***
Давно пошел второй час ночи. Федя не спит. Не потому что работает, а потому что какое-то неприятное чувство в груди покоя не даёт. Поэтому вздрагивает, когда слышит звук уведомления и сразу хватает телефон. Андрей. Конечно, кто ещё может писать ему в такое время. Андрюша Федь Слушай Не знаю как начать разговор чтобы тупо не звучало Хотя какая разница все равно скоро сдохну Терять нечего В общем Я люблю тебя Не как друга ПростиФедя Андрей, ты чего? У тебя все нормально? Андрей, ответь пожалуйста
Фёдора эти сообщения повергают в ступор. Нет, конечно, он догадывался, он сам к Андрею неровно дышит, но почему сейчас? Взгляд натыкается на две фразы. «Все равно скоро сдохну» и «терять нечего». Это могло бы значить всё, что угодно, но не с Андреем. С ним это значит только одно: надо ехать к нему как можно быстрее и молиться, что успеешь. Федя почти не помнит, как накидывает куртку, обувается и бежит вниз по лестнице, потому что лифт, как на зло, не работает. Не помнит, как заказывает такси и умоляет водителя ехать быстрее. Всё это занимает минут семь. Катастрофически много. Федя бежит до подъезда, судорожно ищет ключ, открывает дверь и бежит на третий этаж. Открыв дверь андреевой квартиры, он вваливается внутрь, на ходу скидывает кеды и куртку. Ноги сами несут в ванную. Ну да, где же ещё можно резать вены. Андрей сидит на полу в собственной крови и даже не поднимает на Федю взгляда. Просто размазывает по рукам кровь, пытаясь то-ли зажать, то-ли расцарапать ещё сильнее раны на предплечьях. Блять.***
Андрей отчаянно пытается остаться в сознании. Он не знает зачем, просто хочется. Хочется чтобы боль изнутри разрывала, потому что он заслужил, потому что спокойная смерть — это слишком уж просто. Он замечает человека, присевшего на колени рядом с ним, разбирает знакомый силуэт. Федя. Фёдор. Ему это мерещится, да? Никого здесь нет, а он просто в агонии выдумал себе, что Федя рядом, лишь бы не умирать в одиночестве. От этого кричать хочется, но голос не слушается, так что остаётся только молча плакать. Он чувствует, как кто-то прижимает его к себе и пытается ответить на объятия. — Андрей, Андрей, ты меня слышишь? Что случилось? — слова доносятся словно из-за толстого стекла: глухо, нечётко, но парень всё-таки узнаёт голос. Федю он узнает даже в таком состоянии. Андрей честно пытается ответить, но слова застревают в горле сухим кашлем и хрипом. Жалкое зрелище. А Федя всё понимает. Федя звонит в скорую, а потом прижимает Андрея к себе и шепчет, что всё будет хорошо. Андрей приникает всем телом, роняет голову на плечо друга и слабо обнимает в ответ. Сознание меркнет, мир ускользает сквозь пальцы, и если это его последние секунды, то Андрей умрёт счастливым. Потому что Федя здесь, рядом, и только за это не жалко жизнью пожертвовать.***
Андрей просыпается в больнице. Руки перебинтованы, от пакетика с прозрачной жижей на высокой стойке с крючком к его руке тянется длинная трубка с катетером с иголкой на конце. Похоже, физраствор или ещё какая-нибудь питательная херня. Парень садится в кровати и осматривается. В палате резко пахнет хлоркой и лекарствами. Стены, в лучших больничных традициях, выкрашены отвратительной светло-голубой краской. Кафельный пол заставляет его вспомнить, что было вчера. Или не вчера? Сколько он здесь провалялся? В палату заглядывает медсестра — девушка в голубой одежде с приятным лицом и убранными под шапочку волосами. Улыбается ему и заходит в палату. — Как себя чувствуете? — она смотрит мягко и доброжелательно, но во взгляде сквозит что-то похожее на… жалость? сочувствие? Он что, похож на человека, которого нужно жалеть? Очевидно да. — Отстойно, — сил на ложь у Андрея нет, да и не хочется. — Ничего, это пройдет. Дайте пульс проверю. Девушка осторожно берет его руку в свою, но это не вызывает никаких эмоций. Хотя нет. Вызывает. Отвращение. Его тошнит от этого позитива, хочется отдернуть руку, как будто эта зараза через прикосновения передаётся, но приходится сидеть спокойно и ждать, пока медсестра сделает всё, что нужно, и уйдёт. Тогда Андрей позволяет себе выдохнуть. Через некоторое время приходит Федя, спрашивает о самочувствии и ни слова о вчерашних сообщениях. Андрей благодарен ему за это. Потом они поговорят об этом, но не здесь и не сейчас. Его выписывают из больницы в тот же день, аргументируя нормальным состоянием и отсутствием свободных мест. Андрей не против, ему и не хотелось надолго здесь оставаться. Федя забирает его на такси, провожает домой и заходит вместе с ним в квартиру, закрывая за собой дверь. Андрей понимает, что предстоит тяжёлый разговор.***
Логвинов смотрит, как Андрей разувается, снимает отданную Федей куртку, потому что на улице прохладно, а в больницу его увезли в одной футболке и спортивных штанах, и понимает, что спрашивать надо либо сейчас, либо уже никогда. И перспектива пойти сделать чай, а потом молча сидеть на кухне кажется заманчивой, но он понимает, что так не пойдёт, что нельзя откладывать этот разговор, иначе вся эта история может повториться. — Андрей… Насчёт вчерашних сообщений, да и всего вчерашнего вечера в целом… — начать разговор оказывается до странности просто, но дышать все равно становится немного труднее. — Знаешь, я мог бы сказать, что был не в себе, но зачем? Да, я люблю тебя. Не как друга. И не собираюсь отказываться от своих слов. Если хочешь, можешь мне ебало набить, сопротивляться не буду, — он выдыхает и смотрит с каким-то вызовом. Этого Федя не ожидал. У Андрея во взгляде отчаянная решимость, он, похоже, серьезно готов к тому, что его назовут пидором, пошлют к черту или ударят. — Андрей, знаешь, я тоже тебя люблю. Не как друга. Давно хотел сказать, но всё не решался. Эти слова даются Феде необыкновенно легко, он видит, что Андрей тоже успокаивается. Логвинов осторожно притягивает его к себе, обнимает так сильно, как только может, а Андрей отвечает. Они стоят так несколько минут, пока Федя не замечает, что Андрея трясёт от беззвучных рыданий. — Андрюш, ты чего? — мягко отстраняет его от себя, заглядывает в глаза. — Н-ничего, все нормально, — он делает несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. — Просто я всегда боялся, что ты от меня отвернёшься после этого. Я бы вряд ли такое пережил. Ты единственный близкий мне человек, единственный, ради кого я продолжал жить, а если бы… — конец фразы тонет в новом приступе слез. Но он всё ещё пытается что-то говорить, а Федя слушает, потому что Андрей обычно молчит о том, что чувствует, а то, что он начал говорить, значит, что молчать уже физически больно. Федя снова прижимает Андрея к себе, шепчет что-то успокаивающее, гладит по спине, целует макушку, лоб, щеки, пока Федорович приходит в себя, потихоньку замолкает и наконец снова поднимает на Логвинова взгляд. — Андрей, послушай. Я всегда буду рядом, слышишь? Всегда, — он видит, насколько важно для Андрея было услышать это, улыбается, Андрей улыбается в ответ, и Федя снова целует его, но теперь в губы.