Однажды ты окажешь мне услугу

— Тереза, пойди узнай, собирается ли Ливия спускаться к завтраку. Граф Корнеро был в относительно неплохом расположении духа. Дела шли сносно, и даже его беспокойство относительно душевного состояния Ливии начинало проходить. Ибо дочь уже месяц исправно посещала церковь, молилась дома, благо, беременность протекала легко, и осложнений не наблюдалось, так что, похоже, мрачные мысли Ливию покинули. Не сказать, чтобы граф был так уж религиозен, но он радовался тому, что Ливия, наконец, обрела душевный покой. Еще немного, и она родит нежеланного ребенка, его можно будет тихо отправить в приют и забыть о нем. И все вернется на круги своя. Тереза вернулась из комнаты Ливии с загадочно счастливым выражением лица. Вот диво — еще утром служанка была кислая, как лимон, хотя продолжала исправно выполнять свои обязанности, а теперь ее и не узнать. — У синьорины для вас сюрприз. Она спрашивает, не изволите ли пожаловать в ее спальню? Какая-нибудь новая причуда, не иначе. Корнеро легко поднялся, оставив почти нетронутый завтрак, и стал подниматься по лестнице. Каков же должен быть сюрприз, чтобы Тереза так обрадовалась? Ливия стояла на коленях перед образом Девы Марии, сложив руки. На ней было все то же строгое черное платье, молодая женщина по-прежнему, как и с того рокового дня, не проявляла интереса к нарядам. Вот только теперь это объяснялось набожностью, а не унынием. — Отец, — она с трудом поднялась на ноги, черное платье обрисовало уже заметно увеличившийся живот. — Взгляни… Медленно-медленно Ливия повернулась к стоявшему в дверях графу Корнеро. На ее полных губах сияла улыбка, в голубых глазах плясали искорки небывалой, давно не виденной радости… и граф задохнулся. На правой щеке не было никаких шрамов. Они исчезли. Ливия, заливаясь слезами счастья, кинулась к отцу на шею. Граф осторожно обнял ее, прижал к груди, все еще не веря, растроганный, улыбающийся в ответ. — Как это случилось? Как вышло, что твои шрамы исчезли? — Чудо, — прошептала Ливия, поднимая полные благодарных слез глаза. — Чудо, отец… Господь помог мне, избавил меня! О, я так рада, вы даже не можете себе представить!.. Корнеро молча гладил дочь по спине, не в силах вымолвить ни слова — может быть, первый раз в жизни так растерявшись. Чудо.… Неужели в его доме действительно свершилось чудо?.. За завтраком было много разговоров, оханья слуг, которые все сбежались посмотреть, какие чудеса творит Господня воля, и Ливия оживленно объясняла, как она утром встала, помолилась сначала, потом посмотрела в зеркало и чуть в обморок не упала. Вот оно, счастье-то!.. Вернувшись в свою комнату, молодая женщина утомленно опустилась в кресло и закрыла глаза. Терезу она отослала с мелким поручением, дабы та не тревожила ее покой. — Какая очаровательная комедия, — прозвучал насмешливый мужской голос, и Ливия вздрогнула, будто пробудившись от приятного сна, и приподняла веки. Перед ней стоял, ухмыляясь, Румпельштильцхен. Руки его были сложены на груди, золотисто-карие глаза устремлены на синьорину Корнеро. — Право, я от умиления чуть не выдал своего присутствия! — колдун захихикал и захлопал в темные ладошки. Ливия села как можно прямее, слегка нахмурилась. Появление Румпельштильцхена подействовало на нее, как ушат холодной воды. — Ты был в комнате? Я надеюсь, ты понимаешь, что я не могла рассказать отцу правду. Он бы меня не понял. — Разумеется, разумеется, — развел руками Румпельштильцхен. На нем красовался коричневый камзол, с шеи свисали какие-то перья, и Ливия только сейчас увидела, что сапоги у него на высоких каблуках. Чтобы росту прибавить?.. «Будто охота была мне его в прошлый раз разглядывать», — подумала она. — Я просто хотел полюбопытствовать, — продолжал колдун, — довольна ли ты результатами сделки и готова ли к тому, что через месяц расплатишься со мной обещанным. Ливия внимательно посмотрела на него. — Могу я спросить, зачем тебе нужен ребенок? Темный маг скорчил уморительную гримасу. — А зачем тебе это знать? Ты ведь не любишь малыша, раз так легко отказалась от него. — Верно… не люблю, — Ливия вспомнила жаркие поцелуи Ипполито, его горящие глаза, руки, губы. Ребенок… был бы он похож на отца? — А коли не любишь, так о чем разговор? — хмыкнул Румпельштильцхен. — В назначенный час я приду и заменю твоего живого малыша… мертвым. О, не смотри так испуганно, я не собираю младенческие трупики! Откуда я его возьму, моя забота. Твоя — позаботиться о служанке. Она ведь ничего не знает? — Пока… нет, — Ливия сосредоточенно задумалась. — Но именно она рассказала мне о тебе, о старухе, которая прибегала к твоей помощи… Анна ее звали, кажется. Тереза может что-нибудь… подозревать. Ей внезапно припомнилось, как загадочно Тереза улыбнулась, услышав о так называемом чуде, произошедшем со шрамами Ливии. Синьорина Корнеро была уверена — поверили все, даже отец. Но вот эта улыбка Терезы... не давала покоя. — Можно ли ей доверять? Вот в чем вопрос, — Румпельштильцхен улыбнулся Ливии, продемонстрировав темные позолоченные зубы. Синьорина Корнеро задумалась. Тереза за короткое время успела вызвать ее полное доверие, да и не так она проста и болтлива, как может показаться. К тому же, скоро служанка получит свои деньги от графа Корнеро и уйдет — и предполагалось, что она заберет с собой и ребенка, чтобы отдать в приют. Но мнимая смерть младенца — так даже лучше. — Я расскажу Терезе, что мне нужно подменить младенца, и она поможет, — наконец, проговорила вслух Ливия. — Все равно без ее помощи не обойтись, ведь Тереза будет неотлучно находиться при младенце. — И не забудь сказать, что предательство иногда приводит к очень большим неприятностям, — Румпельштильцхен изобразил на своей зеленоватой физиономии сожаление. — Ну, что ж, дорогуша, встретимся через месяц! Сказав это, он испарился в фиолетовой дымке прежде, чем Ливия успела что-либо ответить. Синьорина Корнеро вздохнула и нахмурилась. Она пыталась разобраться, что именно ее в этой ситуации тревожит, кроме необходимости рассказать о грядущем обмене младенцами служанке, и почему. Ливия стонала, ворочалась, вскрикивала от этой новой, невиданной боли. — Терпите… терпите, голубушка! Ох, знакомый, приятный голос. Тереза… «Знаешь, Тереза, я хочу тебе кое-что рассказать.… Мне нужна помощь, но отец об этом знать не должен…» — Вот так, — влажная тряпочка прошлась по лбу Ливии, вытирая пот. Заботливые руки коснулись растрепанных светлых волос. — Скоро все закончится, уж мне поверьте. Я знаете, сколько детишек-то приняла… «О чем вы, синьорина?» Из глубин памяти всплыло улыбающееся лицо, корзинка с шитьем в руках. — Дышите глубже. Младенчик-то не заставит себя долго ждать! «Так вы заключили сделку с… колдуном?» Ни тени испуга, только жадный интерес. И как быстро она догадалась! Впрочем, разве не сама Тереза, пусть и случайно, натолкнула ее, Ливию, на мысль обратиться к Румпельштильцхену? «Все равно ребенок мне не нужен. А шрамы — посмотри, их нет! Разве ты осуждаешь меня, Тереза?» «Конечно, нет, милая синьорина. Разумно вы поступили…» Разумно.… В самом деле? Ливия тяжело дышала, руки сжимались в кулаки, из глаз текли слезы. Ипполито… его страстный, тоскливый, жаждущий взгляд… — Еще чуть-чуть, еще потерпите! Малыш уже вот-вот родится! Недолго вам мучиться, милая моя! «Учти, никто не должен знать. За молчание получишь кое-какую плату… у меня много драгоценностей. А если кто-то узнает...» Долгая, многозначительная и зловещая пауза, но Тереза ничуть не смутилась. «А никто и не узнает, зачем же мне об этом говорить-то?» — Вот он! Вот! — Тереза держала на руках хнычущего малыша. Как в тумане Ливия видела все — рядом с Терезой появилась невысокая мужская фигура, тоже державшая на руках что-то… О, пусть это поскорее прекратится. Она не хочет видеть, не хочет смотреть… Служанка поспешно отдала младенца, колдун исчез, но появился вновь — спустя несколько томительных минут. Тереза приняла из его рук другое дитя, а затем темный силуэт исчез, будто его и не было. Наступившая тишина спустя несколько мгновений взорвалась горестным восклицанием: — Ох, святые угодники, ребенок! Ребенок мертвый… И только после этого Ливия провалилась во тьму.