Против течения

Он приехал домой уставший, но полный решимости поговорить с женой. Стянул ботинки, по пути в гостиную освободился от удавки-галстука, откинул его в сторону, следом на диван полетел пиджак. Наконец-то расстегнул ворот рубашки. Он надеялся, что на лице нет следов тягостных дум, которым он предавался всю дорогу от ресторана до дома. Как начать разговор? Аня, все немного не так, как ты думаешь… Или: Анна, что у тебя с Воропаевым… Или: Анька, мы же друзья и всегда понимали друг друга… Как ни начни — все глупо, банально до приторности, откровенно лживо и натянуто. Он так ничего и не решил, отдавшись на волю случая. Аня стояла рядом со столом, все еще в вечернем платье, только босоножки скинула и сняла украшения. В руках эскизы, которые она перебирала, подолгу задерживая взгляд то на одном, то на другом рисунке. Голову в сторону мужа она не повернула. — Нам надо поговорить… — сказал Андрей, приближаясь к ней. Остановился на расстоянии вытянутой руки. Аня, все так же не отрывая глаз от рисунков, хмыкнула: — Поговорить? Зачем? Что мы можем сказать друг другу? Я не хочу говорить. Не хочу. Если ты надеешься переложить на меня ответственность по принятию решений, то у тебя ничего не выйдет. Тебе придется решать самому — как жить дальше, а я… Я готова принять любое решение. — Решение? — он потер лоб. Все было несколько иначе, чем он ожидал. Скорее, он был готов к скандалу, к тому, что она опять будет плакать, к чему угодно, но не к такому спокойствию. Возможно, она только играет роль, но делает это блестяще. Нет, тут же оборвал он себя, не может Анька играть, не в ее характере. — И, тем не менее, я считаю, что мы должны с тобой поговорить, — решил настоять он. — Сашка сказал мне, что ты ревнив. Что никогда не отдашь своего. Я ехала домой и все планировала, как ты вернешься, а я скажу, что Сашка предложил мне начать все с начала. Но я так не хочу. Не могу. Я устала от этих игр. Понимаешь? Говорят, надо судьбе покориться, все равно: что будет — то будет. Я готова плыть по течению, а ты? Он отошел от нее, сел на диван, закрыл лицо руками. Вот как… Они не слышат друг друга. Словно говорят через прозрачную, тонкую, но абсолютно звуконепроницаемую перегородку. Возможно, другой бы обрадовался такому положению дел: жена фактически сама отпускает — беги, собирай вещи… Но он так не может. Ему надо сказать ей многое. — Ань, это прозвучит, возможно, странно: я люблю тебя, но как… — Только не говори, я тебя прошу, что меня ты любишь как сестру… — оборвала она его резко. — Не унижай ни меня, ни себя, — она не выдержала и отбросила рисунки в сторону. — Я не буду заламывать руки и кричать, что ты поломал мне жизнь. Но знаешь — моя жизнь сегодня кончилась. Завтра начнется другая… Какое бы ты решение ни принял, завтра уже будет другой день. Странно так это осознавать. — Я и не думал тебя унижать. Ты близкий мне человек, много ближе всех остальных. Или ты думаешь, что я женился бы, если бы не любил? — Возможно, ты любишь меня, но желаешь — ее, — Аня стремительно направилась мимо него в сторону спальни. — Кать! — крикнул он. — Вот видишь, ты даже сейчас думаешь о ней, — она остановилась, оглянулась. — О чем тут говорить? — Ань, прости, — он догнал ее, она отшатнулась. — Андрей, мне ужасно тяжело, ужасно, но я стараюсь держаться. Давай… давай как-то по-другому… не надо разговоров. Умоляю, я не выдержу, — она закрыла рот ладонью, юркнула в спальню, прижалась спиной к двери: — Я сейчас выйду. Я буду спать на диване, хорошо? Я не могу с тобой. Он смотрел на дверь, разделяющую их… Очередной перекресток, очередное решение. Сколько раз он оказывался перед выбором, сколько раз он ошибался? А судьба насмешливо возвращает его на то же перепутье: одна женщина или другая, любовь или работа, счастье или долг… И вдруг захотелось смеяться: громко, звучно, до слез, до раздирающей горло истерики. Сколько, оказывается, в нем накопилось за два года не-жизни. Захотелось надраться виски, набить морду кому-нибудь. Странные желания? Нет, нормальные для того Андрея, из прошлого… Он вернулся в точку отсчета, словно не было двух лет. Да, мимо текла река жизни, он полагал, что его несет течением, а оказывается - сидел он на берегу и смотрел, не принимая участия. Боролся с потоком? Нет, тешил себя иллюзией борьбы. И почему это стало ясно только теперь? Он застрял в том времени, он не жил. И брак с Аней был обречен с самого начала, даже если бы Катя не приехала. Потому что однажды он бы проснулся, и ему бы захотелось жить, по-настоящему чувствовать и любить! Он так старательно хватался за Аню, так пытался сохранить их союз просто потому, что боялся потеряться сам. И вместе с осознанием этого пришло долгожданное ощущение свободы. Он с удивлением понял, что даже если Катя оттолкнет его в который раз, он не будет убиваться. Он, безусловно, будет переживать, но при этом будет точно знать, что придет новый день, в котором он обязательно будет счастлив… Андрей подошел к двери, коснулся ее лбом, ладонями и заговорил. Он говорил, зная, что женщина по ту сторону любит его и сейчас рыдает, оплакивая свою неудачу. Он был благодарен ей за то, что она была рядом, но… — …Анька, это не слова! Ты — мой друг. Самый лучший, самый близкий. Ты не простишь меня. Я знаю, и мне жаль, что так получилось. Я поступил как безответственный оболтус. Вместо того чтобы научиться жить самому, я нашел костыли. Я опирался на твою спину, а думал, что научился ходить сам. Ты понимаешь? Дело не в Кате, точнее… я не пережил то чувство, загнал его глубоко, но не избавился… Я не знаю, как сложится моя жизнь, но я должен, понимаешь, должен пережить это… Я не знаю, за что нам выпадают испытания на прочность, есть ли в этом смысл, нет… Анька, я люблю тебя, но Катю… — Больше? Есть расхожее мнение, что женщина может простить мужчине нелюбовь, но не может простить нежелание. Как-то так, — раздался дрожащий голос Ани. — Лучше бы ты меня не любил так… Он вздохнул: — Хочешь, я сейчас уеду? В гостиницу, хорошо? А утром вернусь… — И что бы духу моего к этому моменту не было? — Ань… — Я не знаю, как дальше жить, — прошептала она. — Я надеялась, что ты мне соврешь. Я готова была поверить всему, но ты решил… — она открыла дверь, вышла, села рядом с ним, обняла его и положила голову на плечо. — А вдруг ничего у тебя с ней не получится? Ты вернешься? — Ань… — он погладил ее по голове, как маленького ребенка. — А я все равно буду ждать. Поцелуй меня, в последний раз. Он приподнял ее голову за подбородок и долго смотрел в глаза, а потом поцеловал ее в лоб: — Я не хочу давать ложные надежды. Она горько усмехнулась: — Мы сами даем себе повод надеться. *** Андрей проснулся оттого, что спина немилосердно ныла. Огляделся, враз припоминая вчерашний день и прислушиваясь к той удивительной легкости, которая наполняла тело, несмотря на ноющую поясницу. Самое страшное — прыгнуть в холодную воду, потом легче — надо плыть и тут уже не до рефлексий. Впереди его ждал один, как он надеялся, приятный разговор — с Катей и череда неприятных: с родителями, с Ромкой и с прочими сочувствующими. Он был уверен, что все кинутся спасть его от тех проблем, на которые, по их мнению, он себя обрекает. Ну что ж, новоявленные Дон Кихоты, ваше благородство оценено, но не ждите, что и я буду сражаться с ветряными мельницами. У меня другие планы. Андрей слез с дивана, заглянул в спальню, Аня лежала с открытыми глазами, свернувшись калачиком. — Не спишь? — Я так и не уснула. Боялась, что утром не смогу открыть глаза, — она села на кровати, — не пугайся ты так! Я ничего не буду с собой делать, просто… просто мне надо привыкнуть, что теперь все по-другому, что я снова одиночка. Вот интересно, когда мы стали с тобой жить, я все никак не могла привыкнуть, что со мной рядом кто–то спит, а теперь не могу уснуть, когда никого рядом. Когда тебя нет рядом. Он подошел к кровати, опустился на краешек: — Я буду скучать по тебе. — Врешь, ты забудешь меня завтра. — Друзей не забывают. Жаль, что так вышло… Прости. Она только покивала головой, потом ткнула его кулаком в плечо: — Иди, у тебя сегодня экскурсия с будущим партнером, не забыл? — Не забыл, — усмехнулся он. — Я тебя могу попросить? — Да, — она сосредоточенно рассматривала рисунок покрывала. — Не уходи никуда, пока я не вернусь, хорошо? — Конечно, — она не подняла глаза, а его сердце почему-то на миг тронула холодная рука беспричинного страха. *** Иванушка-дурачок, которого на самом деле звали Ярослав Дмитриевич, оказался человеком дотошным. Он желал вникнуть в суть дела сразу и досконально. Андрей мысленно вознес хвалу небесам, что сегодня воскресенье, и Милко, как и все работники офиса, отдыхает. Он представлял себе, что будет, когда Ярослав Дмитриевич захочет познакомиться с дизайнером. Как наяву стояла картина — Ярослав выспрашивает Милко все о творческом процессе. Милко хватит удар, не иначе. Но все когда-нибудь заканчивается, и ближе к двум часам дня Ждановы — отец и сын - и Ярослав покинули производственные площади. Еще полчаса велись пространные разговоры ни о чем, в конце которых сошлись на том, что Ярослав перезвонит Павлу для обмена предложениями. Как только «Бентли» потенциального акционера скрылся за поворотом, Павел, положа руку на плечо сына, спросил: — Андрей, ты не хочешь поговорить? Мать не дала мне вчера поспать, она считает, что мы должны что-то предпринять. — Например, выпороть меня, чтобы не хулиганил? — усмехнулся Андрей. — Или подкупить конфетами? — Ты же знаешь маму: ей надо быть в курсе событий… — Точнее, в эпицентре. — А когда она не понимает, что происходит, она нервничает, — проигнорировал выпад сына Павел, — и потом, ее можно понять. Все было нормально, появилась Катя, и твоя жизнь пошла наперекосяк, потом она тебя бросает, ты переживаешь… И не смотри на меня так: только слепой не заметил бы твое состояние. Мать тогда, между прочим, не вмешивалась, но теперь… Только все уладилось, и все снова? — А может, не уладилось? — Ты взрослый человек, Андрюш, и я не собираюсь тебя учить, но от твоих решений зависят жизни многих людей. — И моя, папа, в том числе. Павел остановился, посмотрел на сына задумчиво: — Я прошу только об одном: подумай хорошенько. — Хорошо, пап. Подумаю, а сейчас прости, мне надо бежать. — Беги… Ждановы обнялись, и Андрей поспешил, стараясь не переходить на бег, к машине. Выруливая с территории фабрики, Андрей одновременно набирал номер Кати. Она ответила сразу. — Кать, привет! Я хочу тебя увидеть. Прямо сейчас, — сказал он твердо. — Прямо сейчас? — переспросила Катя. Андрею показалось — она не рада его звонку, и ревность в душе напомнила о себе пропущенным ударом сердца. — Да, я только освободился, еду в Москву с фабрики. Ты занята? — Пока да, но… я думаю, что скоро освобожусь. Где встретимся? — А давай на Арбате? Посидим в кафе, погуляем… — он убеждал себя, что причин для волнения или ревности нет. — Да-да, хорошо. Ты мне перезвони позже, хорошо? Почему она так… сухо отвечает? — Хорошо, — немного обиженно ответил Андрей и заставил себя положить трубку вместо того, чтобы проорать в нее интересующие его вопросы. Он прибавил скорость, размышляя о том, а не опоздал ли он в очередной раз? Что за жизнь? Как так получается, что маленькое опоздание — с нужными словами, с важными поступками, может иметь фатальные последствия? *** — Это был Андрей? — холодный, менторский тон давался Марго значительно легче, чем дружелюбный. — Андрей… — Катя положила телефон на столик и сейчас сидела, улыбаясь уголками губ, и эта ее улыбка, к которой лучше всего подходил эпитет «внутренняя», преображавшая лицо девушки, безумно бесила Маргариту. Она надеялась, что сомнет эту выскочку, что одни своим появлением заставит устыдиться и сбежать - из кафе, из жизни семьи Ждановых, но вместо этого чувствовала в сидящей напротив Катерине внутреннюю силу. Неприятно. И почему-то вспомнилось, как Катя появилась в «Зималетто» после преображения. — Что он хотел? Катя подняла глаза и улыбнулась, в этот раз открыто. — А почему я должна вам говорить? Это наше личное дело… — Вы не понимаете, Катя, — оборвала ее Маргарита, — это не только ваше дело. Тем более, не личное. Оно могло быть вашим, если бы Андрей не был женат. Не находите? — Может, сначала вы мне скажете, что вы хотели от меня? — Катя не отводила глаз, и Марго начала нервничать. Странно, она совершенно не волновалась, когда, выудив из памяти Пашиного телефона Катин номер, позвонила и уговорила встретиться. Она не ожидала, что Катерина согласится так быстро, и уже обдумывала, чем смогла выманить ее на встречу. Легкая победа окрылила, подарила боевой азарт. Марго была уверена в правильности своих действий. Если всем все равно, даже Ане, то ей — нет. Сколько можно? Каждый раз, когда эта, с позволения сказать, Катя появляется на горизонте — начинаются катаклизмы! Надо как-то отвадить ее, эту нахалку, стремящуюся не эдак, так иначе пролезть в их семью. Что ей надо? Деньги? Положение? Что? Не смогла устроить свою жизнь в Питере и прискакала обратно, вспомнив, что тут остался Андрюша-дурачок? Вот всегда сын был таким, думала Марго по пути к кафе, женщины из него вили веревки. Он с удовольствием отдавал им пальму первенства, с радостью бросался в новую интрижку, стоило только поманить. Кирочка это понимала и смотрела сквозь пальцы: что с ним поделаешь, характер. А потом появилась Катя… Что она сделала с Андрюшей? Марго до сих пор не могла понять и принять те перемены, которые произошли с сыном два года назад. Его словно подменили. Все эти разъезды, будь они неладны, не дали поговорить с Андреем нормально, и Маргарита так и мучилась догадками, отказываясь даже допускать мысль о том, что между этой смешной девочкой и Андрюшей могло быть что-то серьезное, настоящее. Нет, она его опоила, приворожила, черт-те что сделала, но это не могло быть любовью! Это просто невозможно. Безумие… Тут логика буксовала: если не любовь, то почему прошло столько лет, а Пушкарева имеет странную власть над сыном? Вот это и хотела выяснить Маргарита. Она была полна решимости узнать причину сумасшествия и найти средство против него. Она была уверена в успехе, когда села напротив уже поджидающей ее Пушкаревой. Но сейчас, после нескольких минут разговора, да еще после такого неурочного звонка Андрея, решимость с уверенностью таяли, как пенка на остывшем капучино в Катиной чашке. — Что я хочу от Вас? — со смешком произнесла Марго. — Это зависит от ваших целей. А впрочем, я бы хотела, чтобы вы исчезли из жизни моего сына… Про вас уже знает вся Москва! Это просто неприлично и… и недопустимо! — А вдруг наши с Андреем желания с вашими расходятся? — Ваши с Андреем? — задохнулась от возмущения Марго. — Вы забываетесь, Катя! Он — женат. И, насколько знаю, уходить из семьи не намерен! Вот уж не подумала, — добавила она желчно, — что вас устроит роль вечной любовницы. — Это наша с ним жизнь… — Катя начинала злиться. Отповеди знакомых и родственников Андрея раздражали все больше. Только не хватает для полноты картины жены с заявлениями: «Оставь в покое моего мужа». Почему они все лезут с советами? И именно к ней? Знают, она выслушает, проглотит обиду и виду не подаст, как ей тяжело? Или высказывают ей все то, что не решаются сказать Андрею, потому что он, забыв про свою неизвестно откуда появившуюся выдержку, может так ответить… Или и он проходит все те же круги ада? Просто пока они проходят их поодиночке. — Послушайте, Катерина, — Маргарита повысила голос. — Вы меня не понимаете. Вы выдаете желаемое за действительное. Нет вас. Есть он, а есть — вы. И поверьте, оттого, что вы так мечтаете пролезть в его жизнь, ему же только хуже! — Маргарита Рудольфовна… — Нет, уж. Вы меня выслушаете, — Марго свела брови к переносице и сразу стала выглядеть лет на десять старше. В голосе появились сварливые нотки, и Кате захотелось поморщиться от этого неприятного, пилящего тембра и почему-то подумалось: «Бедный Павел!». — Все было хорошо у Андрея с Кирой. Может, не столь благостно, как в любовных романах, но они были замечательной, подходящей друг другу парой. Один круг общения, один статус, множество точек соприкосновений. И тут появляетесь вы. Что вы с ним сделали? Я не знаю. Наверное, его потянуло на экзотику во всех ее формах. А вы расчетливо пробудили в нем ревность и добились, что он потерял голову. Какие планы у вас были? Не расскажете? Я не рассчитываю на вашу откровенность, но что-то, по всей видимости, пошло не так, и вы решили половить рыбку в другом пруду. Но и тут у вас ничего не получилось, вы вернулись. Вам наплевать, что он склеил свою жизнь по кусочкам, вам наплевать, что пострадает ни в чем не повинная девушка. Или она тоже не хороша для него, как и Кира? Молчите? Правильно! Вы идете к своей цели, как броненосец! Паша мне рассказывал про ваши деловые качества. Что же, вы умеете использовать их и в личной жизни! — выдохнувшись после такой тирады, Марго залпом осушила стакан со свежевыжатым соком. — Вы не знаете, что было у нас с Андреем. Какая там была… некрасивая история, а судите, — тихо, но четко выговорила Катя. — Вы про инструкцию? Господи, да вы даже это повернули себе на пользу, разве нет? Раздули из ерунды… — Из ерунды? — Катя не знала, плакать или смеяться. Театр абсурда: прошло два года, и люди вычленили из этой истории только то, что каждый захотел. Правда забылась, перемололась, и теперь версий было столько, сколько вольных или невольных участников происходящего. И что теперь? Доказывать Марго, что она любила Андрея, что, потеряв веру в него, по крупицам пыталась выдавить свою любовь и не смогла? Что слишком поздно узнала, поверила, приняла? Что наказана так, как не накажет никто? Что слова Марго не могут ранить ее — это все царапины, по сравнению с теми ранами, которые и не собираются заживать. Что сказать? Что, забыв гордость, она готова на все, только бы он бы рядом с Андреем, пока это выматывающее чувство, получив дань, само не сойдет на нет? — Я люблю Андрея, — сказала Катя твердо, — вы можете мне верить, можете не верить, но это так. — Так? — Марго задумалась, покусывая губу и глядя сторону. — Хорошо. Предположим. Но любить и страдать, встречаться тайком, это, конечно, романтично. Только какая жизнь вас ждет впереди? Он разведется, допустим… Вы поженитесь, — поджатые от брезгливости губы. — Вы привыкнете друг к другу, и что? Вы уверены в том, что будете счастливы? Не будем вспоминать Киру… Аня — его жена, ему подходит. Понимаете? Они очень органично сосуществуют. А вы сможете подарить ему счастье? — Марго не ждала ответа. Бросила резко. — Если любите, исчезните из его жизни. — Только если он попросит меня сам, — ответила Катя жестко, глядя Марго прямо в глаза. — Мне слишком дорого обошлись мои обещания Кире. Маргарита недовольно вздохнула. Разговор должен был проходить совсем по-другому, и то, что все прошло наперекосяк, очень злило Жданову. Она выдохлась. Ей не достучаться до этой женщины. Между ними бездна: разный жизненный опыт, разное положение. У Катерины нет своих детей, она не поймет мать… Они не поймут друг друга… — Я надеюсь, наш разговор останется между нами, — бросила Жданова, поднимаясь из-за стола. — Я ничего не буду вам обещать. Марго изумлено изогнула брови: — Если вы так рветесь занять место рядом с моим сыном, не умнее было бы наладить со мной отношения? — Вы же этого не хотите. Марго кивнула, сделала шаг по направлению ко входу, но обернулась: — Я хочу, чтобы мой сын был счастлив, а ваше появление — и тогда и сейчас — заставляет его страдать, — она расправила плечи и удалилась. — Может, надо спросить Андрея? — прошептала Катя, отодвигая чашку с так и нетронутым кофе. Она не раскаивалась, что приняла приглашение Марго, и не тешила себя иллюзиями, что они просто мило поболтают о том, о сем. Катерина почти дословно могла сказать, что Маргарита скажет ей, и оказалась права: ее опять обвинили в том, что она разбила счастливую жизнь Андрея. Ничего нового. Интересно, почему никто не задумается о том, что счастливую семью разбить невозможно? Если бы по мистическому стечению обстоятельств этот разговор состоялся месяца два назад, он бы и произвел на Катю впечатление, но сегодня, сейчас — нет. Тем более, она хотела сама поговорить с Андреем об их будущих отношениях…