Фермата

Тонкая чёрная пластинка с изяществом прорывает своими выкрикивающими звуками каждый новый круг на фонографе, но единственный слушатель сие шедевра, кажется, вовсе уходит в глубины - что души, что угловатой тёплой ванны. Не странно ли, что музыкой души в этот момент считается такая же странная пластинка с заранее записанными, совсем ужасающими криками людей, завершёнными в конце фразой "Миссия выполнена"? Полная идиллия происходящего лишь насыщается сильнее бокалом прямо у бортика ванны, теряясь среди запаха небольшого букета на панели. Кто его принёс в эту духоту? Кафка слегка поджимает колени к груди, складываясь, а потом сползает к воде, ныряя наполовину в горячую воду. Уши улавливают лишь бульканья от движения - звуки с пластинки пробираются через толщу воды, растворяясь в неровных колебаниях стихии, как и в невозмутимости слушателя. Тепло. Приятно. Хорошо. Как никогда. Вода - сильный успокоитель. Горячая вода - наркотик. Поднимая голову назад, приходится справляться с прохладой ванной комнаты и мокрыми липкими прядями волос, обрамляющими спину, плечи, грудь и даже щёки. – Ты всё же решила не томиться с решением? – Вырывается достаточно громкое, когда на кафеле слышны мягкие и аккуратные шаги. – А почему же нет... – Девушка медленно подбирается ближе, словно пригибаясь от вопиющего ужаса пластинки. Вкусы в искусстве принято не обсуждать. Искусство есть искусство. Но со стороны Химеко это очень хочется сделать каждый раз, как её уши передают неописуемые страдания и боль с виниловой пластинки из большой коллекции. – Тогда залезай ко мне, герой. На этот раз приказ Кафки звучит слишком мягко из всех сотен приказов, что она отдавала во время охоты. Даже... слишком мягко для неё. Даже так, что Химеко резко замирает, перестаёт теряться в убранстве богатой ванны, всматриваясь в чужую притягательную фигуру. Новые крики и стоны заставляют охотника довольно улыбнуться, совсем не скрывая своей удовлетворённости от вечера. Фонограф раз за разом воспроизводит одно и то же. Химеко щурится, не говоря ни слова, бросает взгляд на воспроизводящее устройство, а потом слегка разворачивается от зрелища, приводя себя в нужный вид. – Твои эти... "мелодии"... – Протягивает она тонко-тонко, надеясь, что недовольство в голове останется услышанным. Хаотичная волна красных волос приподнимается и собирается за спину одним изящным движением руки. После её тонкий белый халат лишается сначала пояса - очень длинная лента медленно расходится из узла, вылезает из каждой петельки, переставая сдерживать фигуристые шёлковые складки форм. – Лучшая композиция, не так ли? – Отзывается Кафка, поведя головой в сторону раздевающейся с интересом. Женщина сталкивается с недовольным шиком, - всё, как любит делать Химеко, - разворачиваясь к бортику ванны. От поднятой руки на воде создаются маленькие всплески от падающих капель, когда Кафка тянется к своему бокалу. – Ах... – Химеко уже давно чувствует себя замёрзшей, что желание быстрее лечь в горячую ванну лишь подбадривает делать всё быстрее. – Из тебя романтик никакой. Мелкими глотками вливая в себя алкоголь, Кафка сначала лишь косым взглядом, потому что приходится задирать голову и пить, а затем и уже разворачиваясь продолжает наблюдать за капитаном. Последнее наставление и крах - халат блеклым пятном последний раз блестит в яркости освещения, а после спадает к ногам, заставляя единственного зрителя сделать слишком громкий глоток и замолчать, почти насильно закрыв себе рот. – Если тебе нужна романтика - я согласна её устроить. На лице Химеко видна лёгкая улыбка, не носящая никакого подтекста от её доходчивой обладательницы. Она медленно разворачивается снова к ванне, наблюдая то, как плавно оседает фигура Кафки к бортику: та роняет голову на плечо, обворожительно завлекая к себе мягкой улыбкой, между вишнёвыми прядями волос прячутся тонкие руки, свисая с бортика прямо со стеклянным бокалом - не уронит. Кафка издевательски тянет улыбку, с идеальностью держа зрительный контакт. Совсем не смотрит куда-либо ещё. Только в эти глаза, напоминающие редкие драгоценности. Такие... янтарные, золотые. Когда же капитан подходит совсем близко, видимо, дрожа от холода, одна рука тянется к панели, чтобы поставить стекляшку обратно, но Химеко хватает Кафку за запястье, вопросительно поднимая брови. Фонограф замолкает - его игла поднимается от чёрных дорожек пластинки, прекращая вещание. Капитан за долю секунды успевает рвано пройтись пальцами по конструкции, а следом перемещает руку к охотнику, приподнимая чужую голову за подбородок. – Лгунья. У Кафки своя романтика. Может, немного непонятная к пониманию той же Химеко, но... Кафка смеётся, отворачиваясь от края ванны, когда её отпускают, чтобы дать залезть к себе. Она опирается спиной на один из узких угловатых концов - смотрит в воду, не поднимая взгляда, пока капитан перемещается в воду сначала одной ногой, а затем другой. Остаётся лишь присесть. Химеко нетерпеливо выдыхает, когда усаживается в ванну по плечи, наконец получив то, что подразумевалось. Кафка подбирается к ней руками, разглаживая ими уставшую спину, потом ухватывается за чужие предплечья, потянув на себя. Они вместе оседают на дно, друг к другу, почти что обнимаясь. Охотник теряется в копне огненных волос, успевших намокнуть снизу, прижимается носом к затылку перед собой, расслабляя чужие плечи массирующими движениями. – Кафка... я так в конец скисну. – Нужно научиться правильно расслабляться, чтобы тело не реагировало так на самые лёгкие расслабляющие манипуляции. Химеко удивлённо поворачивается, ловя на себе вопросительный взгляд. Хочется тесно развернуться полностью и посмотреть в хитрые розовые глаза. – Ты хочешь сказать, я мало отдыхаю? – Именно. – Почти что шепчат в ответ. – Я... Вертя головой в разные стороны, капитан не знает куда себя деть от резко подступившего расслабления. С одной стороны, их ангельски чисто и светло освещает хорошо завешанное окно, а с другой - мрак и холод от двери плетутся в сторону тёплых волн набранной Кафкой ванны. Сама же Кафка... когда она так хорошо научилась массажу? Химеко довольно мычит, но её прижимают ближе к себе - куда уж ещё, если Кафка чувствуется... всем своим нутром где-то сзади. – Что ты хочешь? – Спрашивает та, пока её тёплые мягкие руки переходят немного ниже в массирующих действиях. Капитан слегка дёргается, расслабляясь в нежных руках. Ей позволяют облокотиться спиной на чужую грудь и откинуться на плечо. Под потолком видятся клубья горячего тянущегося пара, которые проникают в лёгкие, приятно согревая изнутри. Руки Кафки переходят к талии, обнимая, оглаживая всю подставленную мягкость. Химеко удивлённо поднимается, оглядываясь. Нет никакой неожиданности в подобных действиях, особенно, когда обнажённой находишься с любимым человеком вместе, но всё же, почему этим надо заниматься именно здесь? – Тебе нравится? – Шепчет охотник, располагаясь максимально удобно на дне ванны. – Ты же хотела чего-то рома... Химеко слегка подаётся вперёд, поёрзав, но так ничего не говорит, продолжая терпеть. Её сжатые в кулаки руки прижимаются к бёдрам. – ...романтичного. Я хочу помочь тебе отдохнуть. – Слишком... горячо. – Не сгоришь уж точно. – Смеётся Кафка. Химеко поддрагивает, когда вполоборота смотрит на свою женщину, чувствуя её дыхание у своего лица. Они не стесняются быть так близко; это напоминает те частые моменты, когда нужно обмолвиться парочкой ключевых слов в людном месте. Капитан всегда мило прижимается ближе, а охотник медленно склоняется, подставляясь под шёпот. Сейчас можно не скрываться. – Ладно. Химеко коротко соглашается, бегая взглядом на лице ведущей. Они соглашаются сначала лишь на простой аккуратный поцелуй, медленно отодвигаясь лишь на пару мгновений от своих гляделок, чтобы снова пытаться пробовать что-то новое. С этого, в принципе, всё и началось. У охотника на глаза падают мокрые пряди, мешающие близости. Им приходится остановиться. Капитан с осторожностью тянет левую руку вверх, помогая убрать с лица волосы у Кафки. Та благодарно кивает, усмехаясь. Много того, что они любят. Поцелуи. Когда же Химеко с ойканьем сбивается от поглаживаний на уровне груди, охотник довольно проходится кончиком носа по щеке той, наслаждаясь представлением. – Здесь приятно? Я могу...? – Шепчет Кафка, увеличивая интенсивность и характер своих движений. Химеко... будто прорывает. Мысли о том, что они без всего лишнего лежат почти друг в друге, тесно прижимаясь в своём величественном дуэте, то, как её тело оглаживается с нежностью... Как собственность. Милую собственность. Она отвечает на вопрос сдавленным тихим стоном, больше утвердительным и строгим, чем вымаливающим. А ответить должным образом всегда надо. Кафка и не думает расслабляться: не изменяя планов, она ничего не сделает без спроса, даже если хочет растрепать кого-то в клочья, поэтому руки держит уверенно и не противно самой Химеко, только выявляя для себя новый интерес, она начинает медленно действовать. Миллионы раз внутри проходят одни и те же процессы. Одни и те же ниточки дёргают сознание в вопросе продолжения. Капитан чувствует себя роботом в этом круговороте. Она чувствует горячий язык на своей шее, оставляющий мокрые дорожки на теле. Глубокое дыхание. Нет, это не вода. Мягкие губы. На этот раз Химеко выдыхает резче - она даёт себе расслабиться. – Тише, герой. – Наблюдает охотник, вжимаясь бёдрами в чужие бёдра. Одни эти ласки языком и губами. Остальная часть тела покоится в воде. Что за айсберг? Химеко не обращает внимание на то, как трудно открыть глаза из-за мокрых ресниц, как вьющиеся волосы всё больше, намокают и прилипают к спине и щекам. Химеко берётся за бортики ванной, пользуясь чужой поддержкой, и переворачивается лицом в другую сторону. Кафка замирает от такого зрелища, что откидывает голову: перед ней возвышается капитан, устраиваясь рядом. Будто в первый раз. Ноги охотника с самого начала были разведены с стороны, чтобы посадить к себе Химеко, однако, такому положению вещей сама же Кафка больше не рада. Химеко щурится, ладонями поглаживая голени чужих ног, - Кафка не подаёт виду, как ей плохо с этого, - ведёт выше по ноге, углубляясь в своё дело. Капитан оглядывает картину под собой, размыто видя в воде очертания их тел. Идеально. Она склоняется. Между ними слишком маленькое расстояние. Контроль сменяем. – Теперь поцелуй меня нормально. Пожалуйста. Прогибаясь в спине, Химеко решает немного повернуть голову, приникая ближе. Их медленные тягучие поцелуи - это уже что-то очень внушающее. Кафка поднимает брови, наощупь проходясь по чужому языку своим. Приходится часто-часто глотать и невесть как работать - её положение, поднятая голова и подчинение. А это изнуряет, забирая последние силы. Скользко. Мокро. И снова что-то не то. Кафка улыбается, впервые отводит взгляд, смиряя покорённую собственность - ухватывается за бёдра той, пока капитан охает и двигает корпусом вперёд. Руки охотника берут и не отпускают; Химеко выпрямляет спину, держится ровно, натягиваясь, словно струна, лишь подкрепляя свой разбалованный вид. Холодно - она возвышается над ванной, возвышается над Кафкой и прикладывает последние силы, чтобы уцепиться руками за бортик прямо за чужой головой, строго смотря глаза в глаза. – Только не упади, Химе. Едва успевая вздохнуть, Химеко тихо скулит: внутри всё содрогается от прикосновений губ на груди и животе. Похоже, охотник примкнул немного пониже, подаваясь к чужому сильному телу со всем желанием. – Кафка! – И не замалчивай то, что хочешь сказать. – Смеётся женщина, поглаживая пальцами слишком нежную кожу позади, - быстрыми метаниями от обратной стороны колена до ягодиц, - пока иные комментарии разбавляются звуками поцелуев, причём, может даже нарочно так громко, чтобы не дать и шанса остаться этой строгости на прекрасном лице. Химеко только и ловит ужасно притягательный, расслабленный чужой взгляд, как тут же запрокидывает голову, встречаясь уже с потолком. – Сделай уже что-нибудь, – Тянет она, с напряжением выдавливая из себя командирский голос. – Прошу тебя. Выслушав просьбу, Кафка пару секунд ещё не отрывается от своего прежнего положения, выжидая, как хищник - что по своей работе, что по характеру. Химеко нетерпеливо подгибает колени, когда несколько пальцев, с явным и специально сделанным нажимом, проходятся по половым губам, снизу вверх, заставляя женщину снова съехать вниз. – Может, так тебе удобнее? – Вслух размышляет охотник, придерживая тело поверх себя. Кафка немного сводит ноги; они путаются в воде с чужими согнутыми в коленях. Капитан по-прежнему стоит, опираясь дрожащими от напряжения руками за бортик позади Кафки, но позволяет обнять себя одной рукой и снова запнуться в начатой речи, когда та повторяет свои первоначальные действия несколько раз. Они прижимаются друг к другу, охотник заботливо пытается занять Химеко ещё одним длинным поцелуем, одной рукой предугадывая желательное направление, пока осторожно, может, даже слегка медленно, стимулирует клитор, другой рукой успокаивающе проходясь по бедру. Кафка задирает голову до боли в шее, наслаждаясь видом. Иногда Химеко снова прогибается от заходящихся чувств, приподнимаясь чуть ли не полностью выше воды: охотник изгибает запястье, стараясь не терять того темпа и техники, что отработались в атмосфере словесных направлений, поддёргиваний и мелких рваных звуков, чтобы дотянуть взгляд выше, увидеть сначала подтянутый живот, затем красивую грудь, ненароком выставленную от чересчур ровной спины, а выше - красивое лицо с удивлением, смущением и уверенностью одновременно. Со временем, пока капитан привыкала к тому, как тяжело стоять на ногах в этот момент, Кафка в это время словила своеобразный ритм, состоящий из прекрасного глухого голоса Химеко. Как... пластинка. Где проигрыватель? – Химе, – Пальцами левой руки та похлопывает по ноге капитана, заставляя Химеко проявить немного внимания к возможному вопросу. – Можем? На языке вертится вопрос о том, что всё происходящее случается в ванной. Тут мокро, жарко и душно, но только... от реальной воды. Вдруг Химеко станет больно? Всё же, охотник не медлит, когда слышит вполне чёткий ответ: – Конечно. – В процентах ста из десяти слышно, как пришлось напрячь голосовые связки, чтобы выдавить из себя такую приказную утвердительную форму. Подушечки пальцев невесомо проходятся совсем низко, приближаясь, непосредственно, именно к влагалищу. Химеко хмыкает от мысли, что чужие женские руки чувствуются ещё мягче. Это не те руки, которые хватают громадные оружия, призывая дождь из пуль в защите охотников за Стеллароном. Химеко в засаде. Это охотничий капкан. Но всё же Кафка понимает, что всё, что она чувствует из влажности - всё её Химеко. Решив начать с того, что не ранит, охотник проникает лишь одним пальцем, разрабатывая чувствительность не медленными, но и не совсем быстрыми длинными движениями. Спустя пару толчков получается повторить действия уже и двумя пальцами, нарочно не предпринимая никаких позиций дальше. – Всё хорошо... ещё... – Всхлипывает капитан, медленно выдыхая. – Дальше. Тогда можно действовать. И слышать. Это было в разы сильнее, чем стимуляция до этого. У Кафки глаза блестели от расходящегося азарта и настроения, которое создавали хорошо заметные короткие стоны, что были словно единый такт, который Химеко проговаривала в чреде вздохов и попыток дышать, запрокинув голову. Этот такт, эта мелодия. Влюблённость. Нет. Любовь взрослых женщин. Охотник целует низ живота, не останавливаясь в многократных проникновениях, умело давящих на переднюю стенку. Будто пытаясь дотянуться до чего-то явно непостижимого, Кафка иногда старалась попробовать это сделать глубже, что получалось даже менее резче и заметнее с новыми толчками. Со временем позиция "по фаланги" превратилась в "по костяшки" ‐ Химеко была совершенно не против, судя по тому, как дрожали её руки при новых заходах. – Быстрее! – Почти шепчет она, от тяжести опуская взор на розоватую тень внизу: Кафка держалась в разы лучше неё, игриво пряча свои поцелуи в живот под огненной копной волос, когда капитан опускалась, всеми силами тратясь на то, чтобы держаться за бортики ванны. Кафка пытается делать что-то здравое и правильное, когда отрывается от чужой груди и живота в незамысловатых ласках, чередуя и прямое проникновение, которое истрачивает весь голос из Химеко, и не менее значимую стимуляцию клитора, которая истрачивает уже все силы той окончательно. Химеко уже кидает несвязные обрывки фраз или более длинных стонов, которые разрезаются на мелкие частички - всё то, на чём специализируется охотник. Ноги капитана подрагивают в мелкой дрожи ‐ стоять трудно, но никто бы не сказал, что награда за такие муки не планируется. Охотник старается максимально придержать свободной рукой тело, нисколько не отдаляясь - уж точно не бросит. Улыбка Кафки, подрагивающие тонкие брови Химеко и рассеянный взгляд, дрожь, стоны, что стали более хрипатыми, чем были в начале, пальцы охотника, полностью вязко-мокрые от своей деятельности. Грамотные музыканты назвали бы это кульминацией. Кафка смеётся как раз в тот момент, когда ощущения усилились, держит темп, сжимая пальцы внутри самого капитана, заставляя дрожать. Больше и больше. Наконец, даже вымучено, Химеко дёргает бёдрами, запинясь в коротких вдохах, как в последних пузырьках воды на морском дне, вся напрягается, держится так от силы несколько секунд и зажмуривается, пока растерянные вдохи перешли в громкие выдохи. – Моя умница. – Величественно тянет охотник, в этот момент приближаясь губами уже к внутренней стороне бёдер. Капитан сквозь небольшую пелену слёз в глазах опускает голову вниз, будто совсем ей не управляя, в это время переставая держаться на ватных ногах. – Нет, Каф... Кафка одёргивает себя, едва поведя в сторону носом, а потом ловит в размашистые объятия прикрывшую глаза Химеко, улыбаясь. Они едва скользят друг по другу взглядами, когда всё-таки капитан находит в себе силы беспомощно открыть глаза, не скрывая того, как резко стало хорошо. Конечно, всё это благодаря контролю и выдержке Химеко, а ещё... прелестным длинным рукам Кафки. Хочется чего-то сказать, пока они вдвоём устраиваются поудобнее на самом дне: вода плещет в стороны, чувствуя напряжение, уставший капитан из под тяжёлых век оглядывает любимую женщину, раззадоренную тяжкими играми. – Ты в порядке, герой? – Химеко сцепляет руки, неосознанно прикрывая грудь, пока на вопрос охотника следом идёт лишь простой кивок. Кафка обнимает капитана, успокаивает и осторожно целует, чтобы взбодрить что её, что себя. И довольно поднимает уголки губ, растягиваясь в удовольствии. Настоящее представление. Хриплый голос Химеко, что предпочитает отвечать односложным кивком. Из под сырых прядей взор падает на далёкий проигрыватель в сторонке, который бы сейчас мирно шипел, считывая кольца новой пластинки. Пластинка жизни. Вот бы иметь такую. Пластинка фонографа проигрывается без остановки. Даже звуки хриплых криков не могут вырваться из волны жара и приглушаются её прохладой. Она казалась неподготовленной и совершенно очарованной завораживающими мелодиями: всё началось с мольбы и предвкушения, за которыми последовал страстный катарсис, с одной кульминацией за другой... Пока пластинка не остановилась окончательно, и хриплые крики не стихли. Миссия выполнена. Химеко хмыкает, отдавая предпочтение ухватиться за чужой, слегка безумный взгляд - никак не дать увести фонографу внимание Кафки, а после дотянуться рукой до лица, показательно ухватив охотника за подбородок, и самоутверждаться в глубоком предложении: – Мне нужна следующая мелодия.