секунд он решил встать с усыпанного острыми стеклянными осколками пола, чтобы испуганно, в мгновение ока принять стоячее положение под раскатистый вой сирен, что огласил коридор. Все немногочисленные краски нового помещения резко окунулись в багровый свет датчиков под потолком, в один момент мир перед глазами стал красным. Громкий звук и резкая смена цветовой палитры за секунду насытило кровь Ао’нунга адреналином, его зрачки сузились от страха, а ноги быстро заработали, унося своего обладателя далеко в неизведанное помещение. Изнемозжённый борьбой за жизнь, покрытый ранами и с изувеченной душой, юноша изо всех сил нёсся по коридору, лихорадочно выбирая направление для своего побега. Участки светло-серого железного коридора с расположенными на потолке панельными лампами, бросавшими в это пугающее неизвестность пространство сменились друг на друга с бешеной быстротой под завывания сирены. Быстрее, быстрее, быстрее... Ао’нунг забежал за угол, как вдруг перед его глазами возникли два человека в бронежилетах и кислородных масках, держа на изготове чёрные ружья электромётов, которые опасно шуршали, генерируя энергию для выстрела. Сердце парня мощно всколыхнулось, а уровень отчаянности и едва ли не безрассудства взлетел до небес, когда он не остановился, не развернулся, не оббежал возникших из ниоткуда противников, а бросился прямо на них. Взвизгнувшая электровинотовка сделала первый выстрел, и меткайинец как в замедленной съёмке увидел пролетающую в полуметре от него протяжённую "каплю" электричества, дыбящуюся ультромариновыми волнами с прочерками белого, опасно скрежечащую током. На его счастье, она не задела юношу, а ударилась в железную стену и, разбросавшись странным узором под аккопанимент собственного треска, потухла и растворилась на бледно-сером фоне. До противников осталось всего лишь один метр и Ао’нунг принял единственное верное решение в таком случае: завалившись на бок, он на большой скорости проехался по скользкому полу и широким хвостом сбил одного из военных, электромёт которого выпал из рук и сделал выстрел прямо в лампу, мгновенно погрузив эту часть коридора в темноту. Другой солдат весьма некстати не отошёл в сторону, поэтому час расплаты за свою неосторожность настал незамедлительно: на'ви ловко подцепил его рукой за край кислородной маски и с размаху бросил его головой вниз прямо об пол. Оборвавшийся после влажного хруста сломанного позвоночника крик был надёжным свидетельством того, что человек больше не встанет на ноги. Второго рядового постигла ещё более страшная участь: он лишь только-только смог встать на ноги после оглушившего его удара, с помощью голосовой команды включил фонари своего скафандра и перезарядил оружие, как вдруг белый свет его вмонтированных в маску ламп выхватил родившиеся из темноты голубые четырёхпалые руки, которые схватили мужчину за голову и с треском загнули её назад, сломав ему шею. Как только противники были повержены, Ао'нунг бросил мимолётный взгляд в обе стороны коридора и рванул вдаль, очень надеясь методом тыка наткнуться на выход из этого заточения. Стучавшие по холодному железобетонному полу пятки отбивали сбивчивую мелодию быстрого бега, хриплое дыхание наполняло воздух страхом перед неизвестностью, взгляд лихорадочно метался по стенам помещения, скользил вдоль окон и заворачивал за углы быстрее тела. Завернув за угол, Ао’нунгу открылось огромное панорамное окно с видом на совершенно иной мир. Увиденное настолько сильно поразило его, что, невзирая на крадущуюся за ним по пятам опасность, он остановился и, прикоснувшись рукой к толстому стеклу, увидел то, что никогда даже не мог себе представить. Мир людей. Людской мир. Длинные полосы рельс, которые находились высоко над землёй на железных столбах, светились внеземным мутно-красным светом и меркли лишь тогда, когда быстрые, почти что невесомые поезда на электромагнитной подушке тонкими полосками оранжевого и белого цвета проносились над сплошными бледно-алыми полосами ярких линий, со шумом вскраивая плотный воздух пандорских просторов, после чего исчезали где-то вдали. Левитирующие над путями круглые шары высокотехнологичных уличных фонарей со встроенной системой оповещения едва качались, когда очередная электричка проползала по рельсам, и начинали мягко моргать при приближении очередного флаера или магнитолёта, которые с тихим шумом разгорячённого воздуха в своих соплах медленно пролетали среди лабиринта из множества чёрных зданий на основе сплава титана, которые были выстроены армией механических многоцелевых роботов с продвинутым ИИ. Необычные, странные, больше похожие на выщербленные морской водой скалы или поставленные друг на друга коробки темневшие на фоне заката силуэты зданий были словно усыпаны расположившимися в строгой последованности звёздами из самых разных цветов, на голографических баннерах одного очень высокого небоскрёба на манер Тадж-Махала начала прошлого века, только меньше размером и немного другой концепции, высвечивались данные о погоде, проицируя над большой площадью полупрозрачные проекции гигантских цифр, букв и других знаков, которые медленно прокручивались, чтобы их точно можно было увидеть из любой точки. Не имеющие возможности по правилам безопасности тесниться в узких пространствах между домами, гигантские магнитолёты вроде модели "Starscream 103 Hevycarry" в неспешном темпе пролетали выше верхушек царапающих само поднебесье небоскрёбов, а звук их работающих турбин слышался в очень низком раскатистом басе, когда гигантский транспортник набирал высоту. Внизу землю покрывала гладкая корка асфальтированной чёрной брони с дорожной разметкой. Шумящие автострады, по которым с бешеной скоростью неслись самые разнообразные машины — больше всего было служебных и строительных — отделялись от освещённого и вымощенного подобием каменной плитки тротуара гладким высокими пластиковыми бордюрами выше человеческого роста, верх у которых был полупрозрачный. С обращённой в сторону дороги стороны заграждения светились голографические знаки, в маленьких "ямках" засели фонари ярко-жёлтого цвета. Почти не было места, где нельзя было бы обойтись без очередного здания, но эта большая площадь была совершенно особенной: за белыми маленькими бордюрами была высажена свежая зелёная трава, а посередине в виде четырёхугольника плескалось искусственное озеро с кристалльно чистой водой, везде были выстроенны лавочки и другие атрибуты человеческой культуры, где-то семенили спешащие домой или на ночную смену люди в кислородных масках. Закатывающийся за горизонт закат сбрызнул всю эту блестевшую обилием красок картину своей кровью, погрузив стремительно отстраивающийся город в темноту, где волшебные краски светились только ярче, взбудораживая открывшимися ранее невиданными просторами молодой ум. Рука обессилено соскользнула со стекла, а вой сирены был ничем больше надоедливого шума. Эти совершенно чуждые и затягивающие своей уникальной красотой пейзажи натолкнули его на весьма серьёзные раздумья, так что он даже позабыл про возможных преследователей — новое открытие заставило его совершенно забыться в новом потрясении. Буквально заглянув в жизнь совершенно другой расы, которая сошла с далёких неизвестных звёзд в этот мир, он не мог не подметить множество отличий от быта своего народа. Увиденное им величие и красота человеческой цивилизации совершенно отличалась от тех пейзажей природы и родной деревни, но в тоже время парень провёл некоторые ассоциации с жизнью, которую он потерял: они также строили дома, также могли переживать различные эмоции, у них наверняка были друзья, возлюбленные, семьи... Это резко контрастировало с тем мнением о Небесных Людях, которое сложилось в народе на'ви — их представляли как мелких и отвратительных существ без сердца, которые только и жаждут бесконечной крови и разрушений, и, по факту, они были правы: мало того, что они без остановки грабят местную природу, душат атмосферу токсичными выбросами из труб заводов, вгрызаются железными челюстями бульдозеров в девственные леса и успешно справляются с самыми ужасными прогнозами на будущее по превращению живой планеты в копию своего первого гибнущего дома, так ещё и уничтожают население — никто бы не потерпел бы столь наглого вторжения. Но в людях, этих маленьких позвоночных существах, которые будут едва ли выше семилетки и для которых губительно буквально всё на этой планете Ао’нунга зацепила одно очень интересное качество: упорство, стремление, непоколебимость внутреннего стержня. Маленькие и слабые, бессильные и уязвимые, они не дрожали от страха, смотря своему страху в лицо и преодолевая любые трудности, что встречались на их пути. Если на'ви и любые другие виды организмов совершенно равны друг другу и живут от этого в гармонии, то родной мир Небесных Людей наверняка представлял из себя хаос, адскую гонку вооружений между видами, где нет места дружбе и состраданию — совершенно лишним навыкам в жизни под оком чудовищно безразличной к страданиям своих детей их богини. Лишь став сильнее, изобретя броню из железа и отдав во имя практичности предпочтение огнестрельному оружию заместо клыков и когтей, люди очень долго и упорно пробивались из низов пищевой цепи на гладиаторской арене под названием "Земля" на вершину престола, но что-то заставило их покинуть родной дом и прилететь сюда, чтобы спастись от какого-то нового и очень сильного противника. Парень испытывал двоякое чувство: одна его сторона испытывала ненависть и отвращение к этому народу, разрушавшему его родной дом, но другая тайно восхищалась и ликовала, глядя на всё то, что построили люди. Но размышления мигом прервал стремительно летящий в него электрозаряд, который плотным шаром ударил его в бок и мгновенно заставил всё тело свестись в ужасающих судорогах. Перед глазами падающего меткайинца пронеслись запятнавшие ему обзор тёмные пятна, вслед за падением последовало сильное встряхивание вместе с жуткой болью в окаменевших мышцах и его взор потух как экран выключенного телевизора, погрузив его разум в холодную бессознательную темноту. Уже в третий раз...* * * * *
Тяжёлые веки, словно неподъёмные каменные глыбы, отчаянно смыкались и ни в какую не желали раскрыться, но направленный прямо в глаза яркий свет фонарика заставил сначала Ао’нунга зажмуриться, а потом немного приоткрыть свой взор, в начале который не представлял собой ничего более мутной цветовой мазни из различных оттенков серого и белого. Тело несчастно ломало, мышцы мигом отозвались единой колющей болью. Когда зрение наконец-то смогло стабилизироваться и картинка мира приобрела весьма чёткие очертания заместо едва различимого хаоса из красок, у него начал проясняться слух — абсолютная тишина в самом начале сменилась на мирный рокот сердца в груди, после которого наступило полное прояснение, поэтому этот странный мир стал наполнен приглушёнными отзвуками работы вентилятора и его собственным сбивчивым дыханием. Было плохо: тело, в особенности ладони и стопы колотило холодом, голова болела весьма сильно, вдобавок "расщедрившись" на укачивание, поэтому парня ещё и начала мучать начинающаяся тошнота. Судя по ощущениям, он находился в сидячем положении, но, постаравшись дёрнуть рукой, он лишь натнулся на жёсткие путы, которые опоясывали его тело так, чтобы к минимуму свезти его подвижность, что весьма его напугало — в следующую же секунду он принялся бешено дёргаться на стуле, не обращая внимания на стирающие и впивающиеся в его кожу путы, которые никак не желали поддаваться ему. Чёрная резиновая обивка гидравлической двери выгнулась вперёд, и дверь с шипением раскрылась, позволяя высокому на'ви пройти в эту комнату. Без всяких звуков он сел на стул с противоположенной стороны железного стола. Ао’нунг даже и близко не знал его характера, но серьёзно брошенного на него взгляда и общей внешности вполне хватало, чтобы прочувствовать его ауру неприклонности и жестокости, превосходства и неповиновения. Немигающий, словно неживой взгляд чистых ярко-жёлтых глаз не выражал никаких других эмоций кроме суровости, будучи чуть спряченным под нахмуренными бровями. Мощное мускулистое тело глубокого синего цвета в контрастных полосах лазурного весьма отличалось от хрупкого и изящного телосложения других представителей народа Пандоры. И пять пальцев. Других вариантов нет. Мотивы этого аватара были неизвестны парню, но явно не сулили ничего хорошего. Наконец, воцарившаяся острая тишина между двумя существами прервалась, когда сноходец ясным, командным и без эмоциональным до испуга голосом решился разорвать затопившее комнату безмолвие. Казалось, при заставляющей ощущать себя под чей-то властью речи дрогнули даже белые стены. — Итак, если уж ты не смог дождаться обычного легального допроса, — ошибки через каждые три слова и отсутствие каких-либо чувств вгрызались в нежный, привыкший к певучему голосу соплеменников слух Ао’нунга не хуже едва не растрепавшего его на куски бломстомунда той ночью. — Мне придётся провести свой допрос. Меткайинец опустил взгляд под тяжестью взора своего невольного собеседника, что просто эмоционально давил на него. — Демон... — тихо рыкнул парень. — Я тебе ничего не скажу. Парень пытался изо всех сил подавить волю противника в попытках снизить собственный дискомфорт, но данное старание выглядело весьма жалко. — Во-первых, я не демон, а Майлз Куоритч, а во-вторых единственный демон среди нас двоих — ты. Те двое, которым ты свернул шею, наверняка захотят, чтобы тебя начали пытать по-настоящему, но я пойду по пути наименьшего сопротивления. — Не скажу. — А вот это уже ошибка, — низким голосом произнёс рекомбинат, заставив меткайинца прийти в ужас. — Я не буду тебя пытать, истязать из-за нехватки времени — только на бесполезные мучения моего так называемого "сына" наша в край обдолбанная начальница угробила кучу времени, — так что у тебя два пути, пацан: либо ты всё мне рассказываешь и к тебе больше никто не притронется, либо я отдаю тебя к научному отделу на растерзание и они уж точно из тебя выскребут всю нужную информацию вместе с мозгами из черепной коробки. Так что... Пятипалая рука полковника ушла куда-то под стол, поэтому Ао’нунг боязненно зажмурился, страшась предполагаемого оружия, но заместо какого-нибудь автомата с полным магазином патронов он достал голографический планшет в виде неработающего вытянутого контроллера с кнопками и символом RDA на обратной стороне. Единственное нажатие мгновенно активировало устройство, которое моргнуло виртуальным синим экраном. Развернув экран прибора лицом к парню, на планшете высветилось знакомое до тошноты лицо сноходца, который для многих был спасителем, а для Ао’нунга лично — несчастьем. Его взгляд заскользил по знакомым чертам лица, что мгновенно привлекло внимание рекома. — ...Всего один-единственный вопрос: где Джейк Салли? Внутренне парень заколебался и ощутил нестабильность в своих мыслях: без всяких промежуточных раздумий он сразу понял, что выдача местоположения семьи Салли обернётся для его клана и Аваат’лы в частности настоящей трагедией. Приютившие это семейство бывшие соклановцы Ао’нунга явно не захотят видеть людей в своих владениях, да и люди наверняка будут стремиться заполучить Торука Макто силой, сея смерть и разрушения вокруг. Даже если часть деревни уцелеет, то завоеватели наверняка уничтожат немногих выживших в кровавой бойне, а опустевшие просторы станут основой для нового города Небесных. Даже когда его, пусть и по справедливости, предали собственные сородичи и изгнали из клана, обреча его тем самым на жизнь в вечных страдальческих скитаниях, он думал о судьбе соплеменников и не желал им зла. Ох, что ещё ужасного должно случиться, чтобы он стал ещё больше сожалеть о содеянном? Вязкая тишина воцарилась в белой комнате при свете панельных ламп, обещая продолжаться очень долго и не сулить ничего хорошего. С каждой прошедшей минутой молчания пленника Майлз всё больше и больше напрягался, но благодаря боевой закалке и наследию в виде привыкшего не выражать ни единой эмоции сознания старшего полковника из прошлой жизни. — И сколько ты будешь молчать? — спросил реком, выразительно выгнув бровь. И опять абсолютное безмолвие со стороны Ао’нунга. Вновь отвоевавшая свои позиции тишина продолжалась около двух секунд, прежде чем меткайинец опять дёрнулся в неподатливых путах и, буквально выдавливая из себя деланную злость, прошипел: — Хоть всегда. Не скажу никогда, потому что не знаю. — Ты менее стойкий чем ты думаешь, парень, — вкрадчивым голосом произнёс полковник. — Ты боишься меня и ты это знаешь, поэтому не строй из себя неведующего и отвечай — где Джейк Салли? Ао'нунг понял в этот момент, что ему срочно нужно соврать, выдумать что-нибудь, лишь бы после его лжи люди прошли как можно дальше от Меткайина. — Я не знаю... не знаю, куда он конкретно двинулся с семьёй, но, согласно рассказам, куда-то... на север. По более расслабленному состоянию полковника парень с восторгом для себя понял, что уловка удалась. — Не знаю тебя лично, но от твоих слов так и несёт неуверенностью, — сказал Куоритч, поднимаясь со стула и не спуская с на'ви пристального взгляда с некой примесью ненависти и отвращения. — Знай, ложь тебе очень, очень дорого обойдётся, если ты соврал сейчас. Есть ли там кланы? — Всего один, — юноша прижал уши к голове, словно рассчитывая получить по лбу от этого враждебного аватара. — Он называется Ейхемза'у или же "клан Холодного Испытания". — Это ещё что за дыра? — безразлично спросил мужчина: его интересовали только значительные факты. — Этот клан обосновался очень далеко от остальных, там, где падает снег и холодно. Мы мало что знаем о его представителях, ибо из-за дальности и погодных условий коммуникация северян с другими кланами очень трудна. Майлз распрямился в полный рост и сложил руки на груди, из подлобья воззирая на связанного на'ви. Высказанная пленником информация не пришлась полковнику по душе: он явно не рассчитывал, что дезертир Джейк Салли мог запороться так далеко вместе со своей семьёй, лишь бы RDA не достали и не содрали с него шкуру, да и с его бесноватой жёнушки впридачу. Почти полное отсутствие информации о местности, куда, согласно рассказанным данным, отправился военный преступник, и малоподготовленная к тем погодным условиям команда и техника очень сильно затруднят процесс, но Куоритч был готов пропахать каждый миллиметр этой экзопланеты, лишь бы найти и прикончить своего заклятого врага — впервые ступив в обличии трёхмтрового синего рекомбината на землю Пандоры, он дал себе клятву любой ценой покарать его. Не жалея при этом ни одну живую душу, в том числе себя. Ао’нунг, скрепя сердце, изо всех сил надеялся, что полковник точно клюнул на его ложь и прекратит допрос. Но, заглядывая в возможное будущее, парень страшился следующего дня, понимая, что останется здесь, на этой базе и пути обратно на свободу теперь у него нет.* * * * *
Серая в маскировочную тёмно-зелёную покраску из пятен обшивка скоростного флаера ярко блестнула в свете умирающего на горизонте зарева, щедро сбрызнувшего багровой кровью людскую колонию, с приходом долгожданной тьмы заигравшую щедрым букетом неземных красок. Горячий воздух из тормозных сопел обжигающей волной лизнул поверхность асфальтовой взлётной полосы и заставил скопившуюся пыль испуганно прыснуть в разные стороны маленькими ураганчиками, которые очень скоро растворились в воздухе. Как только резиновая поверхность шасси, являющаяся на самом деле нижней частью круглых "крыльев" с изящным загибанием вниз и большим отверстием внутри для создания с помощью двигателей и ветра нужной силы ветрового потока для полёта, со скрипом коснулась земли, позволяя транспорту сесть, шлюзовая дверь поднялась на гидравлических тяжах вверх и обнажила скрывшийся в чёрной тени отсек для экипажа. Вскоре под шум стихающего мотора на постепенно холодеющий асфальт ступили жёсткие офицерские туфли в сопровождении армейских сапогов, чья ходьба вскоре свелась к приглушённому маршу. Держа в одной из рук рабочий портфель в обивке из синтетической бурой кожи, адмирал Фрэнсис Ардмор под неустанным взором двух человеческих солдат, вооружённых автоматами с патронами сотого калибра, продвигалась к военной базе и, по совместительству, главному офису RDA, на ходу вытаскивая из кармана тихо звякнувший бэйджик. Приблизившись вплотную к широкой механической двери, женщина приложила ключ с биометрическими данными к индикатору на панели сбоку от двери, который почти мгновенно обработал запрос и согласно пискнул, впуская её внутрь помещения, оставив военных на улице дальше нести свой пост. Щёлкнув фиксатором кислородной маски, Ардмор сняла с лица тесный респиратор и впервые за долгое время вздохнула полной грудью, ведь нет ничего лучше прохладного, очищенного и урегулированного по всем необходимым параметрам воздуха — неописуемое наслаждение после кислородной маски, в которой жарко как в парнике! Длинный железный коридор постепенно укорачивался с каждым её шагом, так что вскоре её собственный кабинет распахнул перед ней свои двери. В белой комнате с большим панорамным окном и закрытым балконом с видом на раскинувшийся порт и океан прогремел тихий удар небрежно брошенного на пол портфеля. Уже слишком поздно для отчётов, которых будет весьма немало. Почему бы им не подождать до завтра? Открывая дверь на балкон, адмирал одновременно с этим нырнула рукой в карман, выуживая оттуда нераспакованную пачку сигарет, чей хруст тонкой картонной упаковки оповестил о вскрытии. Вытащенная уже из нагрудного кармана зажигалка тихо скрипнула серебристым колесиком зажигания, и в ту же секунду на фителе вспорхнул маленький танцующий огонёк, жадно вгрызшийся в бумажную оболочку поднесённой к нему папиросы. Стоя на прохладной закрытой лоджии с собственной системой вентиляции, Ардмор нерасторопно втянула в себя приятно щиплющий язык дым и после выдохнула целое облако никотинового тумана, который немного повитал в воздухе и вскоре оказался всосён в воздушный фильтр, мгновенно оказавший ему "экскурс" во внешний мир. Тянуче и сладко. Лучше. Ещё... Вторая затяжка опять заставляет пробираться тягучий дым вглубь организма, заседает на некоторое время в лёгких и после рабросанной струйкой выходит из чуть сомкнутых губ адмирала, выводя из тела скопившуюся в нём усталость за целый день полётов из одного города в другой, на совет министров безопасности и обороны Объединённого Союза Земли, разгребания целых гор бумаг, бесконечное поставление штампов... А сейчас, смотря на настоящее чистое ночное небо с несколькими лунами и гигантским мутно-голубым Полифемом, на тёмное зеркало спокойного океана женщина крепко задумалась о собственных проблемах. В самом деле, её состояние этим днём и жизнь в целом — непаханное поле. Её саму придётся раскручивать по винтикам, лишь бы добраться до корня всех проблем, уже давно засевших в печёнке Ещё до отлёта с умирающей колыбели всего человечества, где прошло её детство и юность — среди растворяющегося в загрязнённом воздухе света уличных фонарей через разваливающиеся цементные кварталы в постоянном сопровождении маски и чипа, чтобы в случае кражи её могли бы найти — ещё на тот момент молодая Фрэнс успела вычитать немало информации о военном столкновении две тысячи сто пятьдесят четвёртого года, послужившим финальным провалом корпорации по добыче анобтаниума и впринципе сделавшим невозможность пребывания людей на этой экзопланете, но её недюженный у неё проявлялся непосредственно к положившему начало раздора, из-за которого множество славных бойцов костями полегли среди папоротников и лишайников в сырой почве Пандоры. При воспоминаниях о нём сердце свело напряжением и яростью. Не пережившая резкой смены настроения своей хозяйки сигарета с хрустом сломалась в скрещённых пальцах, просыпав синтезированный табак на пол. Джейк Салли. Предатель, которых ещё не видывал свет. Прослуживший десять с лишним лет в военном морском флоте США, участвовавший в самых разнообразных военных операциях, всегда выполнявший свою работу идеально и без приреканий с начальством, выбранный вместо своего погибшего брата в качестве полёта на спутник газового гиганта в звёздной системе Альфа Центавры и ставший одним из первых военных с аватаром... повернул остриё кинжала против тех, кто прикрывал ему спину. Дезертировав и перейдя вместе с почти всеми участниками научного отдела на сторону местного народа, его силами был развязан военный конфликт, вследствии чего предприятие по добыче минерала пришлось свернуть, что отрицательно сказалось на экономике Земли, которая сейчас едва может поддерживать жизнь. Фрэнсис Ардмор никак не могла понять мотивов военного преступника, который и сейчас продолжал досаждать недавно основавшимся здесь колониям, уничтожая линии коммуникации и совершая вооружённые набеги на аванпосты, сильно тормозя развитие колоний. Что им двигало? А впрочем... какой смысл разбираться в предпосылках для предательства? У неё есть свои мечты для мести ему: если бы он остался на стороне людей, то они бы смогли добыть достаточное количество анобтаниума и тем самым бы смогли вытянуть мёртвую Землю из экологического хаоса, покончить с преступностью и обеспечить находящейся в очень опасном положении цивилизации долгую и спокойную жизнь. А так ей пришлось через многое пройти на этой загнивающей на глазах планете, чтобы выбиться из толп таких же как она и, побеждая конкурентов, найти себе звание в армии, куда она явно пошла не от хорошей жизни. И вот сейчас он где-то на этой планете, тихо укрывается у какого-то клана и ждёт, пока всё уляжется, чтобы вновь начать свою террористическую деятельность. Как же уже хочется, чтобы Джейка с его женщиной наконец-то вздёрнули на рее и покончили со всем этим дерьмом... Датчики слежения с наружной части кабинета тонко пискнули, оповестив о приближении постороннего и вырвав адмирала из своих раздумий. Вскрытая пачка сигарет была положена рядом с пепельницой, ровно как и закрытая зажигалка. Фрэнсис поспешила к двери, за которой оказался принявший стойку "смирно" Майлз Куоритч. — Адмирал, — сухо и решительно обратился реком. — Мы получили информацию от пленника из 203. Женщина не могла искренне радоваться полученным данным, ибо в сердце заворочалось тяжёлое предчувствие грядущих проблем. А проблемы никогда не предвещали ничего хорошего. — Что вы получили? Конкретно и по факту, полковник. — она посмотрела на него весьма сурово, невзирая на колоссальную разницу в росте. Аватар про себя выругался отборным армейским матом. От его прошлого человеческого сознания-оригинала ему досталась почти патологическая ненависть к злоупотреблению власти над ним, а начальница как будто бы специально выпендривалась на него, не понимая, что без его участия Джейк Салли с его супругой скорее умрут от старости, чем от рук палача на справедливой казни как военных преступников. Женщина ростом не более чем метр с кепкой и, по-сути, являющаяся совершенно беспомощным новичком на этой планете и в этом деле, обращается с ценным военным как не пойми с кем. Вот когда же она сможет проявить к нему хоть толику уважения?! Хвост Куоритча дёрнулся от злости, но его лицо оставалось безмятежным и спокойным — низкий поклон старой-доброй воинской закалке, — поэтому он быстро отрапортовал, глядя сверху вниз на низкого адмирала. — Согласно словам пленника из 203, мятежник с семьёй укрывается где-то на севере в одном из кланов. — Больше ничего? — Так точно. Полный аудиофайл нашего разговора был отправлен на рассмотрение руководящим чинам обороны и армии ОСЗ, в том числе и вам. — Хорошо, — произнесла Ардмор, понимая, что, чем дальше они лезут за чёртовым Салли, тем больше им придётся тратить. — Я обязательно разберу файл самостоятельно завтра и обговорю условия с советом министров безопасности и обороны. Что говорят учёные? — Он мог отправиться туда с большей вероятностью, в чем либо каком-то другом клане. Молекулярный определитель зафиксировал следы их пребывания более месяца назад на утёсе в ста четырнадцати километрах к северо-западу отсюда, — Куоритч хрустнул пальцами. — Не исключено, что он ушёл именно на север, однако далеко к северному полярному кругу простираются неизвестные территории. — Вы можете идти, — тяжко вздохнула генерал вслед уходящему полковнику, уже предчувствуя опустошение казны и военных резервов. Неизвестные территории хрен знает где и хрен знает с чем — хуже ситуации она не могла себе представить...* * * * *
Смотреть на полужидкий клейстер серо-бежевого цвета, наполненный полуслипшимися комками искусственно выращенного риса вместе с жижей, по какому-то недоразумению названной "молоком" было тошно и невыносимо. Расходящиеся по кремово-белой поверхности нечто в железной плошке, что должно называться кашей, плотные волны, блестящие в холодном жёлтом свете ламп, искажали мутно отражавшееся в них лицо шестнадцатилетнего парня, безразлично смотревшего в содержимое тарелки. — Боже, даже тапиров таким пойлом не кормили! Я не хочу больше этим травиться... — он приглушённо вскрикнул, борясь с желанием отодвинуть от себя эту ненавистную "кашу", а ещё больше — с размаху сбросить её со стола, да так чтобы плошка погнулась, ударившись об этот холодный пол. В противовес Пауку, не желающему опять лить в себя эту клещуюся и застревающую между зубов пресную мешанину на основе весьма посредственно синтезированных злаковых растений и вкусовых добавок, что хоть как-то подавляли желание настойчивое отказаться от сего продукта, военные и другие работники базы весьма скоро орудовали , чтобы по-быстрому восполнить запас питательных веществ и закончить недоделанную работу к концу дня, до благополучного завершения которого оставались считанные минуты. Парень обвёл спокойно ужинавших сотрудников чуть презрительным и непонимающим взглядом: в его взоре смешалась явная зависть и, в какой-то мере сожаление к этим людям, которые не знают, что значит есть настоящую натуральную еду. Копны волнистых дред на голове шестнадцатилетнего едино дрогнули, когда он вновь развернулся к своей нетронутой порции. Серые комки посреди полужидкого "моря" не внушали доверия к себе в качестве хорошей пищи и, невзирая на то, что он не ел с самого утра, он всё-таки решил отодвинуть от себя эту миску с тошнотворным содержимым. Минул уже месяц с того дня, как он пришёл в себя на базе RDA, так что новая среда диктовала ему свои условия выживания, изменив прежнюю модель поведения парня, но всякая неприязнь к местным кухонным шедеврам никуда не делась. Учитывая весьма печальное состояние подаваемой в столовой еды, чьё меню почти целиком состояла именно из такой каши, он решил что уж лучше ходить голодным, лишь бы не давиться этими помоями. Провёзшись по белой поверхности стола, отвергнутая плошка тихо зашуршала, а её содержимое закачалось в стороны грязно-бежевыми волнами, вызвав у Паука ещё большую неприязнь к этой разновидности здешнего пропитания. Однако, пусть и эта так называемая каша теперь окажется в помойном ведре с огромной вероятностью, он не желал оставаться несолона хлебавши, поэтому его руки потянулись к почти полностью разобранной тарелке с хлебом. Ухватив себе кусок так, словно боялся драки за него, парень откусил часть от мякоти и медленно прожевал. Вкусно. Всё-таки хлеб — одно из немногих блюд, что не вызывало у него отвращение и хоть как-то спасало от призрака голодной смерти, что уже несколько недель неощутимым фантомом кружил над исхудавшим человеческим юношей, потихоньку вытягивая из крепкого организма жизненную энергию, что можно было заметить невооружённым взглядом: давно нечёсанные дреды вздыбились клоками, под глазами нарисовались тёмные круги, кожа побледнела, синие полоски частично стёрлись, оставив тёмные следы на коже. Постепенно столовая пустела, рабочие возвращались к своей деятельности, пока сотрудники пищеблока отправились на кухню, чтобы отмыть столовые приборы с тарелками с помощью посудомоек и утилизировать несьеденное, так что продолжавший жадно вгрызаться в белую краюшку уже третьего куска хлеба парень оказался в полном одиночестве, пока внезапные шаги не возвестили о приходе на кухню одного из самых опытных военных земной армии. Паук одёрнул взгляд куда-то в сторону и продолжил нетерпеливо наслаждаться своим сухим поздним ужином. Рекомбинат подошёл к столу ближе. По сиротливо стоящей тарелке с немного подсохшей кашей и сидящему в сторонке парню ему всё стало ясно. — Слушай, хватит ломаться, на одном хлебе далеко не уйдёшь, — склонив голову вбок, произнёс полковник. — Ты опять ничего не съел, Сокорро, нам завтра вылетать в лес, будет ли от тебя польза, если ты едва будешь ногами перебирать? Удостоившийся упоминания парень поджал под себя ноги, чуть нахмурившись. После этого он, не поднимая своего затуманенного взгляда глаз чайного цвета, сердито ответил: — Ничего, пробьюсь как нибудь на хлебе, но вот это, — парень указал на отстранённо стоящую плошку. — Я хлебать не собираюсь. К тому же моё имя — Паук. — Не нужно себе всякое придумывать, ты Майлз Сокорро и точка на этом. — Куоритч сложил руки на груди. Иногда самоуверенность пацана и желание ляпнуть хоть что-то в противовес забавляли его. Человеческого подростка такое напоминание явно не устроило. Вставая со скамьи, он недобро зыркнул на полковника. — Я Паук, им был и останусь. У меня нет желание носить имя демона. — Прошу тебя о демоничности не заикаться, салага, — реком весьма недобро вскинул бровь. — Семейные замашки Салли уже давно бы пора оставить, как и своё идиотское имя... Да это и не имя даже. Кличка! Оу, полковник искуссно умеет давить на больное, причём в отношении своего как бы "сына" он весьма часто так поступал, хотя ещё недавно говорил о поддержке. — Даже кличка лучше имени убийцы! — раздражённо прошипел Майлз-младший, всплеснув в стороны руками. — Лучше уж быть никем, чем сыном такой сволочи как ты. Как можно считать своим отцом того, кто совершал массовые кровопролития и использует своего сына как дешёвую пешку на поле боя, чтобы в случае взять и отдать на растерзание судьбе?! Но и терпение полковника не вечно, так что в его взгляде мгновенно затанцевали мелко дрожащие огоньки подступающей злобы, а хвост стегнул по воздуху как лассо. — Да, Джейк зря времени не терял, промывая тебе мозги, — раздумчиво произнёс аватар, хрустя костяшками пальцев. — Только ты запомни: не будь этого кровопролития, не было бы тебя и Земля уже давно бы загнулась без анобтаниума, часть которого мы успели переправить. — Не будь? НЕ БУДЬ?! — Сокорро скрипнул зубами от кипевшей в нём злости. — Да уж лучше бы меня не было!!! И лучше бы тебя не было! — Нельзя быть таким эгоистом как ты, и ещё обвинять меня во всех бедах! Ты, Майлз Сокорро, не единственный человек, помимо тебя ещё десять миллиардов на гибнущей Земле... Ты представляешь, сколько их погибло без энергии от добытого анобтаниума?! И всё потому, что твои синежопые, за которых ты всеми конечностями, отказались уступать нам свои сраные святыни и храмы, хотя мы им пытались дать всё — одежду, медикаменты, образование, — но они отказались только потому, что слепо верили, что их дикие божества предадут их, если они не защитят святые места. Они жгли экскаваторы в карьерах, они убивали людей, а сейчас они прямо у тебя под носом уничтожали твоих собственных сородичей, не удосуживаясь их добить и оставляя медленно умирать в муках, — Куоритч наконец-то смог выложить всё лежавшее на душе. — У твоих на'ви хотя бы есть возможность похоронить своих по всем обрядам, а воины Земли гибли сотнями вдали от дома. Ты хоть представляешь, какого это гибнут в нескольких световых годах от родного места?! Будешь ли ты ещё заикаться о святости аборигенов, когда поймёшь наконец, что они не имеют ни капли сострадания: учёные уже не впервые рассказывали им, что наш дом медленно гибнет, что наш народ может исчезнуть в любой момент, но плевать они хотели с высокой колокольни на наши беды, главное — они сами для себя! — А что им ещё делать?! Ждать, пока их здесь всех переубивают или обратят в рабство!? — слова про якобы безразличность на'ви очень сильно задели Паука как именно того человека, кто лично знаком с характером народа Пандоры. Ему очень сильно хотелось вмазать полковнику по физиономии, но его сдерживало прекрасное понимание того, что, если у него и хватит смелости, то тот его по стенке размажет, невзирая на воинскую выдержку и взятый им титул "отца". — Эта планета не ваша, это их дом и они без боя не сдадутся! Вы сошли со звёзд чтоб сеять смерти и разрушения, так что же ты удивляешься их желанию яростно биться с захватчиками за свою свободу?! — Послушай меня, малец, мы сошли со звёзд ради того чтобы спасти себя от смерти. А вот про ярость ты хорошо подметил: именно она является двигателем жизни, и даже сама жизнь после смерти нужна для того, чтобы продолжить сражение. Мы достигли и построили всё это в ходе конкуренции между собой. Желание выжить двигает людей на создание новых прогрессивных вещей, которые помогут нам пережить следующие невзгоды. А эти на'ви как жили в лесу и молились колесу уже на протяжении хреноллионов лет, так и продолжают от слишком хорошей жизни, но наступит какой-нибудь катаклизм — и всё, их нет, потому что их культура была в стазисе. Мы пришли на эти земли с благими намерениями, хотели сотрудничать с этим народом, но нам бросили вызов... так что на этой новой арене в живых останутся только один народ.