Кровь — это жизнь

      Бежать. Тут должен быть запасной выход. Открытое окно — второй этаж, плевать. Он выберется отсюда. Обязательно выберется.       — Во «Вместе» мы стараемся не делать различий в статусе сотрудников. Любой может прийти ко мне за советом или предложить решение проблемы, и я в свою очередь, как видите, всегда готов лечь на амбразуру…       Короткие одобрительные смешки, вспышки и щелчки затворов. По бледности Разумовский наверняка уже сравнялся со стеной позади него, но гримеры постарались на славу — на фото это будет незаметно. Как бы только избавиться от них всех…       Разумовский поступает коварно — предлагает собравшимся репортерам присоединиться к акции — «и зная, что вы, ребята, люди занятые, даже пропущу вас вперед». Снова смех, но теперь смущенный, какая-то бойкая журналистка отделяется от других и присоединяется к очереди, но, возможно, только для того, чтобы под благовидным предлогом выпытать из его ребят какой-нибудь свежий инсайд.

***

      Сережа уже сотню раз пожалел, что затеял всё это. Вообще это пиарщики виноваты. Сначала головой не думают (или думают слишком рьяно), а потом подсовывают списки ему под нос в конце рабочего дня, в кипе других бумаг, и он подписывает толком не глядя — расписание публичных благотворительных мероприятий на май, высадка лип, раздача одежды для бездомных, шоу талантов в детдоме, ну что невообразимого может туда просочиться?       Как насчет посещения донорского центра солнечным пятничным утром? И сотрудникам дополнительный отгул, и журналистам радость.       И пытка для Разумовского, на которую он в прямом смысле подписался добровольно (когда заметил эту строчку в своем расписании, вызвал пиарщиков на ковер, а они в ответ ткнули в его собственную размашистую подпись).       — Сергей, ты идешь? — Позвали из очереди. — Мы тебе место застолбили.       — Боюсь, журналисты выпьют мою кровь раньше. — Кое-как отбился он. Репортеры заулыбались своими акульими улыбками.       В голове зрел подлый план: пропустить всех вперед под предлогом интервью, а потом найти способ смыться. Или дать денег за молчание медсестре, которая будет брать у него кровь. Серьезно, он не может опозориться, тем более перед журналистами. Нет, конечно, это вовсе не то же самое, что те декабрьские подозрения в мужеложстве (премия отделу по связям с общественностью, разрулили за два дня), обвинения в клевете два месяца назад (три изматывающих судебных заседания, чистая победа) или попытка взлома серверов на той неделе. Но в личном рейтинге Разумовского его фото в обмороке после сдачи крови будет на первых строчках.       Толпа в холле донорского центра потихоньку рассасывалась и Сергей, наконец, смог присесть. Конечно, его тут же щёлкнули с удачного ракурса — бледный профиль под плакатом с жизнерадостно скалящимся (и зачем-то вопиюще сексуализированным) Дракулой и подписью «Кровь — это жизнь». Последней из роковой двери вышла бойкая журналистка, уже, впрочем, не такая бойкая, как полчаса назад. С каким-то задумчиво-ошарашенным лицом она прошла мимо Разумовского и скрылась за поворотом коридора.       Ох, это правда настолько неприятно? Или она просто тоже не любит иглы? Или она его пожалела (последнее — вряд ли)? Сережа проводил ее удивленным взглядом.       — Следующий. — Донеслось из приоткрытой двери.       Он в панике обвел глазами холл, но желающих добровольно расстаться с содержимым своих вен не осталось. В голове шумело, коридор сужался до точки и расширялся снова. Тяжело вздохнув, он шагнул вперед, обдумывая в голове план подлой взятки — и застыл на пороге.       «Не прибавляй работы пиарщикам, держи себя в руках, Разумовский, — сказал он себе. — Они и так точат на тебя зуб после „декабрьского кейса“, не доводи их до греха… господи боже блять…»       Зато теперь он знал наверняка, с кого рисовали плакат с Дракулой в коридоре.       — Проходите-проходите. — Раздался бодрый голос из-под медицинской маски. — Вы последний, я так понимаю?       «Заключительный. Как гвоздь в крышке гроба». — Подумал Разумовский и закрыл за собой дверь. Бежать было некуда.       Кабинет оказался неожиданно уютным: стены теплого сливочного оттенка, мягкий свет от потолочных ламп, простые деревянные стол и стулья. Если бы не пыточного вида кресло в углу, было бы совсем чудесно.       — Ну же, садитесь, я не ем людей, — все тем же оптимистичным тоном продолжал медбрат, указывая на стул рядом с собой. Он был очень хорош. Даже в медицинской маске. Даже в ненавистном белом халате, вызывавшем слишком много ассоциаций с грубыми медосмотрами в детдоме.       — Та девушка, что вышла передо мной, так бы не сказала. — Нашелся Разумовский, падая на стул и вцепляясь пальцами в подлокотники до побелевших костяшек.       — Индивидуальные реакции. Она просто немного поволновалась. Вы же будете умницей?       Ох, этот чертов голос. Этот голос, и эти теплые карие глаза, и эти пальцы… и всё это не будет иметь совершенно никакого значения, ведь Разумовский собирается позорно потерять сознание через три, два…       — Шоколадку хотите?       — Ч… что?       — Перед кроводачей лучше съесть что-нибудь сладкое, чтобы голова не кружилась. Первый раз сдаете? — Медбрат порылся в ящике стола и достал плитку.       — Угу…       — Тогда я обязан проследить, чтобы вам было максимально комфортно. Мы заинтересованы в повторных визитах, знаете ли, — он снял маску (ох, эта улыбка!) и усмехнулся. — Вы извините, у меня только горький остался.       — Я такой и люблю.       — Вот как? Буду знать. — Он неуловимо подмигнул.       На той вечеринке на яхте, из-за которой ему прилетело от пиарщиков, было скучно. Разумовский даже ничего не делал! Просто вежливо общался. Тоскливый вечер, два бокала шампанского, да, возможно, он был слишком дружелюбен с симпатичным и явно проявляющим интерес официантом… ладно, надо быть честным с собой, он пытался флиртовать, но не очень-то умело. На этом все и закончилось, а желтая пресса раструбила об этом так, словно у них был грязный секс в туалете на нижней палубе.       Сейчас же его, по скромному мнению Разумовского, откровенно клеили. Или от страха у него совсем помутилось в голове?..       — Чай.              Медбрат подвинул ему кружку: ого, даже не пластиковый стаканчик из кулера, а прямо настоящая керамическая кружка. Не хватало только клишированной надписи вроде «самый лучший доктор».       — Пейте, а я пока позадаю вам вопросы.       «Холост», — про себя ответил Разумовский.       — Имя, возраст, род занятий.       — Сергей, двадцать четыре, программист.       Интересно, он его не узнал, нарочно притворяется или это такая врачебная этика? Однобокая такая этика, которая распространяется только на анонимность.       — Олег, двадцать три, практикант. — Перечислил медбрат в ответ и солнечно улыбнулся.       Еще и младше него. Ну, не преступно младше, просто… Черт, почему это вообще зацепило?! Да прекрати паниковать!       Еще несколько дежурных вопросов: рост, вес, перенесенные болезни, всё так корректно, что Разумовский снова засомневался в себе. Что он себе навыдумывал?       — Сейчас самая страшная часть, можете кричать, здесь хорошая звукоизоляция, — ухмыльнулся Олег. Сережа побледнел, — давайте вашу руку, буду воскрешать детские кошмары.       — М-м?       — Кровь из пальца возьму, — пояснил медбрат, разрывая упаковку со спиртовой салфеткой. — Если это переживете, остальное вообще фигней покажется.       Сережа хотел было отвернуться. Олег с его шуточками попал удивительно в точку — такие вещи он ненавидел с детдома. Но Олег вдруг вцепился в него взглядом.       — По глазам вижу, проняло. Смотрите только на меня. — Попросил он, и Сережа подчинился, как приказу. И пока пытался понять, что это, мать его, было, Олег молниеносно сгреб его руку и чем-то нажал на палец. Тут же прислонил к нему тестовую полоску и отпустил руку.       Сережа отдернул ее, неверяще уставился на крошечную капельку крови, выступившую на подушечке.       — Ай?       — Почти вам верю. Ватку прижмите, — усмехнулся медбрат, записывая показания глюкометра. — Эй, вы правда думали, что я вас лезвием ткну? Давно не сдавали? Так уже сто лет не делают… Ну что такое, — неожиданно участливо проговорил он, понижая голос. — Я не хотел вас пугать, просто отвлекал.       — Мне не было больно, — всё ещё отстраненно пробормотал Сережа.       — И не должно было. — Согласился медбрат. — Это проблема?       — Я — проблема. Слушайте, я понимаю, как это звучит, и вы на меня столько времени потратили… Но я правда не смогу. Не понимаю, зачем вообще сюда пришел. Я предполагаю, что вы меня не расчлените, и мне, возможно, даже не будет слишком больно, но я просто… ничего не получится. Я увижу иглу, и у меня начнется истерика. В общем, вы меня извините…       Он поднялся было с места, но Олег протянул руку. Не коснулся его, не попытался удержать, просто протянул руку. И Сережа замер.       — Пожалуйста. — Одно только слово, и длинная пауза. — Я мог бы попробовать сделать это максимально… аккуратно для вас.       — Зачем вам это? — Как-то даже отчаянно спросил Сережа, чувствуя, как этими словами он продавливает его барьеры — один за другим.       — Какую версию вы хотите услышать — официальную или личную?       — Обе.       — Официальная — многие пациенты нервничают на первой донации, моя задача — обеспечить комфортность процедуры. У вас хорошие показатели, редкая группа крови, а нам всегда нужны доноры.       Олег, говоривший так уверенно, пусть и отстраненно, замолчал. Сережа удивленно посмотрел на него: он может быть в чем-то не уверен?       — Так, а личная? — Осторожно уточнил он.       — Мне бы не хотелось, чтобы вы просто так ушли. Значит, у меня не получилось справиться с вашим страхом, или вашим недоверием. Каждая такая неудача — она отражается и на мне тоже.       Фигурально выражаясь? Что-то было в его лице, что-то более печальное, чем просто сожаление о неудачном приеме. Сколько у него таких пациентов за день.       — Это неправда. — Сережа решился посмотреть прямо на него и заметил, как удивленно приподнялись его брови. — Я вам доверяю. Давайте попробуем.       Он просиял, и хоть мгновенно приглушил улыбку до прежней легкой доброжелательности, у Сережи словно зажглось что-то внутри. Маленькое теплое солнце.       — Я буду с вами всё время, мы всегда можем остановиться, если вы почувствуете, что вам тяжело. — Заговорил он чуть быстрее обычного. Волновался? — Ложитесь на кресло, постарайтесь найти удобное положение, сама процедура займет минут десять, но перед ней мы можем не торопиться, чтобы вы успели успокоиться, хорошо?       — М-м, да, ладно.       Сережа поднялся из-за стола. Ладони взмокли, голова чуть кружилась, но чай и шоколад действительно помогли, он чувствовал себя куда бодрее, чем перед дверью. Прошел за Олегом вглубь кабинета, стащил кеды, наступив за пятки, и вытянулся на кресле.       Снова хотел было не смотреть, и снова не смог. Олег, встав сбоку, извлек из пачки пару полупрозрачных перчаток и, сложив длинные изящные пальцы лодочкой, медленно натянул их. Сережа впился в него взглядом — зрелище было почти непристойным. Олег щелкнул резинками по запястьям, и Сережа дернулся всем телом, гулко сглотнул.       — Ну, ну, — Успокаивающе проговорил Олег, — опять я вас пугаю, когда не планировал. Надо прекращать выделываться.       — Да нет, — Разумовский покраснел, отводя глаза. — Это я… о, вы все-таки решили меня задушить. Я уже не против, заслужил.       — Это для вашей руки! Сергей, в самом деле, есть куда более изысканные способы убийства, удушение — это некрасиво! — Олег поднял выше рукав его футболки и аккуратно затянул жгут на предплечье. Сережа не мог не наблюдать за выверенными и мягкими движениями, а в голове все еще повторялся отзвук собственного имени. Как хорошо оно звучит этим голосом. Он почти забыл, что нужно бояться.       — Сейчас не смотрите, — Олег ногой придвинул стул и сел рядом, закрывая от него стерильный пакет с трубкой.       Сережа послушно закрыл глаза, но так было страшнее, и он решил все-таки смотреть, украдкой, из-под полуопущенных век, на линии скул и челюсти, на подрагивающую тень от ресниц (какие у него длинные ресницы!). Голос Олега, тихий и мягкий, пробивался словно откуда-то издалека:       — Потерпеть придется совсем немного, как только я отпущу руку, боль уйдет, но вам надо будет лежать очень спокойно и делать то, что я скажу, договорились?       — Мхм… — На большее Сережа был сейчас не способен.       — Сейчас дышите глубоко. Я знаю, это тупой совет, но постарайтесь расслабиться. — Олег приподнял его руку за запястье и уронил, подставив свою ладонь. — Неплохо, да.       Прикосновения, пусть и в перчатках, оказались такими приятными, что Сережа едва не заскулил от удовольствия. И Олег, словно прочитав его мысли, провел большим пальцем по запястью и выше, до сгиба локтя.       — Сжимайте и разжимайте кулак, я поищу вашу венку.       «И мой самоконтроль». Сережа послушался снова, целиком во власти этого гипнотического голоса. Кожа на внутреннем сгибе локтя была мягкой и оттого сверхчувствительной, и каждое прикосновение посылало электрические импульсы куда-то вглубь, едва не заставляя его дрожать.       — Хорошо. Хорошие, четкие вены, — похвалил Олег, — вы очень спокойно лежите, если бы вы не сказали, я бы не узнал, что вы плохо переносите иглы.       Сережа пробормотал-простонал что-то невнятное, стыдясь самого себя.       — Вам не из-за чего стыдиться, — словно прочитав его мысли, сказал Олег, — целая куча людей страдает от целой кучи фобий. Мне ли не знать.       В его голосе слышалась улыбка. Сережа улыбнулся тоже, прежде чем осознал, позволил голосу плыть над ним, и сам уже начал куда-то уплывать, когда короткая вспышка боли вернула его в сознание.       — М-м!       — Уже почти всё, — Олег придержал его за локоть, но тут же снова погладил по руке, успокаивая, — я заклею пластырем, вы не будете видеть иголку. Всё в порядке, самое плохое позади, вы молодец.       — Захвалите… — Слабо пробормотал Сережа.       — Разве можно? — В тон ему ответил Олег. — Отпускаю, расслабляйтесь. Продолжайте работать кулачком, кровь будет качаться. Хотите игрушку?       — Я что, так похож на истерящего пятилетку? — Сережа возмущенно распахнул глаза. Он не настолько жалкий!       — Ни в коем случае. А игрушка вам пригодится, держите.       В руках у Разумовского оказалось красное резиновое сердечко.       — Сжимайте и разжимайте, как эспандер, — посоветовал Олег. — И кровь быстрее качаться будет, и пальцы разомнете заодно. Я могу включить аппарат, он будет раскачивать пакет, будет еще быстрее, но он неприятно гремит, и к тому же вас может замутить от резкой кровопотери.       — Да, я, не, нормально, — невнятно забормотал Сережа, сжимая и разжимая игрушку. От понятных инструкций и правда становилось легче.              — А когда всё закончится, вас ждёт награда. — Олег ослабил жгут и снял его с предплечья.       — Свобода? — Вяло пошутил Сережа.       — И значок «Я донор».       — Так с этого и надо было начинать!       Олег усмехнулся и отошел к шкафчику в углу за бинтом и пластырем. Сережа постарался дышать спокойно, но после каждого толчка пальцами чувствовал, как слабеет рука и начинает звенеть в ушах. Это нормально, всё нормально, если будет совсем нехорошо, надо просто сказать Олегу… Пересохший язык неприятно тёрся о нёбо, горло сдавило.       К виску прижалось что-то влажное и холодное, Сережа поморщился от резкого запаха — нашатырь.       — Терять сознание я не разрешал, — размеренно сказал Олег. Ватный диск, пропитанный нашатырем, коснулся другого виска. — Еще пара минут, и всё. Водички? Вы бледный совсем.       — Угу… — Пробормотал Сережа, часто моргая, чтобы прогнать мутную пелену с глаз.       Олег отнял пальцы от его виска. Рукав халата задрался, и прямо перед Сережиным лицом мелькнул сгиб его локтя, покрытый множеством точек — ярко-алых и уже побледневших.       — Олег, это?..       Он поспешно одёрнул рукав. Отвёл взгляд.       — Ещё одна личная причина, да.       — Почему? — Вопрос сорвался прежде, чем Сережа успел подумать, как это бестактно. — Извини, ты не обязан…       — Да ничего. У меня тоже редкая группа. Доноров никогда не хватает, а плазму можно сдавать каждые две недели.       — И ты…       — Захожу прямо перед работой. Удобно, — Олег хмыкнул, словно это ничего не значило. — Только надо час так лежать.       — Звучит очень… героически.       — Ничего подобного. Если кто и герой, так это ты… Ой. Вы.       — Оставь. — Сережа и сам не успел заметить, как они перешли на «ты», но ему это понравилось.       Олег отошел и вернулся со стаканом холодной воды.       — Медленно, мелкими глотками. — Он помог ему приподняться, придержав за спину. Сережа едва не застонал от заботы. Вода принесла долгожданное облегчение, мир больше не кружился перед глазами. Забрав стакан, Олег мягко надавил ему на плечо, укладывая назад. — Ну вот, мы почти закончили. Сейчас вытащу иголку, не дёргайся, будет нем…       — Ай-й!       — …ного больно, тише, тише, уже всё. Обычно пациенты переносят финал легче, но я запомню, что ты особенный. Ш-ш, всё ещё болит?       Прижимая к груди руку, Серёжа поборолся с желанием сказать «да» и урвать ещё немного такой непривычной для него заботы. Но увидел встревоженный взгляд Олега и передумал.       — Нет, извини, — он протянул руку обратно, — просто перепугался, как обычно.       — Спасибо за честность, — Олег тепло улыбнулся, снова принимаясь поглаживать его по руке круговыми движениями. — Я испугался, что поранил тебя. Я перевяжу, не напрягай эту руку сегодня, повязку можешь снять через полчаса. Может остаться небольшой синяк, это ничего.       — Это ничего, — эхом отозвался Сережа. — Спасибо тебе.       — Мне-то за что? — Как будто даже удивился Олег.       — Не начинай, пожалуйста, — серьезно отозвался Сережа. — Если бы не ты, я бы сбежал еще на этапе осмотра.       — Ну, хм… сочту за комплимент. — Олег и правда заметно смутился, но быстро взял себя в руки. — Так, не вставай сразу, а то голова закружится. Пару минут спокойно полежи. Твоя кровь поступит в хранилище, а через полгода ее снова проверят и кому-то перельют.       — Так долго?       — Такие правила. Зато потом будет самое классное.       — Что же?       Вместо ответа Олег достал из кармана телефон и открыл смс-сообщения. Сережа вгляделся. Их было много. Одна за другой, одинаковые смс-ки: «Ваша кровь сегодня спасла жизнь. Спасибо, что стали донором». Сережа пролистал вверх, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.       — И у меня… тоже такая будет?       — Через полгода, уверен. Но ты можешь прийти через два месяца и снова сдать кровь. Увеличишь свои шансы.       — Два месяца… так долго. Как думаешь, я мог бы сдавать плазму?       — Не вижу, что тебе могло бы помешать.       — А ты… ты будешь моим врачом там?       — Ох. Это сложнее, мне нужно много практиковаться, чтобы попасть на плазмаферез.       — Тогда практикуйся хорошо! — С нажимом сказал Сережа.       — Забились.       Сережа сполз с кресла, нашарил ногами кеды. Неловко потоптался на месте.       — Ну, мне пора? Надеюсь, там у входа не торчит какой-нибудь особо упертый журналист.       — А должен? Ох, чёрт, да, здесь же сегодня команда «того самого Разумовского». Извини, я толком не выходил с утра, сплошной поток, без понятия, что творится в коридоре.              «Не узнал», — с каким-то даже облечением понял Сережа. Почему-то это радовало. Олег так позаботился о нем не из-за звездного статуса или денег. А просто… просто потому, что это Олег.       — Что ж, увидимся?       — Подожди.       Сережа обернулся у дверей, чувствуя, как сердце пропускает удар.       — Твой значок.       — А… ага, точно.       Приблизился к столу, чтобы забрать его с протянутой ладони, и ненадолго их пальцы соприкоснулись. Ему показалось, что Олег хотел удержать их — но не сделал этого.       Его можно понять, с сожалением сказал себе Сережа. Врачебная этика.       — До встречи, — первым сказал он.       — До встречи. — Эхом отозвался Олег.       Никто не дежурил у дверей с камерой наперевес, и это подняло настроение едва ли не сильнее, чем тот факт, что Сережа успел запомнить номер телефона (благослови боже программистскую память на цифры), пока читал смс-ки. Он намеревался разбавить их однообразный ряд. Может быть, уже сегодня вечером.