Однажды ты окажешь мне услугу

Ливии казалось, что она потеряла вкус к чему-либо, кроме мести. Даже магия была всего лишь орудием, позволявшим чувствовать свою силу, понимать, что расправа с врагом возможна. Целых пять лет молодая женщина жила только темной магией и предвкушением отмщения. В мыслях она уже много раз причиняла страдания Ипполито, убивала его самыми разными способами, предварительно рассказав, каково ей было, когда она жила изуродованной. И с ребенком того, кого когда-то так сильно полюбила, под сердцем. Нежеланным ребенком. Иногда Ливия вспоминала о ребенке – где-то он сейчас и что с ним делается? Как-то раз она спросила об этом Румпельштильцхена, и тот широко ухмыльнулся: – Можешь не сомневаться, душа моя, твое дитя счастливо и беззаботно живет в семье, которую считает своей родной. Ливия больше ни о чем не спрашивала. Вялый интерес к участи малыша минул, и теперь она снова целиком погрузилась в размышления о мести. По ночам ей снилось, как она вонзает кинжал в грудь Ипполито, и его глаза раскрываются от боли и ужаса, а где-то сзади слышны пронзительные крики Марии. Они ласкали слух Ливии, во сне мечтательная улыбка не покидала ее лица, в то время как мимо изголовья мелькала тень. Тень маленького, кудрявого человечка в сапогах с высокими каблуками. Мысли о мести приправляли каждое блюдо графини N.. Занимаясь магией под руководством Румпельштильцхена, она также грезила о мести. Ее интересовали только разнообразные возможности вплотную приблизиться к своей цели. Ничего другого у Ливии не оставалось – ее отношения с отцом становились все более натянутыми. Граф Корнеро навещал свою дочь гораздо чаще, чем она его, и его постоянные назойливые заботы со временем надоели ей хуже горькой редьки. Так же как и разговоры об очередном замужестве. Иногда Ливия срывалась и начинала ожесточенно пререкаться с отцом, но от этого было только хуже – он еще больше обеспокоился по поводу ее душевного состояния. И даже пытался затащить в церковь – хотя бы из соображений приличия. В церкви молодая женщина не была уже давно, отчего-то ей становилось не по себе в Божьем храме. Возможно, с кривой усмешкой размышляла она, все дело в магии. Так или иначе, постоянные мысли о мести и ее недостижимости, недомолвки и ссоры с отцом и вечная неудовлетворенность собственной жизнью потихоньку начинали сводить графиню N. с ума. Она отчетливо понимала, что, несмотря на обладание красотой, богатством, способностью творить волшебство – все-таки несчастна. Однажды Ливия не выдержала и обратилась к Румпельштильцхену: – Ты говорил, что существует способ отомстить Альбрицци в другом мире. Что это означает, и как это возможно? Я надеюсь, ты не имел в виду загробный мир? Колдун весело рассмеялся – видимо, последняя фраза очень его позабавила. – Разумеется, нет, милая моя! Понимаешь ли, есть возможность отправиться в другой мир, применив некое Проклятье. Ты, Альбрицци и его семья попадете туда, где ты сможешь вволю насладиться мучениями врага. Ты сделаешь с ним все, что заблагорассудится, ибо будешь обладать властью над ним. Магии в том мире нет, но имеются другие рычаги власти. Ливия обдумала слова учителя и пришла к выводу, что все это звучит достаточно заманчиво. – Каким образом приводится в действие это Проклятье? – спросила она. – Хороший вопрос, – Румпельштильцхен заглянул ей в глаза своими, выпученными и напоминавшими глаза рептилии. – Главным компонентом в данном случае является сердце. – Чье сердце? – молодая женщина вся горела нетерпением. – А вот тут-то и закавыка, – Темный маг невесело улыбнулся и почти прошептал: – Сердце того, кого ты любишь. Месье Дюбуа бесцельно смотрел в окно. Унылый осенний городской пейзаж не улучшал ему настроения, и тем более не улучшил его раздавшийся сзади насмешливый мужской голос: – Доброе утро, Ипполито Альбрицци! Ипполито медленно обернулся к незваному гостю. Румпельштильцхен с нарочито добродушным выражением лица стоял перед ним, и хозяин дома понадеялся, что Марии не вздумается зайти в комнату. – Что-то случилось? – хмуро спросил Ипполито. Он прекрасно понимал, что Румпельштильцхен ведет какую-то свою двойную игру, но отказаться от помощи последнего не мог. По правде сказать, колдун пока ничего не требовал взамен, но это и было хуже всего. Очевидно, плату Румпельштильцхен потребует потом – и за все сразу. И кто знает, сумеют ли Ипполито и Мария ее заплатить. – Я всего лишь хотел тебя кое о чем предупредить, – Румпельштильцхен значительно уставился на собеседника. – Ливия не отступилась от мыслей о мести. Она хочет применить Проклятье, которое перенесет твою семью и ее саму в другой мир, где одна из рода Корнеро получит над вами власть и возможность отомстить. Ипполито мрачно нахмурился: – Как такое может быть? – Увы, в этом мире бывает все, – Румпельштильцхен закатил глаза. – Более того, вы забудете о своей настоящей жизни, и будете жить, не помня прошлого. Зато Ливия ничего не забудет. И отомстит. Месье Дюбуа прошелся туда-сюда по комнате, тяжело раздумывая, затем остановился и снова посмотрел на колдуна. – А как можно этого избежать? – Избежать – никак, – Румпельштильцхен с сокрушенным видом развел руками. – Разрушить Проклятье сможет только ребенок, маленький мальчик. – Ты же не хочешь сказать, что… – начал было Ипполито, но Румпельштильцхен перебил его, живо шагнув вперед: – Именно это я и хочу сказать! Твой сын, Массимилиано, разрушит Проклятье. Он тоже не будет помнить себя и свое прошлое, но настанет время, когда он сумеет, сам того не зная, разорвать магические путы и расколдовать нас всех! Вся эта речь сопровождалась столь бурной жестикуляцией, что, если бы Ипполито не был знаком с манерами колдуна, то решил бы, что тот сошел с ума. – Нас всех? – переспросил месье Дюбуа, не терявший ясность мысли. – Ты тоже отправишься туда? – Именно, – с загадочным видом кивнул Румпельштильцхен, но больше ничего объяснять не стал. Ипполито молчал. Он вспомнил, как палачи рассказали ему, что Ливия, терзаемая ими, выкрикивала какое-то длинное, странное слово. Не иначе чужеземное. Палачи, конечно же, его не разобрали и предположили, что это какое-то заклинание. А потом ведьма исчезла, когда они на минутку оставили ее, чтобы передохнуть и дать ей время подумать, когда придет в себя. У Ипполито сразу зародились подозрения, что сбежала Ливия не сама. Кто-то ей помог. Но доказательств не было, а напрямик спросить своего благодетеля: «Чего ты добиваешься и зачем ведешь эту игру?» агент французской короны не мог. – Благодарю за предупреждение, – наконец, произнес Ипполито. Это был первый раз, когда он за что-то поблагодарил Румпельштильцхена, и тот расплылся в радостной ухмылке. – Не за что, дорогуша, я всего лишь стараюсь вам помочь! Он повернулся, собираясь исчезнуть, но Ипполито остановил его вопросом, давно рвавшимся наружу: – Зачем ты нам помогаешь? Румпельштильцхен развернулся на каблуках и взглянул на собеседника, в его звериных глазах плясали веселые бесенята. – Затем, что вы когда-нибудь поможете мне. Когда он исчез, Ипполито Альбрицци подумал о том, что, возможно, с мыслью найти брата придется распрощаться навсегда. – Как ты поживаешь, Ливия? Граф Корнеро с привычной ненужной заботливостью посмотрел на свою дочь, и Ливия натянула на лицо улыбку в ответ. Она научилась не только магии, но и притворству в достаточной мере, чтобы никто не заподозрил чего-то лишнего. – Прекрасно, отец. У меня все замечательно. Ливия сумела произнести эти слова почти довольным тоном. А между тем она думала о том единственном способе покончить с Альбрицци, о котором ей поведал Румпельштильцхен. И от этого на душе было тоскливо. – Рад слышать, что у тебя все хорошо, – слегка улыбнулся Федерико, отпивая из бокала вино. Они с Ливией находились в столовой ее собственного дома, за окнами сгущались сумерки, а хозяйка становилась все задумчивее и на вопросы отца отвечала рассеянно. – Послушай моего совета, выходи замуж. Ты все время сидишь дома, не посещаешь ни приемов, ни церкви, даже к собственному отцу не приезжаешь, – граф Корнеро завел свой привычный разговор, обращаясь с дочерью так, словно та была маленькой несмышленой девочкой, которую ради ее блага надо наставлять и направлять. Раньше это вызвало бы у Ливии приступ злости, и дело окончилось бы очередной ссорой, но сейчас она только нахмурилась и выдавила из себя: – Я не хочу выходить ни за кого замуж. Мы об этом уже много раз говорили. Графу подобное равнодушие дочери к мужчинам очень не нравилось. Помимо прочего он давно подозревал, что проклятый Альбрицци нанес Ливии душевную травму, от которой она так и не сумела оправиться. Он продолжал говорить, с горечью отмечая, что слушать его дочь не намерена. А Ливия – вот совпадение! – тоже подумала об Ипполито, о том, как удачно он ускользал от ее мести, как бережно хранит его чье-то вмешательство. Молитвы, святая вода, крест? Или все же что-то другое? – Ливия, ты хорошо себя чувствуешь? – допытывался Федерико, всматриваясь в лицо молодой женщины. – Ты побледнела. Мне кажется, тебе надо развеяться. Завтра я должен поехать во Францию по одному делу – что, если ты со мной отправишься? Ливия встала, подошла поближе к отцу, положила руку ему на грудь. Туда, где размеренно билось сердце. И заставила себя снова улыбнуться. Пожалуй, эта улыбка даже получилась естественной. И очень грустной. – Ты прав, отец. Небольшое путешествие мне бы не повредило. Спустя какое-то время Ливия поднялась в свою спальню, держа в руке небольшую шкатулку с изящным узором. Губы ее были плотно сжаты, на лице застыло странное выражение. Как будто молодая женщина пыталась разгадать какую-то головоломку. Румпельштильцхен шагнул к ней навстречу – похоже, он поджидал ее. Ливии показалось, что в его глазах мелькнуло нетерпение. – Ты все-таки решилась, – он протянул руку к шкатулке, открыл ее и окинул быстрым взглядом содержимое. Ливия отвела его руку и ответила сдавленным, неестественным голосом: – Теперь все получится. Она не желала думать об отце, оставленном в столовой, так и не понявшем, что произошло. Она вообще не хотела ни о чем размышлять – круг замкнулся, месть привела ее к краю пропасти. И теперь остается только зажмурить глаза и броситься в бурную реку, уповая, что выплывет. Рука, прикрывавшая шкатулку с сердцем, заметно дрожала, и Румпельштильцхен накрыл ее своей ладонью. После чего впился своими нечеловеческими глазами в бледное лицо ученицы: – Помнишь, я говорил, что однажды ты окажешь мне услугу? Ливия молча кивнула – казалось, говорить она не в силах. – Так вот, – Румпельштильцхен прищелкнул языком, – эта услуга заключается в том, что ты возьмешь с собой и меня. Я тоже отправлюсь в другой мир. Нет, Ливии не почудилось – на его хитрой физиономии снова промелькнуло нетерпение. Явное и теперь уже настолько сильное, что даже Темный маг не сумел его скрыть. Ливия внезапно ощутила желание нервно рассмеяться. Так вот в чем было дело. Вот зачем он обучал ее, подталкивал к мести, и… Догадка сверкнула, как молния. Не святая вода. Не церковь. Не вмешательство высших сил. А именно Румпельштильцхен защитил Ипполито Альбрицци от возмездия. Ливия на мгновение прикрыла глаза, чтобы он не увидел в них мгновенно родившуюся ненависть. – Будь по-твоему, – улыбнулась она. В мире без магии по заслугам получит не только Ипполито Альбрицци. Конечно же, вслух этого графиня N. не сказала. Вместо этого она спросила, не отрывая взгляда от жесткой золотистой длани, все еще накрывавшей ее пальцы: – Зачем тебе туда отправляться? Румпельштильцхен ответил не сразу. Он убрал руку, ухмыльнулся и пропел дурашливым голосом, отступив на шаг: – У меня там найдется, чем заняться, душа моя! За несколько часов до свершения Проклятья Румпельштильцхен стоял в Темном Замке, держа в руках портрет маленького кудрявого мальчика, когда-то набросанный немой служанкой Анорой. Лицо колдуна как-то неуловимо смягчилось, глаза потемнели и стали почти человеческими, когда он прошептал: – Я иду к тебе, Бей. Я виноват в том, что ты потерялся где-то в другом мире. Но я обязательно тебя найду, сынок.