Александр
Кажется, один раз я уже думал о том, что бейсбол — не самое безопасное занятие, если речь идёт о собственном присутствии на тренировках, где роль главного тренера берёт на себя братец Янг. Стоило вспомнить об этом раньше, до того как мелкие посланники дьявола, ведомые этим беспечным идиотом, запланируют моё убийство. — Тайлер, я же просил: когда отбиваешь подачу — не закрывай глаза, — прикрикнул Стив на очкастого пацана в тренировочной форме, — еще одна такая выходка и до следующего сезона будешь просиживать дагаут. — По традиции ставишь на беттера лучших? — потираю саднящий затылок, куда только что приземлился отбитый очкастым плотный кожаный мяч. Стивен покачал головой и силой потёр образовавшуюся на лбу напряжённую складку. — Его родители делают крупную ставку, — процедил с недовольством. — Ну чего встали?! Мяч в поле, вперёд, вперёд, вперёд! Тайлер остаётся на месте! Мальчишки вздрогнули, суетливо ринулись менять положение, сталкиваясь по пути друг с другом, и, наконец, новый питчер накренился назад, готовясь к броску. — Это какую же? Наблюдаю, как следующий мяч предсказуемо пролетает мимо, а команда атакующих недовольно свистит в сторону очкарика. Тот поправляет оправу и встряхивается, пытаясь подбодрить себя же на следующий бросок от питчера. — Надеются, что из мелкого выйдет спортсмен, — Янг сводит лопатки и раздаётся хоть и приглушённый, но слышимый хруст в спине, — собственно, кто я такой, чтобы спорить? Хмыкаю. Мысль здравая, осталось определить границы этого договора. — И во сколько же они оценивают его звёздные успехи? — Тысяча сверх оплаты за месяц и десятка, если хоть раз умудрится отбить подачу на реальном матче. Присвистываю. Не знаю, где друг умудрился откопать золотую жилу, но в одном уверен: копает тот неплохо. Оправдывая опасения родителей, очкарик готовится к следующему удару: он послушно пучит глаза, едва не пробивая стёкла окуляров, и крепко сжимает биту трясущимися руками. Питчер ядовито скалит зубы и подаёт неплохой кручёный, однако хитрая махинация вовсе не требовалась. Замахнувшись преждевременно, очкарик пропускает мяч, а тяжёлая для его очевидно тонких рук бита ударяется о искусственный газон. — Думаю, премиальной десятки тебе не видать. — Аут! — оглушает Стив перепонки и грубо взмахивает ладонью, отправляя очкарика обратно на скамью. Вслед за ним на поле выходит плечистый пухлячок, от вида которого напыщенный питчер морщится и принимается едва заметно вжимать носок в газон, надеясь занять более устойчивое положение. — Пофиг, — цокает братец Янг, — хватает и доплаты за то, что время от времени покидает запаску. На поле разворачивается что-то, куда больше похожее на игру. Питчер подаёт обманную нижнюю подачу, однако новый беттер не теряется. Ловко взмахнув битой, он с громким стуком отбивает подачу и пускается в бег до следующей базы, выдавливая из лёгких тяжелый, прекрасно слышимый в рамках здешней акустики хрип. — Что Эшли сказала насчет твоего нового места деятельности? Запускаю ладони в карманы брюк, поглядывая на друга. После того, как очкарик покинул поле, игра слегка утратила привлекательность, а разборки семейства Янгов будут популярны всегда. — Сказала, что в хэллоуинских тыквах больше мозгов, чем в моей башке, — бросает в сторону, не отвлекаясь от подопечных. — Кевин, бегом, бегом! Я просил тебя скинуть три кило, а ты пять набрал, двигай ногами и не жалуйся! Пухлик судорожно кивает и делает тщётную попытку ускориться, однако, едва добегает до первой же базы, останавливается и, упершись руками в колени, часто дышит. Рисковать бежать до второй базы игрок не решился, к слову, не зря, поскольку спустя три секунды кэтчер демонстративно поднимает мяч. — Уверен, её можно понять. Если оценивать здраво, пока что старания Стива составить крутую команду юниоров выглядят не очень впечатляюще. Логично, что малая злится. — Ей не приходится находиться в разъездах чаще, чем спать в собственной кровати, — скупо возражает Янг. — Раньше тебя не особо волновало, в какой кровати ночевать. — Последняя подача и на выход, — вновь наставляет учеников, — хватит с вас на сегодня, оболтусы! И только после этого возвращается с ответом, не менее ёмким, чем предыдущий: — Это было раньше. От фразы неприятно щёлкает внутри. Не сказать, что и я люблю цепляться за прошлое, однако с тех самых пор как друг переехал в Нью-Йорк, и без того хрупкое спокойствие сошло на нет. Радость от нахождения братца Янга в том же регионе давно исчезла, оставив странноватый привкус недосказанности. — Что изменилось? — А то ты не в курсе, — ухмыляется. Так и тянет ответить критичным недоумением. О том, что решил стать тренером, братец Янг заявил едва ли не сразу по прибытию, но на тот момент никаких высокопарных фраз о желании остепениться не было и в помине. — Кстати, давно хочу спросить, раз уж заговорили об этом, — резко меняет тему, — у тебя всё в норме? — В плане? Не припомню, чтобы я бился головой о стены в припадках. — Ну, — друг почёсывает шею и наигранно посмеивается, — если кратко, в прошлую нашу встречу, показалось, что ты вот-вот мне вмажешь. Мне тоже так казалось. — Забей, — коротко отвечаю, — трудный месяц выдался. — Эшли тоже считает, что ты в последнее время сам не свой, — продолжает давить, — в чем дело, Снежка? Допустим, на этот вопрос ответ имеется. Ладно, посмотрим, куда всё это зайдёт. — Мне больше не требуется, чтобы ты ошивался около прокурорши, — спохватываюсь, что звучит почти грубо, так что прокашливаюсь, — я имею в виду, что она ловит крупную рыбину, так что было бы здорово, чтобы никто не отвлекал нашу госпожу прокурора от её любимой работы. Стив присвистывает и слегка накреняется, расслабленно наблюдая, как ученики гурьбой семенят в сторону раздевалки. — То отвлекай, то не отвлекай. Ты уж определись, брат. — Планы изменились. — Это что так? Лампы под высокими потолками проедают сознание до жгучего раздражения. Хочется последовать примеру юных бейсболистов и оставить Янга наедине со своими наводящими вопросами. Хотя бы потому, что у меня нет на них однозначного ответа. — Балтимор, помнишь? — неохотно признаюсь, понимая, что если этого не сделать, братец Янг, того и гляди, вообще всё неправильно поймет. — Тот урод на свободе. И у меня стойкое опасение, что он в этом же городе. — Круто, а ты тут при чём? Нет, серьезно, Алекс. Я думал, мы оба выросли из возраста, когда пятую точку тянет на авантюры. Ты хоть помнишь, чем всё закончилось в тот раз? Мой тебе совет: радуйся, что выбрался из заварушки, и не тяни на себя новые неприятности. — Не собирался, — настала моя очередь разглаживать проступившие на лбу морщины, — но сидеть сложа руки тоже не стану. Госпожа прокурор любит ловить негодяев — так пусть и этого поймает. Я изо всех сил науськиваю её в нужном направлении, а тут появляешься ты: весь такой галантный, с цветами и билетами, как будто впервые девчонку на свидание тащишь. Руки Янга, до этого момента спокойно висевшие вдоль тела, скрещиваются на груди. — Она тебе что, охотничий пёс, чтобы науськивать? — щурит друг глаза. — Не многовато на себя берёшь? — Брось, Стив, — скрываю напряжение за показательной усталостью. — Только не говори, что ты действительно запал на неё. Да в жизни не поверю. — Можешь начинать, — на редкость прямо заявляет. — Так что если твои переживания основаны лишь на жажде вновь почувствовать себя героем-детективом, а не на чём-то большем, будь добр, не мешай. Не хочу шокировать, но у нормальных людей есть такое понятие как «личная жизнь». Когда с работой разведёшься — дай знать, подкину номерок девушки, которая хотя бы говорит. Ну вот и в какой момент наш разговор пришёл к этому? У меня нет ни единого желания ударяться в сопливые сантименты, как это только что сделал братец Янг. Как будто задач больше нет, чтобы бегать за прокуроршей. Нет, серьезно. Какая ещё личная жизнь? — Господи Боже, Стив, ты реально думаешь, что у Харрис сердце там же, где и у нормальных людей? Давненько не хотелось ударить самого себя. Крепко так, со всей силы. Конечно, прокурорша та ещё заноза, но подобной реплики не заслуживает. — Мы сейчас говорим не об этом. Что насчёт тебя? Вспоминаю тёмную гостиную и слабые пальцы прокурора Харрис на собственной рубашке. Едва уловимый аромат духов и какое-то редкостно-странное осознание, что она намного хрупче, чем всегда казалась. Как закрылись собственные глаза, в противоречивой внутренне надежде что мы постоим так лишнюю минуту. И звук полицейских сирен за окном, которых сам вызвал, ещё до того как ринулся в дом. До того, как погас общий свет. И до того, как стрелка таймера протянулась хотя бы до пятой обратной минуты. — Без изменений. Друг заметно расслабляется и впервые за наш диалог улыбается открыто, подбивая собирать жалкие крохи от когда-то существующей собственной чести. — Тогда всё должно быть без проблем, — хлопает по плечу, — верно? Киваю, однако где-то глубоко в душе я давно ответил на его вопрос. Конфликт ни к чему, всё-таки Янг по-прежнему остаётся моим другом. Но кто сказал, что игра должна быть честной?***
Не хочу показаться человеком, который довольствуется малым, но, провалиться мне под плинтус, приятно, когда день начинается со свежего шоколадного печенья и горячего стаканчика кофе. Даже если вкусняшка и напиток нагло позаимствованы из бесчисленных запасов отделения полиции. Неприятно другое: когда заряженный энергией тысячи ос хвост малой так и не появляется на горизонте, сколько ни приходится искать. — Привет, Эш Янг не видели? Худенькая девушка-офицер непонимающе пожимает плечами и сразу отвлекается, заметив в руках одного из коллег кипу бумаг. — Карл, что там с данными по делу Майетов?! — Мари, ты не поможешь мне с отчетностью? — Лоренс, Дэвис, Кэмпбелл — ко мне в кабинет! Живо! — Кто-нибудь видел моё удостоверение?! — Да где, чёрт возьми, этот Стюарт?! Опираюсь на кухонный гарнитур и отстранёно наблюдаю, как в преддверии Рождественских праздников когда-то спокойный и утонувший в бюрократии офис сотрудников правопорядка сходит с ума. В голову закрадывается почти юношеская идея, что бравым офицерам не хватает разве что какой-нибудь драки посреди приёмного отделения. Вот прям чтобы ручки, бумаги и прочая канцелярия летали через весь отдел, сшибая с ног новобранцев. Пожалуй, в таком случае, малая быстро бы объявилась, ведь излюбленное хобби младшей Янг — снимать на мобильный все самые горячие рабочие инциденты, а затем, подобно поколению из пансионатов для людей старшего возраста, спамить этими видео знакомых, дабы получить мимолётные лавры из смеющихся в ответе смайликов. — Эшли на вызове, — голос другой сотрудницы, низенькой и коренастой, отвлекает от наблюдения. Она сразу пояснила: — пару часов назад вызвали весь их штат. Какой-то идиот устроил резню в студенческом городке, думаю, это надолго. Делаю глоток, честно признаться, не самого вкусного и отдающего лишней кислинкой кофе, после чего благодарно киваю коренастенькой. Мелкая бы закатила глаза на подобную реплику, но считаю, что это истинный талант — за какие-то несколько месяцев втереться в компанию отдела «своим человеком». — Спасибо… — Сюзи, — понимающе улыбается коренастенькая. — Да, спасибо, Сюзи, — киваю повторно. Я точно видел её и раньше, но до этой поры как-то не приходилось представляться, так что более чем уверен, что меня она знает куда лучше, чем я её. — А ты не в курсе, Эш что-нибудь передавала? Хотел обсудить с ней дело в «Гризли Гэс». Офицер щёлкнула пальцами. — О, точно, ограбление в магазине игрушек! — Сувениров, — галантно поправляю. — Да, да, — отмахнулась, не понимая всей важности того, что юристу моего уровня не пристало разбираться с мелочёвкой типа детских маркетов, — слушай, глянь на её столе. Знаешь, куда идти? — Знаю, спасибо ещё раз. Коренастенькая явно не огорчилась, если учесть, с какой скоростью оставила меня наедине с коробкой печенья и кофейным аппаратом. Выливаю остатки пойла в раковину и отряхиваю ладони от крошек. На столе, так на столе. Обычно в список моих интересов не входит вот так копошиться в документах, однако, раз уж вызвали весь отдел, кажется, будто бы получится остаться незамеченным. Меньше пояснений — меньше проблем. Проталкиваюсь на второй этаж под обоюдное игнорирование со стороны прочих сотрудников, больше озабоченных тем, как бы пораньше закрыть все свои задачи и не схлопотать лишнюю смену на рождественский вечер, а дальше по узкому коридору направо, к знакомому вдоль и поперёк кабинету, где обычно засиживают криминалисты. На языке остался привкус горько-кислого напитка, так и не перебитый дешевой сладостью печенья, но и он оказался не столь неприятен, как картина, которую появилась честь наблюдать, едва открылась матовая дверь общего кабинета. Прямо во главе стола — без труда отжатое малой рабочее место — восседал пушистый зад местного Тоторо. Взгляд озадачено приклеился к яркому и слепящему монитору. Чуть поодаль, на столе лежал тяжелый на вид чёрный фотоаппарат, упакованный в плотный пластиковый пакет. То ли от того, что пушистик сидел ко мне спиной, то ли вовсе не ждал подобной встречи, а скорее всего, всё вместе, но он не обернулся, а продолжил увлечённо перелистывать фотографии, изредка открывая информацию о файлах. Складываю руки за спиной и подхожу поближе, щурясь от слишком яркого света. Слепнет он, что ли, что контраст на полную выставил? На экране между тем одна картинка сменяла другую. Какие-то птицы, вид на город с одной из панорамных высоток, озеро, лес, горы, умело снятое отражение центрального вокзала в дождевой луже и далее, далее… Пока случайно и совершенно мельком в поле зрения не попал удивительно знакомый тренажёрный зал, на который инспектор пушистый не обратил никакого внимания и переключил изображение столь быстро, что я и сам не успел сообразить, как вырвалось: — Эй, верни на секунду... Тоторо вздрогнул и подпрыгнул на месте, с грохотом ударившись коленями о рабочий стол из-за того, что, видимо, не решился отрегулировать высоко поднятое кресло малой. — Снова ты?! Потираю почти оглушённую ушную раковину, пока пушистый инспектор пытается просверлить входное отверстие где-то на уровне моего лба. — Да, да, и я тебя рад видеть, — пытаюсь протянуть ладонь к компьютерной мышке, но пушистик сразу отодвигает её подальше, — обойдемся без обнимашек и всё такое. Фото. Покажи его ещё раз. Не буду говорить, что, к удивлению, но Тоторо не попытался встать со стула, лишь слегка отодвинулся так, чтобы, по его, вероятно, мнению, я не смог увидеть экран. Страшно разочаровывать сторожевую душу, однако монитор больше шестнадцати дюймов по диагонали, так что было бы сомнительно рассчитывать на успех операции. — Прошу прощения, но что ты здесь забыл? Напомнить, что это… — Извинения приняты. Фото, пожалуйста. Кажется, стоило захватить пару ломтиков бекона для жарки, потому что лицо оппонента покраснело до такой степени, что, признаться, жаль растрачивать природную энергию впустую. — Ты слова понимаешь? — Тоторо грубо поправил галстук. — Это уже переходит все границы. Я сегодня же поговорю с Эшли о том, чтобы тебя больше на метр не подпускали к… Господи, если бы я мог, то увидел бы собственный мозг, настолько сами собой закатились глаза. Вытаскиваю телефон из кармана и одним движением нахожу номер малой в быстром наборе. Пока по громкой связи тянутся длинные гудки, эмоции на лице стража правопорядка активно сменяются от недоумения до вредной ярости. — Нильсен, твою ж бабушку, чего надо?! — рявкнула малая по ту сторону связи. — Я на работе! — Мелочь, я в твоём рабочем компе покопаюсь, ты не против? — Да хоть порнуху на нем смотри, — фыркнула, слегка оттаяв, и сразу взвилась по новой: — но если удалишь хоть одну игру, тебе капец, сукин сын! Всё, чао, у меня завал, во всех, мать вашу, смыслах! Понимающе кривлю уголки губ, догадываясь, что раз вечно оптимистичная малая перешла на крепкие выражения, то случай у них там действительно серьёзный. Аж поприсутствовать захотелось. — Думаю, мы договорились? — приторно, до боли в скулах строю благожелательную улыбку, надеясь вскипятить Тоторо побольше прежнего. — Прости, одуванчик, но, раз уж на то пошло, что ты сам забыл в чужом компьютере? — Самый умный, что ли? — процедил инспектор, также вытащив телефон. В отличие от меня, он не стал никому звонить, лишь что-то быстро напечатал и вновь убрал обратно. — На моём драйвера полетели, а установить новые денег стоит, бюджет только через неделю закладывать начнут. Последний раз спрашиваю: ты свалишь или нет? — Или нет, мой друг, — в наглую отодвигаю чужой стул, чтобы получше увидеть экран. На этот раз Тоторо не стал противиться, лишь издал какой-то звук, максимально похожий на скрежет зубов. Конечно, изначально я пришёл совершенно по другому вопросу, но, дьявол меня раздери, фото, которые пушистик просматривает в компьютере, куда поинтереснее разборок в сувенирной лавке. Открываю изображение, вглядываясь в зал. Так и есть: тот самый, где любит проводить время госпожа прокурор. А значит… Наскоро перелистываю пару кадров, остановившись на нужной. Так и знал. — Минутку, — тут и господин инспектор прервал ворчание, — это не Агата на беговой дорожке стоит? — Угу-м, — постукиваю пальцем по столу, тщательно вглядываясь в тот самый кадр, который бедняжка Линдси сделала августовским днем, в момент нашей с прокуроршей перепалки. — А это удалённые фото с устройства Линдси Келлер. Неужели восстановили? — Не держи полицию за дураков, пожалуйста, — прошипел в ответ инспектор, но как-то менее активно, — конечно, мы их восстановили! — Долго же вы пытались… Теперь и сам пролистываю фото дальше, пытаясь по наитию определить, какое изображение стало последним в судьбе девушки. В душе теплилась слабая надежда, что Линдси смогла запечатлеть убийцу. Призрачная, почти растоптанная с самого начала, но надежда. Если бы она только сфотографировала его… Один кадр. Один, мать его, кадр… И всё бы закончилось. Были бы доказательства. Было бы что-то, чем можно подкрепить пустые слова… — У коллег есть и другие задачи, знаешь ли, — грубое замечание инспектора отвлекло от призраков в собственной голове, — как технари разобрали беклог, так и обработали. — А затем, словно опомнился: — И, вообще, какого хрена я тут перед тобой оправдываюсь? — Правильно, — потираю глаза, когда попадается очередной ненужный кадр с Центральным парком, — старших нужно уважать, и всё такое… А дальше началась неразбериха. Инспектор принялся сыпать новыми замечаниями, но они не доходили до сознания, потому что, вместо чётких, ярких, явно профессиональных кадров, засеменили другие: смазанные вывески магазинов, лозунги на автобусах, рекламные буклеты и прочая шелуха, усыпающая город на каждом углу. — Что это? — не замечаю, как произношу вслух. — Что? — Это, — киваю на фотографии, позволяя пушистику придвинуться и тоже посмотреть. В этот же момент на экране всплывает широкий лист, приклеенный к одному из городских столбов. Фотография улыбающейся девушки, номера телефонов, обещание вознаграждения и крупные красные буквы: «ПРОПАЛА! Линдси Келлер: 20 лет, рост 5 футов, была одета в...». — Вот чё-ё-ё-ёрт, — инспектор столь тесно прижался к столу, что аж сипло выдохнул, не удержав воздух в лёгких. Повторил: — Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт…. Не стоило озвучивать очевидных мыслей: фотография была сделана уже после пропажи Линдси. Максимально сомнительно, что её рукой. — Разве фотоаппарат не находился в доме её матери? — Вспоминаю попытки выпытать у малой побольше об этом деле. На лбу инспектора проступили капли пота, в дополнение к и так очевидной бледности. — Находился! И мы сразу его изъяли, как только та принесла заявление! Как такое… — Сразу — это когда? — Сразу, это сразу! Заткнись на секунду, — дрожащей рукой он щелкнул в информационные данные о фотографии. — Вот дерьмо! Пытаюсь заглянуть за голову пушистика, чтобы посмотреть данные, когда сделали фото. Было бы проще, если бы инспектор еще не маячил перед монитором туда-сюда. Когда же я почти добился успеха, за спиной громко хлопнула дверь. — Ну и что здесь происходит? Плечи опускаются сами по себе, едва до ушей доносится голос прокурорши. Вот так сюрприз. Понятно, так, значит, Тоторо вызвал подмогу. Вот же жулик. Мы разворачиваемся почти одновременно. Прокурор Харрис стояла у выхода, недовольно сложив руки и поджав губы. Хмурые брови, прямая осанка, строгая юбка... От девушки, которая крепко прижималась ко мне всего несколько дней назад, не осталось и следа. — Это всё он! — Это всё он! Как по команде, и я, и пушистик принимаемся тыкать друг в друга указательными пальцами. Повторять не хорошо, плюшевый. — Господи, что за ребячество? Сэм, и из-за такого пустяка ты оторвал меня от работы? Знаете, что? Да ну вас обоих… Она почти развернулась к двери, но резко остановилась, и лишь в последний момент, с откровенно кретинским опозданием я понял, что успел схватить разгневанную девушку за запястье. Под подушечкой большого пальца пробился чужой пульс. Вначале ровный, но едва ли не сразу зачастивший мягкими ударами. Настолько разозлилась? Это не то, что должно меня волновать. — Сначала взгляни на это, — киваю в сторону экрана. Остро вырывает ладонь, оставляя ощущение пустоты на кончиках пальцев и что-то пресное в районе груди. Еще недавно была готова идти на сотрудничество, а теперь сторонится, держит дистанцию. Глупая… Сколько ещё раз я должен попросить тебя о помощи? — Что у вас там? — недоверчиво поглядывает на инспектора, но затем замечает фотоаппарат, после чего сразу смекает, что к чему. — Удалённые архивы Келлер? Ты их всё-таки достал, Сэм? Нарочито обходит со стороны и кладёт ладонь на плечо Тоторо, заглядывая в экран. — Прежде чем ты посмотришь, я должен кое-что сказать, — пытается предупредить, но прокурор уже успела продемонстрировать лёгкий прищур глаз. — Дата от начала октября? Какая-то ошибка? — строго интересуется, а затем останавливается на одной из фотографий с вывеской автобуса, рекламный лозунг на котором был снят особенно криво. Реклама довольно популярная, призывающая туристов потратить лишние деньги: часть фразы обрезана, но я чётко помню въевшееся против воли предложение «Десять причин, почему стоит посетить Нью-Йоркский зоопарк!». Теперь же от неё осталось только единственное размытое, поблёкшее когда-то ярко-оранжевым «...почему...». — Это и есть то, что я имел в виду… — обречённо выдохнул инспектор. — То есть?! — Знаю, звучит как бред, — неловко почесал шею пушистик, — но на тот момент фотоаппарат находился в хранилище вещественных доказательств. — Ты понимаешь, что вообще говоришь?! На этот раз прокурор не давила, скорее… Чудо или нет, но больше похоже на беспокойство. Не такая уж и бессердечная, значит? — Сэм, если это так, вас всех выпотрошат, начиная…. Она запнулась, специально умолчав последние слова. Напрасно. — Начиная с отдела криминалистов, — заканчиваю за прокурором фразу. — Не так ли, прокурор Харрис? Эшли… Если проблемы начнутся у её коллег, то рано или поздно дотянутся до малой. Плохо. Очень плохо. — Так, — подтвердила, не дрогнув. Инспектор перевел взгляд с прокурора на меня и нервно дёрнул ладонью. Ещё раз посмотрел на экран, а после перепроверил дату в файлах. — Давай я отнесу это ребятам, пусть ещё раз всё посмотрят, может… — Нет! Харрис громко хлопнула по столу ладонью, едва не заставив вздрогнуть. Смеху бы было. — Нет, — гораздо сдержаннее повторила прокурор, — пока никому не говори о датах. — Но что если… — Сэм, — настойчиво перебила вновь, — кто-то взял фотоаппарат из хранилища, сделал несколько кадров, а затем отнёс обратно как ни в чем не бывало. Ты понимаешь, что это значит? Уверен, что понимает. Все мы понимаем. Все, кто здесь находится. — Эшли тоже ни слова, — чтобы выдавить из себя фразу, приходится прикрыть глаза. — И да, надеюсь, мне не придётся вбивать ни в чью голову, что я непричастен? — После того, как ты сам об этом заговорил? — тут же нашёл, за что зацепиться, пушистик. — Если хорошо подумать, то как раз именно ты слоняешься здесь без веской на то причины, не находишь? — Хватит! Оба! — вновь прикрикнула Харрис. Она растёрла пальцами виски, над чем-то задумавшись. Сжала тонкую ладонь в воздухе, а затем прикусила нижнюю губу. — Ты говорил, что знаешь, кто за всем этим стоит. Прокурор не обратилась напрямую, однако тихий голос вонзился в вены куда крепче, чем если бы она назвала по имени или вовсе накричала на меня. — И всё еще так считаю. Нервы душат тугим узлом, перекрывают доступ к легким и режут, изощрённо режут… Ненавижу это. Ненавижу врать себе, признавать неправоту, ненавижу сомневаться. «Не много ли ты на себя берёшь?» — вновь всплыл в голове голос Стивена. — Нет, — Харрис всё больше переходит почти на шёпот, — нет, нет. Ты всё это время таскался за мной хвостом, совал нос, куда не следует, что-то вечно выискивал, ты… Ты постоянно намекал, что знаешь, кто за этим стоит. — Голос едва не надорвался, но сразу окреп. — Я не стала выспрашивать подробности, надеясь, что оба мы понимаем всю серьёзность происходящего, я даже поверила, что ты не хочешь сыпать напрасными обвинениями. Я поверила, что как только мы копнём глубже, тебе будет чем подкрепить слова. А что теперь? Сжимаю ладони, с отвращением понимая, что положение хуже, чем кажется. Хуже настолько, что вечно язвительный Тоторо притих и смотрит словно с пониманием. Что, если я был не прав? Что, если действительно погнался не за тем, а убитые девушки — простая случайность? — Я спрашиваю, что теперь, Нильсен? — слабо повторила Харрис. — Человек, которого мы ищем, свободно разгуливает по главному отделению полиции Нью-Йорка, без лишних проблем забирает улики и также спокойно возвращает их на место. Так к кому из сотрудников мне присмотреться? Где твой подозреваемый? Клянусь, что ещё одна секунда, и я почти бы с ней согласился. Одна секунда. Лишнее мгновение неприкрытого отчаянья в глазах прокурора, и я бы сдался. Я бы поверил, что сошёл с ума, что гоняюсь за тенями прошлого, что я всё ещё застрял в максимализме успеха, вскружившего голову во время первого дела. — Пушистик, оставь нас на пару минут. Инспектор, до того внимательно следивший за каждым словом, неохотно встрепенулся и принялся пялиться на прокурора, вероятно, ожидая её подтверждения. — Ты слышал, что я сказал?! Ни к чему знакомым Харрис видеть её такой. Видеть её растерянной. Тоторо неохотно подчинился, поскольку не получил не только одобрения, но и отказа. Едва дверь за его спиной закрылась, позволяю себе подойти к прокурору ближе, и не просто подойти, но и схватить Харрис за предплечья, чтобы была возможность заглянуть в глаза. Она не противилась. Просто смотрела. Пусто, спокойно… разочаровано. — Послушай, — тяжело двигаю пересохшими губами, — послушай меня внимательно, прокурор Харрис. Я на твоей стороне, понимаешь? Сейчас я на твоей стороне. — И сколько времени ты будешь на ней оставаться? — язвительно приподнимает бровь. — Ты хоть осознаешь, в какое положение ставишь меня? Ты запустил лапы в… — сжала губы, прежде чем поправиться, — ты знаешь больше, чем должен. Знаешь достаточно, чтобы… — Я ведь сказал, что не буду представлять интересы этого ублюдка, — злость, которая так и рвется наружу, едва позволяет себя затоптать, — ну почему ты такая… Упрямая?! Прокурор делает слабую попытку вырваться, но я крепче сжимаю пальцы, чтобы не упустить её. Не сейчас. — А что, если это другой «ублюдок»? — Гнев придал прокурорше сил. Глаза её заблестели. — Не тот, кого ты ищешь? Что тогда? В этом случае тебе ничто не помешает встать на его защиту, не правда ли? Что, если это кто-то, с кем ты успел здесь подружиться? Или с кем ты… Закрывает глаза и крепко сцепляет губы, так и не высказав последних обвинений, которые, хоть и ударяют куда надо, но я готов простить. За тот только факт, что прокурор Харрис вовремя остановилась. Что ей хватило учтивости не порочить имя Эшли. — Кто бы это ни был, — приходится делать паузу, потому что чему-чему, а накручивать других людей прокурорше явно учиться не нужно, — я обещаю, что не встану на его защиту. И я обещаю, что не поставлю тебя в глупое положение. Этого достаточно? Этого тебе достаточно? Несмотря на то, что взгляд её больше не искрил прежним недоверием, легче не стало. Какой раз я чувствую себя ослом? Именно ослом. Потому что ещё ни разу не давал подобных обещаний, не пытался кого-то убедить довериться мне и… Еще, чёрт возьми, ни разу не позволял кому бы то ни было с таким спокойствием манипулировать собственными эмоциями. Когда я уеду из этого города подальше, пришлю тебе награду, госпожа прокурор. Ты её заслужила. Нет, я прав. Я уверен, что прав. Это всё игра, фальшь, ложь со стороны того мерзавца. Он управляет нами, словно пешками, пытается одурачить. Мельтешит и дразнит своим присутствием. — Я хочу ещё раз посмотреть фотографии, — отвела прокурор глаза, но вырываться перестала. Когда-нибудь эта женщина начнёт давать ответы, которые не требуют дешифровки. Но спасибо. — Согласен, — неохотно разжимаю пальцы, отпуская фигуру прокурора, — там есть… — Прочищаю горло, чтобы совсем вернуть голосу уверенность. — Мне не нравятся фото вывесок. Какие-то они… показательные. Харрис опустилась на занятое ранее тушкой пушистика место и изящно обхватила пальцами мышку. — Эти? — уточняет, листая вывески и баннеры. — Да, стой, вот здесь. Сам не понимаю, в какой момент пытаюсь перехватить управление мышью на себя, но чувствую, как ладонь прокурора дрогнула под моей, и сразу одергиваю руку. Вовремя для того, чтобы успеть до вновь хлопнувшей двери за нашими спинами. — Надеюсь, теперь не помешаю? Ты всегда мешаешь, плюшевый. — Нет, проходи, Сэм, — кидает Харрис через плечо, — мы договорились. Адвокати… Кхм, адвокат Нильсен будет помогать в расследовании этого дела. — Агата, при всём уважении, но… — Я так сказала, и точка, — осадила, вызывая в душе противоречивое скопление радостного удовлетворения и неприятного осознания, что это явно не ради моей выгоды. Пока прокурор оглядывалась, чтобы оценить настроение своего знакомого, все-таки забираю владение монитором на себя и возвращаюсь к первому баннеру из списка. — Меня, — зачитываю буквы на рекламной вывеске. — Что? Харрис мгновенно забывает о присутствии пушистика и следует за моим взглядом. Указываю на оба баннера, открывая их в разных вкладках. — Смотри: сфотографированы только конкретные слова. На этом «почему», а на другом «меня». Как-то не тянет на случайную съемку. — Что там дальше? Послушно переключаю слайды. — Вы, — вторит заголовкам прокурор. Осталось две фотографии. Одна предсказуемо тянет за собой лозунг на витрине, где Микки Маус счастливо поднимает мультяшными руками слово «искать», а на последней… На последней уже не реклама. — Это что, отвёртка? — инспектор плюшевые лапы придвигается, чтобы рассмотреть фотографию внимательнее. Не отвёртка. Но, на первый взгляд, похоже. — Нож для колки льда, — сразу узнаю предмет. И всё-таки я прав. Это он, и он играется. Потому что я знаю его почерк. Потому что тогда, четырнадцать лет назад… Он любил загадки. Вот почему. — Пол Стефани, — тихо выдыхает прокурор Харрис. — Чего, чего? — то ли не расслышал, то ли не понял её инспектор. В моей же голове сразу запестрели газетные архивы. Имя знакомое, даже слишком. Где я его видел? — Пол Майкл Стефани, — ещё раз озвучила Харрис, — более известный как убийца с плаксивым голосом. В восьмидесятые он убивал девушек, а затем звонил в девять-один-один и в слезах спрашивал «Почему вы меня не ищете?». Точно. — Так, стоять, — инспектор подвинул ближе ещё один стул и буквально плюхнулся на него, — мы проходили его историю ещё на первом курсе. Агата, ты не путаешь? Типчик скончался в девяностых, да и… — Она не говорит, что это он, — объясняю, казалось бы, простые вещи. — Нож для колки льда — одно из орудий убийств Пола Майкла. Обычная подсказка. — Верно… — соглашается Харрис. — То есть у нас подражатель, — новая попытка от Тоторо и опять провальная. — Не думаю… Не успеваю договорить, когда прокурор перебивает. — Не подражатель. Подражатели обычно копируют и способ убийства, но наш так не делает. Он… Он как будто… — Играет в догонялки, — заканчиваю оборвавшуюся фразу за неё. Две минуты в помещении стоит гробовая тишина. Мы трое, словно бараны, пялимся на экран, понимая, что преступник ухмыляется, нет, громко смеётся нам в лицо. На волосок близки к разгадке, но загнаны в тупик. Вполне в стиле этого подонка. — Сэм, запроси, пожалуйста, записи с камер в отделении за последние несколько месяцев, — безжизненным голосом, в конце концов, требует Харрис. Не вижу, кивнул ли ей пушистик в ответ, возможно, даже что-то ответил, я не знаю. Не слышу ничего, кроме гулких ударов собственного сердца, отчего лицо наливается неестественным жаром. Пожалуй, настало самое время сделать то, о чём не заходил разговор раньше. Он это или нет, но самое время поднять все, абсолютно все данные по нашему беглецу из Балтимора. Ещё посмотрим, кто быстрее.