Красноглазая богиня

Иноске с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух. Пьянящее чувство свободы ударило в голову. Наконец-то никаких стен и кованых оград! В Деревне кузнецов безопасно: она надёжно защищена от посторонних личностей. Гостей, и тех сюда приводят с завязанными глазами. Впрочем, Иноске опасности не пугают. Вся его жизнь — поиск сильнейших противников и победы над ними. Когда в одиночестве гуляешь по ночному лесу, легко представить, что за ближайшим кустом притаился демон. Внезапно Иноске услышал шорох. Рука инстинктивно потянулась к мечу. Вслед за звуком из-за дерева появился высокий силуэт. — Незуко? — лунный свет развеял последние сомнения. Иноске напрягся. В полной демонической форме она выше и сильнее него. Обычно она принимала эту форму только в битвах. Неужели на деревню напали? Не похоже: на девушке ни крови, ни следов борьбы, да и тихо вокруг. Она что-то дружелюбно промычала и потрепала Иноске по волосам, как обычно делал он при встрече с ней. Почему-то сейчас это было особенно приятно. Он склонил голову, чтобы дать Незуко больше простора. Тонкие пальцы с острыми когтями массировали корни волос. Опасность будоражила, пронизывала всё тело, заканчиваясь приятной дрожью внизу живота. Иноске зажмурился и начал похрюкивать от удовольствия. Но всё хорошее рано или поздно заканчивается. — Тебе тоже не спится? — он попытался продолжить разговор после внезапной ласки. Странное чувство. Замешательство, неловкость? Они и раньше прикасались к друг другу, но последний тактильный контакт был совсем иным. — Что я несу! Ведь только ночью ты и можешь пройтись по лесу. По какому случаю решила… принарядиться? — он не знал, как ещё охарактеризовать её преображение. Она молча смотрела на него сверху вниз. Иноске не понимал, что означает этот взгляд. Он вообще плохо понимал эмоции других людей. Обычно с Незуко было полегче, ведь она не совсем человек, но сейчас, в таинственно-опасном свете луны, она становилась такой же загадочной и неочевидной, как и все остальные. «Какая разница! Главное, что она не собирается меня сожрать». Пойти бы дальше, разорвав молчаливые гляделки, но взгляд Иноске зацепился за её "новую" внешность. В пылу сражений некогда было её разглядывать, а жаль: в облике демона она расцветала в разы ярче. Однажды Аой спросила: — Кто из нас самая красивая, а, мальчики? Парни испуганно притихли. Лишь прямолинейный Иноске сразу дал ответ: — Тут и думать нечего. Самая красивая самка — Незуко. — Самка? Фу, это что за слова такие! — возмутилась Аой. — Так говорят только неотёсанные мужланы. Хотя чего ещё ждать от свина. Иноске фыркнул и пожал плечами. Слово «свин» его ничуть не оскорбило. — Уверен, Иноске не хотел сказать ничего плохого, — заступился за него Танджиро. Братской гордости польстил комплимент в адрес сестры. — Он не виноват, что мало жил среди людей. — Да, я не хотел никого обидеть. Незуко самая красивая ещё и потому, что молчит. Танджиро, помнишь, ты вчера читал нам сказку? Там морская ведьма сказала этой самой… девушке-рыбе… — Русалочке. — Да, русалке. Так вот, она сказала: «Если девушка нема, сходят все по ней с ума». Я с этим абсолютно согласен. А то все здешние сам… девушки и не только они, — он покосился на Зеницу, — так много болтают, что хочется сбежать обратно в горы. Ну, кроме этой самой… Кана… Канальи. — Канао, — терпеливо поправил его Танджиро. — Это таким как ты, Иноске, следует побольше молчать! А то как бы не получить на орехи. — Орехи? Я люблю орехи! Особенно земляные. — Слушай и запоминай. Людей нельзя называть самками. Это крайне оскорбительно, — на объяснение поговорки про орехи у Аой не хватило терпения, так что она перешла сразу к делу. — Нужно говорить «женщина». Или «девушка». А лучше всего «госпожа», это наиболее вежливо. — «Госпожа» слишком жирно будет, — пробурчал Иноске. — Хорошо, Незуко здесь самая красивая женщина. И вообще самая идеальная. Я так считаю. Довольны? Тело Незуко увеличилось, а одежда нет, так что розовое кимоно вплотную обтягивало упругие формы. Грудь вываливалась наружу, розоватые края сосков соблазнительно переливались в лунном свете. Груди, руки и ноги оплёл рисунок в виде красно-зелёных листьев. Рог с левой стороны лба и вздувшиеся вены придавали дополнительную перчинку её огненной красоте. Иноске не испытывал ни смущения, ни угрызений совести (есть ли она у него вообще?) от того, что пристально её разглядывал. Аой говорила, что пялиться на других людей и в особенности на женщин — неприлично, а Тенген влепил подзатыльник за разглядывание его жён (ну что ему, жалко что ли, ведь у него их целых три?!), но Иноске всё равно не понимал, что здесь такого. Он же просто смотрит, не трогает. Кабаны вот спариваются перед всем племенем. Единственное, если ты уже начал взрослеть, лучше залезть на дерево — старшие самцы в порыве ревности, зачастую совершенно необоснованной, могут и убить. Незуко тоже не испытывала никакого смущения — не отворачивалась, не прикрывалась руками. Она смотрела в ответ. Иноске почти физически ощутил её заинтересованный взгляд на своём мускулистом торсе. Он довольно улыбнулся и расправил плечи. Вдруг Незуко положила руку ему на затылок и вплотную притянула к себе. Его нос оказался в ложбинке меж её грудей. Вблизи они так восхитительно пахли — нежным лотосом с примесью чего-то терпкого и до боли знакомого, земляного. Иноске не понимал, что происходит, но решил расслабиться и получать удовольствие. Тем более, что женщина, нет, в такой ситуации только госпожа — сама этого желает. Впервые в жизни Иноске был готов снять с себя корону и надеть на другого (не)человека. Да что там какую-то золотую железку — отдал бы ей свою маску кабана! — А м-можно потрогать? — от блаженства заплетался язык. Одна рука Незуко массировала его затылок, другая гладила по спине, царапая кончиками когтей. Нежно, не до крови. Вряд ли останутся следы. Девушка одобрительно промычала, и он начал исследование. Медленно и осторожно: из свитков он знал, что женская грудь — штука очень хрупкая. Да и страшновато причинять боль демону — как бы голову в порыве гнева не оторвала. Задание в квартале Красных фонарей пробудило у него интерес к интимной стороне жизни людей, как у них это всё происходит. Например, зачем работницы квартала по-идиотски раскрашивают лица? Неужели это кому-то нравится? С откровенными вопросами он обратился к Тенгену как к самому опытному. Тот проворчал, что зря взял их на задание, потому что в их возрасте парней только одно волнует, и дал кучу свитков — «там всё написано». Иноске терпеть не мог закорючки на бумаге — читать он научился недавно и читал только по слогам и вслух. Во избежание провала задания пришлось учиться читать про себя — по грубому голосу все бы сразу поняли, что Иноске мужчина. Сначала он шептал себе под нос, потом беззвучно шевелил губами, но, в конце концов, привык. Из свитков он узнал много интересного. Больше всего его удивило, что женщины не получают удовольствие также легко, как мужчины. Сначала Иноске касался её окружностей через кимоно. Он ожидал, что они тяжёлые, но они были почти невесомыми. Несколько раз он провёл по ним ладонями, как бы невзначай задевая соски, потом исследовал их подробно. Всё также через ткань. Руки дрожали от волнения и льющегося через край счастья, самого простого и естественного, телесного. Странно, он гладил её тело, а приятно было ему. Похоже, Незуко его действия тоже нравились — она тихонько постанывала, дарила ласки в ответ и, главное, не останавливала его. Он решился лизнуть симпатичную окружность, и девушка буквально запихала свою грудь ему в рот. На вкус она была прохладной и солоноватой. Иноске случайно её куснул, но Незуко это понравилось — на мгновение она вдавила его голову в себя и одобрительно замычала. Робкие укусы он чередовал с поцелуями, но один раз переусердствовал — она издала утробный рык, болезненный и злобный. Иноске упал на колени. Не от страха, кабаны ничего не боятся, а из чувства самосохранения. И вообще, ласкать одну область — скучно, пора перейти к другому участку тела. Он принялся покрывать поцелуями низ живота, надёжно защищённый тканью кимоно. Но вдруг оказался лежащим на земле с нависшей над ним огромной девушкой, бледной и с расширенными зрачками. — Н-незуко? — вот тут он действительно испугался. Она успокаивающе потёрлась носом об его нос — должно быть, почувствовала испуг в его голосе. Если бы не проклятая палка, он бы её поцеловал. Пришлось целовать бамбук. Это также бессмысленно, как погребать умерших или покрывать лицо слоями пудры, вполне в духе людишек, но он почему-то сделал это. В голове всплыл совершенно ненужный факт: некоторые мужчины предпочитают не целоваться с женщинами из квартала Красных фонарей. Считают, поцелуи только для настоящей любви. То, что сейчас происходит между ним и Незуко — лишь плотские утехи или нечто большее? Непонятно, но, как минимум, она боевой товарищ, а не просто эта самая… проститутка. Она вновь перевернулась. Ненужные мысли отлетели в дальний угол. Иноске оказался сверху и поцеловал бьющуюся жилку на её шее, до которой до этого не мог дотянуться. Незуко катала их по поляне. Так бережно, что Иноске испытывал максимум лёгкий испуг от неожиданности. К коже прилипали листья и травинки, грубые тела давили жучков, но всё это не имело никакого значения. В калейдоскопе окружающей действительности осталась лишь она — красноглазая богиня. Его единственная госпожа. Катание прекратилось. Незуко заняла позицию сверху. Она тёрлась об него всем телом, издавая мурлыкающие звуки, крутила между пальцев его соски, не забывая царапать концом когтя. От напряжения штаны затрещали по швам. И тут на твёрдый член опустилась её ладонь. Игры кончились. Интересно, как у демонов с их регенерацией проходит лишение девственности? И как оно в целом на опыте, это самое? Иноске был на волоске от ответов. Но отчётливо понял: дальше идти нельзя. Они не кабаны в период течки, а люди (ну или не совсем). У людей куча всяких заморочек. Одного простого и естественного акта достаточно для разрушения тёплых отношений, которые складывались ни один месяц. — Стой! Незуко, хватит! Я… я не хочу! Она мгновенно ушла — села на землю чуть в стороне и отвернулась, скрестив на груди руки как обиженный ребёнок. «Фух, ну хоть не убила». — Это не из-за тебя. Ты мне очень нравишься! — она взглянула на него с надеждой. — Но нам нельзя этого делать. Сейчас нельзя. Потому что ты… не ты. Ты не понимаешь, что делаешь. Вдруг ты потом будешь жалеть, а исправить уже ничего нельзя. По рассказам Танджиро, Незуко была очень скромной девушкой. Вряд ли бы она захотела вот так сразу заниматься любовью. Тем более, в лесу на холодной земле. Наверное, ей бы хотелось соблюсти традиции — с нефритовыми камнями от негативной энергии, на красных шёлковых простынях, с придыханием «я тебя люблю». Да и захотела бы она делать это с ним? Может, ей бы понравился кто-то вроде Зеницу. Хоть он и придурок, но умеет говорить комплименты, и стихи писать, и петь, и бренчать на струнах. Даже строгая Аой поглядывает на него с интересом. От этих невесёлых мыслей и член поник, что в общем-то хорошо. Возбуждение сменилось трезвой усталостью. — Стань опять маленькой, Незуко. Пожалуйста, — он настолько вымотался, что вспомнил волшебное слово. Незуко превратилась в совсем малышку, и он легко взял её на руки без всяких задних мыслей. «Она целый день сидит взаперти, не тренируется, — думал Иноске по дороге к дому, прижимая к груди драгоценную ношу. — Вот ей и захотелось плотских утех, энергию больше некуда девать. Надо будет предложить Танджиро потренироваться вместе с ней. И что это я раскис? Я парень хоть куда. Захочу — миллион жён у меня будет». Иноске довольно улыбнулся. Он жил одним днём, а дальше будь что будет — на месте разберёмся. Увы, люди другие: сожалеют о прошлом и боятся будущего. Будь Незуко такой же как он, простой и дикой, всё было бы гораздо проще. Они бы счастливо провели эту ночь, повинуясь инстинктам, и не думали, любовь у них там или нет, и что будет дальше. Тем более, что у демонов не бывает детей. Но она другая, непонятная какая. И не человек, и не демон. В общем, лучше пока не влезать во все эти плотские утехи, а то и с ней отношения можно испортить, и с Танджиро.