Однажды ты окажешь мне услугу

Ливия Корнеро сидела в своей спальне на кровати. Руки ее были сложены на коленях, на лице застыло ставшее уже привычным мрачное выражение. Теперь никто не узнал бы в ней прежнюю задорную красавицу: правая половина лица Ливии была изуродована шрамами, который ей на память оставил Ипполито Альбрицци, сумевший ускользнуть от правосудия. Увы, этим он не ограничился — живот молодой женщины, уже заметно выпиравший из—под свободного черного платья, хранил в себе плод недозволенной любви Ипполито и Ливии. Неслышно ступая, в комнату вошла Тереза. Эта смуглая, высокая, привлекательная женщина средних лет появилась в доме Корнеро вскоре после того, как стало ясно, что Ливия беременна. Откуда граф привел Терезу, Ливия никогда не интересовалась — откровенно говоря, с того момента, как она сняла повязки с лица и увидела жуткие шрамы, ее уже ничто не волновало. Кроме одного — как найти и прикончить Ипполито Альбрицци. — Синьорина, время ужина, а вы так и не спустились в столовую, — попеняла молодой хозяйке Тереза. — И не обедали вы, и за завтраком чуть перекусили. Который день уже кушаете, как птичка. Ливия даже не подняла глаз, ответила глухо и безучастно: — Я не хочу есть. Передай отцу, чтобы ужинал один. — Может, вам сюда приносить? Я бы сбегала, — не отступалась служанка. Ливия искоса посмотрела на Терезу. Первоначально задачей той было ухаживать за будущей матерью и принять ребенка — Тереза была образцовой повитухой, как объяснил дочери граф Корнеро. За молчание служанке предполагалось щедро заплатить, а ребенок потихоньку отправился бы в детский приют. Ни Ливия, ни ее родитель не испытывали никаких чувств к отродью Альбрицци, но не придушить же его, как появится на свет, — все же в его жилах будет течь и их кровь. Но вернемся к Терезе — как уже было сказано, появилась она с определенной целью, но в дальнейшем эта энергичная, далеко не глупая особа стала проявлять всё большую заботу и привязанность по отношению к Ливии. — Не будете кушать — здоровью вашему повредит, — наставительно продолжала Тереза, — а оно кому надо? Ливия не удержалась от нетерпеливого жеста. — Мне все равно. У меня плохое настроение, аппетита нет, так что оставь меня в покое, Тереза. Служанка укоризненно вздохнула и удалилась, после чего Ливия уставилась в окно, на светлый летний пейзаж. На душе у молодой женщины было так пасмурно, что ее не обрадовало даже начавшееся цветение розового куста у самого дома. Ливия помнила этот куст еще с детства, и никогда на нем не было роз, а теперь — поди ж ты! — появились бутоны. Да только толку-то, если собственное сердце Ливии вроде увядшего куста, и уж там точно не место цветам. Тереза вернулась спустя час, с корзинкой для шитья. Обычно Ливия нравилось, когда служанка шила в ее комнате и рассказывала какие-нибудь интересные истории — это немного отвлекало от постоянной душевной боли, злобы, непреходящей ненависти. — И ходила я, значит, сегодня на рынок, — начала Тереза, заработав иглой, — купить ткани кусок, а мне старушка знакомая повстречалась, Анна. Помните, синьорина, я на прошлой неделе про Анну рассказывала? Ответа не было — сегодня Ливия чувствовала себя еще хуже, чем прежде, и только вполсилы заставляла себя слушать тихий, приятный голос служанки. — Так вот говорила я, что у нее беда была, у сына уже шестая дочь родилась, а он все мальчишку хотел, — ничуть не смущаясь молчанием Ливии, продолжала Тереза. — В тот-то раз она мне сказывала, что девочку и вовсе от сына своего спрятала, у него нрав горячий был. А теперь смотрю — идет радостная, будто озолотили ее. Как спрошу, чем дело кончилось, так она мне и отвечает — мол, девчонку на мальчонку обменяла, а сыну своему сказала, что так оно и было, наследник у него родился. Ливия поморщилась, ей вдруг захотелось, чтобы Тереза замолчала и ушла. Но та, понизив голос, с таинственными интонациями продолжила: — Я ее расспросила, Анну-то, как ей удалось такой обмен произвести и с кем. Она и говорит, что с колдуном одним сделку заключила, он все и сделал так, что пальчики оближешь. — Церковь же запрещает с колдунами дело иметь, — почти машинально пробормотала Ливия, припомнив, что по этому поводу говорили в монастыре. Тереза хитро прищурилась, вставляя новую нитку в иголку. — А вот страшную вещь скажу, синьорина, но церковь же не поможет в таком деле, только молиться посоветует да терпеть, а если у человека нрав горячий да злой и ему до зарезу мальчика подавай? Он бы утопил, наверное, шестую дочку и жену до смерти забил. — А девочку колдун забрал? Зачем она ему? — нахмурилась Ливия. — А кто ж его знает, — пожала плечами служанка, — только вряд ли он ей чего худого сделает. Обещал Анне, что внучка ее будет жить хорошо, потому и поменяла она. В уме Ливии, доселе вялом и занятом только собственными несчастьями, внезапно промелькнула мысль, и она уже хотела задать вопрос, но тут же, словно испугавшись чего-то, сомкнула губы. Тереза же, бросив на хозяйку быстрый взгляд, отложила корзинку и с заговорщицким видом наклонилась вперед: — Я вам чем хотите поклянусь, синьорина — в этих краях много кто в сделки с колдуном вступал, да и за пределами тоже. И в нашем государстве, и в соседних не гнушаются таким, хоть церковь и пугает. Да ведь бывает так, что нужда доведет — либо вешайся совсем, либо проси о помощи. Анна говорила, ни за что бы на такое не пошла, но сына своего боялась пуще, чем сделки хоть с самим дьяволом. А колдун, он что — он человек все-таки. Не совсем человек, говорят, наружность у него пугающая, но рогов и хвоста-то точно нету. Высказавшись, Тереза снова взялась за корзинку. Ливия облизала пересохшие губы и все-таки решилась спросить, стараясь, чтобы голос ее прозвучал как можно безразличнее: — И как зовут его, колдуна этого? Уже начинало светать, когда Ливия проснулась, будто кто-то подтолкнул ее под бок. Она поспешно поднялась с кровати и принялась одеваться, затем подошла к зеркалу, наспех причесалась, прикрывая свободной рукой правую половину лица — за последние месяцы это стало привычкой. Приведя себя в относительный порядок, молодая женщина бесцельно стала ходить туда-сюда по комнате, не осмеливаясь признаться себе в мысли, которая упорно, вновь и вновь, возвращалась к ней. Сделав еще несколько шагов, Ливия очутилась у окна, взглянула на розовый куст. Боже, неужели она и в самом деле осмелится?.. И... получится ли, придет ли... — Румпельштильцхен! — чуть дыша, выговорила синьорина Корнеро и добавила громче: — Румпельштильцхен! Никакого ответа, ни звука, ни шороха... Сердце Ливии, учащенно забившееся было под привычным траурно-черным платьем (траур по самой себе, по своим мечтам, надеждам, любви, превратившейся в ненависть — чем не повод?), умерило свой стук. Ливия выдохнула пару раз — ну что же, не получилось, так тем лучше, мало ли чем бы все закончилось. Затем она отвернулась от окна... и замерла на месте, схватилась за портьеру, едва не сорвав ее. В кресле, которое еще вчера занимала Тереза со своими рассказами, сидел человек. Точнее, не совсем человек... его зеленовато-золотистая кожа, желтые, как у кошки, глаза, и длинные черные когти на темных пальцах заставили усомниться в первоначальном предположении. Незнакомец был худ, одет в черную кожу, лицо его обрамляли темные волнистые волосы, и Ливия, рассматривавшая его расширенными от ужаса и изумления глазами, подумала, что он необычайно уродлив. — Разрешите представиться, — незнакомец легко встал с кресла, по его физиономии расползлась ухмылка. — Румпельштильцхен! Он отвесил Ливии легкий поклон, картинно разведя руки в стороны. Оправившись от испуга, Ливия сделала реверанс в ответ. Она старалась сосредоточиться и выглядеть как можно увереннее, в то же время в голове у молодой женщины назойливо вертелась мысль о том, что совершаемый ею сейчас грех еще похуже того, что она творила с Ипполито. — Ливия, — представилась она, пытаясь улыбнуться. Пусть колдун не думает, что чуть не довел ее до обморока. — Приятно познакомиться, — ухмылка стала еще шире. — Зачем же я вам понадобился, дорогуша? — Мне... нужно заключить сделку, — Ливия сама подивилась тому, как это прозвучало у нее ясно и четко. Румпельштильцхен шагнул к ней, задержал внимательный взгляд на шрамах, отчего синьорине Корнеро захотелось прикрыться ладонью. — Так-так-так… я начинаю понимать… — Вы угадали, — быстро проговорила молодая женщина, отступая в сторону — колдун вызывал у нее страх и отвращение, хотелось поскорее завершить дело. — Я хочу избавиться от этих безобразных шрамов. Вы… сможете это осуществить? — Пара пустяков, душа моя, — усмехнулся Румпельштильцхен. — Но мои услуги бесплатными не бывают, вы ведь наверняка осведомлены об этом? — Я щедро вам заплачу, у меня много драгоценностей, — лихорадочно проговорила Ливия. Румпельштильцхен небрежно махнул рукой. — Золото и побрякушки мне ни к чему. Я бы хотел… чего-то другого, — его голос стал вкрадчивым и обволакивающим. — Того… чего у тебя пока нет… но должно появиться! Он неожиданно захихикал и картинным жестом развернул перед ошеломленной синьориной Корнеро невесть откуда взявшийся пергаментный свиток. — Нужно всего лишь подписать договор, — в руке испуганно вздрогнувшей Ливии появилось перо, — и все, сделка готова! Рука молодой женщины сама собой потянулась к свитку, но заговоривший в душе голос рассудка вернул ее к реальности. — Прежде чем подписать договор, я должна его прочитать, — Ливия выхватила из рук колдуна свиток и прочитала все, что на нем было написано. Светлые брови ее сдвинулись. — Значит, я отдам вам то-не-знаю-что? Секунду тому назад она была готова на все, лишь бы избавиться от ненавистного уродства. Но довериться этому… странному и явно недоброму существу? Румпельштильцхен закатил глаза и прижал к сердцу ладонь: — Неужели ты думаешь, что я обману тебя, душа моя? Я еще никогда не нарушал условий сделки! — Я и не говорю об обмане, — возразила Ливия, тоже переходя на «ты», — но исходя из того, что я только что прочитала, ты сможешь забрать у меня все, что захочешь. Откуда я знаю, что тебе понадобится? Скажи мне, что тебе нужно, прямо сейчас. Колдун уронил руку и весело ухмыльнулся. — Умная девочка! Попробуй догадаться, что мне нужно? – он подмигнул ей, и, проследив за его взглядом, Ливия обнаружила, что тот устремился прямо на ее живот. На мгновение она похолодела, но тут же взяла себя в руки и охрипшим голосом произнесла: — Идет. — Замечательно! — Румпельштильцхен щелкнул пальцами, и договор принял иной вид. — Подписывай, дорогуша, не стесняйся! Совсем скоро твое личико станет таким же прекрасным, как прежде! Ох, как Ливия этого ждала, он даже представить себе не мог!.. Но вновь ее рука замерла на полпути к свитку. Что скажет отец? Вдруг он заподозрит ее в том, что спуталась с нечистой силой?.. — Шрамы должны исчезнуть не сразу, — сказала синьорина Корнеро, глядя прямо в желтые, сиявшие каким-то безумным весельем глаза. — Я похожу в церковь, помолюсь — сделаю вид, по крайней мере, — и через месяц объявлю, что шрамы исчезли в результате чуда. Можно и это добавить в договор? Еще один щелчок пальцами — и договор снова изменил свой вид. — Скажу честно — у тебя в голове побольше ума, чем у половины тех, с кем я до сих пор заключал сделки, — доверительным тоном заявил Румпельштильцхен, созерцая подписывавшую договор Ливию. — Все предусмотрела, надо же! — Все, — Ливия передала ему свиток. Ее сотрясала нервная дрожь, но отступать было уже поздно, да и не стала бы она этого делать. — Готово. — Сделка завершена! — пропел колдун и зашелся пронзительным смешком, а затем… просто исчез. Испарился в сиреневой дымке. Ливия не выдержала напряжения, опустилась на пол и стиснула голову руками. Она по-прежнему дрожала, но постепенно это начало проходить, ужас перед тем, что она только что сделала, отступал. Губы молодой женщины сложились в мрачную усмешку. «Что ж, посмотрим, умеет ли нечистая сила держать слово».