Хроники военных лет

–Сара, ради Бога, прекрати, – нервно выдала мама, продолжая писать письмо, сидя за пустым кухонным столом. Девушка ходила по комнате взад-вперёд, иногда перекрывая свет из окна. Когда она остановилась, в комнате воцарилось молчание. Слышно было только размеренное постукивание часового механизма. Циферблат на стене приковал к себе внимание. Пока рано, нужно ждать. Маленькая сестра Лера сосредоточенно читала свою книжку. Все как будто пытались тянуть время. Оно, как на зло, продолжало медленно ползти. Сара мяла в руках сложенный много раз листочек, который стал мягче от того, что его часто держали в дрожащих потеющих ладонях. Послышался шорох, и письмецо за мгновение переместилось в карман юбки. Девушка нервно поправила волосы и встала по струнке с серьёзным видом. Лера не отрывалась от своего занятия, усердно делая вид, что ничего не замечает. Мама повернулась лицом к двери и внимательно стала следить за происходящим. –Добрый день! – сурово произнёс офицер по-немецки, поправив фуражку с черепом, – осмотр. С ним зашли ещё два фашиста. Они стали быстрыми отточенными движениями открывать шкафчики, осматривать полки. Офицер подозвал к себе Сару. Она мельком поправила юбку, сложила руки в замок перед собой. Мужчина строго оглядел её и продолжил говорить по-немецки: –Вы осведомлены о подрыве железной дороги? –Нет, – озадаченно ответила девушка на том же языке. Фашист протянул ей листок, в котором были перечислены имена партизанов, причастных к саботажу. –Вы знаете кого-то из этих людей? –Вам не в чем подозревать нас, мы не имеем связей с подпольщиками, – уверенно произнесла Сара. Офицер кивнул и осмотрел помещение. Его взгляд упал на открытую тумбу. Там стояла корзинка с небольшим количеством картошки. –Вы знаете, что наличие у гражданских запаса картофеля более чем на три дня приравнивается к пособничеству партизанам? – строго отчеканил немец, Сара же ответила более мягко. –Нам это известно, но этих продуктов хватит только на один обед. Нас трое. –Хорошо. Немец прошел в глубь комнаты, взял мамин листок с письмом. Он внимательно всмотрелся в строки, после чего передал бумагу Саре под нервный взгляд мамы. Он приказал девушке перевести всё написанное там. Ни минуты не сомневаясь, девушка озвучила каждое слово по-немецки. Это была обычная переписка с сестрой, ничего подозрительного. Мама заранее спрашивала, остались ли у тётки пледы, и может ли она поделиться несколькими перед похолоданием. На улице стоял сентябрь, но озаботиться такими вопросами мама решила заранее. Офицер кивнул, вернул листок и продолжил наблюдать за действиями подчинённых. Те разглядывали каждую салфетку. Это не могло не напрягать. Мужчина подошел к сестре. Та подняла глаза и даже до распоряжения послушно отдала книжку. Тот усмехнулся, пролистал страницы, проверяя на наличие вложенной бумаги или каких-то пометок, но и детские рассказы не оказались подозрительными. Немец подозвал к себе одного из его сопровождающих, попросил подтвердить, правильно ли Сара перевела письмо. Тот долго расшифровывал мамин подчерк, но всё же согласился с тем значением, которое было озвучено ранее. Нежданные гости развернулись и уже собирались покинуть помещение. Внезапно девушка воскликнула: –Офицер! – тот обернулся на возглас, подозрительно оглядывая Сару. Она только подошла, улыбнулась и протянула ему яблоко. – Угощайтесь, – немец принял фрукт и вышел после своих подчинённых. Мама только со вздохом заметила, как тонкие пальцы дочери незаметно выудили из кармана фашиста знакомый сложенный листочек. Это была отработанная схема. Проверки случались нечасто, но в те редкие дни, когда немцы приходили в дом, Сара прятала послания в их же форменных штанах. Было ужасно страшно, но нельзя было оставить борьбу за Родину. Больше всего девушку пугало то, что мама и сестра рядом. Их могли подозревать вместе с ней, столько опасного было в таких авантюрах. Но обе стойко выдерживали нападки паники и помогали Саре в этой партизанской борьбе. Наконец нужное время. Девушка ушла в ванную комнату, взяла корзинку с бельём и, кивнув семье, направилась в городскую прачечную. Оккупированный город было не узнать. Каждый шаг по пустынной улице отдавался гулом в голове. Кажется, из всех щелей сморели строгие глаза. Один раз оступиться – лишиться жизни. Всё, до малейших шагов должно быть продумано. Мимо шли два фрица. Один постарше, вероятно, начальник второго. Он просканировал улицу внимательным взглядом. Другого немца Сара знала. Она иногда встречала его в городе. Он часто наблюдал за ней, но не строго, а спокойно и заинтересованно. Вот и теперь он шел, смотрел на неё, подавляя улыбку. Вдруг парень побежал в сторону девушки. Та остановилась, словно вкопанная. Неужели что-то пошло не так? Но ничего страшного не произошло, тот всего лишь поднял полотенце, которое она обранила, и подал ей. –Не бойся меня, – сказал парень по-немецки, спокойно протягивая девушке прямоугольник белой ткани. – У тебя из корзины выпало. Ты идёшь в прачечную? –Спасибо. Да, именно так, – Сара кивнула и улыбнулась очень дружелюбно. Стоит ли говорить, что это стоило ей определённых усилий. Но навлекать на себя гнев фашистов было нельзя. Всё сработало, немец тоже улыбнулся. –Я мог бы помочь с корзиной. Она, наверное, тяжелая? –Я справлюсь, спасибо за предложение, – ответила девушка ласково и уже развернулась, как рука фашиста легла на предплечье. Девушка чуть не вскрикнула. Её глаза по величине теперь напоминали блюдца. –Меня зовут Ганс, – коротко сказал он. Чувства девушки озадачили его и, перед тем как вернуться к начальнику, он добавил, – повторю, не нужно пугаться. Далее Сара продолжила свой путь в одиночестве. Она крепко задумалась о том, что этот немец хотел от неё. Она не раз замечала его возле себя. Раньше он только подмигивал ей издалека, а она только улыбалась и сбегала. Неужели фриц что-то знал? Не хватало ещё подозрений со стороны фашистов. Как же опасно это может быть! Наконец девушка приблизилась к зданию прачечной. Внутри были две незнакомые ей женщины, её ровесница и приятельница Лида и какой-то мальчик. Вероятно, чей-то сын. Сара подобралась ближе к подруге, они поздоровались и обнялись, после чего разошлись каждая к своим вещам. Они одновременно принялись стирать. Подпольщица только оглядывала помещение, глядя на всё с подозрением. Вдруг пришла идея. Сара подозвала к себе мальчика, достала из кармана сочную сливу и угостила его. Она коротко поговорила с ребёнком. Она ему очень понравилась, он сидел на низком табурете, постукивая пяткой. Вдруг девушка метнула взгляд на окно и воскликнула: «Ты видел, какой там велосипед?» Конечно, ничего на улице не было, но мальчик взбудоражено повернулся посмотреть, что же там так восхитило Сару. Вдруг он вскочил, побежал к двери. Это и было нужно. Девушка вытерла руки о фартук, последовала за мальчиком и взяла его за руку. Они стояли буквально двадцать секунд, оглядывая улицу, приставив ко лбам ладошки, чтобы солнце не мешало. И если ребёнок действительно искал велосипед, то Сара интересовалась кое-кем другим. В переулке мелькнул знакомый образ. Незаметно подпольщица кивнула и громко сказала: «Может он поехал в сторону двора на улице Розы Люксембург?» Мальчик согласился и вместе они вернулись назад. Обратный путь девушки специально проходил через упомянутую улицу. Она как бы ненароком стала срезать дорогу, заходя в переулки. Наконец она дошла до нужного двора и огляделась. Никого. В окна никто не смотрит. Тогда Сара двинулась к тупику, где заметить её было сложно. Именно там оказался Лёша. Девушка, как только заметила парня, отставила корзинку и порывисто обняла возлюбленного. Макаров притянул её лицо к своему и лёгкими, быстрыми поцелуями покрыл щёки и лоб. –Я очень сильно скучала, – взяв Лёшу за руку, тихо произнесла Сара. –Я тоже, мой герой, но ещё больше я за тебя боялся, – с виноватым лицом произнёс он. – Ты принесла? –Да, – коротко ответила девушка и достала листочек из маленького кармана, вручную пришитого ко внутренней стороне пояса юбки. Макаров развернул его, пробежался глазами по карте, нарисованной карандашом вручную, после чего спрятал послание у себя. Потом, ещё раз оглянувшись, Сара вытащила из корзинки небольшой кусок сала, завёрнутый в бумагу и в наволочку. Макаров, увидев, что там, посмотрел на любимую удивлённо и радостно. – Не представляешь, чего мне этого стоило. –Ты самая замечательная! – сказал парень и снова поцеловал Сару. У него в груди разлилось знакомое, но терпкое тепло. Сколько беспокойства было в этих болезненных чувствах! Каждый день, каждый шаг, всё это было огромным риском. Но всё равно жажда поцелуев и прикосновений была сильнее страха. Даже волнение утихало после крепких и таких нужных объятий. –Лёшенька, береги себя, прошу. Ни за что не появляйтесь на улице Карла Маркса и в районе драматического театра! Они усилили наблюдение там, вас ищут. Меня приходили обыскивать, – девушка хотела продолжить рассказ о списке, но возлюбленный перебил её с сильной встревоженностью в голосе. –Тебя обыскивали?! –Да. Ничего не нашли, всё хорошо закончилось. Но они дали список и спросили, знаю ли я упомянутых людей. Там есть люди из группировки. Они ищут Ястреба и Нить. Их подозревают в подрыве путей, – всё же настойчиво продолжила подпольщица, – тебя в этом списке нет, но я прошу, береги себя. На нас вышли. –Тебе нужно прекращать, – требовательно произнёс Лёша, прижав к себе любимую. Она своими нежными руками обвила его туловище, не отрываясь от тёплой груди. –Вам нужен кто-то, кто говорит по-немецки и вызывает доверие у фашистов, – сказала Сара. Её сердце вдруг беспокойно забилось, а дыхание участилось. Она вспомнила про Ганса. Лёша замети перемену в настроении девушки и смутился. –Ты чего? Всё в порядке? –Нет, – шепотом ответила девушка. – За мной один Фриц увязался. Я не знаю, что ему нужно. С виду ничего странного, будто глазки строит, но, чувствую, я под подозрением. Я ему улыбаюсь, веду себя вежливо. Но чувство какое-то нехорошее. –Я передам, пока отсидись, нужно залечь на дно. Ты большая молодец! –Пожалуйста, если что-то со мной случиться, обезопасьте маму и Леру. Ничего больше не нужно, просто пообещай, что постараетесь что-то предпринять, – нервно сказала Сара. Лёша с недоумением всмотрелся в её блестящие от слёз глаза. –Не говори так, пожалуйста! – Макаров взял ладони любимой в свои и убедительно и медленно заговорил. – Всё будет хорошо и с тобой, и с мамой, и с Лерой. Я обещаю тебе, мы сделаем всё возможное, чтобы спасти вас всех в неблагоприятном случае. А ты постараешься не допустить такого, ладно? –Договорились, – девушка кивнула и задумалась. – Я люблю тебя. –И я тебя, герой, – уверенно ответил Лёша. – Мне пора. Не беспокойся, встретимся, как только будет возможно. Парень поцеловал Сару на прощание и скрылся за поворотом. Девушка тыльной стороной ладони вытерла слезу и продолжила путь домой. Всю дорогу она думала о Лёше. Как же сильно теперь затуманивался разум. От беспокойства начинало тошнить, но это ужасное чувство девушка подавляла и списывала на волнение за судьбу любимого. Совсем тихо было на улице. Небо темнело, а меж тем никто не следил за комендантским часом. По пути подпольщице не встретилось ни одного фрица. Это-то и странно. Неужели они что-то готовят? Вдруг что-то угрожает группировке? Девушка вздохнула и успокоилась. Нельзя заставлять маму нервничать. –Мамочка, я вернулась! – воскликнула Сара, закрывая за собой дверь. До неё донеслись всхлипы и скорбный вой. Сердце пропустило удар. – Мама! – испуганно крикнула девушка, роняя корзину из рук. Она хотела вбежать в кухню, но буквально за секунду в проёме появился офицер. Он смерил девушку насмешливым, жестоким взглядом. Она чуть не врезалась ему в грудь. Сара быстро и истерично затараторила по-немецки, – пропустите! Что с мамой, почему она плачет? Где сестра, почему вы здесь? –Успокойтесь, – холодно отчеканил он. Немец сделал шаг назад, пропуская девушку в комнату. За горько рыдавшей мамой стоял первый фриц, за тихой сестрой, послушно понурившей голову, – второй. Как только взгляд женщины устремился к дочери, она только выкрикнула родное имя, но её плечо крепко сжали. Мама издала вскрик и замолчала, не переставая вытирать слёзы с щёк. Сердце бешено билось. Что происходит? Их подозревают? Кого-то ищут? Что-то нашли? Вдруг всю семью решили увезти на принудительные работы? Вдруг в польских корнях подозревают еврейскую родословную? Офицер молчал. Не издавая ни слова, тяжелыми шагами он двинулся ко столу. Голова закружилась, девушке казалось, что она теряет сознание. –Если вы помните, сегодня мы спрашивали вас о том, знаете ли вы перечисленные здесь фамилии, – немец взял список. Мама завыла, Лера всё ещё молчала. Мужчина медленно подошел к одному из стульев и кивнул на него. Девушка послушно опустилась. Тогда офицер положил листок перед ней. Она жадно глотала слова и буквы, что изменилось?! Внезапно взгляд опустился на последнее указанное имя. Сара Каминская. – Узнаёте? – насмешливо протянул фриц. –Объясните, что это значит, – беспокойно сказала девушка, ища ответы в лице немца. Тот только покачал головой и с мерзкой гримасой скомандовал схватить её. – Нет! – Только успела крикнуть мама, бросаясь к дочери, но её оттолкнули. Лера у самого выхода бросилась к одному из фрицев, которые нещадно волокли сестру в неизвестном направлении, но от небрежного удара её отнесло к стене. «Молодец. Настоящая партизанка», – успела подумать Сара до того, как двери родного дома закрылись». Несколько дней она сидела в тюрьме, в сырой камере с промозглым воздухом. Её допрашивали, но девушка не признавала своей причастности к движению партизан и подпольщиков. «Ну и дура», – говорил ей каждый раз офицер, из раза в раз отправляя за решетку. Саре предлагали сдать соучастников и начать сотрудничество с фашистским командованием. Девушка отвечала только, что рассказывать ей не о ком, и ничего фашистам она предложить не может. В ход пошли угрозы. Говорили, что её запрут здесь навсегда, что будут пытать, что отправят в концлагерь. Но ничего не действовало, подпольщица не позволяла себе расколоться. Некоторые фрицы даже засомневались в её причастности. Всё же прямых доказательств не было, только косвенные наводки. Тем более она была послушной, вела себя вежливо с фашистами и помогала, переводя горожанам их немецкую речь. Однажды её даже не позвали в допросную. Вместо этого в камеру зашел уже знакомый немец. Ганс. Он с непониманием взглянул на девушку. Она старалась не показывать страха, но машинально прижалась к стене, боязливо спрятав за спиной руки. –Почему ты здесь? – серьёзно, но даже без доли злости спросил он. –Меня подозревают в участии в помощи партизанам и подпольщикам. –Но ты ведь непричастна, так? – уверенно задал он новый вопрос. –Я не подпольщица, – без тени сомнения выдала Сара. –Я ведь понимаю, что ты врёшь, – настойчиво процедил парень. Но девушка несогласно помотала головой. – Послушай, ты не понимаешь, с чем играешь. Знаешь, что делают с такими как ты? Им вгоняют иголки под ногти, пока не потеряют сознание. Потом делают перерыв, ждут пока очнёшься, снова избивают и пытают. И так до тех пор, пока не признаешься. –Мне не в чем признаваться, – не менее настойчиво воскликнула Сара. Но от рассказа фашиста она чуть не разрыдалась. Конечно, она знала. Так умирали её друзья. –Говори так сколько хочешь, – вкрадчиво прошептал немец, – но уже идёт обсуждение твоей дальнейшей судьбы. Тебя хотят отправить в концлагерь. –Что? – истерично воскликнула девушка, зажимая рот рукой. Это приговор. Это муки, пока не умрёшь, или пока не убьют, а смерть тоже в муках. Одна боль, одно сплошное страдание без права жить. Друзья-подпольщики рассказывали, что там делают с людьми. Как их истязают, как издеваются даже над детьми. А партизан там особенно не щадят. Это конец. – Как ты можешь говорить об этом так? –Послушай, – ещё тише произнёс Ганс. В нём появилось совсем непонятное сожаление, – Я не хочу тебе такой судьбы… –Ты не получишь от меня никакого признания, я не подпольщица! – перебив его, истерично крикнула девушка. –Ты думаешь меня подослали, чтобы признание получить? Нет, – строго отчеканил Ганс. Потом он наклонился к Саре. Она дёрнулась, но Ганс всё же прошептал у её уха, – Я хочу помочь тебе, – заключенная удивлённо моргнула, всмотрелась в его лицо и еле заметно кивнула. В её подозрительном взгляде таился вопрос: «Зачем», – Ты мне понравилась. –Я влюблена в другого, – уверенно, но тихо ответила она. –Я знаю, – спокойно сообщил Ганс. Сара попыталась скрыть свой испуг. Он не должен знать о Лёше, это так опасно. Неужели он видел их? – Не бойся, жди, когда я снова приду. Привет от Данко. Ганс спешно покинул камеру, кивнув на прощание. Сара устало съехала по стене на пол и обняла колени руками. Платье совсем испачкалось, волосы ужасно растрепались, стали совсем грязными. Заплаканное лицо сильно похудело, а синяки, вывихнутые запястья и разбитые нос и губы никак не заживали. Тело ещё дрожало от недавно пережитого страха, но только одно занимало мысли: Данко – имя Лёши, которое сообщалось только своим. Что могло случиться? Его сдали? Поймали? Вдруг Ганс действительно работает на них? На следующий день парень снова появился в камере. Сара впервые посмотрела на него с надеждой. Он быстро улыбнулся и шепотом сказал: –Соглашайся на всё, что скажут, свои тебя вытащат, – потом он изменил в лице и сказал нарочито громко, притворяясь, – Начальство хочет поговорить с тобой. –Я согласна, – кивнула девушка, ответив в том же тоне. Она поняла: рядом посторонние. –Тебя не спрашивали, – серьёзно взял Ганс, но, чтобы успокоить Сару, смешно вскинул брови на секунду, после чего, полный уверенности, вывел её под локоть из камеры. В мрачном коридоре стояло ещё два немца. Они расступились перед парнем, давая провести заключённую. Вскоре они вошли в комнату для переговоров. Там сидел уже знакомый Саре фриц, который очень болезненно вёл допросы. Он неискренне улыбнулся и сказал Гансу посадить девушку на табурет у стола. Тот послушно выполнил приказ и отошел. –Вероятно, могла произойти ошибка. Но ты же не сердишься на нас, – с издёвкой выдал он. –Нет, – девушке хотелось кричать и вырываться, но она смирно сидела, опустив голову. –Ты хочешь сотрудничать с немецким командованием? – требовательно произнёс фашист. Сара зажмурилась и, вспомнив слова Ганса, нехотя, но уверенно произнесла: –Это честь для меня. –Очень хорошо! – ухмыльнувшись снова, воскликнул немец. – Как вы себя чувствуете? –Терпимо, – безэмоционально отчеканила девушка. –Я прошу от вас не правильный, а честный ответ. –Болит всё тело. По ощущениям, кости не сломаны, но я с трудом хожу, дышу, едва глотаю пищу, – понуро ответила она, вспоминая противную тюремную еду, которая была совсем не съедобной. Повреждённое горло совсем не принимало её, поэтому сильно изнурял ещё и голод. –Командование выражает сожаление за эту ошибку, – брезгливо процедил фриц, – и уверяет вас в том, что теперь они готовы исполнить одну вашу просьбу, в знак поддержки своих людей. –Господин офицер, – вмешался вдруг Ганс беспристрастно, – вероятно у меня есть информация, которая повлияет на решение вашей подчинённой, – фашист кивнул ему, давая знак продолжить, – Её мать недавно тяжело заболела. У них есть родственники на нашей территории в Польше. Мы имеем возможность переправить её и младшую дочь без особых затрат и усилий. –Хорошо, – после долгих раздумий сказал мужчина. Они не могли потерять из виду эту семью. Но перспектива казалась реальной. Важно было иметь рычаги воздействия на всё ещё подозреваемую Сару. Тем не менее, названная территория действительна была оккупирована, поэтому ничего рискованного в исполнении этой просьбы немец не видел. Конечно, шестнадцатилетнюю девушку нужно было отправить в детдом, но одной ей исполнять приказы легче. –Спасибо большое, – притворяясь крайне благодарной и растроганной, ответила Сара. –Вас отпустят. Завтра вы получите врачебную помощь у себя дома. К вам придёт наш человек. Будьте готовы к поручениям, как только поправитесь, – требовательно сообщил фашист и махнул рукой. Разговор был окончен. Вернулась Сара незадолго до отъезда мамы и сестры. Прощались они тяжело, слёзно. Трудно было смотреть на избитую, истощённую дочь. Вскоре немцы забрали их. Началась долгая дорога. Девушка осталась одна. От этого стало ещё страшнее. Сара не собиралась работать на фашистов. Она хотела связаться со своими, расспросить Ганса, но понимала, что эти действия губительны не только для неё, но и для близких и их подпольной группировки. Главное – она на свободе. Теперь никто не сможет шантажировать и пытать. В крайнем случае – быстрое безболезненное самоубийство. Наверное, каждый партизан и подпольщик мечтает о том, чтобы умер он либо от старости, либо от пули, так, чтобы без мук. Врач говорил неутешительные вещи, но ничего смертельного. Уже знакомый офицер вскоре поприветствовал Сару, поздравил с вступлением к ним на службу и справился о самочувствии. Он сказал, что девушка будет шпионить в пользу оккупантов. Подпольщица притворилась, что согласна и рада поддержать фашистов. Её наконец оставили в покое. Через несколько дней, когда Сара окрепла, к ней пришел Ганс. Он попросил пройтись с ним по улице, ничего не поясняя. Девушка напомнила, что молодой человек у неё есть. –Данко попросил согласиться и сказал, что ты хороший архитектор, – Сара сразу поняла, Лёша имел ввиду нарисованный ею план, который она передавала в последнюю их встречу. Гансу можно было поверить. Увидев задумчивость девушки, он, улыбаясь, добавил, – Я не знаю, что это значит. Вместе они дошли до практически пустой улицы. Сара понятия не имела, куда ведёт её Ганс, но выбора особо не имела. Во время пути парень вытащил из кармана фотографию и тайком передал ей. Подпольщица с непониманием всмотрелась в карточку. На ней была красивая девушка. Внешность у неё была неоднозначная. Как смоль, чёрные, кучерявые волосы, такие же глаза, высокий лоб и особые черты лица. По недоумённому взгляду спутницы немец понял, что Каминская догадалась о национальности девушки. –Всё верно, – сказал он тихо. – Мой брат влюбился в неё и попытался спасти. Их обоих казнили. Незадолго до смерти у них родилась дочь. Её я смог увезти. Она и этот снимок – всё, что осталось от брата. Мне запрещено говорить о нём и называть его имя. –Мне очень жаль, – шепотом ответила Сара, глядя вперёд себя. Она вернула фотографию и с сожалением посмотрела на немца –Я клянусь, что не закончу как он. Ты будешь в безопасности, – сказал он уверенно и прервал разговор. Дальше они шли в тишине, пока тайком не нырнули в один из дворов. Никого подозрительного не было. Оглянувшись, Ганс отворил одну из дверей, пропустил спутницу и зашел сам. С виду это был обычный дом, ничего особенного. Девушка не понимала, почему парень привёл её именно сюда. Вдруг с немецким акцентом он негромко произнёс: «Свои». Раздались шаги. Сара застыла на секунду, когда увидела, кто к ней вышел. Это был Лёша. Она подбежала к нему, крепко и порывисто обняла за шею, не желая отпускать. Он, заплакав, стал прижиматься губами к её лбу, щекам, вискам. Он хотел поцеловать любимую, но заметил раны и только печальнее взглянул на неё. Девушка повторяла, как скучала по Макарову, как переживала за него. Он молча прижимал подпольщицу к себе. –Ты же обещала, что будешь в безопасности, – он запускал пальцы в уже ухоженные волосы и беспокойно смотрел на израненное лицо. – Мы боялись, что с тобой что-то случиться! Но ты кремень, ты такая молодец. –Лёша, милый, что мне теперь делать? Я их шпионка, – испуганно выдала девушка, не отпуская возлюбленного. –Всё в порядке, мы знаем. Ганс будет передавать информацию, которую ты будешь им озвучивать. Мы уже сообщили, что ты – наша шпионка. Тебя не примут за коллаборационистку. План был продуманным: Сара должна была озвучивать фашистам сведения, состоящие из комбинированной информации: лжи, правдивых, но бесполезных данных, и уникальных и нужных данных, которые доходили бы до фашистов немного позднее, чем нужно. При этом, оставаясь эффективной и полезной, она бы могла шпионить в пользу Родины и сообщать о планах нацистов. Позже девушке рассказали, что Ганс – свой человек, и ему можно доверять. Лёша совершенно не хотел, чтобы она снова подвергала себя опасности, но выбора у них не было. Оставалось подчиниться обстоятельствам и играть по новым правилам. –Ещё, приготовься к тому, что фашисты сообщат тебе о смерти мамы и Леры, – как можно серьёзнее сказал Макаров, но до того, как Сара успела испугаться, он добавил, – мы специально отправили их в Польшу. По пути сопровождающих их немцев убьют наши солдаты. С твоей семьёй всё будет в порядке, их перевезут за Урал. Мы обещали тебе, что спасём их. –Спасибо, – только и смогла выдавить девушка, снова начиная плакать. Сара прижималась к груди любимого Лёши. Пока всё хорошо, всё тихо и относительно безопасно. Его руки сейчас гладят хрупкую израненную спину, значит надо снова вступать в бой. Нужно собраться с последними силами и пережить все трудности. Самое тёмное время – перед рассветом, а вместе они уже замечали, как первые лучи пробиваются сквозь горизонт.