Убийца жизни или неуловимая мисс

Амина вылезла из-за угла, оглядываясь по сторонам, и прошла к окну на втором этаже. Оттуда открывался вид на осенний пейзаж вдалеке, а в воздухе отчетливо слышалась осень. Пришло первое сентября. Половина труппы разбрелись по своим делам в городе, кто-то остался здесь. Хисоки видно не было, он ушел еще два часа назад. Ее не посвящали в планы, ей было невдомек, что сегодня должно произойти. Просидев на холодном каменном подоконнике минут десять, Амине стало неимоверно скучно, она видела занятость людей вокруг и ощущала себя не в своей тарелке. Плюнув на желание отдохнуть после тренировки с Фейтаном, которая стала не просто в разы лучше прежних занятий, но и куда приятнее и веселее, девушка спрыгнула на пол и вприпрыжку дошла до лестничной площадки, свесившись с перил. Вот она — сидит на перилах, в такт чему-то дрыгает ногами и непринужденно улыбается, ведь сегодня у нее впервые получилось использовать силу по-настоящему, как тот же Хисока со своей жвачкой. Это было не что-то фееричное, грандиозное, но удивление и радость от успеха оставили отпечаток на ее лице до сих пор. Она с наслаждением потерла руки. Сегодня утром они с Фейтаном обнаружили, что Мина может использовать свет как оружие, оставалось только приспособиться и научиться пользоваться этой способностью. Он сказал, что, когда человек спокоен, энергия идет сама собой и тратит меньше сил. Важно знать, что дает тебе спокойствие. — Нужно только сконцентрировать силу в руках, направить внимание на лучи света и вызволить энергию из тела — все просто! — вслух прошептала она, напоминая себе правила и тем самым успокаивая. Небольшой страх за то, что она может ошибиться и натворить делов, назойливо ошивался под боком. Амина спустилась на площадку между первым и вторым этажом, где стояло большое, высокое окно, откуда свет лучше всего падал, и вытянула руки. — Просто сконцентрироваться, взять свет в руки и выпустить его с аурой. Все просто! Она зажмурилась и глубоко задышала, представляя свет осязаемым предметом. Ощутив в теле тяжесть, девушка поняла, что самое время действовать и потихоньку стала вызволять ауру. Из рук стали выползать, как змеи, струи яркого желтого света. Наткнувшись на преграду в виде стены, они незамедлительно стали прожигать ее насквозь, с каждой новой «щупольцой», выходившей из ладоней, ускоряя круговое движение. В конце концов они остановили свой рост и теперь просто, будто сверло дрели, крутились и были готовы защищать хозяйку. Когда бетон стал крошиться после легкого прикосновения костяшек кулака, Амина все моментально прервала и засмеялась. — Как же это круто, а! Ха ха ха, поверить не могу, что у меня получилось! Святой мир, это ж обалдеть можно. Лука обзавидуется! — преисполненная искренней радостью, Мина поскакала вниз, чувствуя, как на душе становится легко. Она встретится с Лукой. Вопреки всему, что произошло с ней за последние недели полторы, Амина сейчас была лучше прежнего, даже лучше той Амины, которая еще в начале лета пришла сюда выручать своего друга-болвана. После разговора с Фейтаном внутри нее что-то щелкнуло, ей показалось, что есть еще, за что бороться. Она не станет той девочкой, потому что будет куда лучше нее. Она сомневалась, что может в полной мере доверять злобному коротышке, который питался болью и ненавистью, но, если подумать, он тут единственный, кто хочет ей добра, пусть и потому, что ему не нравится делить место в одном доме с такой мямлей, как она — это он ей сказал чуть позже, что обидело ее, но сегодня это чувство ушло. Однако почему от Хисоки нет никаких новостей? Она вышла из просторного зала, открыла входные двери и быстрым шагом пошла в сторону города. День сегодня был неожиданно ясный и неимоверно солнечный, такой, как в ее детстве. Рыжее поле, издалека походящее на ржавое озеро, клокотало, жужжало, словно рой пчел, а меж колосков пшеницы пробивались ростки красных цветов мака, которые стали заметны только тогда, когда Амина подошла уже ближе, и теперь ее взору предстало что-то неописуемо красивое, яркое, живописное. До ушей доносились множественные голоса цикад и кузнечиков. Внутри все затрепетало, захотелось зажмуриться и широко улыбнуться, захотелось закричать во все горло, чтобы каждый услышал, как она рада. Но этот душевный порыв девушка быстро остановила, завидев неподалеку знакомую фигуру, с которой она назначила встречу. Не стирая с лица улыбки, Амина подошла к мужчине и в предвкушении сверкнула глазами, ожидая дальнейших распоряжений. — Пойдем, у нас не так много времени. Ты хоть созвонилась с ним, он знает, что ты хочешь с ним встретиться? — Фейтан пренебрежительно громко шаркал по щебенке, вертя в руках нож-бабушку. — Обижаешь, начальник! На самом деле, девушка не предупредила своего друга. Перед отъездом из Йоркшина она оставила записку на столе, где написала Луке, что ее не будет какое-то время и квартира в его распоряжении. Там же она запечатлела просьбу дождаться ее. И вот, сейчас она шла к себе домой с одной лишь надеждой, что друг ее там и не нарушил обещания, которое он автоматически дал, прочитав записку. Амина остановилась на секунду и посмотрела на парня. Он вначале не понял, чего именно хочет от него девчонка, но, узнав знакомый азарт в глазах, сразу же допер. — Понятно, ну, показывай, — скучающе закатив глаза, Фейтан отошел в сторону. — Только не рядом со мной, глупая, иначе мигом руки оторву. Ей не терпелось показать, чего она успела добиться. Встав напротив товарища, Амина вытянула руки и стала что-то роптать. До жути перепугавшись, когда ничего не получилось, как это обычно бывает с теми, кто хвастается на публику, она стушевалась и занервничала, улыбка на ее лице скривилась, глаза нахмурились. Она продолжала попытки показать свой успех, не замечая уже ничего вокруг, пока тяжелая рука не дернула ее за плечо и не повернула к свету. Разумеется, как она могла забыть: сейчас ее навыки не столь практичны и совершенны, поэтому ей требуется прямой солнечный свет (!), чтобы добиться результата. — Поставь ноги на ширине плеч, расслабь тело и думай только о свете. Руки не должны быть напряжены, но и свисать, как макароны, тоже. Прими, короче, естественную позу и избавься от тревожных мыслей, — все командовал Фейтан. — Я что, зря два часа сегодня убил? Зря вставал в такую рань, чтобы ты к обеду уже все забыла? Давай, шевелись, дура! После таких ободряющих речей дела сразу пошли в гору. Еще больше сконфузившись, Амина поскользнулась на мелком камушке, когда старалась расслабиться, и чуть не грохнулась лицом в грязь, если бы не заботливый Фейтан. — Издеваешься надо мной?! — Все, сейчас все будет, не кричи! Глубоко вздохнув, Амина медленно выпустила остатки воздуха и прикрыла глаза, чтобы посторонние объекты, такие как парень слева, не мешали ее контролю. Она повторно вытянула руки и перевела всю энергию в них, ощутив при этом приятное покалывание, знакомое ей с недавних пор. Дело оставалось за малым, когда, отчетливо представив себе солнце, Мина стала выпускать накопившуюся ауру из рук. И о чудо! Те самые щупальцы, которые теперь двигались вдвое быстрей, их было больше да и, вдобавок, их сила увеличилась от прямого света ярила, выползли и стали обволакивать кисти, когда Амина сжимала руки в кулак. — Смотри! Круто? — завизжала девушка. — Их можно попробовать использовать как кастеты. Не забывай, что ты усилитель, а значит просто увеличиваешь свою физическую силу. Тебе следует больше тренироваться. Его скучающий тон весьма расстраивал, однако мысль его была верной. Ничего не сделаешь, раз ты родился усилителем, ведь так? — Слушай, а тип нэн можно поменять как-нибудь? — Нет, — довольно сурово одернул Фейтан, но, буквально на секунду погрузившись в раздумья, поправился: «Такие случаи были, но они единичные. Какой-то умник смог изменить свою манипуляцию на усиление, но вскоре помер. Есть еще пара случаев, когда люди со временем полностью менялись, становились настолько другими, что и нэн менялся вместе с ними. Последствий такого перехода я не знаю, это нигде не зафиксировано, просто кто-то болтал, а я услышал», — глагольтвовал он, пока они шли к домам. — А почему тот человек умер? — услышав такое, желание экспериментировать у Амины вроде и пропало, а вроде и любопытство играло в одном месте, да и простой интерес не унимался. — Потому что… потому чт… потому что потому. Это тебе не это! — Понятно. До знакомой улицы они шли молча. Амина часто смотрела вокруг и замечала знакомые лица, которые были ничуть не меньше удивлены увидеть давнюю знакомую. Сейчас она больше всего боялась особого внимания к себе, которое Амина неумышленно примагничевала. Город, к слову, с дня ее отъезда никак не поменялся. Даже одежда на многих была та же, как и в те дни. Еще ее удивляло полное игнорирование присутствия члена Редана, который беззаботно шел по улице и даже насвистывал себе под нос какую-то мелодию. Выходит, никто не знает их в лицо, во всяком случае обычные смертные. Но беда все же пришла. Из-за поворота прямо перед носом Амины выскочил в своей манере недовольный Картэ, уверенно шедший по своим делам, пока не уперся прямо в молодого парня рядом с девушкой. Он раздраженно поднял глаза на юношу и хотел уже было выругаться, пока краем глаза не заметил удивительно знакомые глаза, а потом волосы, тело, лицо. Картэ изумленно повернул голову к Амине и продолжил бы стоять как вкопанный, если бы Фейтан не прервал его. — Ты куда летишь, старик?! — прорычал карлик. — Ослеп на старости лет? — А? — только и смог сказать Картэ. Еще никогда он не впадал в ступор, никто на свете не мог ввести его в это состояние, когда тревога и радость сливаются воедино, а сердце стучит пуще прежнего и барабанит внутри, отдаваясь гулким эхом в ушах. Не помня себя от счастья, уже поседевший мужчина медленно сделал шаг вперед, а затем и второй, а, подойдя к Амине, обнял ее крепко-крепко, что кости затрещали. В груди девушки потеплело, она мягко улыбнулась и обняла старика в ответ. Ее взор был устремлен вперед, хотя никуда не смотрел. Она провалилась в свое сознание и трепетно держала в руках души свое желание, загаданное несчастной ею в недавнем прошлом, когда единственное, о чем она мечтала — о нежности. Тоненькая слезинка скатилась по щеке, когда девушка моргнула, возвращаясь в настоящее. Картэ все продолжал держать ее в своих руках, пока не заметил, как Амина отходит назад. Она могла бы еще простоять так, но время поджимало. — Мистер Картэ, здравствуйте! — прошептала она. — Здравствуй, Амина! Ведь четыре месяца почти прошло, как ты пропала! Мисс Кеплер вся распереживалась, когда узнала, что ты уехала из города. Ворчала много о том, что тебе еще заниматься надо, чтобы выйти на сцену, а ты взяла и удрала. Да и я, по правде, думал о тебе, — Картэ взял ее за руку. — Ты прости меня, дурака, что так обращался с тобой. Я не со зла… — Что вы, не надо! — Амине резко стало плохо. Ей было ужасно стыдно, она готова была провалиться сквозь землю, лишь бы не думать о своей глупой выходке. Но еще больше ее смущал дедуля, просящий у нее прощение за ее же ошибки. Она сама была во всем виновата. Она и никто больше. — Вы ни в чем не виноваты, не корите себя зря! Я сама вела себя недостойно, я была заносчива и хамовата! — она склонила голову вниз, чтобы не смотреть мужчине в глаза. — Рад, что ты тоже осознала это, — хмыкнул Картэ. Это вызвало в девушке искренний смех. Так легко общаться с нормальными людьми! Почему же она раньше не пользовалась такой возможностью? А сейчас у нее из общения только сумасшедший коротышка, жаждущий смерти всего вокруг, моря крови и рыданий. Да еще и те два долбанутых. Точно, Лука! — Простите меня, мистер Картэ, но мне нужно идти, — она искоса посмотрела на Фейтана, стоявшего поодаль и прожигавшего ее глазами. — Я ненадолго пришла в город, скоро мне надо будет идти обратно по делам, но я, скорее всего, вернусь на этой неделе. Обещаю! Старик повернулся к ждавшему Амину парню и сощурил глаза. — С тобой все будет в порядке? — Думаю, да. — Ладно, — он обеспокоенно вздохнул и похлопал девушку по плечу. — Буду ждать. Лука тоже ждет тебя. Я пойду, спина разболелась пару дней назад, все никак не пройдет. Хоть бы до дома целым дойти и не потерять по пути позвоночник, — прохрипел Картэ. — Да свидания! Выздоравливайте! Дальше пути Фейтана и Амины разошлись. Уверенный в своей силе и скорости, а также в непревзойденной чуйке, он отпустил девушку одну, наказав прийти через час к центральному городскому парку. Сам он пошел на встречу. С кем? Наверно, с кем-то очень важным, потому что лицо его стало напряженным, когда он приблизился к цели. К зданию аукциона. К тому времени Амина уже подходила к цветочным клумбам напротив своего дома. Удивительно, как такая скучная, серая улица с обычными штамповыми домами могла вызвать улыбку. Эти дурацкие цветы, такие маленькие и пожухлые, эти бетонные панели, пасмурное небо, опавшая листва — но все это было родным, незабвенным, настоящим. Здесь для Амины не было фальши, не было игры, тут можно расслабиться и забыть обо всем на свете, только следить за морганием фонарей, за быстрым мигрированием птиц на юг, размеренным опаданием листвы клена. И в такой момент на душе тепло, в ней царит штиль, потому что душа находит в этом свой покой. Только переступив порог квартиры, девушка остановилась. Рот ее медленно открылся и закрываться больше не был намерен: уже из прихожей был виден тот бардак, который натворил Лука. Как раз из маленькой и единственной комнатки выглянуло удивленное лицо, перепуганное и смущенное. Он, небось, ожидал увидеть кого угодно, но не любимую подругу. Они стояли и смотрели друг на друга с глупыми лицами, не смея прервать минуту тишины. Лишь только придя в себя, опомнившись, Лука сделал два робких шага, а потом наскочил на девушку чуть ли не с плачем. Она утонула в его объятиях, в мягкой шерстяной кофте, в больших и шершавых ладонях. Потерялась в его глазах, — где скопились скупые мужские слезы, — так горько смотревших на нее с толикой обиды, непонимания. Им не нужны были слова, Лука все понял без них, когда женская ладонь легла на его щеку и огладила контур его лица, когда слезы непроизвольно стекли по милому лицу, когда серые глаза искали прощение и утешение, бегая туда-сюда, даже не надеясь на такое снисхождение. Он ласково улыбнулся и прижал Амину к себе, сдавливая тело той в могучих руках — это и значило его прощение. Большего на этом свете ей было не нужно. Ей не хотелось больше врать, здесь она покончит с ложью в себе. Именно в этой квартире все должно закончиться. — Так ты теперь типо у них на побегушках? Без права на свободу и выбор? — Лука противно сморщился, как бы брезгуя такому событию. — Не совсем, но суть ты уловил и слава миру, хоть так. Я не ждала, что ты найдешь здесь мораль, — впервые за долгое время из девушки буквально капал сарказм, а шутки шли сами собой. Не нужно было напрягаться, просто сиди и смотри на лицо друга так долго, как только сможешь, и смех сам придет. — В общем-то, я теперь вроде пленника, узника. С какой-то стороны это даже круто, я могу ходить и хвастаться своей несчастной участью, но кто бы знал, как мне это все осточертело. Как я хочу отмотать время вспять и никогда не встречаться с этими уродами. Нравственные калеки, ей богу. — Если бы я только не украл ту цепочку… — Если бы да кабы. Хватит. Поздно жалеть и причитать, — она выпрямилась и гордо взглянула на собеседника, — надо действовать. — Ты хочешь бежать? — голос Луки наполнился надеждой. Веллингтон отличалась особым упрямством и вредностью, по крайней мере та, которую он знал раньше, поэтому редко давал ей советы и предлагал что-либо. Пока она сама не решиться, она убьется, но не сделает. Но сейчас его что-то подтолкнуло и он взял инициативу на себя. — Давай убежим, хотя бы на время. Я всем помогу! Амина отвела взгляд на улицу. Время шло к вечеру, заметно потемнело. Солнце зашло за крыши домов. Девушка свела брови к переносице — думает. Есть ли шанс убежать без потерь, не быть пойманными и остаться целыми? Когда они сбегали от Дикета, все было иначе, да и он был не первоклассным убийцей. Он пытал Амину, желал убить в ней честного человека, и это, бесспорно, выводило из себя. Благо, она была девочкой и до реальных пыток дело не доходило, но в один из дней все стало больше и больше к этому приближаться. Она давно стала замечать за Дикетом уже не «родительскую заботу» к себе, пока однажды пазл не сошелся, когда мужчина мерзко провел своей пухлой ладошкой по ее спине и спустился ниже. Тогда же было принято решение бежать без оглядки. Луке все было доложено сразу. И они бежали после отъезда хозяина поместья, захватив с собой только самые ценные вещи. За ними не было погони, все узнали о пропаже только через неделю, когда Дикет приехал и поставил весь дом на уши. Но теперь все было по-другому. — Ты помнишь, как мы сбежали от твоего отц… от Дикета? — Лука стал в ту же секунду серьезной и мрачней. Факт его родственной связи с таким дрянным человеком огорчал его и порочил его, быть может, не честное имя, но имя, как минимум, не лишенное сердечной доброты и благородства. — Это бегство будет куда опасней того, тут перед нами стоит реальная угроза. Я опасаюсь, что за такую попытку если не мне, то тебе точно открутят голову. Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Я и так принесла тебе много боли. Лучше мне будет остаться у них, так я смогу сберечь тебя. Лука любил девушку именно за это. Он любил ее за все, но ее самопожертвование, которое она могла допустить только в крайних случаях, то есть к самым близким, очаровывали его. В прошлой жизни у него было все, как могут подумать многие: деньги, дорогие игрушки, большой дом, влиятельный отец, богатые друзья. Там он чувствовал себя величественно, значимо для общества. Здесь же ничего этого не было. Зато было большее — в этом доме его ждали, его ценили, его любили. Ради него здесь отрекались от покоя, от счастья, от жизни. Как можно не ценить возможность быть нужным, любимым. Ради этого и собой пожертвовать не жалко. — Не беспокойся обо мне, думай о себе. Мне ничего не будет, я за себя могу постоять, а вот что будет с тобой, останься ты у них еще хоть на чуть-чуть. Ты сейчас похожа на труп, — Лука подавил смешок, закрыв ладонью рот. — Было бы больше денег, я бы исправил это. — Да тут дело не в деньгах, я просто устала. — Нет, были бы мои карманы набиты золотом, все было бы по-другому. И эту опасность можно было бы миновать, просто откупиться. — Тут сейчас вопрос уже не в откупе, а в принципе, в упорстве сломать меня. — Ну и твое упорство могло бы стоить денег. Можно было бы заплатить, а ты бы просто сыграла роль пушистой овечки, мол, ты не при делах и все такое. — Ах, Лука, ты все печешься о деньгах? Да как ты можешь жить же так?! Как ты все еще жив, если живешь ты деньгами, ценой этих денег, ты все оцениваешь в них! Деньги, золото, машины, дома — оно имеет цену неравнозначной цены жизни! Как ты не можешь понять, что деньги делают счастливыми людей, которые обрели счастье без них?! — голос ее сорвался, а на глазах стояли слезы. — Они лишь приумножают счастье человека, дают больше возможностей, но и без них перед человеком открыты все дороги, он свободен без них, он дышит без них и способен любить! Любить, ты слышишь?! любить! «Да, я, да! я вспомнила! Я так была убеждена, что жизнь моя уже закончена, что дальше ничего меня не ждет, что и забыла слова отца, забыла его самого, пытаясь найти его! Он говорил тогда со мной в этом старом бараке, счастливом бараке, что нет ничего дороже чего-то такого, чего-то… я уж и не помню чего…, прижимая меня к себе. Я спрашивала его тогда, почему люди бывают несчастны, имея все золото мира? А он отвечал мне, что люди несчастны, потому что ищут счастья в деньгах, а в деньгах счастья не найти. „Из всех даров, созданных людьми, счастье способно принести лишь одно благочестивое, святое, душевное явление, которое приходит к людям само собой: его не надо искать, не нужно бояться потерять — оно появляется из одной искры и разгорается в человеке мгновенно, и покамест человек не захочет избавиться от него, оно будет царить в человеческой душе и дарить то великое счастье, на которое не способно ни одно человеческое творение“. Я спрашивала его, что это такое за чудо, а он все молчал и улыбался, а потом сказал с той же улыбкой: „Любовь, милая, любовь”.». — И все же выглядишь ты ужасно, — сквозь нагнетающее безмолвие, появившееся внезапно и сеявшее зло, прозвучал тихий голос Луки. Видно, он сам не ожидал такой реакции, тоже был обижен, но испытывал вину. — Знаю. У меня нет тех условий, при которых можно выглядеть королевой, знаешь ли, — она закатила глаза и подошла к зеркалу. Душа вроде успокоилась, но обида жужжала в сердце. Но Лука был прав. Там, в зеркале правда было убитое лицо, жалкое и ничтожное, словно из него высосали вообще всю жизнь. Но на плечо Амины легла рука, и лицо преобразилось, точно от от одного прикосновения может исчезнуть бремя ожесточенности. — Хотя с тобой рядом я всегда буду королевой, только без короны, — и улыбка, робкая и боязливая, боявшаяся услышать отказ. — Ты не королева и никогда ею не была. Королева без короны и царства уже не королева. Ты же просто чудесный человек, а чудесному человеку корона не нужна, чтобы являться таковым. Час давно прошел, пролетел и второй час. Солнце село, а сухая листва шебуршала на дороге пустых улиц, где лепетала тишина. Огни окон освещали тропинки, по которым бежали черные кошки. И где-то там, наверху безмолвие прерывали разговоры и смех, что дымка ночи дребезжала и теплела. А все потому, что двое молодых людей, сидевших на подоконнике, были важны друг другу, оттого каждый невольный жест был люб, и оба случайно повторяли их за собеседником. Как это важно — быть важным. Но еще недавно относительно чистое небо сейчас было испачкано тучами, за которыми скрылась большая и желтая, как масляный блин, луна. Поднялся сильный ветер. — Выходим через десять минут. Ты уверена, что это все, что тебе нужно? — Самое ценное осталось там, так что какая разница? — Не волнуйся, мы все вернем, просто позже. — Да, я понимаю. Я пойду, переоденусь. Кажется, дождь собирается. Подумать только, сейчас она чувствует себя такой нормальной, самой обычной. А еще утром она считала, что здорова. Нет, как же все запутано, ничего не понятно. А главное, что даже разобраться в себе она не может. Вроде и не ехидная, не злодейка, но коварное чувство вновь захватывает ее. Как же глубоко засели у нее параноидальные мысли. А все этот Хисока: зацепил своей жвачкой и не отпускает. Он уже больше недели с ней не говорит, даже не смотрит на нее, но дело его живет будто само по себе, независимо от создателя. Амина все больше и больше смущается, загоняется, рушится изнутри. Сомнения цепями обвивают сердце. А все это из-за фразы, брошенной невзначай Моро давным-давно: «Можно жить правильно, все любить, себя не жалеть, праведно существовать, а можно наслаждаться миром». Тонкие, как ниточки, намеки, подталкивание ее к пропасти, внушение ей несуществующих законов, подмена понятий — это все стало разрушать ее, и, конечно, пока она этого не поймет, не догадается, что делает Хисока и для чего, она не спасется, а будет съедать себя по кусочка. Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет. А почему, в принципе, один Хисока виноват? Они там всей бандой преследуют одну и ту же цель. Осталось определить, какую. Впрочем, явно не благую. — Ты скоро? Выходить надо. Как бы нас не засекли. Лука всегда был достаточно пугливым, зашуганным мальчишкой, невзирая на взбалмошность. Отваги он не держал в своих руках, твердой уверенности не было в сердце, он дергался от любого неосмысленного шороха. Однако близ Амины вся паника уходила, хотелось самому начать творить историю, лишь бы не быть позади девчонки, лишь бы не она его защищала, а наоборот. — Пойдем переулками. Где тебя должен ждать этот парень? — У центрального парка. — Значит пойдем противоположно ему. Выйдем на железнодорожную станцию, перейдем ее и пойдем через лес. Оттуда до соседнего города километров десять, там сядет на поезд и уедем куда-нибудь. Пошли? — Пошли. Они шли быстрым шагом, стараясь не оглядываться. Никаких больших рюкзаков у них не было, только одна сумка, висевшая на плече Луки, в которой лежала еда и вода. Ну и деньги, разумеется. Они обходили мимо многолюдные места, стараясь держаться темных и тихих мест. Сильное волнение крутило живот Амины. За ней уже началась охота, это было сто процентов так. И самым страшным сейчас было наткнуться на кого-нибудь из пауков. Она даже не хотела представлять, что с ней сделают, если ее поймают, а что будет с Лукой вообще непонятно. Его убьют, не иначе. Отступать было уже нельзя, она все равно опоздала и заставила напрячься реданов. Если ее пропажу заметил кто-то кроме Фейтана. Эта паскуда от нее просто так не отстанет и отыщет ее где угодно, если они сейчас не прибавят шаг. Амина берет руку друга и начинает бежать. Ей отчетливо кажется, что за ней следят. Вон, справа чья-то зловещая фигура, теперь и слева, они окружают! Но Лука вовремя сжимает руку Амины, как бы говоря, что все хорошо, тебе мерещится, не накручивайся. Вот они уже преодолели последние дома и дошли до железнодорожной станции. Они уже переступили через рельсы и стали спускаться с бугра вниз к лесному массиву, как Амина почувствовала пристальный взгляд сзади и обернулась, увидев группу людей, стоящих на возвышенности и смотревшей на нее, не сводя глаз. Ужас сжал ее, поразил в самое сердце, которое стало стучать с невероятной скоростью. И она не могла сдвинуться с места, только смотрела наверх и не шевелилась. — Чего ты встала там? Пойдем! — Лука, который уже перегнал девушку на несколько метров, оглянулся и окрикнул ее. Амина обернулась и проморгалась. Посмотрев снова назад, она не увидела там никого. — Давай, быстрее, не отвлекайся! Не было видно даже луны. Вытянутая рука скользила в черноте, чтобы не упереться в стволы деревьев. Изредка Амина спотыкалась о торчащие корни, но рядом шел Лука и поднимал ее за локоть, стараясь держаться подле нее. Выйдя на опушку, они решили сделать короткий привал. Не совсем в центре, но так, чтобы не потеряться, они сели. — Как думаешь, мы уже много прошли? — Мина перебирала в руках ветки, поеживаясь от холода. — Думаю, половину. Тебе холодно? — Амина качнула головой, спрятав руки в рукавах. — Пойду соберу хворост. Сиди здесь и никуда не ходи. Скоро приду. Когда Лука скрылся за деревьями и ушел вглубь в поиске сухих веток, которых здесь было не так много после дождя, Амина погрузилась в полную тишину. Ни ветра, ни движения живности. Даже шорохи Луки стихли там, далеко. Она сидела на сухой траве под высоким, раскидистым деревом и старалась как можно меньше издавать звуков. Прислушивалась к любому хрусту, глаза открыла во всю, ведь в темноте ничего не было видно. Темные кроны дрожали наверху, вокруг слышался легкий перезвон, перешептывание листвы. Но, как ни странно, более звуков не было. Звери, видно, спали, им не было дела до девушки, сидящей на краю опушки и смотревшей в ночную высь. Ей стало казаться, что все опасения напрасны, раз до сих пор не слышно ни души, а забрались они уже далеко. Чуть успокоившись, Амина облокотилась о дерево и прикрыла глаза. Прохладный ветерок щекотал лицо, заставлял лес оживать и говорить широкими желтыми и красными лапами. Вдруг, сзади раздались шаги. Конечно, Лука наконец вернулся! — Я думала, ты уже не хворост, а целые деревья собирать пошел, — усмехнулась девушка, оборачиваясь. — Чего так долго, Лука… — А тут вовсе не Лука, Амина. Лицо его она не видела, но это был мужчина высокого роста, как раз один из тех, что стоял на подходе к лесу. И, что неопровержимо, он был пауком — наверняка, абсолютно точно. Вскочив с места, Амина рванула в сторону, где скрылся еще недавно Лука. — Беги, — кричал ей голос, — от нас все равно не скрыться! — а за тем громкий, устрашающий смех, будто рев поглощающий все пространство. Она забыла об усталости и холоде, дыхание давно сбилось, к горлу подкатывала тошнота. Час страшной расправы приближался, она знала это. Она смотрела назад, по сторонам, боясь увидеть человека, кем бы они ни был. Слезы крупным градом лились по щекам, Амина не могла остановиться рыдать. Живот нещадно болел, крутил, выл; дышать было трудно, а голова зудела. Перед глазами мелькали стволы деревьев, освещаемые теперь тонкой струей лунного света с темного, густого небосвода. Воздуха не хватало. Ее сейчас вырвет. Она остановилась и припала к земле, стараясь отдышаться. Амина еще бы просидела так, если бы не отвлекший ее откуда то вдалеке звук, похожий на крик. Сил встать не было, руки, как и ноги, дрожали, поэтому девушка поползла в сторону, где еще слышалось оставшееся в воздухе эхо. Перебирая руками и ногами, Амина смотрела только вперед. Одно короткое оханье так и осталось висеть над тем место, где была Амина. Сама того не заметив, как это случилось, Веллингтон покатилась кубарем вниз с крутого обрыва. Перед глазами мелькали острые камни, коряги, и вот, казалось, еще секунда — и она мертва: разобьет голову или свернет шею, и на этом конец, долгожданный конец. Но ей было не суждено избежать сегодня встречи с преступниками, жаждущими ее крови. Она остановилась на уже пологой земле. Сколько прошло времени, пока она лежала, Амина не знала, но, придя в себя, стала короткими движениями приподниматься на локтях. Когда зрение к ней вернулось, она осмотрелась. Глазами она все же нашла источник того звука, который привел ее в такое положение. Поодаль, у пней лежало тело в куртке, смутно похожей на куртку Луки… Все чувства сейчас будто атрофировались, когда Амина стала подползать к человеку, лежавшему ничком. Глаза были пусты, тело только изредка содрогалось, как будто уже по привычке. Она бесстрастно перевернула труп, шея которого была перерезана по самый хребет. Бледное лицо с выпуклыми от травмы глазами уставилось на Амину. Кожа была еще горячей, но цвет стал неестественным, каким-то желтым, блевотным. Но это никак не испугало девушку. У нее сейчас вообще ничего не осталось. Лука был мертв. Осталось только убить всех, причастных к этой трагедии. Подняв голову вперед, она увидела вокруг людей. В центре стоял Хисока. В руках его был окровавленный нож. — Вот как ты благодаришь нас за нашу доброту? Мы ведь оставили тебя в живых, девчонка, дали кров и пищу, — баритон Люцифера был неподделен, он звучал на всю округу. — Очень жаль. Я разочарован в тебе, девчушка. А были такие надежды… — Пойдем, лапушка Амина, — сладкий голос, как церковный напев, звучал совсем рядом. — Иди ко мне, я тебя не обижу, — Гадкая улыбка была замечена ею на лице парня. Девушка встала и хотела уже было подойти к Хисоке, вынув из кармана штанов что-то острое, но сильная слабость ударила в голову. Амина покосилась и упала совсем без чувств в руки бледного мужчины, кровь которого бурлила в венах и просила продолжения. Хисока требовал убийств.

***

Когда темнота перед глазами рассеялась, девушка увидела перед собой закрытое помещение, где воняло гарью и кровью. Из источников света здесь было только маленькое окошко у самого потолка. Это, судя по всему, был цокольный этаж. Стоило бы сорваться сейчас и бежать, но сил не было. Амина лежала трупом и просто моргала. Стальная дверь у кровати заскрипела и отворилась. Во внутрь вошел Куроро, держа в руках свою незабвенную книгу, которую он никогда не выпускал из рук. — Очнулась? — Амина даже ухом не повела, стараясь не замечать этого человека. Убийца! — Славно. Он сел на стул напротив девушки и открыл книгу. Когда тело чуть привыкло к новым ощущениям себя, Амина приподнялась на локтях, сопровождая это кряхтением и ругательствами. Ей было жутко некомфортно находится под надзором Люцифера, она чувствовала, что ему подконтрольно абсолютно каждое движение, каждый взгляд, даже мысли, отчасти. В полной тишине, которая прерывалась изредка перелистыванием страниц книги или новым звуком Амины, которая ерзала на кровати, пролетело, наверно, полчаса. В комнате было очень душно, а черная плесень на стенах, полу и потолке добавляла непередаваемый «аромат», от которого кружилась голова. Хотя этот запах навеял старые воспоминания о родном городе, где чуть ли не каждый второй дом, включая и дом Амины, так пах. Она скользнула по мужчине глазами и так, от скуки, взглянула на книгу. На обложке был изображен крест. «Библия? Он что, читает Библию?» Будто прочитав мысли девушки, подобно тому, если бы они летали в воздухе, как бумажки, каждую из которых можно было взять, раскрыть и пройтись по тексту, Куроро отложил книгу и уперся в Амину глазами. Он долго что-то рассматривал, подбирал слова, возможно; глаза его поблескивали, как будто он уже что-то придумал и загорелся этой идеей. Не прошло и минуты, как он вдруг качнулся на стуле, встал, подошел к девушке и сел рядом с ней. Она вся напряглась, ожидая чего угодно, ведь от такого человека как раз нужно ждать что угодно. — Вы читаете Библию? — Амина решила, что находиться в таком напряжении невозможно, и сделала первый шаг. Простой вопрос, соскочивший с языка, обычная беседа, непринужденная. Но это ведь было не так. — Да. Там можно найти много ответов на вопросы, ответов на которые нет нигде, — словно поняв, что девушка пытается то ли потянуть время, то ли расслабить атмосферу, он уцепился за этот диалог. — Вы верите в Бога? Конечно это удивляло. Все равно, что законченный гуманист требовал урезать права человека, или монах взял оружие в руки, или хиппи, кричавший об отмене моратория на смертную казнь. Не сказать, что Амина верила в Бога, точнее она вообще в него не верила. Не потому, что считала это невозможным, или потому что верила в науку — нет, так получилось, она просто об этом не задумывалась. В детстве папа рассказывал ей что-то подобное: о бессмертном саде, где человеку уготовано место, где нет ни боли, ни печали. Говорил о добре, о его важности и о том, что принес Бог людям. И она верила и жила этим. Но со временем это все стерлось, помрачнело и уже не играло той роли путеводителя. Однако она все еще помнила, где-то там, на задворках памяти, заповеди и библейскую историю, может и не полностью и перепутано, но все же, потому глаза ее округлились, в них говорил шок и неверие, осуждение. — Сложно сказать. Я во многом с ним не согласен. — В чем же? — Невозможно всех любить, а Иисус говорит именно об этом. Не осуждать тоже не получится, ненависть и гнев делают из нас людей. И самое главное, Иисус, как он сам сказал, даровал нам свободу, то есть мы сами вольны выбирать свой путь, при этом неправильный выбор карается, а сделать правильный так трудно, что проще вообще не рождаться. То есть, он создал заведомо невозможную игру, где победить равносильно везению. Она была согласна с Люцифером в чем то, ее тоже это поражало. Но не стоило забывать, что она говорит с убийцей, криминалом, для которого вранье — раз плюнуть. — И это все? — она продолжала дискуссию, лишь бы отвлечь его. — Прощать обидевших тебя? Это глупо и неэффективно. Ну простишь ты их, а дальше что? Тебе нож в спину? Нет, предательство нужно сразу карать. — Убийством, например, — Амина хмыкнула. — Ну, иногда да, но можно делать и поблажки. Девушкам особенно. С ними подойдет другой метод наказания. Все это время он вел ее, как собачку на привязи, как пастух ведет овцу на убой, туда, куда ему было нужно. Он все спланировал, все продумал, даже ее вопросы. Стало страшно, хотелось сбежать, укрыться, но даже здесь он все просчитал и перекрыл все пути отступления. Да и она сама пришла ему в лапы. Ей только оставалось задать контрольный вопрос. — Какой, — сухо сглотнув, она посмотрела на него. В его глазах не было жалости или сострадания, они были холодны. На лице его дрогнули губы и растянулись в снисходительной улыбке. Куроро дотронулся до ее лица ладонью и провел от скулы до губ большим пальцем. Видимо, это и был ответ. Жестоким поцелуем он завладел ею, перекрыв воздух. Его руки гуляли под ее кофтой и штанами, дотрагиваясь до самых сокровенных мест. Он сминал ее грудь, царапал кожу на ребрах, срывал одежду, не прерывая поцелуя. Все это время Амина рыдала, не сдерживая криков о помощи и жалобных просьб остановиться. Когда с ее ног слетела последняя надежда, в глазах все стало меркнуть. Руки Куроро прошлись по бедрам девушки, надавив пальцами на кожу до боли. Он притянул тело Мины к себе, сжимая в пальцах тело худой, хрупкой и больной, а в глазах его сверкала похоть. Без капли сожаления, он приставил к ней член. — Стой, — сквозь море слез, она выдавила из себя последний аргумент. — Я не девственница, тебе будет не интересно. Отпусти меня, пожалуйста! Лучше убей. — Не страшно, ведешь то ты себя как девственница, — сказал Люцифер и молниеносно вошел в девушку, выбивая из нее жалобный крик и тут же закрыв ее рот рукой. Он двигался резко и грубо, иногда останавливая свое рвение и продолжая в медленном темпе. Наверно, хотел продлить момент наслаждения, которым Амина не обладала. Придавив ее всем телом, он схватил ту за голову и зарылся в волосах, натягивая их и открывая шею, чтобы припасть к ней в следующее мгновение. Не было никакой сладкой истомы, никаких стонов, только тупая боль и обида. Как такое можно простить? Продолжая вдалбливаться в свою жертву, Люцифер совсем потерял рассудок. Он рычал и глухо стонал прямо ей на ухо, как бы говоря, мол, даже мне приятно, а ты как обычно пролетела мимо. Когда Амина увидела перед собой ключицу мужчины, она, не раздумывая, укусила ее, веря в силу своего укуса. Она надеялась на перелом его кости, на муки, которые увидит в глазах напротив, но получила обратный эффект, когда он с новой силой застонал и увеличил темп. Наверно, ему надоело одно положение, в котором все затекает, конечно, это очень неудобно, поэтому она перевернул Мину на спину, заставив привстать на руках, и вошел вновь. Да, так лучше. Когда оргазм пришел к Люциферу и он остановился, Амина молилась, чтобы это был конец. Рыдания не прекращались, она безмолвно глотала слезы. На ее счастье, она сидела спиной к мучителю, и он этого не видел. Он не должен видеть ее злости, не должен думать, что ее это задело. Она должна стать непробиваемой, непоколебимой. Прождав еще пару минут, чтобы слезы ушли с лица, она стала слезать с кровати. — Куда это ты собралась? — громкий голос раздался над головой. Паук схватил ее тело, обвив его руками, как сетями, и поволок обратно. — Пусти, хватит, отстань! — брыкалась Амина. Она била его по рукам, ногами стучала по телу, но в итоге оказалась снова прижатой между дрянной кроватью и Люцифером, которого теперь она ненавидела больше всего на свете. После Хисоки и Иллуми таких чувств не было, будто и самого изнасилования не было. Видимо, тогда она была настолько глупой, что и не заметила такой грубости. Но не сейчас. — Я не прощу тебе этого! — Что, попытаешься убить? Валяй, — он открыто насмехался над ней. Вот, расправил руки в стороны, открывая торс. Как будто говорил: «Давай, бей». Но и Амина не промах. Она накинулась на него, била и даже не глядела, куда бьет. Маленький лучик пробился в окно. Уверенная в себе, Амина проделала все то, чему ее научил Фейтан. Вокруг кулака образовались солнечные кастеты, которые ударили Куроро в живот. Это, несомненно, поразило босса, но и результата должного не дало, как об стенку горох. — Оу, даже так, — протянул он и схватил ту за плечи. Магия сразу спала, не оставив после себя и следа. Он снова поставил ту раком. — Что ж, тут я уже все попробовал. Теперь давай играть по-другому, — и ввел свой член туда, где Амина даже не знала, что можно получать удовольствие. Непереносимая боль полностью сковала ее. Дрожь пронеслась по всему телу и застыла. Он не дал возможности привыкнуть, продолжая входить в нее до конца, разрывая ее на части. Долгий, протяжный стон боли зазвучал из уст девушки. А дальше все как в тумане. Она только слышала шлепки и хрипение мужчины, довольствовавшегося прекрасным предметом для утех, который свалился ему в руки по невероятной случайности. Амина повернула голову в сторону маленького прикроватного столика. На нем лежала Библия. И как Бог может позволять такому случаться? Такой несправедливости, такому чудовищному делу? «Иисус, как он сам сказал, даровал нам свободу». Вот так человек распоряжается своей свободой. Совершает злодеяния совершенно безнаказанно. Когда все закончилось, она лежала в полусознании. Сильно хотелось спать. — Как только оклемаешься, выйдешь и пойдешь к себе в комнату. Надеюсь, до тебя дошло теперь, что не стоит перечить мне и переходить дорогу. Сейчас бы оказаться в детстве… дома. Бедность не страшна, она не порок. Та бедность, которая преследовала ее в детстве, была, по крайней мере, счастливой. Папа… он был странным. Слишком добрым, слишком светлым, слишком отзывчивым, слишком… будто не от мира сего. Он бы не полез в драку, чтобы защитить ее, а скорее получил бы в лицо, когда начал бы говорить о неправильном поведении. Он получил бы в лицо и остался бы стоять, не обращая внимания на боль. Он бы простил того, кто ударил… он бы и утешил, и простил, и обнял, и заплакал бы от боли за несовершенного человека, каким и он являлся. А в детстве все было ярче, все было теплым. Старые клены шумели наперебой, а на лужайке подле дома цвели тополя. Каждая ромашка, каждый одуванчик был в новинку, все было важным, все имело ценность. И никакой ученый не смог бы переубедить Амину тогда, что ромашка открыта не ею, а за много веков до ее рождения. И все имело цвет. Сейчас все стало серым. Поднявшись на трясущихся ногах на крышу, Амина села на холодные камни и смотрела вдаль. Там умирала природа. Она этого еще не осознала, но пройдет месяц, и от рыжей листвы не останется и следа. Там медведи наедались и уходили в спячку, там белки прятались в дупло подальше от холодов. В городе все включали батареи, укутывались и ждали морозов. А на Амине неуклюже свисала грязная серая футболка, съехавшая с плеча. Это футболка Куроро Люцифера, ведь ее одежда была испорчена. В коротких спальных шортах и огромной футболке, она сидела и не чувствовала ничего. Там умирала природа, а здесь умирала она. Она встала на край крыши и посмотрела вниз. «Высоко». — Ты чего это удумала, дура? Она только подняла глаза вперед и посмотрела на солнце. — Слезай оттуда. Мне не нравится, как ты там стоишь. Она повернулась и увидела стоявшего рядом Фейтана, смотревшего на нее снизу. Ее взгляд был таким отстраненным, что в одно мгновение сердце монстра кольнуло. Он понял все, даже то, чего никому не суждено было понять. — Спускайся ко мне. Не бойся. Амина хотела бы слезть, но уже не знала как. Она медленно осмотрелась и снова опустила глаза на парня. — Прыгай, я поймаю. Не девка, а сплошное несчастье. Да, несчастье. С тех пор, как рядом с ней нет отца, происходят одни несчастья. С тех пор, как нет Луки, нет и надежды. Она прыгнула и плюхнулась в руки парня. Он был ниже ее, но сильнее. Сильнее во всем. Он бы перенес все невзгоды, случившиеся с ней, даже глазом не моргнув. Увидев на шее засосы, а на руках синяки и следы рук, Фейтан пристально посмотрел на девушку. Она старалась не попадаться под его взгляд, уводя голову куда угодно. На небе не было туч. — Кто это сделал? — он взял ее руки. — Кто? — трясет ее, тормошит, чтобы та пришла в сознание. — Отвечай! — не выдержал он и крикнул. — Люцифер, — еле различимо прошептала она. Фейтан стоял еще пару секунд, осматривая ее, а потом заключил в объятия. Крепко сжав ее в своих руках, он шептал ей что-то, успокаивал, говорил, что это все пройдет. Но ничего не пройдет, потому что еще утром прошлого дня она чувствовала приближение светлого будущего, готова была бороться, верила и надеялась, а ее ломали. Каждый раз, когда она делала было шаг вперед через пень колоду, рвалась к свету, ее нещадно тащили вниз. Ничего не будет, пропало все. — Я помогу тебе бежать, обещаю. Тебе не место здесь, да и ты мне глаза мозолишь, — поговорил он. Это было неправдой. Она вовсе не мозолила ему глаза.