Главный не/герой

Я.С. -Будешь? – спрашивает Руслан, прикуривая косяк и передавая мне. -А как же, - фыркнув, соглашаюсь я, мол, спрашиваешь ещё. Первая же затяжка приносит желанное расслабление и я сползаю по стенке на пол, усаживаясь на холодный и грязный кафель. За дверью клубного туалета грохочет музыка, отдаваясь басами через стены и пол, проникая вибрациями в моё тело. Довольно забавное ощущение. Щекотное, я бы сказал. -Как дела в райском семействе? – насмешливо интересуется Руся, прикуривая себе новый косяк. -С переменным успехом, - я неопределенно пожимаю плечами, делая ещё одну затяжку. -И в какой стадии на данный момент? – неразборчиво бубнит он, зажимая губами сигарету. -Кажется, я сижу на баррикадах, заняв оборону. А он… Не знаю, чем он там сейчас занят. Клеит очередную шлюху, наверное. -И это вот ты называешь идеальными отношениями? – усмехается он. -Дерьмом собачьим я бы это назвал. -Эй, не горячись. Тут везде жучки, камеры, микрофоны, прослушка. Придёт папочка и будет тебя наказывать за такие слова. Карать. -Ага. Анально. – соглашаюсь я и мы с Русей одновременно начинаем ржать, покатываясь со смеху, до тех пор пока живот не начинает болеть. Хорошая, видать, была трава. Меня, походу, накрыло основательно. Мир стал каким-то замедленным, более ярким, музыка за дверью стала более приглушенной, а потом и вовсе настала тишина, словно звуконепроницаемым колпаком накрыли комнату. -Подкинешь мне ещё грамм десять этой дряни? – прошу я друга, а сам наблюдаю, как красиво в лучах солнечного света, падающих на пол рядом со мной, танцуют пылинки. Я вижу каждую, у них уникальная форма, размер, рисунок, как у снежинок. Будто в комнате разразилась метель, снег падает огромными белыми хлопьями, невесомыми маленькими облачками. Неужели небо упало на землю? Нет, хлопья тают в воздухе, не долетая до пола. Как завороженный, я слежу за их причудливым танцем. -Да, если найду, куда её заховал, - охотно соглашается Руся и роется в карманах, не находя, начинает материться. -Да где же, чтоб её… А, вот. На, держи. – мне на ладонь ложится пакетик, но я слишком занят созерцанием бликов солнечного света на пыльном стекле маленького окошка под потолком. Они переливаются, как маленькие слитки золота. Нет, даже круче, как десятки тысяч маленьких чешуек огромного золотистого дракона. Он сидит на своей чертовой горе золота и храпит, подгребая во сне лапами под себя золотые монетки, целой огромной горой насыпанные под его когтистой задницей. Одна из монеток срывается и со звоном летит вниз, прямо в мою раскрытую ладонь. Поймав её, я зажимаю между двумя пальцами и подношу к свету, чтобы разглядеть. На одной стороне нарисован дракон, да ещё так искусно, с детально прорисованной каждой чешуйкой, острым хвостом, клыками. А другую я не успел разглядеть, потому что Руся толкнул меня в бок локтем и велел: спрячь. Да, верно, надо её спрятать, пока кто-нибудь не украл, а рассмотреть я и дома смогу. Кивнув, послушно прячу в карман. -Видел? – спрашиваю я, ткнув пальцем в дракона. -Чего? – недоумевает друг, выдыхая ещё одного облако дыма. В комнате снова начинается метель, дальше вытянутой руки ничего не видно. И мне становится тревожно, а что если снега навалит столько, что мы не найдём выход? Стоп, странно, снега на полу совсем нет. Вот это чудеса. Ага, Слав, а дракон по-твоему не чудеса? И тут до меня начинает доходить. Поднимаю голову, кидая взгляд туда, где полминуты назад, спал дракон на своих сокровищах – а его и след простыл. Чудеса. Нет, если бы он улетел, я бы заметил. Не мог же он мимо меня проскользнуть незамеченным. Вспомнив про сигарету в пальцах, делаю ещё одну затяжку и выдыхаю. Теперь я сам как дракон – дышу дымом. Ничего себе фэнтези, и в кино можно не ходить. -Пойду отолью, - провозглашает Русик, поднимаясь с пола, и неровной походкой скрывается за дверью. Я только потом понял – а куда он, собственно, пошёл, если мы и так в сортире? Но осознал я эту странность лишь несколько минут спустя, а пока сидел в одиночестве, пытаясь разглядеть пылинки в солнечном свете. Косяк давно кончился и меня понемногу начало отпускать. Или мне так только показалось. Краски снова стали более тусклыми, а я осознал, что нет тут никакого солнечного света в комнате. Да и откуда он ночью? Звуки вернулись, бухая мне прямо в висок, разрывая голову болью, словно пулей. Лучше бы я не возвращался в эту реальность, она кажется невыносимо дерьмовой. Где там Русик пропал? Мне нужно что-то помощнее, что там найдётся в его арсенале? Только почему-то вставать с пола мне непередаваемо лень, прям как будто тело деревянное и не слушается. И в голове понемногу поселяется мрак. Зябко мерзнут плечи, я натягиваю на ладони рукава растянутой кофты, ободранные нитки торчат во все стороны. Странное чувство, что холод не вокруг, а внутри меня, в моей голове, поселился в мыслях и начинает проталкивать свою депрессивную тему. Чувство пустоты, ненужности, одиночества. Он говорит, что если я тут сейчас вскроюсь, то обо мне вспомнит лишь уборщица да и то только потому, что ей придётся дольше прибираться. И эти дерьмовые мысли понемногу из чужеродных становятся моими собственными. А ещё меня преследует навязчивое желание разбить зеркало и осколками порезать себе руки, резать пока боль не принесёт облегчение, без цели убить себя, а лишь потому что это желание прямо-таки вызывает физический дискомфорт. Я начинаю неосознанно тереть ладонью запястье, чесать тканью кофты, лишь бы унять этот зуд. А голосок в голове всё зовёт меня выполнить задуманное. Странно, я ведь понимаю, что делать этого не нужно, что это больно и опасно, зачатки инстинкта самосохранения вопят внутри, но так хочется. Я должен ощутить это, иначе свихнусь, мне это необходимо. Срочно, как можно быстрее, достать что-нибудь острое, царапать кожу, видеть кровь. Словно это даст мне контроль над реальностью, даст поверить, что я живой, что я реально существую, я не выдумка. Мир кажется двухмерной черно-белой картинкой, а я в нём – зарисовка, быстрый набросок неумелого художника. Я выпал из реальности и потерялся за гранью картинки. Я – вырезанная сцена из фильма, не вошедшая в финальную версию. И я должен себя вырезать из этого полотна, чтобы обрести покой. Я должен достать что-нибудь острое, расцарапать руки. Назойливая, словно жужжание комара, мысль продолжает преследовать меня по пятам. Это не мои мысли, они кажутся навязанными, чужими, ненастоящими. Я же никогда не хотел покончить с собой, я совершенно не такой. У меня такое чувство, что я не контролирую себя, свои мысли, поступки, поведение, эмоции. Они чужеродны. Писк в ушах прекращается только, когда я отвлекаюсь на звонок телефона, торопливыми и неловкими движениями вытаскиваю его из кармана, чтобы в итоге увидеть на экране имя Леры. Вот дерьмо. Я не могу разговаривать с ней, пока я убитый в хлам, иначе она больше никогда не даст мне увидеться с Аськой. Ася. Звук этого имени отдаётся звоном колокольчика, прекрасным, хрупким, где-то под рёбрами, кроется за надписью у меня на груди. Она будет меня ненавидеть, когда чуть подрастет и станет осознавать, в какой кусок дерьма превратился её отец. Я откашлялся, пытаясь одновременно собрать мысли в кучку, чтобы звучать более менее адекватным. Три раза взъерошил волосы и снова зачесал на бок, даже похлопал себя ладонями по щекам, а потом осознал, что это всего лишь телефон и Лера меня не увидит. Короче, пока я набрался смелости, звонок уже прекратился. Тьфу, какой же я придурок. Взвыл, откинувшись назад. Ненавижу себя. Потом подкинул на ладони телефон, прикидывая, не разбить ли его об стену. Нет, не стоит горячиться. Нужно уметь контролировать свои эмоции. Для этого мне обычно помогает музыка, вот и сейчас я вытащил из кармана наушники и врубил на полную громкость. Прикрыл уши руками, чтобы отсечь лишние звуки, кажется, сработало. Тревога понемногу отступила. Ещё мне обычно помогает просмотр сохраненных в телефоне фото, успокаивает нервы. Вот на последней Аська на каких-то детских горках, когда мы с ней гуляли в последний раз. Вот на другой Кай придерживает её за руку, оба улыбаются во все тридцать два. Точнее Кай то может и во все, а Аська только зубов на десять, щербатой улыбкой. Забавная такая, со светлыми косичками, почти как… Сердце защемило так сильно, что я уж подумал, что у меня инфаркт. -Яся, мне плохо, я умру? Нет, заяц, что ты, всё будет хорошо. -Но мне так больно. Разве детям должно быть так больно? У меня горло сжалось, а глаза невольно начали слезиться. Этого не повторится. Я не допущу. Так, стоп, я сейчас опять провалюсь в бездну своих мыслей. Под этим делом вообще нельзя о чем-то задумываться, а то загрузишься надолго. Я пролистал плейлист и остановил свой выбор на песне Meg Myers – Numb, включил и решил отправиться к остальным ребятам, пока ещё какая-нибудь шальная мысль не посетила мою дурную голову. Надо только в зеркало глянуть перед выходом. Вроде не сильно палевно выгляжу, только глазищи стеклянные и красные. Плеснул воды в лицо, зачесал торчащие светлые волосы и вышел в темноту коридора. Когда идёшь через толпу под музыку в наушниках, представляешь себя героем клипа. Люди вокруг толкают тебя, словно ты невидимка или пустое место, задевают локтями, плечами, будто нарочно. Вот и начинают возвращаться мои пьяные мысли о своей ничтожности и никчемности. Одиночество это своего рода свобода. У тебя нет никого, ты неуязвим. У меня есть только Кай, у него – куча друзей и знакомых. Меня всегда предпочтут кому-то другому. А сейчас кажется у него появился новый друг, слишком часто они стали зависать вместе. С тех пор я стал окончательно не у дел. Пятое колесо в телеге. Поэтому я стараюсь прятаться где-нибудь, чтобы не стращать людей своей мордой. Примерно на полпути мне вдруг ужасно захотелось спать и когда какой-то очередной придурок толкнул меня в плечо, я чуть не свалился. Думал, если упаду, то точно усну на полу посреди беснующейся на танцполе толпы. Хорошо, что в это время я как раз нашёл взглядом Кая и устремился к нему. Новый приятель как раз сидел рядом с ним, судя по обрывкам фраз, они обсуждали девчонок, расставляя рейтинг по количеству баллов. Ну, что за детский сад? Почему им всем так весело, а мне по-прежнему хочется вскрыться? Навязчивое чувство так и не отпускает. Я мельком глянул на нож, забытый кем-то на столе и у меня снова зачесалась рука от непреодолимого желания порезать её. -Кай, - позвал я, неведомым усилием воли отрывая взгляд от острого лезвия. -Да, секунду. – отозвался он, прервав разговор со своим приятелем и тут же снова вернулся к нему, - Да нет, я думаю, та девчонка даже за деньги не пойдёт с тобой – ты не её уровень. – Кай засмеялся. Я, честно, старался сосредоточиться на звуке его смеха, но назойливый писк вернулся с двойной силой. Похоже на свист закипающего чайника, только чайник не просит порезать вены. Может, это действие травы? Русик деловито прочесал мимо, не заметив меня. Или он уже забыл о моём существовании. Типичное поведение для него. Я только обернулся, провожая его взглядом, ощущая как усиливается гул в голове. Свист всё громче, уже заглушает музыку на танцполе. Гудит и гудит, как назойливый комар. Что бы сказал комар, если бы умел говорить? Возьми нож, возьми его, возьми. Он достаточно хорошо заточен, чтобы причинить тебе боль, ты же хочешь этого, хочешь. Тебе нужно ощутить эту боль, так же сильно, как завалиться спать прямо сейчас. Возьми нож, никто не заметит. -Кай! – окликнул я громче. -Всё, иду, иду, - согласился он, пожимая руку на прощание своему другу. – Завтра будешь? -Не, не уверен. Надо отоспаться перед сменой. Писк всё громче и громче, почти оглушает. Скоро мои барабанные перепонки лопнут. Тогда-то я и почувствую желанную боль. -Кай! – голос срывается на крик, когда от паники мне становится нечем дышать. -Всё, пошли. – он поднялся с дивана, - Давай, увидимся. Мы домой поедем, спать пора. -Пиши, если что, - его друг салютует нам вслед. Рука Кая привычно ложится на моё плечо и он утаскивает меня за собой в сторону выхода. Когда он касается меня, писк разом исчезает, остаются лишь вибрации басов. И я с облегчением понимаю, что снова могу вздохнуть, судорожно глотаю воздух, будто вынырнул на поверхность. -Всё хорошо? – интересуется Кай, склонившись ко мне. Я киваю. Всё будет хорошо, пока его рука будет лежать у меня на плечах. Странно, сейчас я уже и вспомнить не могу, как мне вообще могло прийти в голову говорить гадости о нём? Даже думать о том, что быть с ним в тягость для меня. Это же не мои мысли. Это не я. Это какой-то гипноз или действие наркотиков. Всё это перемалывается в моей голове всю дорогу до дома. Я даже открыл окно, чтобы хоть немного проветриться. -Ты уверен, что у тебя всё нормально? – интересуется Кай, прежде чем поставить машину на сигналку. -Вполне. – киваю я, надеясь, что это звучит достаточно убедительно. -И ты ни о чем не хочешь мне рассказать? – подталкивает он, придерживая передо мной дверь подъезда. -Да вроде нет, - я пожал плечами. Может и правда у него там была прослушка? Хотя и записи с камер достаточно будет, чтобы понять, что мы так долго делали в сортире. -Эй, - окликнул меня Кай, положив руки мне на плечи и слегка сжимая. -Что? – я немного нервно вздрагиваю. -Скажи, ты всё ещё любишь меня? -Конечно, - быстро соглашаюсь я. Странно, он что сомневается во мне? Или в себе? -Тогда скажи это. Пожалуйста. – просит он, резким движением разворачивая меня спиной к стене. Я врезаюсь в неё болезненным ударом. А он уже не оставляет мне путей к отступлению, придавливая своим телом. -Скажи. -Я люблю тебя. Доволен? – закатив глаза, исполняю его просьбу. -Не слишком убедительно. – он поморщился, придвигаясь ближе. -И сколько лет мне ещё убеждать тебя в этом? -Сколько потребуется. В глубине зелёных океанов скрывается боль, которая известна лишь мне одному. Может, для других он и кажется сильным и уверенным в себе, но только я знаю о его уязвимостях и слабых местах. В горле пересохло от его близости. Взгляд сам собой падает на пухлые чувственные губы, к которым мне так и хочется прикоснуться. -Я тебя люблю, - шепотом повторяю я, потянув за ворот майки, заставляя его наклониться ближе, чтобы я мог дотянуться до него хотя бы, встав на цыпочки. Когда наши губы наконец соприкасаются, я ощущаю покой, тепло, спокойствие. И всех тревог как ни бывало. -Теперь убедительно? – с усмешкой интересуюсь я в перерывах между поцелуями. -Актёр из тебя откровенно дерьмовый, но это скорее плюс, чем минус. – Кай не был бы собой, если бы не насмехался надо мной даже сейчас. -Но я всё равно тебя люблю. Его руки быстро расстёгивают на мне куртку, отодвигая в сторону, сжимая пальцами меня за талию, а колено в это время раздвигает мне ноги. Обычно я не против такой наглости, но мы же ещё не дома. Тут дойти до квартиры осталось всего ничего, но он и этого не дотерпел, прижав меня к стене в подъезде. Сам того не заметив, я такими же суматошными движениями пытался проникнуть к нему под одежду холодными руками. Мешалась его куртка, пришлось помогать стянуть её, откинуть на пол, не глядя куда, чтобы добраться до кофты и задрать её вверх, прикасаясь к горячему телу, отогревая замерзшие пальцы, притягивая ещё ближе к себе, вжимаясь всем телом. Горячие влажные губы исследовали мою шею, оставляя ожоги. Нам нужно притормозить, кто-нибудь сейчас выйдет и заметит нас. Вместо того, чтобы остановиться, Кай приподнял меня за бёдра, отрывая от земли, заставляя запрыгнуть на него и закинуть ноги ему на талию, скрестив у него за спиной. Ему же наверное тяжело удерживать меня на весу, но он и виду не подаёт, продолжая меня целовать. Закинув руку ему на шею, я пытаюсь облегчить нагрузку, уцепившись за его плечи. Свободной рукой тяну за ворот кофты, а потом сжимаю его за горло. Он плотнее прижимает меня к стене и придерживает за задницу, залезая пальцами в мои джинсы, сжимая крепче. Я же в ответ прикусываю его нижнюю губу, не заботясь о том, будет ли ему больно. Не знаю, почему мне хочется причинять ему боль, тянуть за волосы, оставлять метки ногтей на спине и синяки на шее. Может, чтобы поставить на нём клеймо – он мой, чтобы все знали. Хотя сам я по-прежнему скрываю наши отношения от всех новых знакомых. Особенно от ребят в универе. И вот, когда воспользовавшись моей заминкой, его язык в очередной раз проникает в мой рот, а я не успеваю возмутиться такой наглости, где-то этажом выше раздается звук открываемого замка. Кай, отреагировав мгновенно, отпускает меня и я спрыгиваю на пол, а он отворачивается к окну, будто и не при делах вовсе. Хлопнула дверь и послышались шаги по ступенькам. Я едва успел одернуть кофту и застегнуть джинсы, прежде чем на площадке показалась соседская девчонка с собакой на поводке. Приличия ради мы даже поздоровались друг с другом, когда она проходила мимо. Кай строил невинный вид и чуть ли не песенку насвистывал, глядя в потолок. Соседка скрылась из виду, а ещё чуть позже хлопнула дверь подъезда. Мы с Каем переглянулись и засмеялись от неловкости. Особенно буйно ржал я. До тех пор, пока он снова не прижал меня к стене. Нет, его жизненный опыт, похоже, ничему не учит. Мне вообще кажется, что у него фетиш на такие ситуации. Каждый раз он пристает ко мне в таких местах и ситуациях, где крайне высок риск быть застигнутым врасплох. И чем более рисково, тем больше он взбудоражен. Его это возбуждает? Со временем мы уже перепробовали столько мест, что я сбился со счёту, где мы ещё не делали «это». И постепенно это превратилось в негласное соревнование на поиск таких мест и ситуаций. Будь то лавочка в парке, лифт в торговом центре, сортир в какой-нибудь кафешке, или подоконник в подъезде. Особенно смешно было с лифтом. Он был стеклянный и прозрачный! Короче, если меня спросят о самом экстремальном месте и случае, я буду очень затрудняться с ответом, потому что в отношениях с Каем – каждый раз максимально экстремален. Похоже, что делать это дома, а уж тем более на кровати, ему попросту неинтересно. Разве что в соседней комнате ждут гости. Когда он наконец прервал поцелуй, у меня уже почти закончился запас кислорода. Ну, да, ему то дышать не нужно, а про меня он частенько забывает. Кай снова подхватил меня на руки и понёс домой. Потом, захлопнув за собой дверь мы добирались до кровати, скидывая одежду по пути на пол.