Любовь сквозь прошлое

— Я люблю тебя... — Чу Ваньнин... Думаешь, мы поверим тебе?! — воскликнул император, поднимаясь с трона. Жемчужины с глухим стуком ударились друг о друга, разнося звук по ледяному залу. Юйхэн стоял перед ним, опустив голову, и лишь вздрагивал от очередных криков. Он наконец сказал это. Сказал правду, мучившую его многие годы, давящую на сердце и заполняющую разум каждую ночь. Он не думал, что Мо Жань сможет поверить, что очнется от этого безумного сна, но капля надежды всегда оставалась в нем, блуждая тусклым огоньком по измученному сознанию. Даже спустя столько времени он любил, он хотел этой любви и не отвергал ее, ведь она — единственное, что у него осталось. Мо Вэйюй подошел к Чу Ваньнину и холодными, длинными пальцами приподнял его подбородок. В глазах императора не было ничего кроме насмешки, но почему-то Чу Ваньнину показалось, что есть там и толика веры. Как будто часть Мо Вэйюя желала этого чувства, словно оно было выходом из холодного и темного тоннеля, в котором они пропадали многие годы. — Учитель, как ты можешь любить меня после всего, что я с тобой сделал? — усмехнулся Мо Жань. Надежда Чу Ваньнина разбилась вдребезги и, поняв, что мечтать было безмерно глупо, он отвернулся и прошептал: — Забудь. — Забыть? Учитель, как я могу такое забыть? Все эти годы ты говорил мне лишь мерзости, но теперь мямлишь что-то о любви? — Мне не следовало этого говорить... — Повтори! Повтори, Чу Ваньнин! Хочешь забыть эти слова, как забыл о Ши Мэе?! — Мо Жань, что изменится от того, что я повторю это, — он слишком устал от этих криков, его голова опустилась, теперь ее держали лишь чужие пальцы. Прикрыв глаза он вздохнул. — Я люблю тебя. — Скажи еще раз! — Я люблю тебя, Мо Жань, сколько раз мне еще повторить это?.. — Пока мы вместе не отправимся к властителю Яме. С этими словами он жадно впился в губы Чу Ваньнина, кусая до крови, и вместе с тем стал разрывать шелковые одежды. Мо Вэйюй не знал, чего хотел. В его голове был пруд, и в этом пруду плавали тысячи мелких рыб; от каждой новой мысли они расплывались, а потом возвращались, снова и снова образуя хаотичный вальс. Желание перемешалось с волнением; мимолетная, неизвестно откуда взявшаяся радость со злостью. Но, проведя столько времени в оковах ложных чувств, он уже не различал своих, заменяя все ненавистью, не желая рыться в этих покрытых пылью трущобах. С треском тонкая ткань разорвалась, опадая на пол. Чу Ваньнин мог бы сопротивляться, попытаться оттолкнуть, но он устал себе врать. Его гордость... Да чего теперь стоит эта гордость? Он сделал слишком много ошибок, уже нечего исправлять, признание было последней возможной попыткой. Будет больно?.. Но ему и так больно, что же еще терять? Медленно приподняв тонкие исхудавшие запястья он положил их на плечи Мо Вэйюя. Поцелуи с Мо Жанем всегда были болезненными, но теперь он хотел получить хотя бы каплю наслаждения. Приоткрыв окровавленный рот Чу Ваньнин неуклюже втянул нижнюю губу Мо Вэйюя, углубляя поцелуй. Губы Тасянь-Цзюня расплылись в искривленной улыбке и, скинув последние клочки одежды с Чу Ваньнина, он начал резко разрывать свое ханьфу. — Какой же ты развратный... Так хочешь, чтобы этот достопочтенный тебя трахнул? — Чу Ваньнин не ответил, он отстранился и посмотрел в его глаза, наполненные похотью, отсвеченной фиалковым блеском. — Да, Мо Жань. Я хочу этого, — Мо Вэйюй приподнял одну бровь, а потом громко сумасшедше рассмеялся. — Ха-ха-ха... Я столько лет пытался выбить из тебя эти слова, чтобы теперь ты сказал их по своей воле?! Не думай, что после этого я позволю тебе уйти. Завалив Чу Ваньнина на пол он резко раздвинул его ноги, вызвав болезненный стон. Поняв, что Чу Ваньнин и правда подчинился, он распалился еще больше. Огладив пальцами длинную шею он прошелся по подбородку и, приоткрыв чужие губы, просунул пальцы внутрь. — Ты знаешь, что делать. Раз уж сегодня ты сам согласился, я позволю тебе испытать немного удовольствия. Чу Ваньнин облизал его пальцы, тихо простонав после того, как их вынули из влажного рта. Вскоре они были поднесены к маленькому, покрасневшему колечку мышц. По-собачьи облизнувшись, Тасянь-Цзюнь резко вставил два пальца, обводя мягкие стеночки, проталкивая пальцы глубже, до самого основания. Чу Ваньнин снова застонал. Сдержанность, приличие, гордость — все осталось позади, словно растаял снег, и сухие, замерзшие растения наконец показались яркому весеннему солнцу. — Учитель, неужели ты решил исполнить все мои приказы? Раньше из тебя и звука было не выбить. С еще большим рвением Мо Жань добавил два пальца. Теперь уже четыре двигались в Чу Ваньнине, вырывая тихие всхлипы и возбужденные стоны. Он почти не испытывал боли. От привычки ли, или от самовнушения, но ему не было слишком неприятно. Боль была, но не столь сильная, как бывало обычно. И все же, вряд ли такая "нежность" продлится долго... Наконец, достаточно растянув Чу Ваньнина, Тасянь-Цзюнь вытащил пальцы, размазывая остатки слюны по собственному члену. Резко расставив в стороны ноги учителя он вошел наполовину, вызвав громкий стон Ваньнина. Было больно, но Мо Жань позволил ему немного привыкнуть, после чего начал двигаться. Вскоре толчки усилились, и громкие стоны стали разлетаться по залу, словно струны гуциня рыдали в одиноком дворце. Это была песнь о любви, преданности, но притом и о боли, страхах и ненависти. На глазах Чу Ваньнина выступили слезы, но он лишь шептал одно имя. Юйхэн ночного неба не знал отчего плакал. Может, то была и боль физическая, но душевная боль всегда сильнее. Его разрывали тысячи чувств... Он словно сбросил груз со своих плеч. Признавшись, и испытав облегчение, он уже не смел надеяться, но надежда и не была нужна. Он наконец сделал то, чего хотел долгие годы. Пусть любовь его невзаимна, или же скрыта под осколками разбитого стекла, но теперь она является не болью, а утешением. Движения Мо Жаня все ускорялись, и он, наконец, спустя несколько толчков излился внутрь, заполняя задыхающегося учителя своим семенем. Обхватив ладонью его член он заставил кончить и Чу Ваньнина, после чего вышел, смотря на то, как из Учителя вытекает собственная сперма. Похоть отошла на второй план, и у него появилось желание поцеловать Чу Ваньнина. Недолго думая, он исполнил это. Уже более спокойно и размеренно они целовались, лежа на холодном, каменном полу дворца Ушань. Чуть приподнявшись, Мо Вэйюй посмотрел на наставника и спокойно, с довольством сказал: — Учитель, теперь ты принадлежишь мне не только телом, но и душой. Ты больше не можешь убежать или умереть. Ты сам сделал такой выбор. Я все еще не верю тебе, но до нашей смерти у тебя есть время, чтобы доказать это. — Мо Жань... Теперь ты знаешь правду. — Да, знаю. Теперь больно будет не только мне, — усмехнулся Тасянь-Цзюнь, — теперь ты должен подтвердить свои слова остатками жизни. — Мо Жань, не пытайся меня запугать, я устал. Я и так это сделаю, как делал всегда.