***
Чтобы попасть из одной зоны в другую, нужно заплатить. Временем, естественно. Чем ближе к Сумеру-сити или порту Ормос, тем дороже плата на переезде. Сначала это один месяц [граница двенадцатой часовой зоны]. Потом два месяца [граница восьмой часовой зоны]. И так, пока расчётная сумма не достигает года. Говорят, в особо тяжкие времена проход в столицу стоит несколько лет жизни. Это — своеобразный тест. Если ты достаточно овладел искусством мудачества для того, чтобы без особых проблем забраться в любящие щупальца роскошной жизни, то ты выиграл карт-бланш ровно до тех пор, пока остаёшься платёжеспособным. В казино ставки идут не на недели, и даже не на года, а на целые эры. Их выигрывают и проигрывают, перекидывают из капсулы в капсулу, запирают в банки за самые тяжёлые двери и стараются сохранить на как можно больший срок. Там ходят утончённые девушки, за спинами которых минимум по два охранника, эти девушки кокетливо прикрывают левую руку перчаткой, а ещё ты никогда не угадаешь, в какой уже раз они празднуют своё двадцатипятилетие, и нет ли у них детей, внуков, или даже правнуков. Самый проблемный, как и всегда, самый дальний от столицы временной округ — пустыня за Стеной Самиэль. Гетто, если совсем уж начистоту. Там редко у кого бывает времени больше, чем на сутки, а если у кого-то вдруг появляются лишние часы, то об этом моментально узнают все вокруг. Впрочем, именно в том округе выражение «лишние часы» — лишь злая ирония. Дети рождаются с выделенным им годом, а часы запускаются по достижению двадцатипятилетнего возраста, так что этот год расходится, в конечном счёте, очень быстро: погасить семейные долги, прикупить кое-что для жизни. А потом остаются те же самые треклятые сутки, по истечению которых сердечный приступ решает все проблемы. Если хочешь выжить — надо упорно работать. Не все знают, что времени на самом деле достаточно. Никто не обязан умирать. Переезд в сторону деревни Аару [гетто] не оплачивается, потому что ни один нормальный человек не откажется от роскошной жизни, в которой он не должен торопиться. Только если прогорит так, что оставит себе едва ли неделю на жизненном счету. Вот тогда да, таких что Сумеру-сити, что порт Ормос сжирают на раз-два, потому что тут неделя — это всего лишь чаевые для обслуживающего персонала. До крайней часовой зоны, если ехать быстро, добраться можно меньше чем за сутки [а если идти пешком — потратишь два с половиной дня, и это без перерывов на отдых], и Сайно автоматически вычитает это время из текущих суточных, что у него имеются. Не хочешь сдохнуть — научишься считать, раз жизнь обделила естественной возможностью отслеживать секунды. Два часа с получения суток до чётко обозначенной миссии, полчаса на сбор команды из нескольких матр — большую часть из которых генерал Махаматра лично отсеял [не то] — и ещё восемнадцать часов и сорок четыре минуты на то, чтобы добраться до Караван-Рибата. Итого около двадцати трёх часов. В Караван-Рибате можно передохнуть, получить свои суточные, а затем — за Стену. Если в полдень Сайно не запросит у терминала Акаши подачу суточных, его даже утилизировать не успеют: на окраинах у людей специфическое отношение к матрам, и, наверное, труп попросту разорвут на куски. В лучшем варианте прикопают где-нибудь за чертой основного массива домов и засыплют сверху хлоркой, чтобы ни одна собака не учуяла тело до поры до времени. По предварительным данным, недавно кому-то из жителей деревни хватило ума мало того, что где-то заполучить пару десятков лишних лет, так ещё и похвастаться этим в Караван-Рибате. Видимо даже поделиться или заплатить за что-то дорогое, потому что терминал Акаши связывает между собой данные от всех людей в регионах Сумеру до Стены Самиэль — это значит, что крупные транзакции отслеживаются, поэтому информация и вылезла наружу. Портативный терминал — не только база знаний, которой пользуются гражданские, но и отличный инструмент для контроля за оборотом времени. Когда генерал Махаматра на следующий день около трёх часов дня стоял рядом с домом старосты деревни и, едва склонив голову, равнодушно смотрел на вывернутые наружу двери, местность уже успели оцепить. Сайно, отведя взгляд от дома старосты, оборачивается и смотрит по сторонам. Взгляд цепляется за старое здание в виде невысокой дозорной башни, и он думает о том, что на верхней точке, приблизительно на пару шагов в сторону от угла, была бы удачная позиция для снайпера. С такого положения можно было бы спокойно пристреливаться на два километра хоть вниз по ущелью даже с отягчающим условием в виде бокового ветра. — В самом доме ничего, — говорит один из матр, а Сайно даже не смотрит на него. И так слышит, всё ещё разглядывая здание. — Что делаем дальше? Вот здесь уже Сайно переводит взгляд на подчинённого до того, вероятно, выразительный, что тот неуютно ёжится, но продолжает стоять, ожидая ответа. Сайно немногословен, работает один, подпуская остальных на подтанцовку, и объяснять сейчас другим их работу в его планы точно не входит. — Обследование помещений и участков местности. Вон там, — кивок в сторону соседней улицы, — опросить жителей, капсула не должна была уйти далеко. Матр волнует только то, что они могут измерить. Секунды, минуты. Часы не остановить, они продолжат идти, несмотря ни на что. Прописная истина, и, наверное, Сайно работал бы не за идею, а за реальный факт, вот только у него нет часов, и каждое новое задание — пятидесятипроцентный шанс попасть на тот свет. Билет Шредингера. Он либо вернётся, либо обнулится. Работа такая. В конечном счёте, на песке недалеко от всё того же дома обнаружились следы. На том месте в грязи отпечатались протекторы обуви, так что сличить и попытаться сузить круг поиска — дело времени, которое и так не бывает лишним. Известно только приблизительное направление, и на каждый контрольно-пропускной пункт вдоль Стены Самиэль и пары зон в округе поступил приказ тщательно проверять любого, кто попытается сменить часовую зону, а в самом лучшем случае вообще никого не впускать и не выпускать до завершения всех процедур. Дело за малым. Найти, доставить в Академию, оставить два часа на заполнение необходимых протоколов и формальностей, устранить, отчитаться Великому Мудрецу. И всё-таки осмотреться никогда не мешает. Местные плохо идут на переговоры с матрами: специально ничего не рассказывают, отвечают только на конкретно заданные вопросы. Знают, что если будут умалчивать, то могут загреметь за соучастие, но и доносить не собираются. Сайно это прекрасно понимает, поэтому и не давит. Он по большей части даже опросом не занимается, только со стороны прислушивается к тому, как данное оперативно-розыскное мероприятие проводят другие матры. Собранная оперативная группа матр методично обшаривает деревню Аару расширяющимися концентрическими кругами. Чем больше времени протекает сквозь пальцы в землю, тем большим количеством слухов полнится пустыня. Скоро будет проблематично отличать правду от выдумки, и стоило заканчивать с этим поскорее. Чем дальше от столицы, тем больше пустынников. Крысы, выживающие на том, что считают честными поединками буквальную попытку насильственно отобрать жизнь у неподготовленного человека. Впрочем, если человек садится за стол, это значит, что он принимает правила игры. В пустыне постоянно кто-то умирает, и сложно доказать, от чего умер очередной несчастный: то ли не дожил до ежедневной выплаты, то ли обнулили до последней секунды. Сайно едва заметно морщится, оглядывая полутёмное помещение. Он бы сам, может, и не пошёл сюда, вот только несколько раз видел неподалёку смутно знакомых людей, которые старались как можно поспешнее отвернуться или скрыться. Надо сказать, получалось у них хорошо: стоило отвлечься на секунду, как знакомый-незнакомый человек тут же сливался с толпой и пропадал из виду, словно и не было. В этот дом генерала привело чутьё, скребущее изнутри стальными когтями: он снова заметил кого-то, подцепившего стёртую диссоциативной амнезией память и что-то оттуда выдернувшего. Господин Азар упоминал, что в деле могут быть замешаны люди из Академии, и Сайно понимает, что кого-то мог действительно видеть, давно, ещё до той самой миссии, после которой ему приходится заново узнавать своих коллег и самого себя до кучи. Ощущение не из приятных. Тут шумно, не многолюдно, но колоритно. Сайно цепко обводит взглядом помещение [выхватывает некоторые лица, отзывающиеся болью в затылочной части, как будто орбитокластом по черепной кости царапают], непринуждённо поправляет шакалий шлем со встроенным сканером. — Несколько вопросов, — говорит он. — И в зависимости от ответов я, возможно, замечу или не замечу нелегальную игорную деятельность. Даже матры понимают, что каждый выкручивается как может. Пока не переступлена незримая черта, никто никого не трогает. А что касается Сайно, так он и вовсе давно не специализируется на мелких кражах, и ему глубоко плевать, сколько раз за вечер карты ложатся на затёртый локтями стол. — Вопрос первый: кто здесь, скажем так, управляющий? Секретарь Академии Сумеру поднимает взгляд на вошедшего генерала Махаматру. О последнем ходили самые разномастные слухи. Одни других краше. Альхайтам верит только в то, что может увидеть собственными глазами, или коснуться рукой, или научно обосновать и доказать. У Сайно есть импланты. Это правда. Сайно заканчивал даршан Спантамад, судя по выправке, привычкам, манере поведения и стилю работы, — это правда. У Сайно не было семьи, как и у большинства матр — это правда. Сайно был машиной, которой только вводили команды, которым следовало подчиняться — это неправда. Элитный экземпляр среди матр обладал своей собственной волей, просто он хорошо знал границы и чётко видел всю иерархию. Порядок. Высшим чинам, верхушкам власти и просто влиятельным людям требовался полный контроль, подчинение и готовность прыгать, если был отдан приказ. Всё было бы не так уж плохо, просто этот условный рефлекс был выработан самым отвратительным и низким способом — ограничение по времени. У тебя есть день на заработок и для того, чтобы обеспечить существование на следующий день, ты будешь выполнять всё за то, чтобы тебе перевели очередные сутки. Тайно ненавидеть, подчиняться системе бездумно или идти против неё. Добровольцев на третий шаг находилось всё меньше. Их давили быстрее, чем они могли что-то предпринять. — Скажем так, я — староста деревни, — отвечает на вопрос генерала Махаматры старик Анпу. Судя по находящейся здесь же Пламенной Гриве, наёмники деревню крышевали, организовывали игорную деятельность, налаживали поставки продукции. Взамен, скорее всего, зная их репутацию, ничего не просили, даже напротив, отстёгивали немного времени, чтобы деревня держалась на плаву хотя бы наполовину. И самим отдохнуть, и людям создать место, где можно было бы отвлечься. С наёмниками Пламенной Гривы не всё так однозначно, но до этого времени в открытую конфронтацию с матрами они не вступали. Сайно не рассчитывает на то, что здесь сложится конструктивный диалог, который не обернётся потерей времени с обеих сторон или же лишними неприятностями. Впрочем, неприятности — это минимальные издержки матр, на которые подписка осуществляется негласно и на добровольно-принудительной основе. Так сказать, знали, на что шли, со случайной смерти взятки гладки. А взятки в виде пары часов — непозволительная роскошь, которую в любом случае тщательно контролируют в Академии. Потом больше объяснительных писать, откуда взялось лишнее время в совокупности к суточным, и почему оно не было арестовано, а попросту «украдено» матрой. Даже если дело решается жизнью или смертью, ага. Может сложиться впечатление, что Сайно и вовсе не живёт человеческой жизнью ни за пределами Академии, ни уж тем более внутри её стен. Он уверен, что это неправда [откуда эта уверенность?], просто сейчас слишком много реальной работы, на которую он не может закрывать глаза [будем честны — ему не позволят закрыть глаза]. Господин Азар будет ожидать результатов — и в самые ближайшие сроки, потому что кража времени в гетто — не редкость, но капсула времени — это уже событие, потому что, если новость распространится по другим часовым зонам, начнётся хаос. Всё погрязнет в хаосе. Люди не умеют жить так, чтобы не вредить себе и другим. Смуглая девушка с иссиня-чёрными волосами отводит старика в сторону, мягко что-то ему говоря. При каждом её движении позвякивают золотые украшения, и, если бы золотом в этом мире ещё можно было бы расплачиваться, она определённо в деревне не сидела бы. Или сидела, кто уж полезет в потёмки чужого разума. Пламенная Грива перехватывает инициативу и подходит к генералу Махаматре, любезно улыбаясь. Её нетрудно узнать даже если никогда не видел, достаточно описания из досье: наёмница, имеет свою банду приспешников — «Пламенные звери», носит стальную накладку в виде полудоспешной руки с когтями. В тяжких преступлениях не замечена, но ещё не вечер. — Дэхья. Чем могу помочь? Если что, люди Академии уже приходили к нам. Вон один сидит, представился аль-Хайтамом. Не станем же мы выгонять, нам скрывать нечего. Имя отзывается внутри Сайно чем-то дёрнувшим рыболовным крючком за внутренности. Но этого быть не может, их никогда ничего не связывало, да и в Академии они особо не пересекались. Он знает лишь, что Альхайтам — секретарь Академии, на этом можно поставить точку. Но теперь, видимо, после встречи придётся лезть в досье. Да и какого чёрта секретарь забыл в деревне? Сайно не опасаясь следует за Дэхьей к дальнему столу. Если его здесь убьют, то всё равно не смогут взять больше, чем, наверное, чуть больше восемнадцати часов. Или меньше? Чёрт, ему нужно внимательнее следить за тем, что он не в состоянии контролировать. — Господин секретарь, полагаю, — хмыкает Сайно, усаживаясь за один из нескольких свободных стульев. — Территория оцеплена матрами. Вам нет нужды здесь находиться. — Генерал, — аль-Хайтам, глядя Сайно в глаза, едва кивает в сторону сорванных с петель дверей, — если бы не оцепление, меня бы здесь не было. Справедливо. Но не совсем. Дэхья же без стеснения располагается рядом с ними, постукивая кончиками стальных когтей по поверхности стола. На столе, видимо, не успели убрать полдник — несколько стеклянных стаканов, блюдо с ягодами и фруктами. Скатерти нет, обшарпанные доски стола выглядят скромно. — На границе шумно стало, — начинает Дэхья сразу с дела. — Кто-то говорит о том, что капсула неожиданно появилась. Поэтому вы здесь? Конечно поэтому. Аль-Хайтам, внешне оставаясь безучастным, прислушивается к полутонам разговора. Матрам некогда просто так, чтобы отдохнуть, заходить на отшиб мира и пытаться не думать о том, что день на предплечье уже заканчивается. Времени на руке Сайно не было, это аль-Хайтам и так знал, да и слухи такие ходили по Академии, сколько их не пытались пресекать. Мол, единственный, кто не знает, сколько ему осталось жить, но ему исправно выдавали сутки каждый полдень на рабочий лимит. Аль-Хайтам даже не может представить, как себя может человек чувствовать в таких вот обстоятельствах. И пусть он сам на своё время смотрел крайне редко, но представлять, что там ничего нет [пусто, стерто] совершенно не хотелось. — Именно. — Подчёркнутая отрешённая вежливость. Сайно берёт из блюда на столе чудом уцелевшую после вскрытия дома виноградину и удерживает её пальцами напротив полоски солнечного света. Внутри видно три тёмных пятна. Костлявые. — Кому могла понадобиться капсула, когда есть благотворительные фонды. То ли вопрос, то ли утверждение. На самом деле в пустыне очень редко оказывается так, что в благотворительном фонде появляется хотя бы с десяток лишних часов. Люди отдают в такие фонды то немногое, что у них есть — пару минут, десяток секунд. Роскошь, если кто-нибудь переведёт час-полтора. Понятное дело, что грабить там нечего. — Спорный вопрос, — несогласно отвечает Дэхья, — фонды едва держатся. Работают там то ли альтруисты, то ли филантропы, в любом случае — люди, которые и сами кое-как сводят концы с концами, а ещё и других пытаются вытащить по мере возможности. Кандакия, когда в последний раз были переводы? — На прошлой неделе, — отвечает с дальней стороны дома та самая девушка, что успокаивала старика-старосту. Сайно откидывается назад, ощущая под лопатками жёсткий край спинки кресла. У него взгляд не хищника, но охотника. Хищник подобен снайперу: он видит перед собой конкретную цель и переключается на что-то другое по очереди. Охотник же видит всю картину целиком, это взгляд «через мили». — В таком случае ставлю на два варианта. Это должен быть либо кто-то с отсутствующим инстинктом сохранения… Сайно, опускает виноградину обратно на блюдо и смотрит на слегка покоцанные по краям стеклянные стаканы. — …либо кто-то, кто намеренно привлекает к себе внимание. Краем глаза Сайно замечает, как Дэхья почти неуловимо напрягается, но тут же расслабляется. У неё лицо расплывчато-знакомое: как будто видел во сне, но сон этот никак не вспомнить. Ещё секретарь этот… Аль-Хайтам. Сайно ведёт плечом и морщится. В своё время учёным из Амурты и Кшахревара, наверное, пришлось изрядно постараться, чтобы заменить руку до плечелопаточного сустава, укрепить, собственно, лопатку и ключицу металлом, а также врастить металл в рёбра и часть позвоночника, чтобы компенсировать тяжесть протеза и уменьшить разрушительную нагрузку на мышцы и кости. Иногда Сайно думает о том, что лучше б пристрелили, чтоб не мучился. Или обнулили. Всё равно ходячий труп, прямая пародия на кота Шредингера. Сайно слышит писк Акаши, но даже не успевает подумать о том, что стоит принять уведомление. Обычно этой связью не пользуются без крайней на то необходимости, хотя если это кто-то из матр, то вполне объяснимо: Сайно ушёл в дом старосты при этом никого не предупредив. «На границе со Стеной беспорядки», — только и слышит он сбивчивое сразу же, как только устанавливается связь. — «Пока неясно, что происходит, будем держать в курсе». Сайно отвечает отрывистое «принял». Причин беспорядков тоже может быть несколько, начиная от недовольных пустынников, которые боятся остаться без времени, и заканчивая чем-нибудь из ряда вон выходящим в виде восстания. Сайно не думает, что это протестные акции, потому что слишком мало времени прошло с громкого дела, заставившего половину временного округа попрятаться по домам, но не исключает и этой возможности из уравнения насовсем. — Какие-то проблемы? — Аль-Хайтам касается пальцами собственной Акаши, вместо слов действием уточняя к чему относится вопрос. Если на улицах началось что-то неясное, стоило бы держать ухо востро. Не хотелось встревать в беспорядки, тем более, что сейчас в приоритете совершенно иное задание. Оставалось положиться только на то, что матры имеют представление о своей работе и уладят всё в кратчайший срок, чтобы не пришлось вмешиваться. По прибытии сразу же выяснилось, что здесь отделения Матр как такового и нет, а из Караван-Рибата приезжают наёмники Бригады Тридцати. Ничего удивительного, с одной стороны, но крайне неудобно с другой. — Никаких проблем, — сухо отвечает Сайно, вновь возвращая внимание к собеседникам. — Неспокойный тут район. Не хотелось бы распространяться о чем-то людям, которых он вживую видит в первый раз [определённо точно]. Терминал Акаши вновь даёт о себе знать, и Сайно постукивает кончиками пальцев по поверхности стола. Не демонстрирует специально протезированное предплечье и громадные когти в нём, потому что и сам старается лишний раз на них не смотреть. Это всего лишь инструмент для успешного выполнения заданий Академии, не более. Кому понравится чувствовать себя не таким как все. — В любом случае, могу я попросить вас находиться на виду? — Матры не просят, любая просьба матры сродни приказу, потому что матра есть Закон. Другое дело, что есть люди, которые закон полностью игнорируют. — Возможно, мне потребуется вновь переговорить с вами. Акаша не думает униматься, поэтому Сайно предпочитает всё-таки посмотреть самостоятельно, что происходит. Он прощается с Пламенной Гривой кивком головы, ещё раз обводит взглядом помещение — просто на всякий случай — и выходит на улицу. Матры остановились неподалёку от деревни Аару — немного ближе к Стене, там, где песок постепенно сменяется некрупными камешками. Решение вызвано самой банальной причиной: не стоит останавливаться там, где на тебя могут напасть. Жители деревни, в основном, не осмелились бы напрямую пойти против законников, а вот наёмники, которые буквально живут беззаконием — вполне могли бы. Тихо. Рядом нет ни одного коллеги — подозрительно. Сайно не слышал сигнала Акаши к отступлению, что могло бы означать непредвиденную ситуацию. На подступах к служебной машине тоже никого не наблюдается; скарабей, скатав в шарик кусок коровьей лепёшки, деловито катит добычу подальше от открытого места. А потом на том месте нет скарабея, нет никакой машины, только звук взрыва, бьющий по барабанным перепонкам, и слепящий свет пламени, вмах раздувшегося из-за разлетающейся горящей дроби щепок, покрытых огненной слизью. Сайно отшатывается в сторону — благо не успел подойти достаточно близко, чтобы его задело, — и только смотрит на то, что теперь полыхает посреди песков. Жаром опаляет лицо. Даже если принести несколько вёдер воды вот прямо сейчас — со стопроцентной вероятностью все вещи уже повреждены без возможности восстановления, слизь слишком липкая и легковоспламеняемая. И, самое главное, Акаша издаёт подозрительный короткий писк и замолкает. Сайно касается пальцами терминала, но тот молчит. Ничего ни на одной частоте. Сесть, пару минут на то, чтобы прийти в себя — роскошь, какая же роскошь, — а потом решить, что делать дальше. Сайно понимает, что время терять никак нельзя: ни то, что он имеет на руках, ни то, что было украдено и теперь должно быть возвращено любой ценой. Он пробует вновь включить терминал Акаши, но тот никак не реагирует на команды своего непосредственного владельца. До следующего дня даже небольшого патруля из наёмников Бригады Тридцати можно не ждать, ведь все въезды в двенадцатую временную зону заблокированы приказом генерала Махаматры [даже если он лично подойдёт к пограничному переходу — его не пропустят, приказ предусматривает полную блокировку до строго определённого часа]. То есть до следующего дня Сайно может и не дожить. Он опускает руку, сжимает и разжимает пальцы, лихорадочно соображая, что делать дальше. У него осталось не так много времени и, раз уж больше здесь ничего не попишешь, всё, что ему остаётся — это и дальше заниматься возложенной Академией миссией. По крайней мере это лучше, чем бездействовать. К позднему вечеру, возможно, он кое-что и узнает, потому что по-настоящему все населённые пункты начинают жить только вечером-ночью.Часть 1
9 июня 2023 г. в 16:43
В управлении Матр Академии целая стена от пола до потолка отведена под интерактивную, меняющуюся в онлайн-режиме карту. Вообще-то это гражданские привыкли называть штаб Матр именно Управлением — потому что так спокойнее, да и с тех пор, как время стало единственной валютой и, банально, источником самой жизни, матры являют собой оплот законности, защиты и порядка. И никого, чёрт возьми, не волнует [да никто, на самом деле, и не в курсе], что матры подчиняются негласному правилу Академии: в каждой временной зоне в обороте циркулирует только строго определённое количество времени. Ни годом больше, ни годом меньше. Система отлажена до мелочей.
Сайно не помнит ни подробностей своего прошлого, ни мелочей повседневной жизни, которая, по факту, должна быть у любого нормального человека. Медики Амурты сказали, что у него проявляются нарушения памяти вследствие последней крайне тяжело протекавшей миссии, но от службы его не отстранили, потому что профессиональные навыки оказались не затронуты. В общем-то, его такое положение вещей вполне устраивает, вот только он никак не может отделаться от мысли, что забыл что-то важное, и там, где должно быть что-то, сейчас до промозглости пусто. Причин не верить медикам у него нет, поэтому он отрешается от ощущения пустоты, понимая, что рано или поздно либо диссоциативную амнезию удастся вылечить, либо придётся так и жить с ней, пытаясь заполнить существование текущими событиями в жизни.
Ещё одной проблемой оказалось сбитое восприятие внутренних часов. В нынешней реалии люди умеют управляться со своими часами на всех уровнях жизнедеятельности: покупать, продавать, оплачивать счета, получать зарплату, выигрывать и проигрывать, оплачивать кредиты, да просто жить. Во всех сферах циркулирует время. И если в обычной ситуации достаточно взглянуть на левое предплечье и убедиться, сколько ещё осталось, то при приближении к тринадцати нулям [несчастливое число] люди, чаще всего, нутром чувствуют последние минуты своей жизни и точно знают, сколько им осталось до «тайм-аута». А после «тайм-аута» — только резкий сердечный приступ и мгновенная смерть.
Сайно не знает, сколько времени ему осталось. Понятия не имеет, внутренние часы молчат. И ему, как и любому матре, выдают ровно двадцать четыре часа каждый день. Определённый смысл в суточной норме есть: таким образом, грабить матр бесполезно.
Третья проблема непосредственно связана со второй. При первом осознанном возвращении к функционированию несколько месяцев назад, Сайно рефлекторно бросил взгляд на левое предплечье и почувствовал холодок по спине, как будто кто-то спустил кубик льда по оголённому спинному мозгу. Вместо флуоресцентных зелёных делений часов он не увидел ничего, кроме ювелирно точных разрезов в коже, из которых выглядывал сложенный имплант, имитирующий огромные когти. Бионические пластины смещались с тихим механическим звуком, возвращались на место, протез реагировал на мозговые импульсы даже быстрее, чем живая правая рука, однако, на нём не было часов. Медики только руками разводили: технологий для имплантирования биологических часов ещё никто из учёных не придумал, а правая рука предназначена для манипуляций со временем, на ней в принципе часов возникнуть даже биологически не может.
Никто Сайно не спрашивал, хочет тот модификации или нет. Это был единственный способ спасти ему руку после того, как её оторвало взорвавшимся устройством.
Таким образом, никто и никогда целенаправленно не проверял, сколько у генерала Махаматры осталось времени. Начальство не хотело рисковать и терять одного из самых эффективных матр [внутренние часы не реагируют — а вдруг как экспериментально выкачают всё до последней секунды и убьют?], так что ему исправно ровно в полдень выдавали суточную норму, как и всем матрам. Ровно двадцать четыре часа.
На карте во всю стену некоторые временные зоны мигают тревожным красным. Это значит, что там замечены в обороте часы, которых там не должно быть. Это значит, что несколько патрулей матр скоро всё проверят, конфискуют лишнее и накажут виновных. Порядок через боль. Это работает, когда нужно держать пирамиду на плаву.
Господин Азар даже не глава управления Матр, а с самой верхушки [потому что у матр есть генерал Махаматра, который как раз и обязан отчитываться Великому Мудрецу и, иногда, всему Трансцендентальному Совету впридачу]. Он очень недоволен нынешним порядком вещей, и Сайно остаётся лишь наблюдать за его перемещениями, молчать и сопровождать, держась, как и положено, на два шага назад и на шаг в сторону. Самая выгодная позиция для сопровождения. Азар то и дело хмуро оглядывается, одёргивает левый рукав мантии Мудреца, и не стоит больших трудов догадаться, почему он так делает: наверняка у него там не просто годы или пара сотня лет, скорее всего там тысячелетие, если не больше. Сайно не думает об этом, у него приказ сопровождать, пока не поступит дальнейших распоряжений.
— Ты, на данный момент, самый эффективный матра в Академии.
Сайно даже в вежливом недоумении брови не вскидывает. Только слушает, раз уж начальство изволило говорить.
— Пару дней назад за Стеной Самиэль всплыла похищенная двадцать лет назад капсула на полмиллиона лет. Похищение тогда замяли — участвовал кто-то из учёных, и расследование плохо сказалось бы на делах Академии. Но это серьёзное преступление. И, если сейчас капсула всплыла снова, нельзя отрицать, что в этот раз никто из учёных не замешан в этом.
Сайно и без того знает. Он представляет, что начнётся, если эти полмиллиона окажутся где-нибудь на окраинах временных зон. Люди не умеют распоряжаться своим временем, они сольют его в пустую. А хуже, чем полное обнуление, это только мёртвое время. Иногда люди умирают не потому, что сердце останавливается под воздействием отсутствия времени на жизнь. Иногда люди падают на нож, или сталкиваются с несчастным случаем, или заканчивают своё существование ещё каким-нибудь глупым образом. И тогда неистраченное время застывает на коже серыми, почти что чёрными шрамами. Это — мёртвое время, потому что его ни забрать обратно, ни обнулить нельзя, оно навсегда исчезает из оборота.
— Нам восстание ни к чему. Найти. Доставить для допроса. Обнулить.
В данном случае «обнулить» — это доставить преступников в Академию, оставив им ровно столько времени, сколько хватит для транспортировки и ведения допроса. Не больше и не меньше. Своеобразно оттянутая казнь.
— Принято.
— Выполняй.
Сайно разворачивается на месте и отходит в сторону интерактивной карты. Аналитический отдел Ртавахиста, всегда располагающийся неподалёку, гудит как растревоженный улей. Пытаются предсказать, как пропавшие полмиллиона скажутся на общей экономике и где всплывут в самую первую очередь. Генерал Махаматра смотрит на карту, на тревожно мерцающие красным зоны, прикидывает, как удобнее проверить уже имеющиеся данные, прежде чем приступить к поиску по испаряющемуся следу.
Суточную норму он получил два часа назад. В теории у него есть двадцать два часа до необходимости запросить новые суточные.