Под покровом ночи

Дофин был найден, и мы с Рене, уставшие, вернулись в Версаль. Была глубокая ночь, и никто не заметил наше появление, Людовик ждет нас только утром, король позволил нам отдохнуть с дороги, да и к специальному приему по случаю возвращения дофина нужно подготовиться. Рене ждет значительное улучшение репутации во дворце, а может и подарки.        За эти две недели мы не вспоминали о том, что случилось ночью в тайном ходу. Вернее, она не вспоминала, а я даже увлеченный погоней за похитителями засыпал и просыпался с воспоминаниями о сладости ее губ, округлости ее бедер, с бесконечным желаем коснуться ее и с преследовавшим меня чувством стыда. В ее поведении сейчас не было ни пренебрежения мной, ни холода, ни влечения, она была приветлива, лишь иногда одаривала меня снисходительной улыбкой, когда замечала мой взгляд на своем плече.        На другие части тела я более не позволял себе смотреть.        Все чаще задумывался, дает ли мне статус губернатора Версаля право на хотя бы прядь ее волос, думал, какой должности нужно достигнуть и какой титул вымолить у Короля, чтобы иметь возможность быть с Рене, возможно даже стоит признаться Людовику в моих чувствах к этой юной особе, надеясь, что он не поднимет меня на смех.        Мы шли до наших комнат по длинному коридору совершенно молча, я не спал почти трое суток, Рене тоже старалась, однако всегда я отправлял ее хотя бы на пару часов в постель.        Не в свою.        Она действительно очень сильная девушка, и без нее я бы не справился, хоть ее присутствие и невозможность коснуться тяготили. Ее искренняя улыбка юному дофину, когда мы вызволили его, доставили мне, казалось, больше радости, чем выполненная работа. То, как Рене заботливо укутала его в свою накидку, как утешала, нашла неизвестно где горячий чай, заставляло меня невольно задуматься о том, что она будет хорошей матерью.        Я становлюсь слюнтяем.        В беседах с ней я слишком часто делился личным, она словно вытягивала наружу всю боль, которая накопилась за мою долгую жизнь. Теперь оставалось лишь желание прижаться к ее груди и жаловаться на то, как я устал. Но этого я себе позволить не мог. Когда мы дошли до ее комнаты, наши взгляды встретились, хотелось много чего сказать перед сном: как я восхищен ее стойкостью, женственностью, как сильно я рад, что мы проделали этот путь вместе, и у нас получилось. Уставшая Рене смотрела на меня с надеждой на похвалу. Понимая, что начав обсуждать произошедшее, мы можем переместиться в ее комнату, чего я слишком желал, я решил промолчать. Завтра начнется заново размеренная придворная жизнь, полная увеселений, неправильно сейчас затягивать прощание.        В лунном свете, проникающем через окна коридора, лицо Рене смотрелось таким невинным и притягательным, что хотелось сорвать этот голубой морок, напомнив себе, что она мой шпион и никто больше. Я склонился в прощальном поклоне, но руки без моего согласия порывисто обняли хрупкое тело Рене.        Она вздохнула. Был ли это вздох желания или возмущения? Надеюсь, второе. Надеюсь ли?        Запах ее парфюма окутал меня, тепло тела через платье грело ладони. В этом лунном свете мы теперь выглядели статуей — каждый боялся пошевелиться. Я хотел отстраниться, хотел прервать эти уже слишком долгие объятия, за которые опять будет стыдно, я хотел, чтобы отстранилась она, чтобы выпуталась из моих рук, но Рене этого не делала, и мы оставались неподвижно стоять. Вдруг ее рука легла на мой затылок и слегка погладила волосы.        Она успокаивает меня?        От этих движений я весь сжался и уткнулся носом в ее шею, они были полны заботы, чуждой мне, настолько, что хотелось забыться и представить, что я их достоин. Ее пальцы продолжали перебирать мои волосы, внутри снова начало подниматься это небезопасное вредное чувство.        Нельзя.        Но мои губы сами заскользили по ее шее, желая встретиться с губами Рене. Руки опустились на узкую талию и прижали чуть ближе к себе. От прикосновения губ к нежной коже на шее по ее телу пробежали мурашки.        Почему она не отталкивает меня?        Замерев перед ее лицом, я нашел в себе силы, чтобы посмотреть в ее глаза, желая найти там раздражение. Ее взгляд стал напряженным, однако я не нашел в нем, что искал.        Рискнуть?.. Опять?        — Мадемуазель де Ноай… — обращение вырвалось стоном из моих губ, она убрала руку с моих волос и остановила у меня на груди (готовится оттолкнуть!). — Прошу прощения, что вновь тревожу вас своим поведением, — я затараторил, тепло ее тела рядом со мной сводили меня с ума, нужно было решиться, задать тот самый вопрос, вопрос, который решает все сразу, которого так не хватало в тайном ходу. Я выдохнул, чтобы успокоить свой поток мыслей и наконец спросил, — Могу ли я вас поцеловать?        Сейчас откажет.        Ее лицо озарила почему-то хитрая улыбка.        Кто-то нас подслушивает? Это все специально?        — Александр, я думала мы выяснили все в прошлый раз, — мое сердце пропустило удар, — Благодарю, что на этот раз спросили, но вам не стоит делать того, о чем вы просите.        Отказала.        Мы все еще стояли прижаты друг к другу, и пока я пытался смириться с услышанным и побороть свое желание, вторая ее рука скользнула за мою спину. Ее ноготки коснулись моей шеи и начали быстро опускаться вдоль спины. Когда они дошли до поясницы, по моему телу пробежали мурашки, я сильно выгнулся навстречу ей, из моей груди вырвался рык, слабо напоминающий ее имя.        Она играет со мной?        Рене вновь оказалась между мной и дверью, я вжался в нее всем своим телом, впился губами в шею, вырисовывая узоры языком, я не решался целовать ее губы, частичка разума помнила, что она мне запретила.        Запретила.        Я хотел повиноваться ей, становился ее слугой, если бы Король позвал меня прямо сейчас, я бы даже не услышал.        Рене издала приглушенный стон, от этого столь желанного звука я прикусил ее нежную кожу на шее, с ее губ сорвался еще один более громкий.        Ей нравится?        Мне стало плохо, напряжение достигло пика, еще чуть-чуть и я начну рвать на ней одежду прямо в коридоре. Ее пальцы зарылись в мои волосы, направляя меня к выделяющимся ключицам и груди, я очертил их языком и опустился к ярко выраженной складке между. Рене начала царапать мои плечи сквозь одежду, выгибалась навстречу моим ласкам. Моя госпожа притянула меня к себе, поцеловала в щеку так чувственно, как только может быть и шепнула на ухо:        — Александр…        От того, как сладко может звучать мое имя, по телу вновь пробежали мурашки. Раздался скрип двери, и мы оказались внутри ее комнаты.        Прохлада помещения немного отрезвила меня, и я удивленно посмотрел на Рене, которая по-обыкновенному села на свою кровать. Так она делала, когда собиралась выслушать от меня нравоучения о том, как нужно вести себя во дворце, однако сейчас мне казалось, что нравоучения буду выслушивать я.        Увидев мой растерянный вид, она спросила:        — Александр, что произошло? — на секунду ее лицо снова стало хитрым и самодовольным.        Мне показалось, что она наслаждалась тем, что загнала меня в угол. Теперь извиниться и уйти не получится, я не мог неверно истолковать ее желания, я сделал все сам, полез целоваться как мальчишка.        Она хочет, чтобы я признался в своих чувствах к ней?        — Я… не знаю, что на меня нашло…        Глупец, это все, что ты можешь сказать?        Я стоял у двери и не знал, о чем мечтаю больше: чтобы кто-то сейчас вошел в эту комнату и спас меня от необходимого признания, или чтобы она сама меня спасла, поняв все без слов и утянув в свою постель. Но что-то мне подсказывало, что Рене не сжалится надо мной, пока я не признаю свою слабость. Пожалуй, жизнь при дворе настолько ей наскучила, что она решила разнообразить ее интрижкой с камердинером Короля, используя мои чувства.        — Александр, подойдите ближе, — ее голос прозвучал настолько властно, что я в ту же секунду оказался перед ней. Я не мог ее ослушаться.        Я принял решение.        Самое тяжелое решение, которое мне когда-либо давалось… Надежды на то, что она станет моей, у меня действительно не было, но раз ей нравятся мои поцелуи и прикосновения, раз она готова видеть меня в своей спальне, раз у нее нет ко мне никаких чувств, я готов стать одним из экземпляров в ее коллекции. Тем, что изредка будет ласкать ее в этой постели, а затем быстро одеваться и уходить через потайной ход, чтобы никто не заметил. Тем, у кого не будет возможности проснуться рядом с ней, приобнять прилюдно, закружить в любимом вальсе. Тем, кто всегда будет наблюдать за ней, пока она будет купаться во внимании мужчин и женщин. Тем, кто будет слышать ее стоны из смежной комнаты, пока ее ласкает другой.        Я опустился перед ней на колени и слегка сжал подол ее платья. Указательный палец Рене приподнял мой подбородок и заставил посмотреть в глаза. Я смотрел на нее снизу-вверх, как и подобает человеку моего положения. Шумно выдохнул и произнес:        — Рене, я влюблен в вас, — этими словами я вручил в ее руки клинок, которым она могла изрезать мое сердце на маленькие кусочки. Но ее взгляд потеплел, а улыбка из хитрой превратилась в искреннюю.        — Наконец-то вы это сказали, — одним своим пальцем она приподняла меня с колен, приближая мое лицо к себе, — Как же тяжело было притворяться…        — Вы… — удивленно успел прошептать я, но она уже увлекла меня поцелуем.        Она играла со мной. И я проиграл.        Самый сладкий проигрыш, я готов был проигрывать ей каждую секунду, лишь бы этот поцелуй не закачивался. Она мягко повлекла меня за собой, ложась на спину, я оказался сверху, начав покрывать более смелыми поцелуями ее шею и грудь, одна моя рука была у нее под поясницей, другая опустилась на бедро, слегка сдавливая. Под несколькими слоями юбок я не мог насладиться жаром ее тела, хотелось ощущать ее ярче, быть ближе, глубже.        Снова возвращаюсь к ее губам, руки Рене скользят к вороту рубашки, ослабляют его, и я чувствую, что дышать становится легче, она пытается стянуть меня камзол не прерывая поцелуй, приходится от нее оторваться, чтобы помочь. Камзол летит куда-то на пол. Никогда я еще не относился так небрежно к своим вещам. Смотрю на ее вздымающуюся грудь, на то, как она жадно хватает ртом воздух, пока мы вновь не прильнули друг к другу.        Хочу видеть ее обнаженной.        Как часто я представлял себе ее тело, как мечтах коснуться голой спины, увидеть, как она реагирует на мои прикосновения, как изгибается и просит еще. Я не мог поверить, что однажды у меня появится возможность сделать это наяву. Поэтому я слегка поворачиваюсь и усаживаю Рене на себя. Мои отточенные движения позволяют развязывать шнуровку даже смотря ей в лицо. Рене пытается расстегнуть мою верхнюю рубашку, однако у нее нет опыта в снятии дорогих мужских костюмов. Эта мысль заставляет меня радостно улыбнуться. Я целую ее страстно и крепко, проникая языком в ее рот и в этот же момент распахиваю платье. Грудь Рене немного оголяется, но наслаждению ее лицезреть мешают корсет и сорочка, я прикусываю ее шею, когда она, все еще расстегивая рубашку, подается немного вперед. Мое возбуждение ко мне вернулось, как только я встал перед ней на колени, и сейчас оно было уже невыносимо. Разобравшись с рубашкой, Рене осторожно прикасается к моей обнаженной груди, в меня будто ударяет молния, я откидываюсь на кровать, не в силах больше что-либо делать, ее горячие пальцы скользят по моему торсу, она снова двигается, сидя на мне, уже активнее, на пол летят корсет и подъюбники, она остается в одной сорочке. На лице Рене видно смущение, но она сама начинает стягивать с себя оставшееся белье.        И вот мне открывается тело Рене, еще прекраснее, чем я мог представить. Я даю себе время налюбоваться и запомнить ее в мельчайших деталях, кажется, если я прикоснусь, то она исчезнет как мираж. Аккуратно протягиваю руку к ее груди. Упругой молодой груди. Чуть сжимаю, касаюсь большим пальцем напряженного соска. Она громко выдыхает и подается навстречу. Она сидит на мне полностью голая, а я все еще в брюках.        Прижимаю Рене к себе, вновь оказываясь сверху, наши горячие тела касаются друг друга, дыхания не хватает. Избавляясь от штанов чувствую, что они насквозь влажные от нашего соприкосновения. Увидев меня обнаженным, Рене закусывает губу. Она притягивает меня к своей груди, и я послушно обхватываю ее сосок губами, она стонет, и я инстинктивно подаюсь вперед, упираясь в нее стоящим членом, от этого Рене сильно выгибается и подается мне навстречу. Но я еще не внутри, двигаюсь еще несколько раз в ее бедро, после чего она дотягивается рукой до моего члена, желая направить в себя.        Я не подумал о том, что очень давно не был с женщиной, не подумал о том, что слишком долго желал Рене без разрядки, не подумал, что я не так молод, как ей хочется.        Поэтому резко толкнувшись, я задрожал и излился ей в руку, так и не успев войти. Удивленное лицо Рене говорит само за себя, мне хочется провалиться под землю, хочется восстановиться за секунду, чтобы наконец наполнить ее целиком, но все что я могу — это уткнуться лбом в ее плечо и начать расцеловывать каждый сантиметр ее тела. Решение приходит в голову довольно быстро.        — Простите, — шепчу я ей на ухо, пока моя рука скользит между ее бедер, — но я хочу, чтобы все сегодня были счастливы, помогите мне с этим.        Мои пальцы касаются ее, Рене невероятно влажная, аккуратно поглаживаю ее между ног, накрываю целиком ладонью, средним и безымянным пальцем слегка вхожу в нее, она пытается насадиться на них глубже, смотря на меня измученными молящими глазами. Рене прогибается, ерзает, описывает бедрами круг, кладет свои пальцы поверх моих, проталкивая их глубже.        Неужели я действительно ей нравлюсь?        Я ничего не смыслю в доставлении женщинам удовольствия, поэтому Рене направляет меня, она показывает свои эрогенные зоны, подсказывает, где находится клитор. Я тут же провожу по нему языком, отчего Рене стонет и сильно сжимает волосы на моем затылке. Я начинаю лизать его, иногда посасывая наращивая комфортный ей темп. Я поднимаю на извивающуюся Рене взгляд, она встречает его и, взяв мою руку, кладет два пальца себе в рот. Она посасывает их, не разрывая зрительного контакта, а я стараюсь не сбиваться языком.        Если бы я мог второй раз кончить, я бы сделал это от этого зрелища.        Она выпускает мои пальцы, и я понимаю, чего она хочет. Я вхожу ими медленно, начинаю двигаться внутри, не отрываясь от ее клитора ртом. Рене все еще смотрит на меня, постанывая, иногда с громким вздохом запрокидывает голову назад, но всегда возвращает свой взгляд ко мне. Мне пригодились мои навыки изучения людей и теперь я считываю каждую ее эмоцию, понимая, какие именно движения доставляют ей максимальное удовольствие.        Когда ее стоны становятся более частыми и громкими, я ускоряюсь, мои пальцы движутся в такт с языком, задевая все нужные нервные окончания, внутри Рене так горячо, я стараюсь проникать максимально глубоко, язык немеет от бешенного темпа, но вид того, как она извивается и подрагивает подо мной, желание доставить удовольствие моей госпоже перебивают усталость. Я надавливаю языком на клитор сильнее, несколько раз прохожусь по нему и Рене настигает судорога удовольствия, она прижимает мое лицо к своей промежности, я чувствую сильную пульсацию и накрываю ее теплым языком. Кажется, стоны Рене слышал весь дворец, но самое счастливое, что эти стоны были для меня.        Она притягивает меня к себе, смазано целует и заключает в свои объятия. Я улыбаюсь, ведь мы обнаженные и расслабленные лежим в ее постели в обнимку, а дыхание Рене подсказывает, что она уже уснула и не станет выгонять меня из своих покоев как мимолетную интрижку. Повторится ли такая ночь еще раз, я узнаю завтра, как и то, в чем заключалась ее игра со мной, а сейчас единственной проблемой являются слишком мокрые простыни под нами. Я зарываюсь в ее волосы и впервые за много лет спокойно засыпаю, ведь сейчас…        Я счастлив.