Шут и король

Прекрасный день начинается с того, что ты находишь свою тетрадь по математике и довольный идешь в школу «грызть гранит науки». Ну или же пинать хуи на уроке и грызть карандаш от скуки. У всех по-разному. Фёдор предпочитает грызть гранит науки одновременно с карандашом, сидя дома за своим любимым столиком, а не за маленькой неудобной партой. Но хотя бы рядом с лучшим другом, который всегда может разбавить серые будни и ежедневную рутину одним своим присутствием. Наличие в школе Николая Гоголя — это единствеая причина, по которой Достоевский может позволить себе широко улыбнуться выходя из дома в восемь часов утра. До занятий ещё полчаса, а значит идти он может не спеша. Хотя даже очень медленным шагом до школы он добрался за 15 минут. Прекрасный день продолжается тем, что на входе в кабинет ты уже видишь своих друзей, сидящих за партой, а самое главное — ты видишь того белобрысого, который залипал у себя в телефоне. — Ну здравствуйте, уважаемый Николай. Как поживаете? — Сказал тот, бросая рюкзак рядом с партой и садясь на свое законное место, на котором сидит вот уже второй год. — Как всегда. Всё нормально. — сказал тот, продолжая что-то печатать в телефоне. — Чем ты так занят? — поинтересовался темноволосый. — Да так… Просто мне друг написал. — Что за друг? — Эм… Да, неважно. Давний друг. Мы с ним уже очень давно общаемся. — сказал блондин, включая телефон и засовывая его в карман брюк. — А что? — Да ничего. Просто. — Фёдор пообещал себе, что не допустит больше неловкого молчания и ухватится за любую тему чтобы начать диалог, потому он его взгляд упал на небольшое изменение во внешности Гоголя. — Ты подстригся? — Эм… — Тот резко оживился. — Совсем чуть-чуть. Я не думал, что кто-то заметит. — Да, он явно не ожидал, что будет заметно. Он буквально подрезал сантиметров семь, что для его длины волос просто ничто. И Николай был рад. Вроде такая мелочь, но было очень приятно. Возможно, это из-за того, что Гоголь впринципе такой человек, который уделяет достаточно много внимания мелочам. Именно из-за этого его жизнь и приобретает яркие краски. А возможно это из-за того, что это заметил не «кто-то там», а Фёдор. — Я думал, что ты их просто все время отращиваешь и постоянной длины у тебя нет. — Я подрезаю их, когда понимаю, что я могу сесть на них, когда они распущены. Это на самом деле очень больно. — Серьезно? Сесть на свои волосы? — Федор немного удивился и слегка усмехнулся. — Да. Мне нравятся длинные волосы, но не ниже жопы. Я так недавно плюхнулся на них, думал бошка оторвётся нахуй. — Блондин тоже слегка улыбнулся. — Именно тогда я понял, что пора подрезать. Фёдор улыбнулся в ответ, явно представляя, как смешно это выглядело со стороны. Хотя должно быть достаточно больно… — Кстати… Я тут подумал… Мне наверное тоже стоит подстричься. Они у меня уже сильно так отросли. Мне нравятся, когда волосы доходят до плеч. — Да, я тоже подумал об этом, когда… — Гоголь замолчал, потому что он не очень хотел говорить об этом снова. «Когда мы были на крыше. Да, тогда, когда я, как последний трус убежал от тебя нахуй. Да, тогда я пялил на тебя и заметил, что твои волосы отрасли, в отличие от нашей первой встречи.» Это бы прозвучало как-то так? — Эм… Ну вообщем я недавно заметил, что они не такие, как в первый день, когда мы встретились. Я почему-то очень хорошо запомнил их. Да. — Он отвел взгляд вновь куда-то в пол, разглядывая какое-то пятно на нём. У кого-то ручка протекла? Очень интересна тема для размышления. Гораздо лучше, чем в сотый раз прокручивать у себя в голове тот момент. В какой раз их диалоги сводятся к одному? Достоевский был очень прямолинеен и редко испытывал стыд или что-то подобное, но неловкость, которой веяло от всего происходящего, не мог проигнорировать даже он со своим умением быть максимальным похуистом. Федор хотел ещё что-то сказать, но его прервала Мейко. — Привет, ребятки! — Громко и радостно сказала девушка, которая выросла за спинами парней, как гриб. — А у меня хорошие новости! С моей мамой все хорошо! Её выписали из больницы! — А я говорил, что все наладится. — Сказал блондин. — Правда есть и не очень хорошая новость… — Голос Хонмы уже не был таким веселым. — Из всех тех задач, что задал мне наш математик, я решила правильно чуть больше половины. — Неужели неоткуда было списать? — Поинтересовался Фёдор. — Ну это же наш математик. Он всегда задает то, чего нет в интернете. — Ответила Мей. — Так написала бы мне, я бы помог. В чем проблема? — Я ей предлагал. — Ответил за подругу Николай. — Она сказала, что сама все решит. — Ну я же сама виновата, что вспомнила про задачи в последний момент. У меня была куча времени. А я пустоголовая… — Ответила она. — Тем более все же нормально. Он разрешил мне перерешать. — Её голос вновь стал радостнее. — В следущий раз можешь писать мне. Я всегда не против помочь. — Ответил Достоевский скорее больше из-за того, что он должен был сейчас это сказать. Просто из вежливости. — Спасибо! В следующий раз обязательно напишу! — ответила Мейко. Сразу после ее слов прозвенел звонок. Девушка поспешила на свое место, а Фёдор и Гоголь с них и не вставали с тех пор, как зашли в класс. Первым уроком у них было обществознание. Ничего интересного. Типичный урок с типичным нудным учительским голосом и типичной скучной информацией, которую твой мозг полностью игнорирует. Второй урок это уже что-то интересное. Рисование. Единственное, что за все время научились рисовать все дети на этом предмете — это хуй в альбоме своего соседа. Вот на биологии уже начался самый интересный период сегодняшнего учебного дня — проверочная работа. Сказать, что она была очень сложной или очень лёгкой, нельзя. Если ты учил хоть что-то, то больше половины решишь точно. Учитель Йосано была возможно не самым лучшим учителем, но зато очень хорошим человеком и часто делала вид, что не видит, как ученики списывают, смотря куда-то в окно. Однако ей не нравились некоторые ученики своим поведением и отношением к предмету, те которые не делали ровно ничего. Таким она поблажек не давала. Вот Фёдор уже подсунул Николаю бумажку со всеми верными вариантами ответа, после того, как посмотрел в течение нескольких минут на мучения своего друга. Не то чтобы Гоголь совсем ничего отсюда не знал, но явно знал меньше, чем его сосед, который хорошо разбирался почти во всех предметах. Блондин немного удивился и посмотрел на Фёдора. Тот лишь мило улыбнулся и взглядом указал на бумажку, которую стоило бы подобрать побыстрее, что Гоголь и сделал. Засунув ее под, свой листок, он вновь посмотрел на Достоевского и одними губами произнес «спасибо», на что тот лишь кивнул и вернулся к своей работе. Коля не часто списывал у своего соседа, каким бы «гением» тот не был, но иногда это очень его выручало. Блондин начал аккуратно подглядывать в ответы, пока Акико медленно расхаживала по кабинету, поглядывая на стены, в окно, на пол и другие «очень интересные» предеметы в кабинете. — Иоичи! — Громко сказал она, поворачиваясь в сторону ученика, которого окликнула. Тот резко дернулся, а его телефон упал на пол с громким стуком — Так и знала, что ты списываешь! — Девушка быстро подошла к его парте и подняла упавший предмет. Затем она быстро зашагала к своему столу. — Он пока побудет у меня. — Он просто в кармене лежал, честно! — Попытался оправдаться тот. — Преступник был пойман с поличным. Ты имеешь право хранить молчание и писать своими мозгами. — Язвительно произнесла она. Акико никогда не любила Саотомэ. Мало того, что он был достаточно грубым и избадованным мальчиком, каким он показался ей ещё в самый первый раз, так ещё и делал ровно ничего, даже не пытаясь что-то учить. Возможно она и была предвзята к нему, но со своим поведением он заслужил такое от многих учителей, а не только от нее. — Йосано-сенсей! Ну не я же один таким занимаюсь. Половина класса списывает. Почему только я? — жалобно спросил он. — Правда? Списывают? Кто например? — Ну вот хотя бы тот белобрысый с последней парты. Он же у своего дружка списывает. Неужели вы не заметили? — Сказал тот, улыбаясь и показывая пальцем на последнюю парту среднего ряда. Николай аж дернулся, а Фёдор злобно посмотрел на Иоичи, но ничего не сказал, ожидая реакцию учителя. — Ну… Я не видела, значит, этого не было. — Ответила она, мило улыбнувшись. Николая она любила. Тому не очень нравилась биология, но он, всегда старался учить. Он нарабатывал на твердую четверочку в каждом триместре. А Достоевский вообще сразу же выбился в её любимчики, потому что ее предмет он знал хорошо и всегда активничал на уроках. После слов Акико по классу прошел смешок, Гоголь вновь расслабился, а Федор просто ухмыльнулся. Саотомэ нахмурился и начал думать, у кого можно списать, хотя до звонка оставалось не так много времени. В итоге всё, что он не успел списать, он ответил на угад, надеясь на какое-то чудо. Все остальные уроки прошли в стиле «скучный ещё скучнее». Зато сегодня благодаря биологии Фёдор и Николай вновь смогли найти тему для разговора. — Что это вообще было на биологии? — Спросил Фёдор, обращаясь к своему другу. — Типо он серьёзно просто взял и наябедничал, как в первом классе? Если бы Йосано-сенсей к нам реально подошла и проверила, я бы ему въебал. — Да, на самом деле он мне никогда особо не нравился. Я раньше общался с ним, но как только ты перешел в наш класс, я начал дружить с тобой и вообще забыл про него. Может он сердится на меня? — Ответил блондин, заворачивая за угол к дому Федора. — Что сердиться, если он говнюк, с которым никто кроме его девушки общаться не хочет? Конечно, почему бы Юри с ним не общаться? Он же ей жопу лижет, лишь бы она от него не уходила, причем буквально. Он так боится, что его бросят. — достаточно громко и озлобленно сказал темноволосый. — Ещё он при каждом удобном случае пытается показать, какой он дохуя богач. Это очень бесит. Я не знаю, как я раньше с ним общался. Это все из-за Дазая. — Да, я тоже спросил у него, как он общается с таким обмудком. Он ответил что-то вроде «Чтобы быть в центре событий». Очень странный ответ. Типо тот дохуя сплетник, и через него можно знать все, что происходит в школе? Но нахуя? — Федор ненадолго задумался, а потом вспомнил. — Кстати. Бинтованный говорил что-то о том, что этот чертила распускает слухи, что мы встречаемся. — на этом моменте Фёдор немного призадумался, не зря ли он это ляпнул. — Что, правда? — спросил Николай, немного покраснев, сам не зная почему. — Ну что-то типо «Вау, смотрите, они геи! Фу-фу-фу!» — Последние слова Достоевский сказал более смешным, голосом, а затем немного рассмеялся. Гоголь тоже не смог сдержать улыбку, но ничего не сказал, дабы вновь не попасть в неловкую ситуацию, как было в прошлый раз. Как бы смешно не было с таких людей, ситуация была не очень весёлая, ведь в обществе часто было именно так, как сказал Федор, и не только с Иоичи. Пока они вели эту очень интересную беседу, они не заметили, как уже дошли до дома Федора. — Эм… Может вечером погуляем сегодня, не хочешь? — Промямлил блондин. — Да, можно. Во сколько? — Ответил тот, делая шаг к двери. — Ну… Может часов в шесть? — Да… Да, можно в шесть. — Он сделал ещё шаг, и вот он уже зазвенел ключами из карамана брюк. — Хорошо… Тогда я приду сюда, и здесь же встретимся. Ну то есть я к твоему дому подойду. Ну кароче, как обычно, хорошо? — Не очень уверенно произнес тот, продолжая глупо улыбаться. — Да, хорошо. — Темноволосый уже достал связку ключей и выбирал нужный. — Тогда до вечера? — он улыбнулся и посмотрел на блондина. — Ну, получается, что так. — Он тоже сделал шаг назад. Ещё недолго посмотрев друг на друга, они наконец развернулись. Николай пошёл к себе, а Фёдор начал открывать дверь подъезда. * * * — Почему мои родители все время хотят выпытать у меня что-то? Как будто у меня каждый день происходит что-то новое! — Начал Фёдор. — Я не понимаю, как можно на такое жаловаться. Я бы очень хотел, чтобы родители каждый день спрашивали у меня, как прошел день. Да хоть бы кто-нибудь спрашивал бы… — Ответил Гоголь. — Я думаю, ты не совсем понимаешь. Меня бесит, что меня постоянно задалбливают тонной вопросов. Я не люблю такое. — Возможно, но мне кажется, что ты немного… Эм… Как бы правильно сказать… — Гоголь немного призадумался, а потом решил, что это могло бы прозвучать достаточно грубо. — Вобщем проехали. — Эй, нет! Договоривай! — Сказал темноволосый. — Да забей, серьёзно. — Ну нет! Сказал «а», говори «б». — Эм… Мне кажется, что твои родители просто заботятся о тебе, и тебе не стоит так на них злиться. — Блондин по максимуму смягчил то, что собирался сказать. — Эх… — Фёдор тяжело вздохнул. — Возможно… Я правда ценю их заботу, но гиперопека меня напрягает. Наверное, это связано с тем, что я единственный ребёнок в семье и все такое… Но я правда буду очень рад, если они будут проявлять чуть меньше интереса к моей неинтересной жизни. — Достоевский слегка улыбнулся. — Ладно, я не буду в это лезть. — Извини, что рассказываю о таком именно тебе. Мне просто некому больше… — Все нормально. — Прервал его Гоголь. — Ты тоже постоянно меня выслушиваешь. — Да ты ничего особо не рассказываешь. На самом деле, мне кажется, что ты даже меньше меня рассказываешь про свою личную жизнь. — Да мне и рассказывать особо нечего. Все всегда одинаково. — Блондин пожал плечами. — Давай на лавочку сядем. — Сказал он, показывая пальцем на лавку где-то вдалеке. Достоевский лишь кивнул головой и направился в ту сторону. — Так… Говоришь, тебе твои родители надоели, да? — продолжил тот. — Да, я заливаю тебе про это уже полчаса, если ты заметил. — Усмехнулся темноволосый. — Хах, да заметил… Добравшись до места назначения Гоголь плюхнулся на деревянную лавку, которая стояла прямо под фонанным столбом. Было уже достаточно темно, поэтому они сели на освещённую лавку, а то вдруг из темноты маньяк выпрыгнет, как в тех самых российских передачах по телевизору по типу «топ пять не пойманных маньяков в твоем городе»? Николай развалился, занимая собой почти половину лавки, а Достоевский облакатился на спинку, сложив ногу на ногу и скрестив руки на груди. Он сам не замечал, но он почти всегда сидел именно в такой позе. Вот темноволосый поднял голову вверх. Небо еле-еле освещал месяц, переодически скрываясь за плывущими облаками. К фонарному столбу прилетали мотыльки, которые Достоевскому казались очень противными и мерзкими. Он вообще не переносил насекомых. А повернув голову чуть левее, он увидел своего друга, который залип на что-то лежащее на замле, тупо смотря в одну точку. — О чём задумался? — Прервал его тот. — А? — Окликнулся блондин, поворачивая свою голову к собеседнику. — Да ни о чём. Просто засмотрелся. Фёдор усмехнулся и подвинулся чуть ближе. Теперь он уже установил ненавистный Николаю зрительный контакт, засматриваясь в эти разноцветные зрачки. Один зелёный, второй голубой, а волосы при свете фонаря, точно солнце. Кажется, Федору в голову уже когда-то приходила мысль, что один глаз похожу на траву, а второй на небо? Или он задумался об этом впервые? В любом случае он словил легкое дежавю, будто он когда-то уже пялил также долго, как сейчас, в эти прекрасные глаза. Смотрел он так несколько минут, и Гоголя это начало уже немного напрягать. — Почему ты так смотришь? — наконец спросил он. — Да просто. — Федор немного приблизился. — У тебя глаза очень интересные. Мне нравятся в них смотреть. — Эм… — Гоголь был явно очень смущен такими словами и даже не сразу сообразил, что ответить. — Спасибо?.. В голове у него промелькнуло что-то вроде «что значит интересные?» Они продолжали смотрели так друг на друга до тех пор, пока рука Достоевского не потянулась к золотистым волосам. Когда он делал это, он не думал, как это выглядит со стороны. Он вообще не думал, а просто делал, пытаясь убрать сомнение из своей головы о том, насколько приятные на ощупь волосы Николая. От прикосновения Гоголь слегка дёрнулся, не совсем понимая, что происходит. Достоевский запутал свою руку в длинный волосах, которые на фоне темноты, освещаясь фонарем, казались ещё ярче обычного. Что сейчас было в голове у темноволосого, Николай не знал, но действия того, заставляли нервничать и вжиматься пальцами в бедную деревянную скамейку. — Что… Что ты делаешь? — Наконец промямлил он, прерывая того. — Эм… А что я делаю? — Не понял Федор, переводя взгляд с волос, на залившееся алой краской лицо блондина и после этого отдергивая руку. — Зачем ты сейчас делал то, что делал? — Да что я делал-то? — Чуть громче спросил он. — Я просто потрогал твои волосы. Что такого? — Хорошо, но больше никогда так не делай! — также достаточно громко произнес тот. — Да почему? Что такого-то?! — Ничего! Это очень сильно смущает! — Что смущает? Что в этом такого смущающего? — Ты что совсем не смотришь фильмы? — Резко спросил Гоголь. — Всегда в такие романтичные моменты, после того, как заправляют прядь волос за ухо, идет поцелуй двух главных героев! Ну неужели ты не знаешь об этом? Ну также всегда происходит! — Громко, сказал тот, все ещё продолжая смущаться. Но видимо это смущение заразно, потому что после его слов Фёдор тоже покраснел. — Что? Причём здесь это? Мы же не в каком-то тупом фильме или книге живем! — Федор вскочил с лавки, а за ним и Гоголь тоже. Они помочлаи пару минут. — Как же это сейчас было тупо… — Сказал Достоевский, начиная смеяться. Коля тоже подхватил. — Да, согласен… Они оба немного посмеялись, а потом вновь замолчали. — Может, по домам? — Наконец сказал Фёдор. — Да, наверное. — Коля повернулся к нему. — Тогда… Получается… Пока? — Угу. — Блондин кивнул головой. — Пока. Фёдор сделал шаг назад, а потом развернулся и пошёл в сторону своего дома. Гоголь смотрел ему в след, ожидая, что вот сейчас он повернутся со словами «А к черту все. Коль, давай будем гулять до поздней ночи?», но этого так и не произошло. Да, Гоголю определённо пора перестать жить в фантазиях и мелочах, как бы прекрасно это ни было. Он наконец тоже пошел в сторону своего дома. Достоевский шел всю дорогу бубня себе под нос что-то вроде «идиот», а Николай и вовсе не знал, как реагировать на произошедшее и как они завтра вообще будут смотреть друг на друга. Но… Наверное… Если быть честным, то они оба достаточно хорошо провели время сегодня.