Убийца жизни или неуловимая мисс

В маленьком городке на границе с миром хантеров стоял старый дом с побитыми стеклами. Он был таким ветхим, что доски, из которых был слеплен этот дом, стали потихоньку провисать и отваливаться. Окна первого этажа были выбиты, и через эти дыры осенью прогуливался сильный ветер, зимой снег заходил на завтрак, обед и ужин, весной все было в насекомых, а летом проливной дождь и гроза врывались в дом без предупреждения. Однако даже это не останавливало человека жить здесь. В окне второго этажа справа были видны нелепые, веселые шторы, выглядывавшие из оконного проема и свисавшие с карниза. Настолько чуднЫми были эти шторы, что, смотря на них, улыбка невольно поднималась у прохожих. Шторы были в разноцветных заплатках в горошек, квадратик, просто ткани, а цвета между собой совершенно не сочетались. По вечерам в окне горел теплый свет масляной лампы, а из комнаты слышался неумолкаемый смех ребенка и отца. Да, эти шторы как нельзя лучше рассказывали об этих людях, лучше, чем соседи и знакомые. Если хотите что-то узнать о человеке, то посмотрите на его шторы: будь они яркими, то и человек такой же яркий, как и эти шторы, а если это обычные жалюзи, то человек с такими шторами очень организованный, офисный и серьезный. Отец Амины был обычным рабочим на техническом заводе. Весь свой день он проводил на тяжелых заработках, а после работы возвращался домой через бутики с игрушками, газетами и сладостями. Он покупал мешочек карамели, панораму города и какую-нибудь машинку или куклу для дочери и шел припеваючи домой. На улице, где стоял дом Амины и ее папы, Кенни называли обезумевшим. Как-то так удачно совпало, что Кенни было все равно на осуждение со стороны. Ему было так тяжело работать и воспитывать ребенка одному без любимой жены, которая умерла после родов, что, как он считал, быть слегка безумным ему сам бог позволил. С легкой улыбкой и насвистыванием песенки про черепаху, которая потеряла свой зонт, он шаркал по, уже изученной, дороге. — «Где же ты, мой зонтик, куда запропастился. Не видишь, тяжело мне без тебя. Иду я сквозь болота, топчусь на ровном месте. Какая же ты, зонтик, ужасная свинья». Проходя мимо скамейки, мужчина остановился поболтать с давнишним другом, которого знал еще с первого класса школы. Дружба их, как потом они посчитали, держалась ровно тридцать лет и пять дней. Иногда им было даже стыдно называть друг друга друзьями, ведь после всего того, через что протекла их дружба, люди становятся братьями, и заместо дружбы приходит настоящая кровная связь. Не тот близкий тебе, с кем связан ты общей кровью, а тот, кто имеет общие ценности с тобой. Имея такого замечательного папу и неунывающего друга отца рядом с собой, Амина росла беспечным и легкомысленным ребенком. Она не задумывалась о том, что ждёт ее в будущем, не думала о прошлом, а жила одним днем. К учебе она относилась халатно, закидывая счет и географическую карту на задний план, оставляя подле себя только книги и пуанты. Кенни не огорчался нескладной учебой дочери, а лишь подбадривал ее. «Станешь ты отменной балериной, позовешь меня в театр, а я тут как тут. Буду хлопать громче всех и кричать всем, что ты моя дочка». Однажды вечером папа не пришел домой. Телефона у них дома не было, как, впрочем, и у Кенни, поэтому позвонить ему Амина не могла. Сидя в теплой комнатушке с зелено-желтыми обоями на своей детской кроватке и смотря на большой стеллаж с книгами, Амина натягивала на себя поношенные синие джинсы и розовую кофту. Она надела чистые носки и черные ботинки на шнуровке. Потушив лампу и закрыв за собой дверь, девочка понеслась по скрипучей лестнице парадной вниз к входной двери. Она шла по дороге и видела множество людей, которые о чем-то безостановочно говорили и на что-то показывали. Девочка перешла на легкий бег, в недоумении озираясь по сторонам. Для нее было удивительно видеть такое скопление людей на улицах. Какая-то листовка прилетела ей прямо в лицо, девочка остановилась, взяла листовку и стала читать: «От 25.07.XXXX года война между страной ВНЛ и страной хантеров официально признана законченной, с победой на стороне хантеров. С 27.07.XXXX года город Маликес, (город, в котором жила Амина), а так же…. теперь являются частью страны хантеров. С момента подписания мирного договора и перехода власти над городами, местное население обязуется полностью подчиняться новым законам и не имеет права на выезд за территорию страны. По действующим законам, государство имеет полное право: 1. Изъять имущество у людей, неспособных платить налоги. 2. Взять под арест бунтовщиков и должников. 3. Забрать в армию тех, кто считается дееспособным. 4. Продавать и покупать людей, имеющих ценность для определенного круга лиц. 5. Убивать и расстреливать людей прилюдно, нарушающих второй пункт. С уважением, новая администрация города и президент страны». Внизу листовки было изображено смазливое лицо какого-то мужчины в окружении себе подобных лиц, стоящих на заднем плане и поднимающих большой палец вверх над головой. Из всего прочитанного Амине, которой на тот момент исполнилось уже десять лет, было понятно лишь одно — это все очень плохо и серьезно. Она огляделась и пошла дальше, завидев на круглом бульваре огромную толпу людей, с ужасом на что-то глядевших. Прибежав и растолкав парочку людей, которые сразу стали негодовать и ворчливо вскрикивать, Амина прошла вперед и увидела военных полицейских, арестовывающих каких-то людей. Многие из них кричали и сопротивлялись, но тут же встречались со смертельной очередью автоматов под истошные крики родных и друзей. Среди незнакомых лиц Амина увидела Кенни и Такки — отца и друга, чьи имена были так похожи. — Папа, Такки! Папа, что происходит? Вы куда? Папа! Амина не плакала, потому что не осознавала всей тяжести ситуации и того груза, что впоследствии свалится ей на плечи. Она лишь испуганно смотрела на весь этот погром солдат и непонимающе ждала от отца хоть какого-либо действия. Кенни осторожно начал разговор с каким-то амбалом, тот согласно кивнул и отпустил мужчину. Кенни медленно подошел к своей дочери и присел на колени, потому что на корточках стоять перед ней он не мог от сильной усталости; чувствуя себя вымотанным и жалким, но с прежней улыбкой на лице, он заговорил, приобняв дочь за плечи. — Амина, мне жаль. Будь храброй и стойкой, плюй на мнения остальных. Постарайся остаться прежней и не сломаться, придерживайся того, чему я тебя учил и не забывай нас с Такки. Я очень сильно тебя люблю, но теперь я не смогу быть с тобой.— тут Кенни не выдержал и залился слезами. Амина, видя слезы отца, который никогда раньше не плакал, зарыдала и стала обнимать папу. Она ничего не говорила, понимала, что не сможет остановить это безумие и просто наслаждалась последней минутой, проведенной с ее любимым папой. — Вот, держи.— Кенни нервно взял ладошку дочери и, трясущимися руками, вложил в нее небольшую, помятую фотографию, — Это наше последнее фото вместе. Смотри, здесь и я, и ты, и дядя Такки, и бабушка Ленси тоже попала в кадр. Посмотри, как она забавно получилась, она как раз начала кричать и собиралась нас прогнать, а ее лицо запечатлелось здесь навсегда.— он говорил об этом с улыбкой, поглядывая на смеющуюся Амину. Амина хохотала, вспоминая тот день, когда они, компанией хороших друзей, пошли играть в гольф кирпичами и разбили окно старой Ленси. Шуму тогда было, а как они убегали… Амина перевела взгляд на папу, который с прощальной улыбкой смотрел на нее. — До свидания, Амина. Твой папа всегда будет с тобой. Если меня когда-нибудь отпустят, я проползу весь этот чертов мир, раскопаю всю Землю, проплыву все двести морей и океанов, но найду тебя.— со слезами на глазах сказал Кенни хриплым от горьких слез голосом. Сзади подошел тот громадный мужчина и стал оттаскивать Кенни за плечо, — До свидания, я люблю тебя и не прощаюсь с тобой! — Папа, я всегда буду тебя помнить! Я всегда буду любить тебя, папочка! Передай Такки, что я тоже люблю его! Я найду тебя, пап. Толпа стала задавливать девочку и прижала ту к земле. Она не видела отправки самолетов, не смогла помахать отцу на прощание. Она лежала без сознания на земле и плакала. *** Придя в себя, Амина потерла ушибленную головушку и стала вертеться, пытаясь понять, что произошло и где она. Попытавшись встать, Амина столкнулась с, поразившим ее, препятствием: твердая металлическая цепь обивала полностью ее живот и крепилась куда то в неизвестность. Отцепить эту штуку у девушки не получалось, как бы она не старалась. Из-за сильного голода ее желудок стал придаваться режущим болям, а цепи лишь больше сдавливали его и причиняли еще больше боли. Терпя это мучение, Амина постаралась найти кого-нибудь поблизости, но в ответ на ее мольбы отпустить она слышала только тяжелую тишину. Мимолетный звук где-то справа, и Амина тут же оборачивалась туда, в надежде увидеть человека. Ей не было страшно, но не большой мандраж все же колотил по стенкам глубоко в ее сознании. Пролежав так еще пару минут, Амина услышала тихие шаги. — Оя, не стоит так шуметь, лапусь, тебя все прекрасно слышат. — Ты еще кто такой? — посмотрела на парня Амина. В голове стали всплывать картины прошлого или или позапрошлого утра — она уже сбилась во времени — и вспомнила о человеке, который своим взглядом прожигал ее все то время, держал ее за лицо, чтобы она не видела убийств его товарищей и, по всей видимости, этот же человек принес ее сюда. — Даже не спросишь «Где я? Что я тут делаю?». Интересно… Хисока Моро. Мое имя Хисока. А твое… прости, я пропустил мимо ушей твое имя.— заулыбался фокусник и сделал жест руками, мол, моя хата с краю, ничего не знаю. — Меня зовут Амина. А теперь начнём допрос, раз уж ты пришел сюда сам. Первое: где я? — Ты в логове пауков. Как же ты сюда пришла, не зная, куда идешь, лапуля? Так нельзя, ведь тебя могли украсть или убить. — Мне сказали, куда идти, я и пошла. Ладно, второе: почему я все еще здесь? — Этот вопрос тебе лучше задать моему боссу, кисуль. — А как зовут вашего босса? — Куроро Люцифер. Амина выпучила глаза на клоуна, а потом разразилась смехом. Клоун только гаденько улыбался и снисходительно молчал. — Люцифер? Да еще и с крестом? Это что за общество сектантов-сатанистов? — Ты бы потише говорила об этом, лапусь. У стен есть уши,— с легким смешком произнес Хисока. — Так, третье… а что третье? А, точно: сколько я тут нахожусь? — Один день. — Ага. А где мой друг? — Этого я не знаю. Босс приказал отвести его в гостиницу, и я думаю, что он там. Амина приложила руку к сердцу и вымученно вздохнула, отпустив камень с души. Ей стало так легко от одной мысли, что с ее другом все хорошо и ему, скорее всего, ничего не угрожает. Однако сразу после этого Амина вспомнила о пожирающей боли в желудке и схватилась с живот, бросив взгляд на Хисоку. — Извини, ты не мог бы отвязать меня? Эти цепи очень давят, а я совсем ничего не ела, и мой живот сейчас просто разорвется. — За этим меня, вообще-то, сюда и послали, кисуль. Приподнимись чуть-чуть. Клоун подошел к Амине сзади и присел за ее спиной, придерживая ее, чтобы девушка не грохнулась обратно. Он достал ключ и стал колдовать над замком. Через некоторое время замок с характерным ему щелчком, ведь у всех замков он разный — так вам любой мастер скажет — открылся и освободил бедную девочку от оков. Переместившись на край чего-то, напоминающего тюремную койку или даже гроб, Амина сложилась пополам и стала роптать. Хисоке уже стало казаться, что душевнобольной маньяк здесь вовсе не он, а эта кроха. — А зачем тебе сказали меня отвязать? Вы хотите меня отпустить? — задала вопрос Амина. — Оя, так хотим уйти от сюда? А как же твой новый друг Хисока? Лапуля, не огорчай меня. Мне приказано отвести тебя к боссу. Поверь, ты тут еще долго пробудешь, и отпускать тебя никто не собирается.— Хисока встал прямо перед лицом Амины и протянул ей руку, —Пойдем, лапушка. Амина приняла его ладонь и приподнялась, но, как видно, желудок ее организовал акт протеста и решительно отказывался от любой нагрузки. Сжимая руку Хисоки так сильно, как только девушка могла, она зажмурилась и досчитала до десяти, а позже опомнилась и смягчила хватку. — Извини, тебя не больно? — Лапуль, так ты за меня переживаешь уже? Ты что, изо всех сжимала мою руку? Какая ты слабенькая, оказывается. — Я не боксер, не Хантер, не бандит, я просто балерина. Не серчай на меня за мою слабость, дядь.— произнесла Амина с лукавой лыбой. — Я, наверное, не смогу сейчас идти. Можешь сказать им, чтоб подождали? — Малышка, не прилично задерживать хозяев, которые тебя приютили. Ай ай ай, какая ты невоспитанная девочка. Хисока нарочито покачал пальцем из стороны в сторону и щелкнул Амину по носу. Та, почесывая нос и разгоняя кровь, дабы не образовался синяк, предложила Хисоке очень интересную идею: — А давай ты меня на спине понесешь? — Лапуль, наши отношения слишком быстро развиваются. Как бы ты завтра не умоляла с тобой переспать. — Не боись, у меня все схвачено, клоун. По постелям я не шастаю, а на спине ты меня как тяжело раненную понесешь. Давай, разворачивайся. — Ни разу мне не говорила разворачиваться девушка… Лапуль, ну ты скоро? Пока Хисока был повернут спиной, девушка, на трясущихся ногах, стала карабкаться по его огромнейшей спине, как на Эверест. Был бы флажок, она бы вбила его в голову клоуна. Усевшись поудобней, девушка пришпорила Хисоку. — Вперед, мой верный конь, на встречу солнцу. — Эх лапуля, будь у меня не такое хорошее настроение, ты бы давно была бы прирезана чем нибудь.— с улыбкой сказал Хисока. — Ага, поняла. Тебе, кстати, не тяжело? — Встречный вопрос, кисуль: ты что-нибудь ешь вообще? — Ну разное: бывает кашу, макароны, супы там, людей… шучу, кашу не ем. Посмеявшись с собственной шутки, двое двинулись по коридорам заброшенного здания куда-то наверх, притом Амина не прекращала кричать «Но, лошадка, но» и напевать какую-то песню. «Усталость забыта, колышется чад, И снова копыта, как сердце, стучат. И нет нам покоя, гони, но живи. Погоня, погоня, погоня, погоня В горящей крови». — Это что это такое тут происходит?! Ты что, чокнутая, совсем из ума выжила?! — Не тронь меня, смерд, я на коне. — Как ты меня, тварь, назвала?! Новое достижение Амины высветилось прямо над ее головой: «быть убитой Фейтаном». Не будь она такой строптивой и наглой, может и не нарывалась бы на неприятности, но стоп-кран и границы дозволенного в ее голове были напрочь смыты и выкинуты. Она не боялась никого и была такой вредной, что даже когда ей бы дали выбор — сказать или сделать то, чего она не хотела, либо умереть — она бы выбрала смерть. — Я рад снова тебя видеть в добром здравии, Амина Веллингтон.— со спокойным лицом произнес Куроро Люцифер — глава преступной организации «Геней Редан»