Любовь, боль и обнимашки

      Помпон — единственный, кому удосужилась такая честь: честь постоянно быть рядом с лейтенантом, быть его левой рукой, быть просто капралом… Полночь… Помпон снова спешит туда, где его неприменно ждут. Нужно доложить срочную ведомость за неделю — на днях пропало безвести трое новобранцев, а нашли истерзанный труп только одного из них. Поножовщина ещё двух солдат привела к смерти возбудителя их конфликта… Да за этот промежуток времени много чего попроисходило! Каждая из этих новостей не предвещала ничего хорошего… Все уже давным давно к этому привыкли. — Лейтенант Азулин? Я не побеспокоил вас? — Послышался слегка растерянный и едва ли не заикающийся голос капрала. — Я сюда к вам ведомость заполнить, как вы и ожидали на сегодня. — Продолжал он вслед за назойливым скрипом деревянной трухлявой двери. Странно, что ответа не последовало. — Лейтенант? — Уже полушёпотом сказал медведь с шерстью цвета охры. — Похоже, я не вовремя заглянул… Если Азулин спал в столь поздний час, то наверняка бы по всей хате стоял громкий храп, но это не точно. Помпон нагло и без приглашения ступил за порог его дома, если он таковым является. Начал тихо подкрадываться по противному и скрипучему полу… Он достиг своей цели — письменный стол, где кроме карандашей, ручек и огромных бумажных стопок не было практически ничего, и только тлеющая свеча в кромешной тьме доживала свои последние минуты. Это не его вина… Если бы Помпон не задержался из-за одного тупоголового медведя, до которого доходили не слова, а кулаки и когти, он пришёл к лейтенанту гораздо раньше. Азулин тихо сопел, сидя за столом и почти полностью нырнув своей мордой в сложенные лапы. Белая фарфоровая маска из-за неправильного положения была безобразно скошена на правую сторону… — «Его лицо», — удивился капрал, расширив свои яркие пурпурные глаза, — «я, ведь, поклялся, что никогда не подумаю взглянуть на него!» Голубой мишка умиротворённо спал, левое веко расслабленно закрыто, ничто не мешало его покою, но целое ухо подозрительно дёргалось на звуки. Может быть, лейтенант притворялся и проверял капрала на верность? Внезапно появившееся странное чувство охватило Помпона. Он не видал ничего милее в своей жизни, чем его спящий командир… И это правда. Два глубоких и на отвали зашитых шрама красовались на этой очаровательной пушистой мордочке, а что скрывала маска по правую часть? Лапа капрала невольно дёргается, направившись к его лицу, но в самый последний момент, когда когтистые пальцы едва ли не коснулись белого протеза, Помпон резко отдёргивает руку назад… — «Н-нет, Боже, что я делаю? Я должен быть верен своему командиру и выполнить обещанную просьбу… Нет! Ни за что!» — С такими мыслями охровый мишка прижал свою лапу к груди, «приклеив» её намертво… Последний тусклый свет умирающей свечи падал на лейтенанта, продолжая освещать каждую черту его открытой мордочки. Он прекрасен… Великолепен… Сколько времени прошло с пристального взора верного подчинённого? Пунцевый румянец расплылся по лицу капрала, охватив даже его милые веснушки. Он бы продолжал смотреть на Азулина целую вечность, но увы… Обязанности долго не ждут. Нужно обойти новобранцев, в случае проблемных ситуаций вмешаться и не хило надавать по шапке, чем, собственно, он и занимается в последние дни. Маты уже не помогают… За всё время, пока он стоит и любуется может произойти, что угодно. Ему было всё равно… Сердце младшего по званию медведя колотилось в бешеном ритме. Как же он хотел тут остаться, прилечь на полу, пробыть тут до утра в его присутствии, но нет… Он верен и лейтенанту, и своей должности. Помпон вынужден его покинуть, обождать выполнений ведомостей до утра. Он не в праве беспокоить его сон! Оглядевшись в мелкой суете по сторонам, капрал слабо ухмыльнулся, обнаружив в постели напротив подушку и плед. Уже через минуту решительности и подкрепления смелости Помпон аккуратно кладёт под голову лейтенанта эту мягкую набивку, стараясь не разбудить. Тёмная накидка голубого медведя свисала с плеч словно тряпка, вот-вот упадёт. Капрал медленно и без резких движений заботливо укрывает своего командира тёплым пледом.

А теперь… Он должен оставить его…