Главный не/герой

Ж.Л. Дверь машины захлопнулась слишком громко, а я стою и смотрю на это дело, раньше бесившее меня, как-то безразлично отрешенно. Всё однажды перестаёт иметь смысл, понимаю я. И неуклюжие подкаты к Женьке и неловкие посиделки с Акимовым, и даже обиды Ника. Разве всё это важно? Сонно плетусь на работу, выслушиваю сегодняшние цэу, безразлично слушаю болтовню коллег в раздевалке и комнате отдыха. Безразлично пялюсь в зомби ящик под потолком, экран мелкий и покрыт рябью помех, но суть понять можно. Да суть и так все вокруг меня знают. Как только обсуждать ещё не устали? -Согнали росгвардейцев, теперь наш черёд. -Что, прям никого не осталось свободного? -Ну ты ж знаешь, мы, как обычно, в каждой дырке затычка. -Да ну их в баню, пускай сами свой народ и разгоняют. Мы для этого не нанимались. Нас пока это не касается и слава богу. Я стараюсь не думать об этом раньше времени. Застегиваю пуговицы на синей форменной рубашке, а пальцы дрожат и не слушаются. -Готов? Поехали, - хлопает меня по плечу Пташкин. -Да, сейчас. – едва слышно бормочу я в ответ. Мы идём через двор и я невольно высматриваю знакомую высокую фигуру в толпе. Не нахожу. Может Акимов ещё не пришёл или наоборот уже уехал куда-то на выезд. Мне не должно быть до него дела, убеждаю я себя, но продолжаю крутить головой и высматривать. Машины его тоже нет на парковке. -Погнали, там нас Семёновна уже заждалась, - подгоняет прапорщик. -Фестивалить начала прям с утра пораньше. Я сажусь в патрульную приору. -Что за Семёновна? Давняя знакомая? -А то! Бабуле уже за восемьдесят перевалило, а всё промышляет мелкими кражами! Придёт в продуктовый и под пальто напихает, то колбасу, то чай. Наши приедут, клянётся, что бес попутал, старческий маразм пошёл. -А на самом деле? -Да в сохранном она рассудке, её уже несколько раз на экспертизы в неврологичку катали и в отделение. Ну, что мы ей припишем, кроме штрафа? Знает и снова каждый месяц идёт на дело, пенсия то маленькая, жрать хочется. Что тут поделать? Я слушаю эту историю, пока рулю к супермаркету в чахлом потрепанном районе, и мне неловко. Ну, не по себе от такого. Кто-то жирует, ворует и убивает, и живёт припеваючи. А кому-то еды не на что купить. И так на душе тоскливо от осознания, что всем не помочь. -Ирина Семёновна, ну, что у вас на этот раз? – спрашивает Пташкин бабулю в потёртом пальто, ещё советских времен. -Сыр и масло? Да, небогатый у вас сегодня улов! – ему смешно, он сидит в подсобке магазина и катает на неё протокол о задержании. Господи, если бы моя бабушка ещё была жива, то у меня наверное вся жизнь сложилась бы по-другому. У неё были бы такие же седые волосы, собранные в пучок, очки в толстой оправе, цветастый халат под коричневым пальто и обувь совсем не по сезону. Я бы хотел помогать своей бабушке, чтобы не допустить такого исхода. Почему Пташкину не тошно, как мне сейчас? -Как вы докатились до жизни такой? -Да ты понимаешь, сынок, пенсии хватает на коммуналку и либо на еду, либо на лекарства. Без лекарств – никак, без них жить не получится и в аптеке не украсть, всё за стекло попрятали. А без еды ещё хоть как-то можно протянуть. – сухонькая морщинистая рука бабушки нервно постукивает по столу. Я смотрю на неё и надеюсь никогда не дожить до старости. Тем более до такой унизительной. -Я обычно из мусорных баков просрочку беру, там иногда попадается нормальное, от которого живот не болит. А тут до пенсии ещё две недели, денег нет, а кушать бабушке нечего, понимаешь, сынок? Я бы никогда не стала воровать, вот богом клянусь, - она зачем-то перекрестилась для достоверности, -Но очень уж захотелось бутербродов с сыром, сынок, вот как в детстве, с настоящим, а не этими сурогатами. Вот у нас в деревне корова своя была, от неё молоко было настоящее, тут тебе и сыр и масло и творог, что захочешь. А сейчас – ни вкуса ни запаха. Это вы, молодёжь, уже и не помните, какое оно настоящее! Пташкин над ней только посмеивался, слушая старческие рассуждения и жалобы на жизнь, а я не выдержал и вышел воздухом подышать. Его не пронять, он всяких скандалистов повидал уже. Некоторые откровенно наглеют и врут, а некоторым реально просто нужна помощь. Вот если бы пятнадцать миллиардов поделить между всеми, кто нуждается, то меньше было бы голодных. Да разве богачей, типа Акимова, волнуют судьбы всяких бабулек из супермаркета? Я вернулся к ним в подсобку, когда протокол уже был почти заполнен. Накрыл его ладонью, не давая наставнику писать дальше, и предложил. -Давай, я ей всё куплю, что она украла и что она хочет, чтоб не голодала, а ты её отпустишь с миром? -Лебедев, да ты смеёшься что ли? Твоей зарплаты не хватит, всех бабулек города содержать. Ты сегодня одной помог, завтра другой, а послезавтра сам будешь с протянутой рукой стоять возле администрации? Бабульки от твоей доброты распоясаются и обнаглеют в конец. – шутливо укорял он. Смеялся надо мной, пока не понял, что я предлагаю всерьёз. Ещё с полминуты мы играли в гляделки, потом он бросил ручку на стол и согласился. -Да чёрт с тобой. Забирай себе Семёновну и корми её, если хочешь. Я начальству не скажу на первое время. Но если из-за тебя она пойдёт по наклонной, то отвечать за это сам будешь. – пригрозил он. Я даже немного обрадовался, позвал бабушку с собой в магазин и мы набрали целую тележку всякой снеди, потом довезли её до дома с мешками продуктов и помогли донести до квартиры. Она обрадовалась, рассказывала о внуках, которые слишком редко к ней приезжают, обещала пирожков нам напечь в следующий раз, обещала исправиться и благодарность нашему начальству написать, чтоб нам грамоты выдали и премию! Мне стало легче на душе, а Пташкин от этой ситуации только откровенно веселился. И ещё пару недель мне потом припоминал, что я, оказывается, любитель старушек. А через пару недель, когда я пришёл с утра на работу, мне ребята рассказали, что нету больше Семёновны, ездили в прошлую смену её констатировать, а на квартирку её наследники тут же объявились, внучкИ нерадивые. Если бы я тогда знал, что жить ей осталось буквально два понедельника, то поступил бы я иначе? Пришёл бы в гости на обещанные пирожки, заменил бы ей внуков? Всё ведь так просто. Ей всего-то не хватало человеческого общения. Чтобы знать, что ты кому-то нужен. В тот день в машине Пташкина даже матерные песни привычные не играли о том, как, цензурно выражаясь, автору на всё наплевать, ибо он знает, что все мы пойдём вперёд ногами. Вечером, после того случая, я опустошил кредитку и закупил пару больших пакетов гуманитарной помощи, чтобы отвезти её к Жене и её маме. Хочется всё-таки помогать ближним, это ведь совсем не сложно. Несправедливость мира всё больше угнетает, хоть на стену лезь. Да, я давно знаю, что он несовершенен и исправить это, как ни старайся, не получится. И библия ваша фигня, где рассказывают про его создание. Ведь, если бог существует, то почему он допустил, что кому-то достаётся всё, а кому-то приходится голодать? И ладно бы возле меня был всего один такой пример, но ведь они на каждом шагу, среди моих близких буквально каждый второй так живёт. Я загнался после знакомства с Семёновной, влез в глубокий кризис и понял, что мне об этом даже поговорить-то толком не с кем. Прежде я бы наверное пошёл к родителям. К маме скорее, потому что от отца кроме очередных люлей ничего не получишь за такие измышлизмы. Они ж системе противоречат, негоже власть дискредитировать, а вдруг люди узнают? Мама наверное тоже меня не поняла бы, она сама родилась далеко не в бедной семье и нищеты отродясь не видела. Получается, кроме Ника никто бы меня не понял. А Нику что про бабушек рассказывать? У него свои такие же, и отец не лучше живёт. Может быть можно их всех понять, и Семёновну, которая воровала, чтобы выжить, и Женьку, которая врала всем вокруг, притворяясь, что жизнь её не так уж и потрепала. И даже малолетку Каевского. Ну, тепло устроился пацан, повезло, хоть и приходится за это задницей платить, зато живёт безбедно за чужой счёт. Ради этого можно и потерпеть. И всех других, кого мы каждый день ловим и доставляем в отделение. Я сказал об этом Пташкину. Не всё конечно, а так, частично. Он посмеялся, что я рановато разочаровался в нашей работе. Другие дольше держались. Больнее и труднее всего – не пытаться ничего исправить, смириться, что это бесполезно. Всю неделю в свободное время я искал квартиру подешевле и поближе к работе. Большая жилплощадь мне больше не требовалась, я не планировал жить с кем-то, а одному мне и угла хватит. Потом, когда попадались вменяемые объявления, умолял Пташкина отклониться от маршрута, когда была свободная минутка, чтоб встретиться с хозяевами. А иначе когда мне после работы кататься их смотреть? Ночью, когда нормальные люди спят? Риэлторы, увидев меня в форме, сразу проникались доверием и добавляли мне плюсиков к карме, считали честным человеком. Надо ж как-то использовать служебное положение? Так к выходным я нашёл себе новый аэродром, как раз и время появилось для переезда. Я позвал на помощь Женю. И женская рука пригодится и сблизиться поможет. -Почему ты решил сменить квартиру? – поинтересовалась она, пока мы таскали коробки туда-сюда. Ей, естественно, те, что полегче. -Тут дешевле, а мне теперь зарплата не позволяет транжирить, как раньше. – легко ответил я. -Да и потом, будем жить ближе друг к другу. Я конечно понимаю, что ты от мамы никогда не уедешь, но вдруг. – я поставил коробку в багажник и развёл руками. Женя от удивления только брови вздёрнула, но вслух не пожаловалась. Ей, видимо, польстило, что у меня такие далекоидущие планы. Она думала, что я её рассматриваю только в качестве одноразового варианта или короткой интрижки. Я же, по правде говоря, не рассматривал её никак и ничего в реальности в ней заводить не собирался. Отрезало почему-то после её историй про себя и про брата, после осознаний о её сути, размышлений о мире вокруг. Просто… это было уже не важно, когда всё уже решено. Будто я просто прыгаю пока, как богомол. В ожидании часа казни. Знаю свою судьбу и молча жду её, пытаюсь строить жизнь, пока время ещё есть. Родителям я новый адрес не стал сообщать, только Нику и Жене. Да больше никто и не интересовался. Понижение уровня комфорта – совсем не повод для гордости. В прошлой квартирке было две комнаты, свежий ремонт, приличный дом с удобным расположением относительно нужной инфраструктуры. А теперь – старенькая потрепанная жизнью однушка на задворках цивилизации. На краю города, а дальше только поле, где ветер свищет и волки воют. На одном из вызовов довелось встретить коллегу Акимова. Приехали мы после скорой. У них был повод “человеку плохо”, а когда приехали, оказалось, что никакого человека уже нет, есть труп. То, что когда-то было человеком. У них появились сомнения относительно естественности происхождения этого трупа и они переложили на всякий случай ответственность на нас. Передали вызов в ментуру, те объявили сбор опергруппы, а пока все едут, нас послали охранять место предполагаемого преступления до прибытия. Такая длинная и сложная цепочка получилась, где раньше я был в составе группы и на патрульных смотрел с высока, как на бестолковые столбы, более ни на что не способные. Мол, кто тут я и кто тут вы. Охранять и патрулировать – много ума не надо. А вот я дослужился, завидуйте. Теперь, однако, завидовать не хотелось. Ибо моё дело маленькое, место сохранить в неприкосновенности для криминалистов и спокойно уехать домой, пока у других рабочий день только начинается. Первой к нам на встречу заявилась эффектная блондинка, ворвавшаяся словно ураган, с порывом ветра и шлейфом дорогих духов. -Так, ну, что тут у вас? – с ходу потребовала она объяснений. -У меня мало времени, давайте как-то поживее! По-живее – какая ирония. -Не видите что ли? Человеку плохо! – пошутил я. Блондинка смерила меня недовольным взглядом и натянула перчатки, принялась осматривать труп, крутить его и вертеть. Как ей только не мерзко было? -Эт кто? – шёпотом спросил я у Пташкина. -Петровская. Катерина Борисовна. Не знаком что ли? Судмед эксперт. Профессия прям скажем пыльненькая для её маникюра. -Ага, - кивнул я, -Понятно. Прежде мне из экспертов в партнёры по работе чаще попадались мужики. Вечно потные, вонючие, лысые, с перегаром и недельной щетиной. Пили среди них все, кажется, разве что кроме Акимова. У них в профессии спирт лился, как вода, и не воспользоваться этим – ну просто моветон. За причинами и ходить далеко не надо, работёнка такая, что либо свихнуться, либо спиться – единственный выход. Женщины тоже были, одна-две. Но они чаще сидели в лаборатории и смотрели в микроскоп. То были суровые, немолодые врачи, лет 40-50, опытные, безэмоциональные, неразговорчивые. Если из своей лаборатории и выходили, то старались сделать всё быстро, не отвлекаясь на лишние объяснения, и вернуться в свой уютный кабинет. Вид у этих дам тоже был соответственный, усталый и замучанный. Ни тебе длинных ярких ногтей, ни таких же длинных фальшивых ресниц, ни каблуков. Им не до этого, работы по горло. А вот таких барышень – прежде не встречал. -Послушайте, вы меня от работы оторвали вот для этого? Мне сказали – срочно, а в итоге – я приезжаю, бросив всё, а у вас тут ничего не готово, информация не собрана, следователя нет. -Так мы вам ничего и не должны, Катерина Борисовна. Наше дело – место охранять. А когда кто приедет, нам не докладывают. Мы то всё равно тут будем сидеть, пока рабочий день не кончится или старший не отпустит. – резонно заметил я. Надо было осадить эту стервозную блондинку. -И вообще, я тут никакого криминала не наблюдаю. Где выписка со скорой? Тут скорее всего работа для патолога, труп естественного происхождения. – продолжила отчитывать она, игнорируя и меня и мои слова. -Я вам конечно протокол сейчас подпишу, но ждать остальную группу я не собираюсь. Решайте все остальные вопросы через бюро. Чирканула какую-то бумажку с заключением, кинула на стол, быстро натянула своё модное пальто и убежала, цокая каблуками высоких узких сапог. Помимо этого она оставила после себя неоднозначные впечатления. Вроде бы и приятно встретить умную красивую женщину, ухоженную и уверенную в себе, и в то же время смотреть на неё приятно только, пока она молчит. А как рот раскроет – так стерва стервой. Всем недовольная склочная баба, даром что молодая, всего лет 35 на вид. Уж лучше бы был потный похмельный мужик, который сто раз бы накосячил и нужные данные в протоколе указать забыл, что-нибудь не доглядел, потравил рабочие байки, отвлекая всех, а под конец ушёл ещё более нетрезвым, чем пришёл. Впрочем, никогда не понимал тех, кто пьёт на работе. Не профессионально это и опасно. -Что, Лебедь, не оценил профессионализм Катерины? – посмеялся Пташкин, когда она ушла. -Не оценил, - согласился я. -Да ты привыкай. Тут в расследовательские дела лезть – не наша работа. Сказали, что не криминал, ну, значит, не криминал. -В смысле не криминал? Прикалываешься? У мужика буквально нож из живота торчит, а эта мадам с ногтями сказала, что не криминал – ну и хорошо, значит, так и есть?! – удивился я. -Привыкай, - развёл руками наставник и заржал. М-да, куда катится мир? Вспоминаю, как был недоволен, когда из одного пулевого отверстия нам Акимов достал две пули, чего никто, абсолютно никто, не ожидал. Когда на теле бабули, с виду без патологий и вполне естественной, нашёл след от тонкого острого предмета, которым, как мы потом выяснили, внучок решил от неё избавиться, чтобы побыстрее в наследство вступить. Ну никто же до него не нашёл причину смерти, все сказали, что без криминала. Он, похоже, не то, что профессионал своего дела, а почти что гений, убеждаюсь я, вспоминая былые рабочие будни. Некоторым плевать на свою работу, как мне, например. Отсидел положенные часы, зарплату получил, а что делать, как справедливости добиваться, - да не важно, без нас как-нибудь справятся. А кто-то реально горит желанием докопаться до правды, даже если в этом нет необходимости и всем вокруг плевать. Я нашарил в кармане куртки тонкую серебряную цепочку, выудил её на свет божий, расправил, рассмотрел, накрутил на палец, потеребил в руках и, вздохнув тяжело, убрал назад. Вечером освободились мы поздно, уже не было шанса встретить знакомых в главном здании и я отложил это дело на завтра. Решил даже прийти чуть пораньше на работу, чтоб иметь в запасе лишних минут пять на всё. Утром не торопился на планерки и прочую ерунду, сидел в машине, ждал, высматривал, когда он подъедет. Акимов был точен, как часы. Закатил своего огромного бегемота на парковку, где это была явно самая дорогая тачка, даже начальство не могло переплюнуть простого эксперта. И быстрым шагом направился к видавшему и лучшие годы зданию бюро. Кощунственно как-то, успел подумать я, пока догонял его, заправлять миллионами и работать в здании, которое развалится со дня на день и в котором каждую весну здоровски протекает крыша. -Акимов, погоди, - окрикнул я, потому что не поспевал за его размашистыми шагами. Лишние сантиметров пятнадцать роста явно дают преимущество. -Чего тебе? – обернулся он, глядя на меня будто бы удивлённо. -Поговорить. На минутку. – запыхавшись предложил я. -Только минуту, я тороплюсь, - кивнул он. -Я тоже. – понятное дело, рабочий день вот-вот начнётся, сейчас все торопятся, вон какая суматоха. -Чего хотел-то? - Слушай, я, это, извиниться, наверное. Ты не сердчай, если что. Я, дурак, ляпнул лишнего, а подумал только потом. -Хм, мне казалось, это твоё стандартное состояние – сперва творить, а думать – потом. -Ну, да, ну, да. – покорно согласился я. -Но и ты нас пойми. Зависть – дело чёрное. Сложно в себе удержать. Сам же видишь, как люди вокруг тебя живут, пока некоторые с жиру бесятся. -Ты не про своего отца часом? – усмехнулся он. -И про него тоже. Про всех. Причин так себя вести – да миллион и маленькая тележка. -Лебедев, позволь я тебя перебью. Это не извинение. Уже на первом “наверное” понятно было. Мне категорически не нравится то, что вы делаете. Я не хочу ни участвовать, ни даже слышать об этом. -А что мы делаем? – на всякий случай уточнил я. -Вы затеваете войну. Я их насмотрелся столько, что тебе и не снилось. И я от них устал. Я хочу пожить в мире, чего и тебе советую. -А что поделать, если иначе вопросов не решить? Если люди – тупое стадо баранов, молчат и терпят. -Лебедев, остановись. Не время для революции да и ты не Че Гевара. Ты только ищешь предлог, тебе не важен результат . -Предлог? Тебе нужен предлог? Разуй глаза, ты видишь, как вокруг тебя люди живут? Или лучшая твоя политика – моя хата с краю, сами без меня разберутся? – не выдержал, повысив тон я. Перегнул, начал привлекать лишнее внимание. Ребята с бывшей работы мимо прошли и аж шеи свернули, любопытно слушая наш спор. -Как много поводов драться, как много поводов злиться, - усмехнувшись пробормотал Акимов, на удивление вполне спокойно. -Не нужны мне твои извинения, иди, куда шёл. – предложил он и уже развернулся, чтобы уйти, но я схватил его за рукав. -Ты прав. А это похоже на извинение? – я быстро вытащил из кармана цепочку, растянув между пальцев. Вниз звонко шлёпнулся крестик. -Знакомая вещица? – ехидно спросил я, заметив, как у него глаза на лоб вылезли. Сразу руку протянул, торопливо забрал. -Где нашёл? -Из вещдоков спёр. Давно ещё. Хотел вернуть, да ты вёл себя как осёл. -Её не хватятся? – уточнил он, сжав цепочку в кулаке. -Не, вряд ли. А если да, то и плевать уже. Не найдут всё равно. У одного из мужиков на той хате нашли, мужика уже нет, спросить не с кого. -Остальное где? -Ты про драгоценности свои? Так ты ж сам уже нашёл, зачем спрашиваешь тогда? -На всякий случай. Весь город перевернул ради этих вещей. – выдохнул Акимов, будто только теперь расслабился и успокоился. -Спасибо. Наверное. -Ага. Главное больше не теряй. – посмеялся я. -Ты, кстати, слышал, что в деле твоего дружка появилось еще одно новое имя? -И что? -Да так, интересно. Пока они чувака пробили, адрес нашли, доехали до него, оказалось, что его кто-то нашёл быстрее них. Причём у него же дома. И выглядел он так, будто на него дикий зверь напал и разодрал в клочья. -И что? – повторно спрашивает Акимов. Он слишком спокоен и безразличен, эмоций нет совсем, будто его это никак не цепляет. -Странное совпадение. Да и вообще эта история странная, никто из виновных пока не дошёл до суда. -На что-то намекаешь? Я пытаюсь в его лице разглядеть ну хоть что-то, хоть намёк на заинтересованность или волнение, но не нахожу абсолютно ничего. -В некотором роде. Зацепиться не за что, кроме голословных догадок. Только у тебя есть мотив разобраться с ними без суда. И мне в таком случае непонятно, за что ты осуждаешь меня, когда сам… -Лебедев, вот гипотетически, если бы у тебя был любимый человек… -Человек - мне не нравится это слово. – перебил я его. -Оно звучит так, будто там могут быть варианты. -Ох, уж эти убежденные натуралы, - покачал головой Акимов. -Хорошо, любимая женщина, девушка. Как много ты готов бы был отдать за то, чтобы она снова улыбалась? -А убийство обидчика заставит её улыбаться? – гоготнул я. -Да, такая девушка мне бы точно подошла. -Не убийство, а её спокойствие. Сколько бы ты отдал просто за возможность снова её обнять? -А с этим-то что не так? Твой друг теперь недотрога? -Да, представь себе, люди, пережившие насилие, не очень-то тактильны. Это закономерный исход. -И что? -Господи, да кому я всё это объясняю. – закатил он глаза. -Ладно, Лебедев, иди куда шёл. Мы с тобой никогда не поймём друг друга. Не стоило и пытаться. Я смотрел ему вслед и не мог не согласиться. Мы с ним находились на разных полюсах. Пятнадцать миллиардов или считать копейки до зарплаты – всё-таки деньги накладывают свой отпечаток на человека. На работе был какой-то сплошной кипиш, все стояли на ушах. Я даже у себя в розыске такого не видал. -Никто не понимает, что происходит и что с этим делать. Следаки ищут изо всех сил, землю роют, а что ищут – сами не знают. Похоже, мы имеем дело с профессионалами. -Ну, так пока они ищут, нам-то что делать? -Людей охранять. -От кого? -От самих себя. Последний ролик в сети набрал около миллиона просмотров и результат стал более заметен, чем раньше. Люди выходили на улицы, чтобы высказать своё согласие. Чтобы высказать недовольство. Закономерно всё это выливалось в стычки и митинги. Прислали подмогу в виде омона и росгвардии, чтобы успокаивать и разгонять толпу. Нам пока в это влезать не приходилось, но и без этого работы стало много. Даже простых вызовов стало больше. -И чего они все с катушек послетали? – спросил я Пташкина. -Так весна ж близко! У психов сезонное обострение. – посмеялся он. Вроде ерунда, а слова его опали и зафиксировались в моём подсознании, с отметочкой «важно, не забыть». Почему мне тогда показалось это важным, я в тот момент не понял. Дошло лишь потом, когда припомнил про одного знакомого психа. Интересно, у него тоже плановая госпитализация каждый сезон? По тем психам, которых мы увозили в своём такси, было отлично заметно, что они не такие, как все. Но пообщавшись по случайному стечению обстоятельств с профильным врачом, я понял, что многие из психов никак не проявляют себя довольно длительное время, могут спокойно жить и работать, заводить семьи. Их окружение может даже не догадываться о том, какая бомба замедленного действия находится рядом с ними. Почему их не упекут от людей подальше – оставалось для меня загадкой. Разве их не надо постоянно держать под присмотром? Разве можно спокойно находиться рядом с тем же Акимовым, зная, что он в любой день тоже может словить “белочку”? В клетку всех, считаю я. Тогда и будет безопаснее на улицах. И вот, после доставки очередного буйного в отделение, мы курсируем по городу в поисках следующего клиента и прислушиваемся к разговорам по рации. Там сегодня тоже шумно, заявок много. Чувствуется какое-то нервное напряжение, нависшее над городом. -Девятая, приём, - громче обычного зовёт рация. -Девятая слушает. -Снимайтесь с текущего вызова, бросайте всё и выдвигайтесь на Университетскую, будете дежурить в оцеплении. Мы с Пташкиным переглядываемся. Это оно? Началось? -Маловато вводных. – бормочет прапорщик. -Насколько там всё плохо? -Девятая, приём. Как поняли? – нетерпеливо повторяет рация. -Девятая, поняли, приняли. – подтверждаю я за наставника. Мы с ним снова смотрим друг на друга. -Ну, ты дурак, а? -А что, можно было отказаться? – удивляюсь я. -Можно было время потянуть, пока кого-нибудь другого не отправили бы. Тебе вот оно надо? А мне – надо. Мне любопытно, что там могло произойти. Речь же про здание института? Юридический факультет. Что-то знакомое. Это нужно увидеть своими глазами. На месте Пташкин пошёл искать главного, а возле входа уже собралась толпа. Мы протиснулись мимо галдящей молодёжи и встретили какого-то майора при погонах. -Короче, дело такое. У нас тут труп и надо отогнать от него любопытствующих, пока всё тут не затоптали. -Разрешите выполнять? – козырнул прапорщик. Я потихоньку смылся, чтобы рассмотреть тело, лежащее на ступеньках. Крови на одежде было много, рана в шее, сделана так, чтоб наверняка. А вот камеры, возможно, не ловят в кадр именно это место, но это не главное – увидеть сам момент убийства. Достаточно разглядеть подозреваемого за секунды до или после. Кровь действительно кто-то уже растащил на ботинках, то ли не заметив, то ли наплевав на чью-то смерть. Какие же люди всё-таки… Интересно, заметили ли, что пареньку плохо? Отшатнулись, испугавшись? Бросились на помощь или догнать преступника? Я поднял голову, вглядываясь в лица людей, собравшихся вокруг. Что-то должно было в них быть, какие-то эмоции, какая-то подсказка. Потом, не особо церемонясь, приподнял голову и заглянул в лицо. Незнакомое. А ведь со спины мог бы быть похож, ростом, как девчонка, до 170 не дотягивает, телосложение подростковое, худосочное. И волосы белобрысые. Но не тот мальчишка. Наверное Акимову повезло, что сегодня снаряд не попал два раза в одну воронку. Слышалось откуда-то издалека, как Пташкин уже звал меня, перекрикивая гул голосов, но я медлил. Не знал, что сейчас должен чувствовать. А потом, снова подняв голову, заметил, что кто-то уже возвышается надо мной. -Привет, док, - улыбнулся я. Акимов был сам цвета белой простыни, держался, но всё равно лицо выдавало волнение. -Да не ссы, не твоё сокровище. – усмехнулся я и встал. -Знаю, но… -Лебедев, вот ты где шляешься! – рявкнул наставник громогласно прям над ухом, я аж вздрогнул от неожиданности. -Пошли работать! -А пошли! – согласился я. Кто-то напуган, кто-то шокирован, кто-то рад сорвавшимся занятиям. Так много эмоций, так мало разумных мыслей. Бесполезные. Пустые. Иногда я согласен с убийцами и очень их понимаю. Как же забавно устроены люди. И как же часто хочется их пристрелить.