*&*
Такемичи взял за руку Майки и крепко переплел с ним пальцы. Быть ближе даже на улице, упрямо не замечая никого вокруг — в этом не было ничего плохо, — но Майки все равно позволил себе с непониманием скользнуть взглядом по крепко сцепленным пальцам, ощутив приятное покалывание на костяшках. И, когда он уже думал о том, чтобы сжать в ответ, Такемичи быстро разжал пальцы, на что Майки на мгновение стал угрюмым, нахмурившись. Они вышли из безлюдного грязного переулка, и Такемичи повернулся к Майки лицом: — Подожди здесь. Я сейчас, — и направился к двухэтажному зданию банка, где напротив — рядом с остановкой — стояла небольшая палатка, откуда веяло свежеприготовленными тайяки. Майки ретировался, прячась в тени ближайшего дома, и, натянув кепку по самые глаза, спрятал руки в карманах шорт. Обнаружил на дне мятую пачку сигарет, но так и не вытащил, тяжело вздохнув. — Хреновый из тебя шпион, — заключил он с легкой усмешкой и, чуть повернув голову, стал наблюдать, как из-за угла, где стоял полупустой мусорный контейнер, вышел высокий мужчина, подошедший достаточно близко, чтобы Майки узнал в нем Какучё. — Изана хочет, чтобы ты вернулся, — руками, затянутыми в темные кожаные перчатки, Какучё аккуратно застегнул единственную пуговицу на деловом костюме, привычным жестом поправив лацканы, и остановился напротив Майки на расстоянии вытянутой руки, что его правое плечо оказалось под палящим солнцем. Изана, как обычно, слишком осторожничал, оставив за собой немыслимое право контролировать каждый шаг младшего, теперь еще и негласно установив слежку. Майки это не нравилось, но старшему было до лампочки на его мнение. — Не сейчас, — Майки отвел взгляд и посмотрел на улыбающегося Такемичи, открыто беседующего с продавщицей тайяки. — Майки… — Я вернусь, — резко бросил он, крепко сжав пачку сигарет во все еще спрятанной в карман руке. — Я обязательно к нему вернусь, но не сейчас. Дай мне время. Я, — грустно улыбнулся, не переставая наблюдать за Такемичи, не спеша направляющегося в их сторону, — еще не готов. Этого ответа было более чем достаточно, чтобы Какучё молча развернулся и, тихо стуча лакированными туфлями по грязному асфальту, ушел. И не потому что уговаривать Майки было пустой тратой времени, а потому, что он верил в него. Верил в то, что тот никогда не откажется от брата и не посмеет надолго оставить его одного. Майки пнул носком шлёпанца маленький камушек, который, пролетев немного по воздуху, пересек линию солнца. Он ни на секунду не забывал, кем на самом деле является и где его настоящее место, но ничего не мог с собой поделать. Ему казалось, если уйдет сейчас, то навсегда потеряет ту маленькую часть себя, что по-прежнему поддерживала в нем желание жить. — Манджиро? Майки обратил внимание, резко выплыв из озера раздумий, только после того как его негромко, но настойчиво окликнули три раза. Он с удивлением обнаружил в ладони пачку сигарет; одну сигарету держал во рту, совершенно не припоминая в какой момент успел положить. А Такемичи стоял рядом, с беспокойством глядя на него. Спешно сунув обратно в карман шорт сигарету вместе с пачкой, Майки оттолкнулся от стены и послушно обхватил руками небольшой бумажный пакет, всученный Такемичи. Внутри лежали пять теплых тайяки, своими изумительно сладкими ароматами разжигающие аппетит. — Я купил тебе три с бобовой пастой и две — с шоколадной, — пояснил Такемичи, с улыбкой наблюдая как Майки вытащил из пакета один тайяки и надкусил его. — Тайяки с шоколадной начинкой тоже очень вкусные, но ты же больше любишь с бобовой, — добавил и подушечкой большого пальца прикоснулся к уголку его рта, стирая остатки шоколадной пасты. Какучё напомнил, что созданный Майки маленький мир однажды придется разрушить, собственными руками похоронив под обломками все то новое, что успел обрести за время пребывания там. И чем скорее Майки это сделает, тем лучше будет для всех. Особенно, для него самого. Майки коротко двинулся в сторону и, дернув головой, быстро убрал руку Такемичи со своего лица, заставив того в недоумении уставиться на него. — Не делай так больше, — холодно бросил Майки, и Такемичи от его тона слегка напрягся, поймав себя на мысли, что, за то короткое время пока его не было, в Майки что-то изменилось. — А, да, извини, — поспешно пробормотал Такемичи, отводя взгляд. Ебучое чувство вины назойливо поселилось внутри, где-то глубоко под трепещущем сердцем, и Майки сжал челюсть, больше ничего не сказав. Всё именно так, как и должно быть. Всему рано или поздно приходит конец. Если не сегодня, то завтра. Если не Такемичи, то Майки закончит то, что никоем образом не должно было иметь свое начало.*&*
Майки целовал яростно, чуть ли не до крови кусая чужие губы. Такемичи, отвечавший не меньшей страстью, подобная интенсивность никак не смутило, и он продолжал с головой нырять в долгий поцелуй, проталкивая скользкий язык в чужой влажный рот. Но несмотря на все это, Такемичи знал: Майки что-то беспокоило. И это «что-то» появилось, скорее, напомнило о себе несколько днями ранее на территории жилого дома, где они жили, на черной роскошной иномарке с тонированными окнами, строго подчеркивающей особое положение владельца, как одного из главных верхушек преступного синдиката. Такемичи увидел приехавшего Изану через окно своей квартиры, после того как на телефон Майки пришло сообщение, о котором тот решил умолчать, но и не спешил спускаться к брату, некоторое время с отсутствующим видом пялясь в экран смартфона. Затем, бросив короткое «я сейчас», он все же встретился с Изаной, решившим сперва приспустить черное стекло машины, видя как Майки минует бетонные ступеньки подъезда, после и вовсе выйти из кожаного салона иномарки, когда младший остановился в шаге от него. Их разговор не продлился и десяти минут — Такемичи так и не спросил, о чем они разговаривали, — но в тот миг в животе упрямо поднялось странное чувство, будто Майки там внизу рядом с тем, с кем и должен был находиться все это время; а тот уют, созданный вместе с Такемичи, не более чем обман, в который уверовал только один человек. Однако едва он успел об этом подумать, как в груди зажглась первая вспышка ревности, когда Изана, подгоняемый желанием показать, кто в итоге окажется в числе проигравших в этой неравной борьбе, подошел вплотную к Майки и крепко его обнял, что-то прошептав ему на ухо, а затем бросил на Такемичи презрительный взгляд, высокомерно усмехнувшись. В тот момент в душе всё перевернулось, и он поспешил уйти от окна, прижавшись к стене. Плотно поджал губы, крепче сжав в руке банку еще не открытого холодного пива. Изана знал себе цену, как и то, что для Майки он был и остается самым главным и важным человеком. Такемичи это хорошо понимал, но все равно от подобных мыслей мир вокруг будто плавился, как воск зажжённых свеч. Через панорамные окна гостиной мягко лился внутрь комнаты золотой свет знойного солнца, заливающий стекла блестящим светом. Стремительно поднимающиеся судорожные вздохи и хлюпающие звуки приглушали звук телевизора, благополучно позабытого жильцами. Еще даже не вечер, а в комнате было шумно и невероятно жарко, несмотря на включенный кондиционер. Шорты на шнурках Такемичи легким шорохом скользнули с бедер вниз, немного задержавшись на коленях. То, что тревожило Майки казалось его уже отпустило, исчезло, растворилось, как под серной кислотой, но Такемичи, опаляющий жарким дыханием покрытый мелкими каплями пота подбородок напротив, был уверен, что это было далеко не так. Удовольствие обволакивало, словно кокон, трепетало в животе сотню бабочками, затейливо пустив по телу вплоть до кончиков пальцев приятный импульс. Но мысли крошились на осколки, вынудив Майки на секунду прикрыть глаза. От прошлого не убежать и от семьи тоже. Он хотел найти покой в стенах этого дома, рядом с тем, кто одним темным вечером без лишних вопросов позволил ему перешагнуть порог собственной квартиры, разрешив остаться, как того и хотел сам Майки. Но Изана, на днях призвавший оставить все сомнения, заставил вспомнить, где его настоящее место и кто должен находиться рядом, когда он окажется не в состоянии противопоставить импульсу, подобно ржавчине, постепенно разъедающему волю и желание жить. Майки, руками обвив вокруг шеи Такемичи, вскинул голову, макушкой не сильно стукнувшись со стеной. Край широко распахнутого шелкового халата съехал с левого плеча вниз, обнажая костлявые бока, по которым скользнули руки Такемичи, уверенно обхватывая их. Майки крепче сомкнул ноги за спиной Такемичи, пятками касаясь его поясницы. Потной рукой пройдясь вдоль позвоночника Майки, Такемичи что-то бессвязно прошептал, припухшими от долгих поцелуев губами жадно присосавшись к его шее. Оставил засос, затем, прикусив мочку уха, осторожно лизнул кожу, словно ранку, чтобы она больше не ныла и поскорее затянулась. Презерватив он не надел, поэтому ощущения были настолько потрясающими, что гулко бьющееся сердце готово было выпрыгнуть из груди любой момент. Жар обжигал, и это было просто какое-то безумие, потому что он даже не пытался сдерживаться, толкаясь все глубже и вздыхая все громче. Его член — пульсирующий, твердый, влажный — внутри тугой стенки чувствовал себя комфортно как-никогда, принося заветную эйфорию: Такемичи в какой-то момент даже засомневался, сможет ли вытащить его пока не кончит как минимум три раза. Он был жадным, ненасытным в сексе, впрочем, как и Майки, четыре дня назад оттрахавший его так, что задница страшно воспалилась утром и пришлось до обеда проваляться в постели, не в состоянии двигать конечностями. Тогда он был вынужден взять незапланированный выходной на работе, на следующий день получив нагоняй от начальства. Даже пот, скатывающийся с тел, невероятно возбуждал, что Такемичи, глухо зарычав, толкнулся до конца, будто после долгого воздержания, и активно начал двигать бедрами, увеличивая звук шлёпка кожи к коже. Связка ключей тяжело шлёпнулась на пол, когда Майки рукой случайно скинул ее со стеллажа, в попытке ухватиться за его край, и сжал челюсть. Он едва поспевал за ним, чувствуя, что капли смазки скользили по бедрам и набухший член Такемичи терся об простату. Они трахались, будто последний раз, подаваясь навстречу друг другу и снова сплетаясь языками. Эта губительная страсть и в самом деле помогла Майки, резко разорвавшего поцелуй, на время забыться, оттеснив в самый дальний угол памяти мысли о предстоящем его возвращении к Изане и Тосве, утратившей былые убеждения и истинное предназначение. Оба кончили одновременно, спермой испачкав пол.*&*
Вошедший в спальню Такемичи резко вздрогнул, когда телефон, пролетев всю комнату, глухо ударился об стену в пару сантиметров от его головы и отлетел в сторону комода, получив трещину на задней панели и уронив кусок корпуса на пол. Ночь постепенно опускалась над Токио. За панорамными окнами тьма до конца еще не коснулась земли, но Такемичи думал, что этого и не надо, когда сама бездна стояла напротив, опасно взирая на него из-под спадающих на глаза черных локонов. — Это был Чифую, — от начатого Майки разговора по спине Такемичи побежали мурашки. — Как часто вы общаетесь? Как часто он тебе звонит, предлагает встретиться? В каких вы на самом деле отношениях? — в голосе сквозило едва сдерживаемое чувство раздражения, и Майки, быстро шагнувший вперед, действительно ощутил во рту неприятный привкус ревности, когда Такемичи, довольно продолжительное время молча смотревший на него, так и не выронил хотя бы одно слово, чтобы развеять неуместные и крайне нелепые предположения Майки. Чифую умудрился оставить двадцать пропущенных, причем, за тридцать минут пока Такемичи копошился на кухне, с намерением начисто там прибраться. Помимо странного упорство дозвониться до абонента, Чифую приложил еще и пара сообщений весьма занимательного содержания: «Как дела?» «Хорошо ли поживаешь?» «Может встретимся как-нибудь?» «Позвони как только будет время» «Люблю и скучаю». Последний текст в особенности заставил Майки усомниться в честности Такемичи и с подозрением отнестись к их так называемой «дружбе». — Почему ты молчишь? Отвечай, — сдавленно потребовал Майки, вонзив пальцы в плечо Такемичи, и нахмурился, когда тот заметно дернулся, стоило ему добавить: — Вы уже трахались? Первые три минуты Такемичи, не сводивший взгляд от пронзительного взгляда напротив, не мог понять, как он должен был ответить, когда горло сдавило горечь разочарования оттого, что Майки ему не доверял. Это неприятное чувство расцвело внутри несмываемыми ожогами, образовав на душе зияющую пустоту, а телу придав неимоверную тяжесть, отчего даже силы на то, чтобы хоть что-то сказать не было. Майки прекрасно знал, как Такемичи относился к Чифую, но все равно позволил сомнению прочно засесть в сердце. Такемичи, первым решивший прервать зрительный контакт, тихо отстранился, шагнув назад, и мягко убрал чужую руку со своего плеча, двинувшись в сторону. Майки остался на месте, спокойно следя за тем, как тот сначала наклонился, подняв с пола телефон, затем с подавленным видом взглянул на разбитый экран, удрученно вздохнув. — Я ведь кредит по нему еще не выплатил, — совсем не то, что хотел услышать Майки, но говорить что-либо еще Такемичи и не собирался, поэтому, грустно улыбнувшись, он не спеша покинул комнату. Недоказанность, секреты… В совокупности они создают непонимание, рискуя навсегда разрушить отношения. Майки отвел взгляд на прикроватную тумбочку и, подойдя к ней, взял лежащую возле ночника пачку сигарет. Вышел в балкон и закурил. Дым сигарет устремился в небо, быстро рассеиваясь по ветру. Легкие наполнились терпким запахом табака, и Майки почувствовал, что может дышать. Он давно не курил — даже позабыл вкус, — пообещав одному человеку, что бросит. Не сдержал… Спиной опираясь на раздвижную дверь, Майки, снова затянувшись, скользнул свободной рукой в карман шорт и стряхнул пепел с тлеющего кончика сигареты, зажимая фильтр между указательным и средним пальцами. Внутри всё разом опустело, и на какой-то миг, он перестал что-либо чувствовать, устало прикрыв глаза. Вся эта хрень, произошедшая мгновением ранее, ведь не только из-за дурацких сообщений. Майки повернул голову влево, мертвым взглядом уставившись на простирающийся с высоты двадцать третьего этажа дома огромный мегаполис, тонущий в бескрайнем океане огней небоскребов. Этот вечер… был последним. Утром следующего дня в доме будет на одного жильца меньше. Нельзя было больше оттягивать время. Ведь, чем дольше он тянул, тем яснее понимал, что уйти потом не сможет. Сигарета догорела до фильтра и оставила заметный ожог на коже пальцев, но Майки не почувствовал боли — тело привыкло и душа тоже. Неподвижно простояв еще несколько минут, он отстранился от раздвижной двери и выбросил бычок через стеклянные перила балкона. В доме царила тьма: неприветливая, холодная и вязкая. Такемичи не стал включать свет даже в гостиной, где он и находился. Только синий экран плазменного телевизора заливал его лицо, и он по-прежнему сидел, не двигаясь, даже когда Майки коленями забрался на диван, прогнувшийся под его весом, и одну ногу перекинул через живот Такемичи, усевшись на его бедра. В темноте комнаты его глаза казались черными. Чернее, чем у него самого. Но из-за отблесков, отражающихся в них, взгляд был стеклянным. Майки коснулся ладонью щеки Такемичи, большим пальцем обозначив контур вокруг его сухих сомкнутых губ. — Злишься? — тихо прошептал он в чужие губы, разомкнутые его большим пальцем. Такемичи молчал. Решил и дальше делать вид, что Майки здесь нет. Но надолго его не хватило, о чем стало известно спустя всего две минуты. — От тебя несёт куревом, — вместо ответа заметил тот, все еще направив взгляд на экран. — Да, я курил, — признался Майки, склонив голову набок и поцеловав Такемичи в шею. — Хоть и обещал, что бросишь… Ему ли не знать, почему он так поступил. Майки снова встал с ним лицом к лицу. Такемичи, наконец, посмотрел на него и слабо улыбнулся, ощущая легкое покалывание на том месте, где получил поцелуй. — Я, — Майки прошелся ладонью вверх по груди Такемичи, комкая синюю футболку, и, кладя руку на его затылок, запустил пятерню в черные лохматые волосы, — могу много чего обещать. Как и то, что навсегда останешься рядом. Такемичи не злился. Он беспокоился. Больше всего его тревожила сама мысль, что Майки может уйти: однажды дверь за ним закроется и он никогда не вернется. Подобные картины лежали тяжелым камнем на сердце, и Такемичи пришлось сделать глубокий вздох, чтобы облегчить давящую боль в груди. Приоткрыв рот, он собирался что-то сказать, но Майки уже потянулся к его губам. Это был их не первый поцелуй, но по ощущениям будто он: особенный, желанный и до сумасшествия жаркий. От одного только прикосновения губ к губам сносило крышу, что Такемичи готов был целоваться вечно, неистово растворяясь в Майки. Внутри все трепетало, мурашки бежали по спине, дыхание перехватило, как только Майки, проявив инициативу, языком аккуратно раздвинул его губы, умело овладевая ртом. Стало душно, невероятно жарко, что мелкие капли пота проступили на лоб. Они сосались две минуты, может и дольше, намного намного дольше. Такемичи положил руку на талию Майки, задрав край серой майки, болтающейся на нем бесформенным мешком, и пальцами плавно спустил с острого плеча лямку: настолько ниже, что край ткани зацепил твердо выпирающий сосок. Майки судорожно вздохнул сквозь поцелуй, на мгновение приоткрыв глаза, но продолжал целовать. Вскоре в комнате стало слишком шумно. Такемичи неистово надрачивал Майки, параллельно вбирая губами срывающиеся с его губ тихие вздохи. Вроде всё было как обычно, но в голову закралась мысль, что что-то не так. Сердце непривычно заныло в тот момент, когда Майки тесно прижался и закинул руки к нему на плечи, поверх спинки дивана, окольцевав его за шею. Такемичи не понимал, откуда это чувство тревоги, но печаль, вспыхнувшую только на доли секунды, в глазах Майки он увидел. Такемичи резко убрал большой палец с покрасневшей головки члена, позволив сперме стечь по его ладони. Говорят, что чем ближе человек, тем страшнее боль, приносимая разлукой. Привязанность — губит, ранит, калечит, делает инвалидом на всю оставшуюся жизнь, оставив глубокую кровоточащую дыру в сердце. Сломав силу воли. В ту ночь Такемичи не спал. Он не видел, но чувствовал, что Майки стоял у кровати и очень долго, долго-долго смотрел на него. Сколько времени было на часах — никто не знал, но за панорамными окнами тьма постепенно рассеивалась. Небо заволокло тучами: дождь зашуршал на улице, наполнив воздух влагой. Из груди рвался наружу крик отчаяния, но Такемичи, неподвижно лежавший спиной к двери, всеми силами пытался его подавить, до скрежета сжав зубы и крепко вцепившись рукой за простыню: предчувствие его не обмануло. Он не знал, что делать, как поступить. Знакомый ему мир с легкостью рассыпался прямо перед глазами, превращаясь в ничто, как песочный дом. Такемичи непроизвольно задержал дыхание, когда услышал легкий шорох и тихий скрип половицы. Он ушел. Майки, сунув ноги в шлепанцы, взял ключи от байка с верхней полки стеллажа. Его отрешенный взгляд зацепил болтающийся на колечке кожаный именной брелок в виде его мотоцикла, подаренный когда-то Такемичи. Прошлое должно было остаться в стенах этого дома, поэтому, сняв брелок, он оставил его на полке. Открыв дверь, даже не обернулся, когда услышал скрип кровати из соседней комнаты. На улице, как и ожидалось, было мокро и шумно. Дождь лил, образуя на асфальтах небольшие лужицы, и Майки шагнул под капли, сразу почувствовав их тяжесть. Еще вчера он позвонил Изане, предупредив, что возвращается к нему. Тот хотел забрать его на машине, но он отказался, сказав, что вполне может добраться на своем мотоцикле. Майки остановился, когда сзади — совсем близко — раздался шум торопливых шагов, и резко обернулся, вытянув правую руку вперед. Такемичи замер, судорожно сглотнув, и посмотрел на пистолет, направленный прямо в его лицо. Колени у него были разодраны до крови, шорты и футболка мокрые и грязные: очевидно, что он не раз падал на землю пока бежал, неуклюже переставляя ноги, чтобы лишь бы догнать и по всей видимости вернуть. — Еще один шаг — и я выстрелю, — взгляд убийцы уж точно говорил, что Майки не блефовал, но Такемичи все же нашел в себе смелость коротко шагнуть в его сторону: неуемный дождь громко хлюпал под босыми ногами. Оружие опасно щелкнуло: сняв пистолет с предохранителя, Майки быстро сместил указательный палец на спусковой крючок — это было последним предупреждением. Такемичи не боялся смерти, но мелькнувшая в темных глазах Майки решимость покончить с ним одним выстрелом в лоб так и зазвенела металлическими цепями на его лодыжках, крепко сковав конечности в мокрую землю. Невысказанные слова раскрошились во рту стеклом, больно царапая язык. В ушах поднялся непонятный шум, дрожь в теле не утихала. Такемичи почувствовал доселе невиданный страх, заставивший ноги подкоситься и без сил упасть на кровоточащие колени: больше всего его страшил не сам факт получения пули между глаз, а то, что он навсегда терял напротив стоящего человека, готового убрать с пути всех тех, кто препятствовал его возвращению к старшему брату. — Я… я… — Такемичи с трудом разлепил дрожащие влажные от холодных капель губы. — У… умоляю, не… не уходи… — Прекрати, — его голос был твердым, а взгляд холодным и отрешенным: но, блять, знал бы Такемичи, насколько хреново было и ему. Майки не убрал пистолет. — М-манджиро… — Он мой брат! — дождь еще сильнее полил, словно его крик сотряс сами небеса. Да, это и есть та правда, которую Такемичи был вынужден проглотить, чувствуя, как осколки вспарывали горло, и принять, что Майки всегда выберет Изану. Такемичи ледяными пальцами сжал хлопковую ткань шорт, больше ничего не сказав. Майки, наконец, опустил руку и развернулся, но напоследок добавил: — Я был счастлив, — он слабо улыбнулся, взглянув на Такемичи через плечо, столкнувшись с его блестящими то ли от слез, то ли от дождя глазами. — Спасибо тебе за все, Такемичи. На что тот громко всхлипнул, мирясь с действительностью, и подумал, что лучше бы нажал на курок.*&*
С тех пор прошло два года. Майки моргает, отходя от воспоминаний, и откидывается на сиденье, снова взглянув в окно машины. Рядом сидящий Изана, наконец, откладывает телефон в сторону и щелкает пистолетом, проверяя магазин. — Майки, думаю, тебе там будет скучно. Поэтому, пока мы не закончим, подождешь меня в машине, хорошо? — но младший не отвечает, чем вынуждает Изану положить оружие рядом, вопросительно изогнув светлые брови, и немного податься вперед, чтобы смуглой рукой, дотрагиваясь до лица Майки, нежно погладить его по щеке. — Ты меня слушаешь? И Майки поворачивает на него голову, обращая внимание, но он будто не видит брата. Изана хмурится, зная, о ком младший думает на данный момент, чей образ представляет, смотря на него. В подтверждении из губ Майки невольно вылетает тихое: — Я так скучаю по тебе. Внутри вскипает раздражение вперемешку с чувством сожаления, что надо было покончить с его дурацким прошлым еще тогда. Чертов слабак продолжает мельтешить перед глазами, влезая в мысли младшего. Это жутко бесит, злит настолько, что хочется хоть сейчас убрать его из их жизни навсегда. — Но я все равно!.. — Майки грустно улыбается, вспоминая последние слова Такемичи, громко сказанные сквозь шум дождя. — Все равно буду тебя ждать! Неважно сколько… Тоска по былому, по тем дням, когда они могли быть вместе, чувствуя дыхания друг друга, становится настолько невыносимой, что Майки отбрасывает все сомнения, быстро кладя руку на ручку двери. — Санзу, останови машину, — приказ доносится четкий, но «водитель» не спешит его исполнять. Тусклые голубые глаза смотрят в зеркало заднего вида, сталкиваясь с жестким взглядом Изаны. Лидер отрицательно качает головой, и Санзу понимает, что надо ехать дальше, но Майки уже открывает дверь, чем вынуждает Санзу резко затормозить. Беспокойный дождь врывается в салон, оставив несколько холодных капель на кожаном сиденье, когда Майки спешно выходит из машины, сразу почувствовав сильную хватку на запястье. — Майки… Изана останавливает, и сердце Майки разрывается на две. — Прости, но можешь дать мне еще немного времени? Мне… Я… Я должен… Мне нужно его увидеть. Изана видит во взгляде младшего кое-что знакомое, ненавистное, что сам не сразу замечает как резко разжимает пальцы. Дверь хлопает. В салоне наступает тишина. Санзу не шевелится, чувствуя странную неловкость, но с уверенностью может сказать и без зеркало заднего вида, что лидер очень сильно раздражен. Изана тяжело вздыхает, хмурясь, и откидывает голову назад так, что его серьги касаются кожанной обивки сиденья. Привязанность Майки к тому слабаку Такемичи начинает порядка надоедать. Майки, наконец, добирается до нужного дома, поднимается на двадцать третий этаж по лестнице, игнорируя лифт, и, выровняв слегка сбившееся дыхание, подходит ближе к знакомой двери. Не стучит. Не звонит. Просто ждет, сам не понимая, чего именно. Возможно, там никто уже не живет. Но даже если Такемичи не съехал, наверняка, в квартире он не один. В конце концов, прошло немало времени, за которое вполне мог встретить девушку или парня, несмотря на обещание ждать его столько, сколько требуется, и жить счастливо, больше не вспоминая о нем. Желание быть здесь постепенно гаснет, едва сохраняя искры. Подъезд наполняется запахом одиночества и скорби, что Майки, убрав палец от круглой кнопки звонка в дверь, разворачивается. Своим присутствием он только усложнит ситуацию. Но дверь за спиной вдруг резко распахивается. Майки встает к хозяину квартиры боком, затем медленно шагает к нему ближе, мелко забрызгав небольшую лужицу дождевой воды, недавно оставленную им же самим. Молчит, слишком долго подбирая нужные слова, после говорит совсем не то, что хотел: — Я… — глаза Такемичи расширяются, и он сильнее поджимает дрожащие губы, невольно тихо всхлипнув: только сейчас до него доходит, что Майки, стоящий напротив, настоящий, — с утра ничего не ел. Взять и ляпнуть подобную хуйню: Майки готов был застрелиться за свои слова, и он бы это сделал, если бы взял пушку с собой. Такемичи на это ничего не отвечает, но тепло улыбается сквозь выступившие в уголках глаз слезы: — С возвращением. Майки срывается с места, шагнув внутрь квартиры, и резко впивается губами в губы Такемичи, кладя пальцы на его затылок.*&*
Изана чиркает зажигалкой и закуривает. — Значит, он снова вернулся к нему, — он выдыхает сизый дым в потолок и, скрипя кроватью, опускает ноги на ковер. — Не нравится мне это. Кисаки, стоящий возле двери спальни, поправляет съехавшие с переносицы очки, спокойно наблюдая за вставшим с постели Изаной, с бёдер которого плавно сползает белое одеяло, наполовину упавшее на пол. Изана совсем не стесняется расхаживать по комнате голышом, открыто показывая внешние следы недавнего секса: на его крепком загорелом теле поблескивают крупные капли пота; на лопатках длинные царапины от ногтей, а пара засосов красуются на шее и плечах; светлые волосы слегка разлохматились, но от этого он кажется еще привлекательнее; Кисаки не отказывает себе в удовольствии скользнуть взглядом ниже, чтобы подметить оставшиеся капли спермы на члене; на прикроватной тумбочке рядом с черным смартфоном, перевернутым экраном вниз, лежит одна вскрытая пачка презервативов, что также не остается незамеченной. Его партнер или партнерша скорее всего в соседней комнате, так как оттуда доносится шум воды. Кисаки передергивает от всей этой картины и запаха траха, но он ни на мгновение не отводит взгляд от Изаны, параллельно представляя как оставляет и свой след от зубов на его теле. Изана резким движением распахивает большие шторы, открывая ночной вид на Токио. В окне он видит, что Кисаки жадно пялится на него, но игнорирует, подходя ближе к круглому барному столу. С помощью щипцов кидает в бокал несколько кубиков льда, зажав между пальцев тлеющую сигарету, и наливает виски ровно до половины. — Хочу, чтобы Майки был только моим, — произносит так, будто весь смысл его жизни ушел с младшим, и только тоска по нему дает хоть какую-то силу двигаться дальше и дышать, наполняя легкие едкой отравой. Изана стряхивает пепел на стол, используя его поверхность как пепельницу, и резко оборачивается, когда Кисаки подходит достаточно близко, чтобы ощущать его теплое дыхание у себя на затылке. — Хочешь, чтобы я избавился от Такемичи? — скорее он ставит в известность о своем намерении, нежели просто спрашивает, чуть наклоняясь вперед. Кисаки практически прижимает Изану к краю стола, смотря прямо в его редкого цвета глаза. Лидер не двигается, по-прежнему сохраняя холодное выражение лица, и не уходит в сторону, даже когда губы Кисаки оказываются всего в пару сантиметров от его. — А ты можешь? — Изана усмехается, ощущая кожей ткань брюк костюма тройки Кисаки между своих раздвинутых ног, и протягивает бокал виски, на дне котором кристаллы льда звонко бьются о прозрачную стенку, тихо шелестя. Кисаки принимает бокал, но сделав маленький глоток, со стуком возвращает его обратно на стол, склонив голову к шее Изаны. — С удовольствием...