Тень отбрасывает Тень

« — А ты знаешь, какой враг страшнее человека с неограниченными возможностями?! Тот, которому нечего больше терять. Так вот, такой человек стоит перед тобой.» ©

***

Из личных дневников Мадары Учихи и Тобирамы Сенджу: Мадара Учиха: Я часто задумываюсь над динамикой своей жизни. Не могу не обратить внимание на странную корреляцию и волнообразие черных и белых полос. Проблема заключается в том, что черные полосы по интенсивности превышают белые полосы, на белую полосу мне жизнь выделяет слишком маленькое количество времени, на передых. А потом, будто, заставляя меня поверить в спокойствие и стабильность этого «светлого» времени, бьет, избивает меня, выбывает, вытряхивает из меня всю душу. И я не успеваю восстановиться, не успеваю оправиться из раза в раз. И я стал думать почему. Почему я не могу оправиться? Почему не могу вылечиться и отдохнуть как человек? Почему я достаточно давно сломлен? На половину и живу на этой половине ресурсов? И тут я понял, что я никогда не отключал свою голову. Я воспринимал наличие светлой полосы в жизни и момента, когда меня начинает бить со всех стороны, как возможность достигать своих желаний, своих целей, больше и больше расходовать свой внутренний ресурс без отдыха, передыха, в постоянной тревоге и навязчивых мыслей о будущем, страхе о будущем. Я был уверен, что мой внутренний ресурс, сроду, резине. Тобирама Сенджу: Я был уверен, что мой внутренний ресурс — резина. В жизни происходило столько дерьма, которое меня каким-то образом не добило, что я выживая из раза в раз, не оказавшись наркоманом, алкоголиком и не наложив на себя руки, стал сомневаться в том, что мой ресурс и моя сила воли вообще имеет конец. Психическая энергия только убавлялась и я каким-то образом, как феникс, восстанавливался из раза в раз. Я горел, пылал, эмоционировал и осознал в один день, что пригодная черта феникса, как показано, горение — превратилось у меня в замерзание. И я из раза в раз оказываясь в этом состоянии, стал испытывать лишь один страх. Я задался вопросом: — Что если, мой ресурс в один день все-таки закончится? Как это будет? Наверное... я встану, подойду к зеркалу с улыбкой на лице, возьму скальпель и пережу себе глотку никому ничего не сказав. Наверное, так это будет выглядеть. Мадара Учиха: Я задался вопросом:       — Что если, мой ресурс в один день все-таки закончится? Как это будет? Наверное… я встану, подойду к зеркалу с улыбкой на лице, возьму бритву и порежу себе руки вдоль, никому ничего не сказав. Наверное, так это будет выглядеть. Я просто сяду на пол, буду смотреть в потолок и ржать от понимания, что с меня вытекает вся моя жизнь, которую я так долго и интенсивно пытался в себе сохранить. Тобирама: И знаешь, я задумался знаешь над чем? Напишу ли я кому-то в этот момент? — Позвоню? Наверное нужно, по идее нужно. Но знаешь к… Мадара: …какому выводу я пришел? Единственный человек, которому я бы дал знать — будешь ты. Но меня это радует, потому что я сделаю это так — что ты просто не успеешь ничего сделать. Потому что, больше всего в жизни я боюсь настолько сильно обосраться даже не перед тобой. А перед собой.

***

Когда ты один раз собственноручно перерезаешь себе горло, заранее понимая, что ты умрешь — тебя в этой жизни после того, как ты после этого выживаешь — начинает мало что в жизни волновать. Напрочь пропадает страх смерти или инстинкт самосохранения от того, что ты эту грань переступил уже давно. Он снова оказывается в своей голове в том самом месте, когда… С перевязанным горлом лежа в кровати он смотрит в потолок. Он очнулся около двух часов назад в своей одиночной палате, проклял себя за то, что очнулся вообще и не умер. Его горло адски болит, поднести пальцы к бинту, дотронуться больно — оно кровоточит. Его зашили, видимо, успели спасти. Тобирама в тот день, когда снова очнулся в ебучей палате, из которой пытался сбежать проклял Бога, проклял всех людей и перестал верить во что-либо вообще. Его начали чем-то сильным, потому что фокуса во взгляде нет, тело ватное — он толком пошевелиться не может. Он ощущает себя облаком.       — Господи, за что ты издеваешься над мной? — он задавался одним и тем же вопросом снова и снова смотря в потолок. — Если ты есть, — он ненавидяще сверлит взглядом потолок и снова задается вопросом, — за что ты, сука, так ненавидишь меня всю мою жизнь? За что? Почему ты даже сдохнуть мне не даешь? Он ощущает как его глаза намокли от беспомощности. Ему 17 лет, он заперт в психиатрической клинике своим собственным старшим братом среди пизданутых на голову врачей и не может сбежать от сюда никак. Его травят медикаментами — они не работают, его мозг пытаются превратить в кашу каким-то магнитными стимуляциями и он даже не сходит с ума. Он в сухую, в живую, без обезболивающих терпит пытки во благо и не понимает зачем он живет. Он считает каждый ебанный день, считает каждый упущенный день, считает каждый упущенный час — когда он мог увидеть Мадару и поговорить с ним. И он приходит в ужас от того, что каждый день, изо дня в день он отдаляется от него дальше и дальше. Он не может написать ему, не может позвонить, он пробовал брать телефон у медсестер, воровал его и не дозвонился ни разу. Абонемент находится вне зоны действия сети. Кажется — он здесь пятый месяц. Кажется, Мадара в тюрьме пятый месяц тоже, кажется, прошло пять месяцев со смерти Изуны и прошло пять месяцев прошло с момента, когда его старший брат наконец стал счастливым. Прошло уже пять месяцев? Или прошло четыре? А, может, прошло три месяца? Или пол года уже прошло? Он записывал, он точно помнит, что записывал, но не нашел своих записей больше. В его палате забрали часы — теперь он не может понять сколько времени сейчас, какой сейчас день и месяц. У него забрали все. Господи, если ты, сука, есть — почему ты не даешь мне просто сдохнуть уже? Я не настолько настрадался за всю жизнь? Господи, почему ты не даешь мне даже возможности сойти с ума? Почему я не способен даже рехнуться как все здесь, и не испытывать эти ебучие муки изо дня в день? Тобирама снова и снова задает вопрос в никуда и не получает ответа. Он рывком пальцев, со злостью дергает свои бинты и хочет залезть в зашитое горло своими пальцами — разодрать горло руками и захлебнуться в собственной крови. Его не спасут — он знает, никто не успеет, если он сейчас раздерет гребенные швы и вскроет старую рану по новой.       — А ты точно этого хочешь? Внезапно Тобирама услышал голос рядом с собой. Он впервые услышал его. Никогда не слышал ранее. Он дернулся от испуга — тело вернуло к себе от резкого стресса чувствительность, он не заметил в комнате никого, кто мог бы с ним говорить. Он потерял бдительность?       — Кто здесь? — Тобирама пытался закричать, но вышло лишь болезненное кряхтение из-за адской боли в горле.        — Ты выбираешь такой легкий путь вместо того чтобы вернуть потом всем все рикошетом за твои страдания и мучения? Я разочарован. Тобирама покрылся испариной, попытался подняться на руках, кое-как сесть в своей кровати и смотреть в лучше в черноту перед собой — тут же нет никого. Он включает лампу, свет озарил палату. Ничего необычного — его кровать, тумба рядом с лампой, письменный стол у стены, на нем пару его любимых книг, бутылка воды, таблетки, бинты, впереди два окна с железными прутьями, кресло. Больше в комнате ничего и никого не было. Кто с ним разговаривает? Он смаргивает, снова осматривает комнату и никого не видит. Это галлюцинации? Псевдогаллюцинация? Приход от таблеток или наркоза? Что это?        — Я здесь. Ты же меня ищешь? — ему в ухо крикнули и Тобирала выкрикнув кряхтение, ощутил боль игл в горле и резко шарахнулся в сторону, отполз по кровати от испуга и поднял взгляд на говорящего. Человек. Перед ним стоит человек, примерно его роста, одет в больничный костюм и он из-за тумана в глазах не может рассмотреть его лица.        — Кто ты? И что ты тут делаешь? Очередной врач? — Тобирама может шепотом выдавить слова двигая губами, но по факту не говорит ничего — связки повредил себе. На вопросе врач — его лицо исказилось в гримасе ненависти.        — Я твой друг, и я не врач. — силуэт говорит четко, голос ему кажется очень знакомым, — он засмеялся. А после присел на кровать. — Ты все делаешь неправильно, Тобирама, ты понимаешь?        — Что — все? — Тобирама сжимает руки в кулаки от злости. Нашелся умник.        — Да все. — он громко рассмеялся. — Все ты делаешь как долбоеб, Тобирама. Все твои действия были хуевыми и неправильными от того, ты и сидишь тут и до сих пор не сдох. Но, — он задумчиво наклоняет голову в сторону окна, — мне не нравится твоя идея покончить с собой — ты так просто сдаться что-ли решил? Ты? И что дальше? Ты действительно хочешь просто так сдохнуть и оставить безнаказанными всех, кто тебя до этого состояния довел? Тобирама помрачнел.        — Я в закрытой психиатрической лечебнице. — Тобирама отвечает ему как может. — Что я могу сделать? Его резко хватают за руку, Тобирама чуть было не закричал от испуга.        — В том то и дело, что ты в закрытой, мать его, лечебнице и это самый твой огромный Козырь. — Собеседник говорит спокойно, убедительно и сухо. — Ты какого-то хрена пытаешься сопротивляться, бунтовать, орать, и все доказывать, что тебе надо увидеть Мадару и сбежать отсюда, людям, которые сделали все чтобы ты этого не сделал и окончательно свихнулся тут.        — Я это и так знаю. — Тобирама фыркает. — Истину ты мне не открыл. Тебе вообще что надо от меня? И каким образом ты оказался в моей палате?       — Я тут всегда был. И ты тут оказался вместе со мной. Нам обоим тут не нравится и поэтому нам пора отсюда выбираться. Ты понимаешь меня? — медленно отвечают ему. Тобирама замирает, медленно отодвигается от него и пытается осознать сейчас одну истину — его реально глючит или он все-таки сошел с ума?        — Слушай меня внимательно, Тобирама. Чтобы выбраться отсюда по хорошему надо дать понять всем, что ты все понял, прозрел, вылечился от недуга и далее по списку. Ты понял меня? Нам надо убедить всех в этом. Ты понимаешь о чем я говорю тебе? Это был первый раз, когда Тобирама в своей жизни встретил. Свою тень. Давно это было, однако.

***

Тобирама открывает свои глаза, смотрит в потолок комнаты, в которой он по итогу уснул. Смотрит минут пять, почти не моргая, лицо его ровное. Он ни о чем не думает. Он снова и снова на автомате начинает свой день. По расписанию, по сценарию, который создал. Но, в его сценарии появился мальчик, который же конечно — в него не входил. Эта та самая погрешность, которая случается всегда. Он поворачивает голову в сторону двери и понимает, что судя по звукам на втором этаже — эта погрешность собирается в школу. И пытается подавить в себе какое-то странное чувство. То была надежда, желание, чтобы Наруто вчера ничего не слышал. Он искренне желал, чтобы подросток спал и не стал как-либо быть причастным к грязи, которую он вчера сделал своими руками. На какую-то секунду ему стало стыдно перед ним и страшно. Но, в силу своего характера и маски, он был не из тех людей, который будет пасовать перед ребенком. Просто ему хотелось искренне, чтобы хотя бы он не относился к нему никак. Наверное, именно из-за этого он держал Наруто на расстоянии вытянутой руки, заранее, будто, понимая, что если позволит ему к нему приблизиться — сделает ему только хуже. Хотя… В глубине души к мальчику возник странный интерес, какая-то даже микрооволна заботы и беспокойства. Возможно от того, что в возрасте Наруто ему именно этого и не хватило — элементарной безопасности, защиты и старшего, адекватного человека рядом, который бы его защитил от всего этого дерьма. Тень Тобирамы цокает языком, громко фыркает, стоит прямо у окна и смотрит на него осуждающе. Произносит:       — Соберись, что то ты расклеиваться начинаешь. Неужели ты настолько идиот, что внезапно придумал себе, допустил мысль, что можешь к кому-то привязаться? Тобирама переводит взгляд на свою тень. Не отвечает. Молчит. Они давно существуют вместе, много лет живут как один человек. Их несколько у него, хотя по факту должна быть только одна. Остальные выходят редко — эта же постоянно служит его личным собеседником. Выдыхает и идет в сторону двери. Тень следует за ним. Она не давит своим присутствием, просто периодически что-то бубнит на ухо и комментирует действия, которые, по ее субъективному мнению, кажутся ей небезопасными или глупыми. В двери тень дотягивается до него, соприкасается пальцами с его плечом и входит во внутрь Тобирамы. Они с тенью часто меняются местами, разделяются и становятся одним целым. И не только с этой, больше всего гармонично получается меняться местами с другой. Но, та другая…она немного…немного… Какая она? Первое что услышал Тобирама свою дверь, так это грохот и волну матов.        — Сука! Я проспал! Тобирама поднимает свой взгляд на раскрасневшегося подростка и стоит чуть поодаль, наблюдая за его хаотичными действиями, он мечется по комнате, в попытках собрать свои вещи. Он явно напряжен, и не видит своего дядю за спиной. Злиться, что то бормочет себя под нос и и каждый раз смотрит на настенные часы. Гиперответственный малый.       — Как спалось в первую ночь на новом месте? — Сенджу решает все же задать вопрос первым. Наруто дернулся, резко обернулся назад и застыл. После виновато отвел свой взгляд.       — Как убитый, правда херня всякая снилась. Проспал. — Уныло сделал он заключен и наконец бросив последний учебник в рюкзак, закинул его через плечо. Он был таким же лохматым как Тобирама, заспанным и недовольным с утра. Сенджу ненароком улыбнулся от этой картины шире. Ну и слава богу, что он спал.        — Пошли вниз, попрошу Хашираму тебя отвезти в колледж. — Успеешь.        — Дядя Хаширама уже приехал к нам? — удивленно спросил Наруто.        — Дядя Хаширама приехал вчера ночью и не уезжал, — Сенджу младший пожал плечами, — сейчас умоюсь, а ты спускайся — выпей чаю, опоздаешь на минут 10 никто не умрет там от этой потери. Хотя я был бы не против, если бы они там все передохли. — проворчал Тобирама. Наруто посмотрел на него, понял, что стало смешно, прыснул. Спускался следом. Ладно, это смешно. Хаширама, который как-то тихо пил кофе за кухонным столом смотря в свой телефон, поприветствовал их.        — Дядя Хаши? — Наруто пытался выдавить из себя самый что ни есть милый тон. Договорить ему не дали.        — Отвези его в школу, он проспал. — спустился наконец Тобирама, улыбнулся Хашираме и зевнул. — Не успеет вовремя, на моей машине. — И, да! Доброе утро! Хаширама резко напрягся, после всмотрелся в лицо своего брата, будто, в попытках что-то там найти, но, к своему удивлению, Тобирама подошел к нему впритык и чмокнул его в щеку с самым располагающим к себе виде.       — Пожалуйста.       — Хорошо, отвезу через пятнадцать минут. — Хаширама снова всмотрелся в лицо Тобирамы как-то вопросительно и Наруто почувствовал себя неловко. Тобирама не спрашивал даже — он приказал вежливым тоном. — Кофе в кофейнике, там хватит. Будешь, Наруто?       — Нет, я не пью кофе. — Наруто помотал головой, открыл холодильник в попытках там что-то найти с ужина, он был чертовски голодным. Намеренно не ужинал, взял что попало под руку и соорудил бутерброд.       — Спасибо. — Тобирама садится напротив брата и наливая себе кофе, закуривает прямо в доме. Первая сигарета была необходима. Тобирама стал часто курить? Давно Тобирама вообще курит?       — Ты поедешь в участок сегодня? — тихо спрашивает Хаширама, смотря в глаза брата и снова закусывая свою губу. Он резко потер шею, следы засосов скрыла его водолазка. Они ощущались на коже натяжением, жжением и пульсацией.       — Нет, я сегодня работаю с дома с пациентами, не поеду. — Тобирама улыбается в ответ, произнося эти слова, добавляет: — Может, только если под вечер приеду, если тебе нужно будет, конечно, а у тебя сегодня много дел? — он резко подвигается и заправляет выпавшую прядь волос из хвоста брата и тот резко от него отодвигается — рефлекторно. Они молчали оба. Настигла неловкая пауза.       — Да что с тобой такое?! — Тобирама хмуриться, и натянуто улыбается. — Ты на меня смотришь уже минут пять как на призрак и шарахаешься. Я тебя чем-то обидел вчера? Хаширама резко обернулся в сторону Наруто, тот жевал холодный бутерброд, надев наушники на уши и втыкая в свой телефон. Не услышит.       — У нас с тобой все нормально? — Хаширама пытается выдавить из себя улыбку. Ему тревожно от того, что поведение брата он совершенно не понимает с утра.       — Ну да. — Тобирама хмурится. — А ты почему спрашиваешь? — Он спокойно отпивает кофе, рассматривая с полным удивлением лицо Хаширамы. Все эмоции искренние, чистые и вовремя показанные.       — Даже..после того, что случилось вчера? — Хаширама сомневается, краснеет, он в легком недоумении. — Ты себя странно вел. Ну. Тобирама поставил кружку на стол, задумался, пытался припомнить что-то и наконец не найдя ответа на вопрос, уточнил:       — А у нас вчера что-то случилось? Хаширама замер. Будто одеревенел и на губах появилась натянутая улыбка. Улыбка нервная, брови нахмурил, в лице промелькнуло раздражение. Он никогда особо свои эмоции не сдерживал — не считал нужным.       — Не смешно, Тобирама. — голос охрип. — Вообще ни грамм. Тобирала снова пытается дотянуться до брата и снова не дотягивается. Это немного злит.       — Согласен, смешного мало, судя по твоей реакции на меня, не до смеха мне точно. — лицо Тобирамы резко становится ровным и он взглядом указывает на руки брата. — Ты меня шарахаешься как огня. Я тебя чем-то вчера обидел или что-то сказал не то? Хаширама открыл свой рот, ему хотелось выдать все что хотелось и он его закрыл. Передумал.       — Ты сказал: от меня гнилью несет.       — Не помню такого.        — Ты так сказал.        — Я не мог так сказать. Тебе, может, послышалось? — пожал Тобирама плечами, задумался на пару секунд и после продолжил спрашивать: — Мы разве не пошли спать, как нажрались, по разным комнатам? Может, тебе это приснилось? Хаширама поднял свои брови.       — И ты хочешь сказать, что между нами ничего не было вчера? — он нервно засмеялся. — Не смешно, Тобирама.        — А между нами что-то было? Голос прозвучавший из уст Тобирамы Хаширама не узнал, снова этот взгляд странный. Снова странный голос, он сморгнул и понял — ему померещилось. Губы Тобирамы расползлись с улыбке садистического наслаждения, потом снова выровнялись, будто, ничего и не было только что. Перед ним стоял его брат. Настоящий. Не тот второй. Не вчерашний.       — Хаширама, ты своими загадками заебал говорить. — Тобирама сжал пальцами кружку и поднял на него свой тяжелый взгляд. — Говори прямо — ты о чем? Мы вчера с тобой поговорили, выпили и пошли каждый спать по своим комнатам — Ты о чем спрашиваешь сейчас меня? — он наклонил голову в бок и прижал кисть руки к щеке. И продолжал улыбаться. Хаширама резко побледнел. Он пытался всмотреться в брата и понять, в какую игру он играет с ним — но чем больше всматривался, тем больше не по себе ему становилось. Ему же не могло это присниться? Правило первое в обратной стороне психологии: Двойные посылы всегда пугают людей и медленно сводят с ума. Двойные посылы — это когда слова человека не соответствуют с его мимикой и жестами и эмоциями. Пример: человек может говорить как ему жаль, плакать перед Вами, но при этом все его жесты и поза будет выражать совершенно обратное. Ощущения максимально дихотомичные создаются у слушающего. Часто используются психопатическими личностями. Делать надо аккуратно и осторожно, если хотите жертву довести до ручки или добить. Наслаждайтесь.       — Ты меня поцеловал и я тебя. — Хаширама все-таки решил немного подойти к нему.       — Ну нажрались, бывает, — хохотнул Тобирама. — Если это задело твою гетересексуальность, — он посмотрел пристально в глаза брата, встал, подошел и обнял его внезапно к себе, проведя рукой по его спине, от чего Хаширама еще сильнее нахмурился, и смотря в одну точку произнес, — то я очень извиняюсь. Только Данзо не говори — он не переживет, мало ли еще подумает, что мы с тобой. — Тобирама резко отпускает брат и смотря в его глаза совершенно о спокойно, c юмором добавляет, засмеюсь громко, звонко, намеренно. — ебались. Его припадок схватит, господи. Он очень ревнивый у меня. Хаширама натянуто улыбается, сжимая кулаки, чувствует сильный прилив раздражения на поведение брата — тот или издевается над ним сейчас или он решил эту тему так замять.       — Он переживет, я уверен. — Хаширама резко хватает Тобираму за руку и не собирается отпускать.       — Он да, — Отвечает Тобирама на веселе, будто в шутку, резко менять в лице. — А твоя жена… — он смотрит на брата из-под лобья с оценкой, усмешкой, — .не уверен.       — Мы с тобой вчера переспали! — Внезапно выдает Хаширама на полном серьезе. — Не делай вид, что это не так. — он злится сам не понимает на что. Тобирала впадает в настоящий ступор, Хаширама немного замешкался от его реакции. Он совершенно не понимает — что происходит. Тобираме так смешно становится от одного четкого воспоминания — любимого его. Одного из.       — Хаширама, ответь прямо: ты приставал ко мне ночью…? Хаширама побледнел.       — Приставал? — он уточняет, его взгляд сузился. — Что ты имеешь в виду под «приставал»? — он подходит к Тобираме ближе и смотрит в упор.       — Ты пытался меня… — Тобирама пытается унять дрожь в голосе, смотрит в глаза пристально. — Точнее, ты мне сделал… Ты пытался со мной переспать? — Тобирама запинается. — По пьяне ты бы мне сделал минет? — он выпалил это на одном дыхании. Он сказал это — повисла пауза. Долгая. Тяжелая пауза. Тобирама смотрел в глаза Хашираме, тот смотрел пристально в ответ. Его взгляд потемнел. Лицо приняло какое-то мертвое выражение.       — Нет. — у Тобирамы вырвался нервный смешок. — Я просто спрашиваю, ты бы мог это сделать или нет? — Тобирама пытается дышать ровно и не понимает, от чего испытывает настолько сильную тревогу. После Тобирала залился смехом и вытер слезы.       — Боже, Хаши, завязывай со своим хуевым юмором. Не смешно. Я бы никогда родного брата не трахнул — это же край. Даже бухой в говно. Что скажет твоя жена? Я люблю Мито! Она же не выдержит такого, да, Хаширама? Если узнает? Вдруг она с собой что-то еще не дай бог сделает? Руки на себя наложит если, допустим, ей кто-то скажет об этом? Ты с этим будешь жить как? — Тобирама спокойно рассуждает. — Инцест это дело хуевое. Не шути с таким.        — Мы с тобой переспали! — Хаширама стоит на своем. Тобирама резко замолкает и спрашивает совершенно спокойно произносит, улыбаясь:        — Предположим, что это так — и как? Тебе понравился секс со мной? — выдерживает паузу. — Ты кончил? — Он наклоняется ближе выдавая сказанные слова шепотом.        — Эй, Тобирама?! — Хаширама спрашивает хриплым голосом, сидя на диване. — А тебе понравился… секс со мной во сне? Ты… — выдерживает паузу, — Кончил? — еще тише добавляет Хаширама. Правило третье в обратной стороне психологии: Газлайтинг самая сильная и мощная вещь для того, чтобы свети человека с ума. Вы убеждаете жертву в том, что все случившиеся между Вами — ей приснилось, показалось, неправильно было понято, не случалось вовсе и медленно подводите к тому, что что жертва начинает медленно убеждаться в собственном безумии. Вы заставляете жертву сомневаться в реальности своих убеждений и памяти. Вы можете это делать месяцами или годами, пока не дойдете до нужного Вам результата. Знаете, что еще более ироничное? Газлайтер никогда не думает, что жертва оправиться, и зная все тонкости психологического насилия, будучи пережившей его будет бить, если захочет, вдвойне и с намерением добить. Потому что у нее выработался иммунитет. И она знает теперь как сделать так — чтобы вы не оправились точно. Потому что сама пережила весь этот ужас в свое время. Знаете, в чем самая ирония и кайф? Газлайтить человека, который газлайтил до этого Вас. Чем, в прочем сейчас Тобирама и занимался, потому что когда-то…       — Ты хочешь сказать, что я тебя изнасиловал? — бесцветным голосом спрашивает Хаширама. — Я правильно тебя понимаю? — его бровь поднялась вверх, руки сжались в кулаки.        — Я бы никогда тебя не изнасиловал, Тобирама, что за глупости ты сейчас спрашиваешь у меня? — Хаширама улыбается натянуто, — ты понимаешь, что ты у меня вообще спросил только что? Ты мой брат. Мой любимый младший брат, человек, которого я люблю сильнее на свете и которого я бы на пьяную голову изнасиловал? Такого ты обо мне мнения? — он отступает на шаг, смотря на Тобираму с явной обидой и разочарованием.       — Мне было хорошо с тобой, — резко перебивает его Хаширама, сжимая руку слегла болезненно и добавляет, — я не отказываюсь от того, что сказал тебе. Я люблю тебя и готов на все.       — Я тебя люблю тоже, брат. — Тобирама снова меняется в лице, отвечает сухо, опуская взгляд на свою руку, — но, я не понимаю о чем ты говоришь, и что ты мне сказал — Я не помню чтобы делал. Может, тебе приснилось что-то Хаширама? Хаширама бледнеет, краснеет и сжав руку брата до боли, хочет сейчас его в стену вжать и…       — Вам ехать пора, вы опаздываете. — Тобирама кладет ладонь на его плечо, приближается в притык, и тихо выговаривает на ухо брату. — сожмешь сильнее, я буду бить в твой локоть и сломаю тебе руку. Я не знаю, что ты себе там напридумывали и что тебе приснилось, может, тебя жена с утра выбесила или дети — на мне срываться не надо. Ты понял меня? Так часто бывает, когда контекст один у фразы, но оба говорящих, понимают — что речь далеко не об ситуации.       — Прости. — Хаширама резко выкрикивает… — меня! Молчание в ответ.       — Пожалуйста… — Хаширама пытается дотянуться до него своей ладонью и смотря на брата ощущает озноб в своей руке — он будто тянется к холоду, к стуже и продолжает. Говорит искренне, видно по его лицу. — Прости меня. — ему тяжело выговаривать данные слова, ему в принципе тяжело было извиняться. Потому что в глубине души понимал, что за такое прощение не просят — за такое простить невозможно.        — Пожалуйста вернись!!! Верни себя пожалуйста, Тобирама! — Хаширама выдавливает шепотом, он знает, что тот услышит его. — Я умоляю, дай шанс себе вернуться. Это же не ты. Тень Тобирамы кривится, ее лицо исказилось, искривилось от отвращения. Тень обнимает Тобираму со спины, смотрит внимательно на брата и смеется громко ему в лицо. Тень обнимает Тобираму крепче и приносит своими объятиями покой. Тень Тобирамы было единственным явлением, которая возвращала его, приносила покой и напоминала своим существованием — они все сделали правильно.       — За что он просит прощения? — тень успокаивается от смеха, голос тени становится тихим, холодным, он искренне не понимает просьбы. — Знаешь, люди так любят просить прощения не потому что искренне хотят быть прощенными. — Тень Тобирамы гладит его рукой по затылку, — а потому что, им становится страшно от последствий совершенного ими же. И Тобирама смотрит на него. Они стоят друг на против друга и смотря молча. Теперь молча. Слово «прости» — оно сейчас относится к чему конкретно? Он извиняется сейчас за какое из своих действий? Он извиняется за ситуацию сейчас? Он извиняется за больницу? Извиняется за Мадару? Извиняется за детство? Извиняется за то, что до последнего не говорил ему ту информацию? Извиняется за то, что врал? Извиняется за то, что делал с ним всю жизнь? Извиняется за то, что он у него два года назад отобрал единственную возможность увидеться с любимым человеком? Он извиняется за то, что делает вид, что ничего не случилось или за то, что подыгрывает Тобираме в его беспамятстве? Извиняется за то, что убил его? Он извиняется за то, что отобрал у него шанс быть с любимым человеком и построить семью? Извиняется за то, что трахал ему мозги своим присутствием все года? Или извиняется за то, что таким попросту вырос? За что конкретно он извиняется? Он сейчас извиняется за то, что убил Мадару своими руками? Он извиняется за это? Тобирама рассмеялся. Рассмеялся, подтянул руки к своему лицу, чтобы прикрыть рот и глаза от приступа настоящего смеха. За убийство извиняются? Извиняются? Изуна не извинялся ни разу в жизни а его брат извиняется. Именно, посему, к Изуне у него было стойкое уважение и даже восхищение — попросту от того факта, что тот никогда не считал себя виноватым и признавал себя таким, какой он есть. Это вызывало уважение — неспособность отказаться от себя и своих принципов. И восхищение тоже.       — Прощаю! — небрежно бросает Тобирама со спокойным выражением лица, — Господь прощает всех, и я прощу! — он с улыбкой кладет руку на плечо брата, кивает ему и отходит в сторону напрочь потеряв интерес ко всему. Способность к прощению он потерял в себе давно. Способность к мести приобрел взамен. Функция правосудия у него зашкаливала и его правосудие было далеко не таким, какое привыкли граждане видеть в суде присяжных. Тобирама уважал Изуну за пример ему — никогда не за что не извиняться и не собирался за все совершенное и за все в будущем сделанное им самим. Ни перед кем. Четко, холодно, по таймингу, расчетливо, изо дня в день, ставя галочки в плане своих действий. Папа и Мама всегда выделяли их семье его ум — они восхищались своим ребенком и ставили в пример его интеллектуальные способности, ценили его холодность в детстве и пророчили ему великое будущее. Тобирама же думает не как другие дети, Тобирама же умный ребенок, Тобирама вырос не эмоциональным и это счастье. Тобирама прокололся и стал слишком эмоциональным благодаря одну лишь человеку в его жизни, который показал ему краски жизни, ценность эмоций, вдохнул в наполовину-мертвого жизни и его у него забрали. Тобирама остался один и чуть было не свихнулся от всех эмоций, которые сожрали его целиком. Когда эмоции сжирают тебя, ты ищешь любую возможность чтобы справиться с этим, ты пытаешься вернуть в себе свой холод чтобы просто не сгореть от низ заживо. Хаширама подзывает Наруто, они уезжаю в школу. Тобирама остается один. Тобирама знал все правила обратной стороны психологии и пользовался ими всеми сполна. Было ли ему стыдно? Нет. Ему было весело. Одним из его любимым приемам в обратной стороне психологии он строил их отношения с братом уже много-много лет. Но, об этом чуть позже. Не даром же он выбрал после всего случившегося с ним именно такую — профессию.

***

Мадара стоя у окна наблюдает за картиной открывшиеся перед ним. Ему требуется выдержка для того, чтобы не разломать дверь сейчас и не выбежать из дома. Он видит как Хаширама выходит из дома Тобирамы и останавливает резко импульс ярости в себе.       — Успокойся. — по спине пробежали мурашки. Он знает кто с ним говорит сейчас. Он слышит четкие слова за ухо ухом, собеседник говорит холодно, четко, указывающе, он не терпит возражений. Он видит как Хаширама открывает дверь машины и его скулы налились, он сжал зубы так сильно, что свело челюсть.       — Эмоции сейчас не к чему. Выдыхай. Мадара обратил на него внимания, внутренне согласился с указаниями. Он наблюдает за окном за открывшиеся перед ним картиной. Сейчас нет времени думать что Хаширама делал в том доме. Нет надобности анализировать. Он держит в руке телефон. Сжимает его в пальцах. Смотрит на время. Фиксирует его. И замечает как за Хаширамой выходит из дома мальчик. Мадера опешил, прислонился к окну ближе, пытаясь рассмотреть подростка и когда понимает, что знает мальчика — открывает свой рот, выдавливая из себя тихое.       — Наруто? Не верит своим глазам, всматривается лучше и видит как мальчик резко развернувшись к двери, машет Тобираме и тот поднимает руку в ответ.       — Смотри как нам повезло! — Цинично произносит голос за ним. — Это неимоверная удача просто, малец, похоже, там живет, надо проследить за ним.       — Что он там делает? — Мадара хмуриться, не может оторвать взгляд от Тобирамы и нехотя переводит взгляд на Наруто. — Это не его сын. и Не сын Хаширамы.       — Значит, родственник, ну, они действительно чем-то похожи. — собеседник вытягивает губы задумчиво.       — Они не похожи. — Мадара фыркает. — Наша встреча была случайной в поезде.       — Значит — нам пиздец как повезло в этой случайности. А ты позвони ему и спроси, — философски говорит голос за его спиной, — малой же сам тебе номер дал на всякий случай — ты теперь ему друг. Мадара слышит как сердце пропускает удар. Тобирама закрывает дверь и машина отъезжает в сторону шоссе. Он стоит молча у окна, смотрит на номер записанный на бумаге, которую держит в своей руке, и снова в сторону окна. Он дрожащими пальцами набирает номер телефона. Вчера: Обито ему позвонил вечером, Мадара лег спать рано, устал после кладбища и по итогу Обито его разбудил. И разбудил он его с новостью.       — Записывай номер. — Обито говорит как обычно воодушевленно.       — Чей? — Мадара пытается спросони собрать мысли в кучу.       — Тобирамы номер записывай.        — И что мне с ним, блядь, делать? — Мадара срывается на крик. Обито выдыхает злобно, что-то говорит Какаши, слышится какое-то копошение и наконец выдает то, что не ожидали они оба:        — Позвони, поговори, познакомься с ним.скажи — понравился он тебе. Что ты как пятилетка себя ведешь?        — Да он нахуй меня пошлет — у него мужик этот есть! — Мадара орет в ответ. Раздражает все. И Обито, и Тобирама и Данзо. И Хаширама в том числе. Конечно он давно узнал о Данзо все — Обито помог. Лучше бы не знал.        — Ну тогда… — Обито психует. — Наеби всех! Сделай гениальный ход конем!!! Запишись к нему на ебучую терапию и ной ему как тебе хуево — он же ебанный психолог, психоаналитик, точно нахуй не пошлет — а тебе реально надо! — Обито орет в ответ. — Вот честно — я бы сам тебя ответ за руку! Вы оба ебанутые и поехавшие! По вам обоим давно дурка плачет! Вот умора будет! Ты же любишь все усложнять!        — А это идея. — Мадара внезапно выдает на полном серьезе осмыслив сказанное.        — Хорошая идея! — комментирует собеседник за его спиной.        — Чего? — Обито поперхнулся. Закашлял. — Да я пошутил же. Ты что… Мадара? — он побледнел. Сердце застучало — он сам пожалел, что выкрикнул в сердцах.        — Я запишусь к нему на терапию. Это же гениально. Спасибо.        — Мадара?! Тормози! Стой! Послушай меня! Я пошутил! Мадара?! — Обито хочет что то еще сказать, но чиха бросает трубку. Обито сидит в прострации с трубкой в руках. Какаши наконец подходит к нему и смотрит на полностью растерянного мужа. Они как раз собирались ужинать и выпить вина в уединении. Какаши видит напрочь растерянного лицо мужа и с выдохом усталости, спрашивает:        — Что на этот раз?        — Ты приколи… — Обито все так же пялиться в выключенный телефон. — Я в сердцах наорал на Мадару и сказал ему, что раз он не может Тобираме позвонить и яйца подкатить — то пусть пиздует к нему лечиться… — Обито переводит взгляд на мужали добавляет растерянно, — и он. — …согласился, — Обито округлил глаза смотря на мужа, — с этим. Я в ахуе. Я же не серьезно говорил. Какаши разжал в голос. Это просто Мадара — это было ожидаемо. За это он и обожает дядю Обито. Он напрочь не от мира всего.        — Как идея — хороша. Пусть приколятся, конечно путь не из легких — но согласись, качественно же будет сделанно. — Какаши улыбается, целует мужа в щеку и идет вытаскивать ужин из духовки. — Им обоим полезно будет узнать друг друга поближе спустя столько лет.        — Но это же…он не может же все ему сказать. он же не будет все ему рассказывать? Какаши?! Не будет же??? — он вопросительно взмолился.        — Да я в душе не ебу — будет весело. — прикалывается Какаши.        — Но это опасно! — Обито психует, — а если Изуна туда припрется и попытается обоих убить или Тобираму? ИЛИ… Какаши спокойно слушая мужа, накладывает ужин на их тарелки, стоя в фартуке, отвечает на полном серьезе:        — Значит, валим Изуну. Он уже давно свое отжил. Давно пора. Я медальку получу на работе. Мы так и так его валить будем.        — А если Хаширама все узнает? — Обито сжимает голову руками. Ему хочется плакать от дебильной ситуации. — Он точно хуйню сделает и ебнет на этот раз Мадару точно — он же ебанутый как и Изуна. Какаши снимает фартук, подходит к мужу, сжимает его лицо ладонями и говорит спокойно и сухо:        — Тогда валим и Хашираму — проблем то. — он разводит руками, целует его в щеку. — Ужин готов. Пошли. Обито видел несколько раз мужа в этом состоянии и прекрасно знал, что Какаши не врет, он не шутит, людей он убивал и за свое стоял горой. И самое стремное было в том, что рука у него ни разу не дрогнула курок спустить. Видимо, Какаши до мозга-костей в папу пошел. И все-таки, это пугало. Они давно ввязались в полный пиздец из-за Мадары и оба понимали, что варианты развития событий могли быть разные — и к ним надо было быть готовыми. Тобирама подходит к своему компьютеру, открывает его, через десять минут у него его первая сессия с клиентом. Он часто волнуется прямо перед началом, тем более каждый раз сомневается после длительного перерыва в эффективности своей работы, закрадываются сомнения, мало ли он свои навыки растерял? Раздается звонок. Мадара стоит у окна, слышит гудки и наконец трубку снимают.        — Ты только не нервничай, Мадара. Соберись! — спокойно говорит рядом с ним подошедший к нему собеседник, прикасаясь ладонью к его взмокшей спине. Вегетатика давно дала сбой — он был мокрым когда нервничал почти всегда.        — Алло.        — Тобирама Сенджу? — Мадара пытается сделать голос как можно более спокойным.        — Да. — Спокойно отвечают ему на другом конце провода. — Я Вас слушаю.        — Мне посоветовали Вас как хорошего психолога и аналитика, я могу записать к Вам на терапию? — он буравит одну точку в окне взглядом. — Мы с Вами виделись недавно. Коллега номер Ваш дал с работы. Повисла пауза.        — Да, конечно. — Тобирама смотрит на свой монитор компьютера. — Вы проходили терапию ранее? Голос знакомый какой-то…будто, недавно слышал его.        — Нет. — честно отвечает Мадара. — Не проходил. Надеюсь, Вы мне поможете.        — Выдыхай. — Снова слышит Мадара шепотом в свое ухо, — Все нормально.        — Хорошо, понял Вас. Вам подходит сегодня в 21:00? — Тобирама смотрит на свое расписание. Чем больше он будет работать — тем лучше ему будет. Работа забирает все мысли. Тем надежней будет от достатка денег.        — Замечательно. — Мадара кивает. — До встречи.        — До встречи. — Тобирама на автомате отвечает, — Ближе к тому времени я Вам скину данные для встречи. Мадара кладет трубку и выдыхая, опускается вниз. Отлегло.        — Ну молодец! — радуется кто-то рядом с ним. — Не так страшно как казалось, да? Терапия тебе действительно нужна. Давно. Мадара смотрит в его глаза и медленно кивает.        — Какие у нас планы на сегодня? — собеседник ходит мимо него туда-сюда, держит в руке ружье и бросает взгляд в сторону огромного количества фотографий на столе, бумаг с линиями событий и снова на Мадару. Мадара молчит. Встает с пола, подходит к столу, оценивающе разглядывает все наличие бумаг, после идет в сейф, открывает его, смотрит на лежащие там деньги, кривится и закрывает его. Меньше не стало, больше тоже. Достаточно. Работы у него не прибавилось — они хоть и приходят теперь на счета постоянно за сотрудничество с Забузой, но он выехать не может из Германии и работать дальше тоже. Берет в руки ружье, садиться на диван и смотрит в потолок. Ему бы сейчас не помешало с Забузой по душам поговорить — он хорошо его понимал, как отец стал ему. Интересно — он сейчас в какой части света. после того, как они четверо сбежали с тюрьмы, подстроив свое убийство. Как там Кисаме? Сассори? Надо позвонить Сасори.        — Дом продать надо. — он резко указывает дулом ружья на фотографию своего прошлого дома а стене. — Он нахуй тут не нужен больше. Я все равно там жить не могу.        — С такой историей его продать будет сложно. — Уныло говорит его постоянный собеседник.        — Сложно, но возможно. Я собственник. Найдется такой же ебанутый фанатик, который купит дом — а я куплю свой новый. Он прям местная, мать его, достопримечательность. Собеседник промолчал.        — Никогда не думал, что доживу до того момента в своей жизни, — Мадара иронично усмехнулся, — когда после всего пиздеца, который со мной происходил интенсивно больше 10 лет, мне нехуй будет делать. — Он скучающе смотрел в сторону окна. — Кроме того, как забрать отсюда человека и уехать к ебанной матери. И тупо ждать этого счастливого момента.        — Может, тебе пойти работать? — Предлагает ему вечный собеседник — он сел рядом, пил кофе, листал журнал. — Смотри какая машина красивая, — указывает на фотографию. — Нам она нужна?        — Блядь, кем? — с желчью спрашивает Мадара. — Наемником? Убийцей? Охранником? Торговцем наркотой? Подам объявление! Обращайтесь — мочу людей за бабки. Паранойю на сто процентов, могу стать частным детективом — навыков хуева туча. Лучшее просто будет.        — Ну можно и пойти цветы продавать. — иронизирует в ответ его друг. — Будешь гладиолусы поливать и вдыхать запах цветов жизни! — он перелистывает журнал. — Что тебе в детстве нравилось? Кем ты там стать хотел? Как папа — следователем? — Он задумывается. — Не помню уже…кем-то же ты хотел стать. — снова перелистывает журнал, рассуждает.        — Я хотел стать борцом за правосудие как отец. — Мадара уныло отвечает.        — Ну, в принципе ты им стал, немного конечно своеобразным путем…точнее совсем иным.        — Захлопнись. — Мадара устал от этого вечного назойливого комментирования. — Ты меня раздражаешь — иди еби мозги в другую комнату кому-то. Или вообще вали нахуй отсюда — я тебя не держу. Собеседник обиделся на него. Уткнулся в журнал. Спустя мять минут снова заговорил:        — Ну и иди пекарем в кондитерской устройся — будешь сосиски печь или булочки с корицей — ахуенно помогает отвлечься от пиздеца в твоей голове. Мадара смерил его испепеляющим взглядом.        — Что?! Да пиздатая же работа! Тебе как раз отвлечься надо! — он прыснул, посмотрел из по лобья на Мадару и получил в ответ.        — Иди нахуй, пожалуйста. Ты меня раздражаешь. — Мадара встает, отходит раздраженно в сторону другого кресла.        — Ну я что виноват, что нам, за 4 жизни спасенные, отвалило денег и тебе работать вообще не надо? Ты бы радовался, мать твою! Хоть в чем-то нам в тюремной истории пиздец как повезло! — он фыркает в ответ. — Не нравится, пиздуй печь булки. Мадара закатил глаза, бросил в его сторону книгу, которую держал в руках — собеседник спокойно повернул голову в сторону — книга пролетела мимо него.       — Нервный ты какой-то сегодня. Иди в воздухом подыши на улицу, в зал запишись, я и обидеться вообще-то могу! И будешь ты сидеть тут один и сходить ума дальше! — Он гаркнул на Мадару. — Или иди поебись уже — ты вообще как давно с кем-то спал? Вот именно — что не спал, ты же все о Тобираме думаешь и ни с кем не трахаешься как нормальный человек! Ты думаешь это тебе на пользу идет? Воздержание вообще-то до неврологической клинике доводит! Он вот спокойно ебется со всеми — а ты в монахи подался! — собеседник продолжает и продолжает давить и нагнетать.        — Не хочу я с ним с кем ебаться. — Мадару взорвало, он сорвался на настоящий крик. — Подрочить могу. Разговор окончен. Мадара молча вышел из дома. Позвонил Обито, уточнил дома ли тот. Договорился о том, что приедет через полтора часа. Надо обсудить продажу дома — сам он не может продать его по понятным причинам.

***

Наруто вбежал в класс с первым звонком, на что Кабуто смерил его осуждающим взглядом и указал на его место. Обсмотрел всех одноклассников и видя пустое место рядом с этим пацаном — сел. Не спросил — хочет ли тот, чтобы Наруто с ним сидел рядом, но и уточнять он не собирался, было единственное, свободное место — раз они оба новенькие в классе. После того как они наорали друг на друга в первый же день — они занимались прекрасной игрой друг с другом, под названием — игнорирования. Пацана звали Саске. Он не посмотрел на Наруто, продолжал смотреть в сторону доски и держать в руках свой карандаш. Наруто разложил свою тетрадь, учебник — первым предметом была — биология. Пытался вникнуть в то, что говорят, записал тему. Угораздило же еще сидеть рядом с ним. Пиздец какой-то. Саске наконец, будто, ожил и бросил на блондина изучающий взгляд. Опять этот пацан. Он следит за тем, как Наруто пытается что-то писать судорожно в тетради и выдыхая, закатывает глаза, решает начать диалог первым хоть как-то:        — Это не тема, это задача, идиот. Наруто вдрогнул, сжал ручку пальцами сильнее и развернулся к Саске и посмотрел на него. Саске смотрел пристально.        — Чего? — только и мог выдавить из себя Наруто. Саске тыкает без спроса своим пальцем в его тетрадь, не отрывая зрительного контакта:        — Это не тема урока, это задание, придурок. — Он выдыхает, — Тема вот. Записывай. — он переводит палец на свою строку и Наруто медленно следит за его движением. Краснеет, злиться и шипит в ответ:        — Я тебя не спрашивал.        — Мне не надо чтобы ты спрашивал. — В тон отвечает Саске, пожимая плечами.        — Ты что, самый умный типо? Ну и пиздуй к доске и отвечай тогда свою тему — зазнайка хренов. Я твоего мнения не спрашивал! — Наруто начинает беситься. Саске меняется в лице, его уголок брови дрогнул, он покраснел и с хватая Наруто за руку повышает тон:        — Поумнее тебя буду, раз тему могу правильно записать. Я тебе помочь хочу вообще-то! Наруто от тактильного контакта резко перетрясло. Он пытается сдержать панический страх, пытается сейчас не вырвать свою руку из его рук с криком. К горлу подступил приступ удушья… потому что… только один человек так в жизни делал с ним. Это не он. Он срывается на крик:        — Так ты у нас добродетель, оказывается? — Наруто иронично вытягивает губы. — С таким надменным лицом — ты, явно, не ту роль выбрал! Твоя задача смотреть на всех как на говно и орать на всех вокруг, кто тебя по имени называет — истеричка ходячая. Руку от меня убери! — повысил голос сам. Саске покраснел сильнее, сжал сильнее руку Наруто. Выбесил. Наруто пытается сдержать трясучку. Нельзя поддаваться страху. Пытается истерически не выдернуть руку из захвата Саске, не впасть в панику. Но Сашке… Он резко рванул Наруто на себя, оказался лицом впритык к нему и прошипел:        — Повтори еще раз.        — В жопу пошел, так достаточно понятно? — Наруто едко выдавливает ему в лицо фразу, с криком, хватая Саске за воротник рубашки. Оба смотрят друг на друга злобно. Я сейчас тебе рожу раскрою об ебучую парту, сука!        — Да я.. тебя.. сейчас!!! — срывается на крик Саске.        — Узумаки! Учиха! — срывается на крик Кабуто. — Оба! Вон из класса! Оба синхронно друг друга отпускают. На них смотрит весь класс, кто-то кривиться, кто-то ржет, кто-то и вовсе снимает их.        — Да этот придурок первый начал! — отвечает Наруто в попытках оправдаться.        — Вон из класса, Узумаки!        — Он мне хамит! Какого хрена я должен из класса выходить?! — Саске пытается отвечать ровным тоном, смотря злобно на Наруто.        — Пошел — вон, Учиха! Мне без разницы какая там у тебя фамилия, ты не Мадара Учиха, чтобы тебя в жопу целовали! Еще раз пискните — отправлю к директору! Пошли вон оба и чтобы я Вас не видел сегодня на моих парах!!! Живо! Саске мрачнее от упоминания Мадары. Всю жизнь он слышит это гребанное сравнение. Раздражает. Слава Богу, что он не Мадара Учиха. Хотя, может, ему и не хватает его качеств характера. Он не мог ответить на этот вопрос — они ни разу в жизни не виделись и не встречались, но так вышло, что Саске казалось, что он знает о Мадаре все и лучше, чем о самом себе. Наруто выдыхает обреченно, закидывает учебники в сумку. Саске смотрит на Наруто озлобленно, делает тоже самое. Оба идут к входу, Наруто в дверях толкает чиху в плечо и с шепотом:        — Дебил. — выходит первым. Саске поджимает свои губы, сжимая кулаки — выходит следом. Ахриненно у них получается коммуницировать. Просто отлично. Наруто идет хмуро по коридору, Саске идет за ним. Доходят до холла.        — Ты отвалишь или нет?! — срывается на крик Наруто. Он его всем своим видом раздражал уже. Саске кривится, растирает виски и с мольбой спрашивает, совершенно спокойным тоном:        — Ты только орать умеешь или в арсенале спокойный тон тоже присутствует?        — Да ты первый на меня наорал вообще-то! — Наруто поднимает брови. — Что это вообще было? Ты что — людей шугаешься? Я вообще подружиться с тобой хотел — ты меня хуями обложил! — Он орет в ответ. — Ты неадекватный! Саске запнулся. Замолк. Вспомнил. Точно, он был натянут как пружина из-за ситуаций в доме, не спал толком, пытался устроить очередной побег, не вышло, и на утро в него врезался этот пацан в школе. И его прорвало. Он отвел взгляд в сторону — ощутил вину. Стоял так молча. Наруто продолжал злостно смотреть на него.        — Ты думаешь у тебя одного проблемы что-ли? — Наруто продолжает добивать его, он выбесил его. Подходит ближе, сжимая кулаки. — Так я тебе открою истину — у всех они есть, но я не срываюсь на людей! А потом не сверлю их спину взглядом! Что ты вообще доебался до меня?! Саске выдыхает, растирает рукой лицо, ему так хочется чтобы о перестал орать на него и просто.        — Прости. Единственное, что он может выдавить из себя с большим трудом. Наруто показалось, он ослышался. Запнулся, не ожидал такого прямого извинения.        — Чего?        — Прости, говорю, был не прав. — Саске поджимает губы, не смотрит в его глаза — стыдно. Наруто резко разжимает кулаки, гнев куда-то улетучился. Он его выбил из колеи своими извинениями. Он выдыхает, растирает шею, прикрывает глаза и бубнит нехотя под нос:        — Ладно, проехали. Сашке поднимает на него взгляд. Наруто не смотрит на него, закинул руки за голову и вытянул губы в трубочку.        — Меня Саске зовут, Саске Учиха, — Саске протянивает руку ему в знак примирения.        — Наруто Узумаки. — протягивает руку Наруто в ответ. — Раз мы оба новеньких с тобой, прийдется коммуницировать. Саске фыркнул. Наруто прыснул.        — Ладно Саске, пошли что-ли на улице посидим пока пары не кончатся по биологии, — он разворачивается к нему спиной. И потом тихо добавляет. — Просьба будет только у меня одна — не трогай меня и не хватай…у меня на это…аллергия. Пошли? Наруто меняется в лице и идет в сторону выхода.        — Пошли. Саске нахмурился от просьбы. Странная она.

***

Тобирама закончил сессию с первым клиентом. Во время психоанализа у клиента выходят его защитные механизмы и вытесненные реакции, с которыми он все еще пытался бороться. Они уже год работают над травмой изнасилования в детстве, и Тобирама каждый раз из сессии в сессию знакомится с очередной субличностью клиента. Психика, от сильного психотравмирующего события имеет свойство распадаться на части, вытеснять в отдельные части эмоции человека, его состояния во время травм, тем самым оберегая его — защищая от впадения в психоз, и после от госпитализации. После любого психотравмического, сильного, весомого события — человек впадает на пограничный уровень функционирования, часто на психотический уровень функционирования и теряет целостного себя. Психотравмы имею свойство повторяться и ретравматизироваться в течении всей жизни в помощью других событий, которые человек неосознанно повторяет. Он намеренно втягивает себя в похожие ситуации, такие же опасные или болезненные, чтобы переиграть себя в них и от плачевного опыта избавиться. У единиц получается тем самым, вымолить прощение у самого себя, за то, что не смог себя защитить тогда — отыграв по новому. У большинства получается только в очередной раз себя добить. Пока они плавают с клиентом во втором варианте событий. Он чем-то напоминает ему его. Совсем немного. Он делает глубокий вдох. Закрывает свои глаза, пытается прислушать к внутреннему сердцебиению, делает выдох, пальцы рефлекторно сжались. Снова кисти рук слегла выкручивает, хмуриться, этот гребенный симптом часто появляется во время принудительной техники дыхания, которая провоцирует расслабление. Снова глубокий вдох, снова выдох, и снова вдох. Он когда-то был в таком же состоянии. Ситуации разные — декорации такие же. 4 года назад.       — Тобирама? — Данзо сидит напротив него в тот день, он смотрит на юношу с сильным волнением, он только что судорожно дышал, сжался всем телом в кресло и обнял себя руками за колени. — Ты в безопасности, все хорошо. Ты слишком судорожно дышишь. Если бы его сердцебиение можно было слышать, оно бы своим звучанием оглушило бы ее сейчас. У него снова начался приступ. И он снова защищается от него — не пропускает глубже. Сенджу не смотрит на него, он до сих пор часто оборачивается за себя, дергается и будто пытается предостеречь себя от угрозы за спиной. Он подносит большой палец к губе, закусывает его и улыбается своей странной улыбкой. Его улыбка часто приобретает безумный оттенок.       — Что случилось? — Данзо хмуриться. Ему сейчас хочется подойти к нему, обнять его и по человечески поддержать. — Я слишком сильно копнул? Тобирама напоминает ему раненного зверя, который забился в угол, с смертельными ранами, и единственное чего он желает сейчас, так чтобы никто его в этом состоянии не видел. Тобирама не реагирует на него, он продолжает смотреть куда-то за спину себя, его потряхивает и он начинает качать головой. Он, будто. от чего-то пытается отпихнуться, пытается оградиться, он посмеивается и снова становится серьезным. Когда человек погружен в психотравму, он меняется и самое главное — с ним быть рядом в этот момент. Он во что-то всматривается, Данзо начинает беспокоиться сильнее — шел третий час их психоанализа, он застыл уже на минут десять, молчал, и от чего то стал широко улыбаться. О чем они говорили? Они говорили о его снах, после о больнице, и дошли до какого-то важного момента, который Тобирала так и не озвучил. Тобирама называет этот момент — переломным, и Данзо пока не может осознать четко, что тот имеет в виду. Тобирама оборачивается к Данзо, точнее следит за каким-то передвижением, Данзо напрягается сильнее.       — Ты что то видишь? — он пытается подобрать слова правильные, уточнить более спокойно. Тобирама что-то видит и это факт, вопрос заключается в том, это псевдогаллюцинация или он находиться в флешбеке.       — Или кого-то? — слова срываются с губ Данзо. Часы тикают в его кабинете, за окном давно стемнело. Шел девятый час вечера. Тобирама снова улыбается, резко опускает свою руку вниз, так падает слишком быстро, он наклоняет голову в бок, рассматривая что-то перед собой, зрачки его бегают и он резко теряет все краски лица. Он подвигается ближе, будто заинтересован, на реках появляется впервые румянец, ресницы дрогнули и он тихо спрашивает.       — Ты кто? Данзо сначала показалось, он ослышался.       — Тобирама? Ты слышишь меня? — Шимура повышает голос. Главное понять вовремя — пациент провалился в психоз или нет.       — Кто ты? — более громко уточняет Тобирама. — Я помню тебя! Если сканировать его позу, выражение лица и язык тела, нельзя сказать, что он напуган больше, или ему страшно, вся его поза выражает интерес. Спустя еще три минуты, Тобиарма резко поднимает свои брови вверх, видно на лице удивление, озадаченность и наконец появляется странная улыбка — которую Данзо тогда увидел впервые на его лице. Он ее после, избегал. Он чувствовал вину перед ним.       — Вот как… — он начинает смеяться, искренне, — понятно. Ну надо же. Давно не виделись. Тобирама четко ощутил за собой свою тень. Он ощущал ее и раньше несколько раз. А сейчас впервые в жизни увидел ее перед собой и ощутил за собой сразу. Они встретились снова. Данзо резко встает, бежит в сторону аптечки, чтобы взять успокоительное для инфекционного введения, а после когда возвращается видит на себе сосредоточенный взгляд Тобирамы. Не пустой как обычно, не прозрачный, не смотрящий сквозь него, сфокусированный. Он сидит в расслабленной позе, его тело не напряжено.       — Продолжим? — его голос резко охрип. Он протер свои глаза, сжал переносицу, сморгнул. И после стал рассматривать обеспокоенное выражение лицо Данзо. Данзо держит в руке шприц, Тобирала резко заметил и его.       — Это не к чему, — произносит с нажимом на слова, приказным тоном: — положи на место, мне не нужна инъекция. Я против. — Вытягивает руку вперед в знаке отказа.       — Ты не отвечал на мои вопросы десять минут. И не слышал их. — Данзо поджимает губы. — По протоколу я обязан ввести тебе успокоительное, если ты впадаешь в психическое состояние.       — Я их слышал, это — раз. — флегматично отвечает Тобирама, — Я не хотел отвечать потому что был занят немного — это два. — Он улыбается ему. — Все в порядке. Данзо пытается поверить ему, спрашивает уточняющие вопросы по протоколу ориентации человека во времени — Тобирама отвечает на все правильно и наконец, успокоившись идет обратно в сторону аптечки под пристальным надзором Тобирамы. Он не видит, как… Сенджу переводит взгляд быстро в сторону за кресло Данзо и подмигивает самому себе стоящему сейчас там и смотрящему на него с ужасом, с страхом и какой-то грустью одновременно. Он чувствует себя растерянным, невидимым и одиноким.       — Ты должен ему сказать о том, что сейчас произошло! — кричит ему Тобирама у стены. — Ты обязан! Сидячий Тобирама в кресле улыбается шире, подносит палец к губам и делает жест молчания. Качает отрицательное головой. Нет, не должен и никому не обязан ничем.       — Ты слышишь меня? Нам помощь нужна! — срывается на крик Тобирама. — Мы не в порядке!       — Не нужна, — Тобирама в кресле мысленно обращается к своему образу. — это ему она скоро потребуется… — он проводит рукой по своей шее, в попытках размять. Говорит раздраженно. Тобирама запнулся у стены, побледнел и от чего-то сильно испугался.       — Потому что, дорогой Тобирама… — Тобирама закидывает ногу на ногу в кресле, смотря пристально за каждым движением Данзо у аптечки. — Он нам пиздит, причем давно и ты даже не заметил этого. — Указывает пальцем в сторону спины Данзо. — И не он один, я все пытался тебе это показать, ты не слушал. Пришлось таким образом достучаться до тебя, если до тебя туго доходит. Я много раз делал так, что ты просыпал встречи, не приходил, забывал — но ты все равно припирался к этому мудаку. О чем он говорит? Тени становится смешно.        — О чем ты говоришь? — Тобирала притих, теперь сам всматривается в силуэт Данзо и пытается перебороть параноидальный припадок. — В смысле, врет?       — И не он один нам пиздит. А я ненавижу пиздеж. За пиздеж нужно расплачиваться. Я тебе покажу о чем я говорю — отдыхай. Тебе нужен отдых. Буду рулить я. Мне идея одна пришла в голову. Я хочу проверить. Ты только не ругайся потом очень сильно. . Тобирама делает выдох. Смотрит на свои таблетки и пытается понять — ему их пить или нет? Вроде пока не надо. Надо пойти пройтись и подышать воздухом до следующего клиента. В принципе, идея хороша. На улице сегодня погода располагает к прогулке. Снова обращает внимание на папку с делом Учих и морщится. Зачем он снова и снова пытается что-то там найти? Зацепку найти? Какую? Он часто бродил по улице, словно, бродил по коридорам своей памяти, по коридорам своей личности и одновременно смотря, будто, на все со стороны пытался разложить в своей голове по по полкам. И не получалось. У него внутри образовалось что-то с роду — хаоса. Несколько миров, которые давно перекосились, исказились, смешались и его колбасило изнутри. Он иногда оживал, обычно в те моменты, когда слушал других людей в своей работе. Слушал клиентов и они возвращали его в свои не самые приятные воспоминания и размышления. Его колбасило часто. Часто он совершал какие-то компульсивные действия. Часто непонятно откуда бралась маниакальная энергия, которая напрочь убирала любую усталость. Он ощущал прилив, адреналин и снова начинал куда-то бежать. Он наваливал себя делами, пытался разложить все по полкам, пытался сделать те вещи, которые ныли внутри болью, давили своей незаконченность — он радовался, понимая, силы есть. После, порой картина жизни, желания, эмоции, соприкасались в одно целое, в какую-то однородную структуру, и после снова расщеплялись на несколько частей. Иногда ему казалось, его жизнь, люди, смешались в какие-то образы, выкрики имени, в события нелинейного повествования, и он тонул в таком огромном потоке информации. Он часто возвращался в голове еще к одному имени. С которым, что делать он еще не решил. Это имя раздражало своей нестабильностью и недоступностью в его жизни.       — О чем ты думаешь? — его тень идет рядом с ним. Одна из — не та, что ходит обычно за ним. Их никто не видит кроме него. Никогда не видит, не увидит. Тобирама рад видеть его сейчас, он всегда появляется внезапно и каждый раз они могут поговорить по душам. Они все меняются в своем появлении отдельно от его указаний и желаний. Эта тень более спокойная, более мягкая, более эмоциональная, более здоровая. Тень, которая его по настоящему пугала своим наличием — давно молчала.       — О Сае. — Сенджу отвечает честно.        — Ох. — его тень понимающе кивает. — Понимаю. Тень преобразовывается под лучами солнца, формируется в настоящего человека. Они практически всегда на начальном уровне их дискуса — безлики. Каждая тень имеет свой стиль, свой вид, предстает перед ним в определенном образе. Наличие одежды на Тене зависит от события, когда он впервые увидел ее и почувствовал. Эта тень, которую, он считал сроду младшего брата, всегда была одета в школьный его костюм. Она была моложе его. Смотря на эту тень, Тобирала никогда не забывал как он выглядел в школьное время. Его голос всегда оживленный, мимика разнообразная. Волосы в вечном беспорядке — тене от силы лет 15-16. Тень сохранила способность любить. Она часто тоскует. Эта тень вызывала в душе неимоверную тоску по тому, каким он бы был, каким мог бы стать, и какими счастливыми бы они могли бы стать.        — Я до сих пор не решил. — Тобирама поднимает свой взгляд в сторону солнца, смотрит на него и его слепит. — Что нам с ним делать.        — Он твой друг. — тихо произносит тень, — Может, не надо? — его лицо приобретает выражение сожаления. Тобирама замолкает, смотрит с каким-то чувством вины на себя младше и выдыхает устало. Он ребенок и вряд ли поймет.        — Он был нашим другом.        — Но…был же! — младшая тень уныло произносит.        — Изуна тоже был наим другом. И что дальше? — резко возникает без спроса вторая тень с друго стороны Тобирамы, привычная. Тобирама выдыхает — не нравилось ему, когда их рначинает выходить несколько сразу. Вышла его привычная, родная и постоянная. Сейчас начнется.        — Друзья могут ошибаться — Тень первая пытается отстаивать свое мнение.        — Безусловно! — едко произносит старшая Тень. — Вот — Изуна, столько раз ошибся, что мы оказались в полном дерьме, стали убийцей, потеряли любимого человека и прожили в психиатрической клинике. Всех прощаем? Этот Сай говна пожрет — я все решил.        — Но… Сай не такой! — детская день поджимает губы свои. — Он хороший, он просто все не так понял! Он был моим близким другом! Ты помнишь, Тобирама? Тобирама пытается не встревать в их разговор.        — Уебок Изуна был твоим лучшим другом, дальше что? Или ты забыл как все было? Я тебе напомню. Ты, мелкий пиздюк, постоянно только что и делаешь, как ноешь и ссышь. Добро пожаловать в воспоминания!       — Я тебя уничтожу! Я раздавлю тебя! Я лишу тебя всего, сука ты слышишь? Я опущу тебя на самое дно, заставлю захлебываться от ебанной беспомощности, я сломаю твою жизнь и превращу в ебанный ад! Я сломаю тебя, заберу у тебя все что дорого, все что ты любишь, чем дорожишь! Я заберу у тебя всех и уничтожу и из! Я заставлю тебя в адских муках страдать! Я заберусь тебе под кожу, дойду этими руками до сердца — и вырву его. Я тебе сердце выжгу! Он смотрит на него, смаргивает, улыбка эта болезненная появляется резко на лице, непрошеная, улыбка осознания этой внутренней пустоты, осознания того, что слова его не трогают никак. Осознания, что все созданное годами после огромной пустоты было лишь декорациями, которые в один день рухнули и он посмотрел на себя настоящего — протянул до него руку, тот кивнул и он наконец то ответил ему совершенно спокойно, с непрошеной чертовой улыбкой:       — Ты можешь постараться. — голос звучит тихо, слегка хрипло, он касается его волос пальцами, оппонент дергается от неожиданности, он не атакует его, не собирается атаковать, он просто снисходительно гладит его по волосам, наблюдая за тем, как волосы закрывают его искривленное в ненависти лицо. — Только у меня сердца нет. Больше нет. Вы все уже давно его вырвали. Там пусто. И страшно стало не от своих слов, нет. Страшно стало от глубинного признания самому себе в том, что прозвучавшие его слова совершенная, кристально-чистая — правда. Тот дернулся снова, с ужасом и настоящим страхом посмотрел на него, на его спокойное выражение лица, на пристальный взгляд, всмотрелся во внутрь него и встретился с такой же пустотой как и у него самого. Ледяной, не палящей яростью, не сжигающей все на своем пути помещая личность в полное безумие — спокойную, напрочь замерзшую ледяную пустыню.       — Знаешь… — Тобирама продолжает, — …какой враг страшнее человека с неограниченными возможностями? — Он улыбается этой болезненной улыбкой шире, гладя его с абсолютной нежность по лицу, но нежность воспринимается как скрытая, настоящая угроза, прикосновения пробивают до костей в комбинации с взглядом, — Тот, которому нечего больше терять. — болезненный смешок прозвучал из пересохших губ, он прикрыл свои веки, он устал. Он вдохнул, он улыбнулся самому себе и наконец смог выдавить признание в слух. — Так вот, — он широко открывает свои глаза, в которых давно высохли все слезы, стали частью его взгляда, заморозились, высохли. — такой человек сейчас перед тобой. Ты меня понял? Чувство зависти обычно называют — деструктивным чувством. Но, могу поспорить на этот счет, оно одновременно может быть крайне разрушающим или быть крайне полезным. Полезна зависть в том случае, когда ты понимаешь ее наличие в себе к конкретным людям или человеку, понимаешь причину своей зависти. Она знакомит тебя со своими установками, со своими больными местами и стимулирует тебя на развитие. Стимулирует тебя дойти до желанного, смотря на те объекты, к которым ты испытываешь зависть, создавая из них тот самый пример для подражания. Создавая в человеке соревновательный дух, дух соперничества. Зависть деструктивна, когда ты используешь его нанося только вред объекту зависти, обычно из тени, если хватает у тебя яиц, то — напрямую. Зависть разрушительна в таком случае для двоих людей или группы, но если зависть непознаваемая для человека, который эту зависть испытывает, он может стать самым сильным Резко зазвонил телефон, звонил Кагами. Все тени затихли, замерли, они исчезли — остались сторонними наблюдателями. Солнце так же сильно слепило в глаза:       — Тобирама? Привет.        — Привет. Что-то случилось?        — Нет-нет, просто хотел спросить как ты? Не хочешь вечером выпить встретиться или прогуляться? Тобирама смотрит перед собой в одну точку, сжимая в руках свой телефон. Кагами, как же сильно он напоминает ему. Ебанного Изуну. Это не Изуна. Угомонись.       — Да ладно тебе, если это Изуна… — говорит ему его тень за спиной, мы на этот раз его точно завалим. Че ты кривишься? Тобирама часто смотрел на свои руки, видел из в крови и понимал одну истину — если ты уже один раз убил человека, ты переступаешь занимательный рубеж. Ты в любой ситуации как бы предпологаешь, что наличие угозы в жизни проше завалить, чем тратить свои нервы и время на разборки с этой угрозой другим путем. Это такая навязчивая мысль. А если ты убил человека второй раз, то это и вовсе уже толком не значит ничего для тебя. Бытует мнение, что человек убивший другого — меняются внешне с лице. Тобирама сколько в зеркало не смотрел, изменений внешне так и не нашел. Внутренне — изменилось все, без какой-либо возможности все вернуть на свои места. Мадара, сколько смотрел в зеркало — себя не узнавал больше, ни внешне, ни внутренне. Внутри он стал совершенно другим человеком. После одного убийства в своей жизни — не первого. Оно создало в нем то, что он не предполагал, что может в нем существовать. И стало в нем жить. Изуне вовсе никогда не было понятно, изменения должны выглядеть как именно. Изменений он не замечал никогда. Он для себя понял, что убийство мешающих ему людей — самый простой вариант решения проблемы. Хаширама замечал лишь радость на лице от покарания очередных плохих людей, людей, которые ему мешали — внутри ощущал садистическую радость от власти и вседозволенности. Скрытый садизм играл вверх. Он испытывал потребность убить одного лишь человека и сделал это, так он думал. Какаши изменения заметил давно — он стал более схож с отцом. Не сказать, что он был опечален этим. Обито никого в жизни ни разу не убил, не убил данного опыта и не мог как-либо оценить его последствия. Наруто много лет имел сильное желание убить в своей жизни одного лишь человека и не мог этого сделать никак. Ярость и ненависть брала вверх — за все, что он сделал с ним и его матерью. Саске боялся кого-либо убить и всячески избегал любого предложения сделать это действие. Он боялся потерять себя после того, как убили родителей на его глазах. Итачи был готов убить кого-угодно ради собственного брата, самого светлого, любимого и дорого человека, который у него остался. Если нужно будет это сделать для того, чтобы спасти их — он давно понял, что сделает это и намеревался сделать. Что-то отключилось в нем после смерти родителей внутри напрочь. Кагами никогда не поднимал данные темы и размышления по этому поводу. Есть работа, есть личная жизнь. Он вырос в сугубо верующей семье и любое убийство было смертным грехом, он избегал данной темы. Конан всегда приходила в ужас от мысли об убийстве человека, часто ругалась с Тобирамой на эту тему и слушать ничего не хотела. Орочимару смотрел на смерть с искренним интересом. Он относился ко всему в своей жизни и жизни других людей не совсем как все. Он со смертью всю жизнь играл, играл со смертью других людей, как и с их психикой. Никаких изменений в своем лице он никогда не видел — он и вовсе в зеркало не смотрел. Для Забузы, Сасори и Кисаме убийство кого-либо стало частью жизни, прошлым, ими самими. Они не занимались психоанализом. Данзо. они когда-то с Данзо вообще говорили на эту тему? Не говорили. Кагами снова ему предложил встретиться, Тобирала снова отказал.        — Скажи, у тебя со всеми так? — в голосе Кагами звучит явная обида. — Или я один попал под раздачу? Тобирала слышит как на другом конце трубке кричат друг на друга люди в их участке. Ничего не меняется нигде.        — О чем ты? — он снова кривится, будто на него налетела назойливая муха, которую он пытается жесток руки отогнать в сторону. Сейчас ему начнут морали читать о том, какой он анти-социальный и избегающий тип? Давайте — нет.       — Ты знаешь о чем я. — Кагами отвечает в трубке ровным тоном. Тобирама выдыхает, разворачивается и идет в сторону дома. Пытается подобрать нужные слова:       — Послушай, я такой человек. Я не умею так быстро привязываться к людям и хотеть их видеть на постоянной основе в своей жизни. У меня все это долго происходит, я устаю от людей и лучше всего мне — одному. Это не значит, что с тобой что-то не так, или ты мне как человек не нравишься, или я не хочу общаться, просто у меня свои лимиты общения и энергии тоже. А еще я устаю от своей работы — работать с психикой людей выматывает. Кагами слушает его.        — Я не отказываюсь от свои слов о дружбе, я привык всю жизнь справляться со всем один и наличие других людей в моей жизни, которые резко захотели в нее вступить… мне время нужно — не дави.        — Я понимаю о чем ты говоришь. Мне просто кажется, тебе одиноко и не хватает поддержки. Ты избегаешь народ. — Кагами произносит в трубке немного обеспокоенно, — Разве у тебя не было в жизни таких людей, которые отличались от всех остальных и которых ты в свою жизнь впустил? Любил и хотел видеть все время рядом с собой? Которых не избегал? У каждого человека в жизни есть такой человек или два…разве я не прав? Я просто…хотел бы…ты мне нравишься как человек и я вижу, что тебе помощь нужна. Впустил. Не избегал. Любил. Хотел. Доверял. Рядом. Эмоция резкая, яркая, горячая, пульсирующая сильной и резко головной болью, появилась в его голове, волной опускается до грудной клетке. Он хочет что-то сказать. Он пытается открыть свой рот, руки стали дрожать. Резко выключает весь кислород, он пытается вдохнуть, пытается ртом хоть как-то уловить воздух, в глазах темнеет. Он сглатывает, чувствует как начинает падать, резко хватает пальцами ближайший столб. Перед глазами все начинает плыть. Он слышит как колотиться его сердце, он смаргивает, понимает что непрошеные слезы подступают к глазам. Он опустился на землю, облокотился о столб — Кагами он больше не слышал. Кагами сам того не понимая — резанул тесаком по самой больной и не зажившей ране, которую Тобирама, гниющую изнутри, зашил своими же самыми руками — и не обработал ее перед манипуляцией. Сука. Уши закладывает, сильный шум резко появляется в голове — он похож на моторный шум, будто ты оказался в машине.        — Извини, Кагами. Мне надо идти. — он только и может выдавить из себя, быстро сбрасывает телефон. Не дождавшись ответа. Он сжимает своими руками лицо — он пытается унять сильную дрожь. Его начинает трясли всего. Впустил. Не избегал. Любил. Хотел. Доверял. Рядом. Ты же проживал такое уже, да? Паническая атака без страха смерти это самое смешное, что могло с ним случится. Он злится, бесится, ощущает сильную вину за свою слабость, за то что что-то случилось с ним и он слаб, его пробило, он не может контролировать это, не может справиться с этим дерьмом и понимает, что начинает сползать по стене вниз. Не может дышать, ухватывается ладонями за стену — прикрывает свои глаза, нужно считать, нужно сконцентрироваться…нужно сейчас…главное не… Сейчас главное не… Только главное не… Не туда Куда угодно, лишь бы не туда — не в то воспоминание. Сука. Накрыл флешбек. И пока он его не досмотрит до конца — он не выберется, он уже это знает. И он чувствует, как проваливается в этот самый ебучий день. В свое ебучее день рождение. Два года назад:       — Тобирама? Он сидит молча около стены, смотрит на нее, он поворачивается к Данзо. Тот стоит бледным, смотрит на него обеспокоено, это случилось именно в тот день, после которого Тобирала больше прежним не был.       — Что?       — Это твой брат, он просит тебя трубку взять, он звонил тебе.       — Я не хочу с ним разговаривать. — Тобирама снова и снова что-то пишет в своих записях, перед ним много бумаг, много адресов — и никто не понимает для чего все это ему. — Он меня уже поздравил с днем рождением, что ему еще, надо? Тобирама смотрит на свои таблетки, смаргивает, он не пьет их, он ненавидет их потому что из-за них он стал забывать самую важную вещь и смысл. Смысл всего, что он делал. Он стал забывать что столько лет ищет, что каждый раз тревожит его во сне, от чего он просыпается в холодном поту, что навязчиво преследует его везде.       — Он сказал что это очень срочно, Тобирама. — Данзо настаивает, подходит, тянет трубку ему и отходит к двери став посторонним наблюдателем.       — Что на этот раз? — начинает сразу с агрессии Тобирама, он устал от Хаширамы. — Снова будешь мне ебучие морали читать? Ты уже меня поздравил сегодня — ничего со мной за несколько часов не случилось! Ты можешь от меня отьебаться хотя бы в мой праздник со своей опекой?! — огрызается. Он его искренне заебал. У него нет времени на все это, они все только отвлекают его, ему нужно найти его, ему нужно встретиться с ним, они должны поговорить. Он столько лет молчал, он так сильно горевал, он пытался отпустить, пытался ненавидеть, пытался забыть, пытался простить, пытался жить дальше, пытался заменить, он делал все что мог только придумать и наконец-то осознал, что любит его — и просто хочет поговорить с ним, увидеть его и тупо обнять. Он должен найти его — он обязан просто ему объяснить все. Мадара до сих пор не знает и не понимает что он не пришел — он знает это, чувствует вину. Он просто не мог сделать это с психиатрической клиники никак, после не мог сделать по причине отъезда в другую страну, после не мог сделать это из-за сильной ненависти и обиды, и когда решился, понял, что не может найти где он. Все следы замыты настолько, что создавалось впечатление, будто, человек умер. Он должен найти его и просто поговорить с ним — он ощущал сильную вину за свою слабость, страх, обиду и все больше и больше сомневался в том, что его обида имела место быть. Он снова перестал пить таблетки и все его эмоции вернулись. Вернулась злоба. И он стал строить план, долгосрочный план. Мадара просто не мог сделать то, что сделал — он не мог в это поверить, он должен был лично спросить и все узнать — он не мог поверить, что он в трезвом рассудке или не под давлением сотворил то дерьмо. Он прекрасно знал Изуну и он забыл — на что тот человек был готов. Он надеялся до последнего, что все это была вина Изуны. И он соврал. Мадара не мог предать его — это невозможно, к такому выводу он пришел, когда наконец то начинал возвращать себе себя.       — Ты сидишь сейчас? — Хаширама говорит спокойно, немного нервно, Тобирама выдыхает, пытается сдержать раздражение, не получилось.       — Нет, блядь, крос бегу! Что тебе надо? Ты мне скажешь наконец-то где Мадара или нет? Я просил тебя сегодня сказать мне это, хотя бы в мой ебучий праздник! — он срывает на крик. — Если ты звонишь мне не для того, чтобы сказать в какой стране он сидит и адрес тюрьмы— что ты прекрасно знаешь, то иди — на хуй!!! Данзо поджимает губы. Снова Мадара. Сколько раз он слышал это имя за столько лет? Раз 30? Сколько раз он еще его услышит? Сколько раз ему еще прийдется терпеть это сраное имя в их отношениях? Иногда ему кажется, что в отношениях их не двое, их трое.       — Скажу. Тобирама замер, резко сменился в лице, его сердце забилось, от радости, он хватает ручку, руки начинают от напряжения дрожать. Он пытается сдержать улыбку радости, он столько лет пытался узнать ебанный адрес и наконец-то узнает. Данзо уходит, нужно купить продуктов и обзвонить всех, кто сегодня прийдет на праздник Тобирамы. Тобирама сжимает грудную клетку сильнее, сжимает кусок кофты своей, шумно пытается дышать ртом, его сильно начинает тошнить. Как ему вернуть чертову концентрацию? Дом напротив перед глазами напротив плыть. Твою мать. Он выдавить из себя слова не может. Будто его тело парализовано и все голосовые связки сели.       — Записываю. — Тобирала с придыханием прижимает трубку сильнее к уху, — Говори!!! Хаширама выдерживает паузу и говорит то, что напрочь перечеркнуло в Тобирама все, что существовало до этого момента.       — Он умер сегодня в тюрьме, Тобирама. — голос звучит его тихо. — Я позвонил тебе сказать об этом. Я думал сказать завтра, учитывая, что сегодня твой день — но в принципе разницы бы не было никакой. Тобираме показалось, время замерло и застыло. Он как сидел с улыбкой воодушевления и дрожью ожидания в руках, так и остался смотря на свой блокнот. Он молчал и Хаширама молчал тоже. Он молчал так минуту или две, замерев с ручкой в руках и не моргая. После что-то спросил, кажется, это было.       — Что…ты сейчас…с… — Тобирама моргнул, улыбается шире. — …казал?       — Он умер сегодня два часа назад в тюрьме. — Хаширама повторяет спокойно, он ощущает волнение и страх за то, что сейчас понятия не имеет как Тобирама выглядит и как он отреагирует и поэтому он добавляет. — Мне очень жаль, я не понимаю почему ты так сильно хотел встретить его, после всего что он сделал с тобой, но мне все равно очень жаль. Жаль. Тобирама молчит еще минуту, две, три, молчит в трубку смотря в одну точку, и понимает что улыбается широко. Он улыбается так широко, что свело скулы, смаргивет, понимает, что слезы начинают медленно скатываться по щекам и его улыбке — его будто…нет, не так…он в прямом смысле ощутил всем своим телом как. …как только что его проткнули насквозь арматурой в грудную клетку. Проткнули насквозь, разодрав все ткани, оставив пустое место и высунули обратно. Оставив не рану, оставив огромную дыру внутри, через которую теперь начало медленно задувать. Он не помнит, что Хаширама говорил дальше, он только уцепился за слова.       — Я скинул тебе адрес в сообщении если ты захочешь лично туда приехать и увидеть заключение и тело собственными глазами. и дальше он больше не слушал. Не мог. Он только помнит, как он сидел с улыбкой так пол часа смотря в свой телефон и, кажется, вышел на улицу. Он купил билет, не помнит как, как-то купил — на вечер рейс ближайший. Он дождался пока Данзо куда-то выйдет, кажется он говорил что-то о Конан, после он взял один лишь рюкзак с собой, кинул туда все что попалось под руку и выехал в аэропорт. Он никого не предупредил на работе, никому не сказал на кафедре, ни одному другу не позвонил, он просто смотрел на адрес и продолжал улыбаться в аэропорту смотря на лист бумаги. Он ничего не сказал Данзо. И после, спустя пару часов его сковал первый приступ в его жизни — он разревелся как ребенок, стал задыхаться, потерялся в пространстве и сполз по стене туалета аэропорта не понимая где он находиться вообще за два часа до посадки. Телефон он отключил. Тобирама считает про себя, считает простые числа. Паническая атака прошла. Поднимается на ноги, доходит до дома весь бледный, отпивает воды, лежит около часа еще смотря в потолок и снова приступает в работе. Надо отвлечься — чем больше работы, тем лучше. От нее всегда лучше.

***

Miracle — hXPETrain Мадара теперь всегда носил с собой ружье и нож складной — изо дня в день. Он в детстве только с восхищением смотрел на него у отца, ружье для него было символом зашиты от плохих людей. Папа всегда носил его с собой, папа всегда их защищал, с папой Мадара чувствовал себя как за каменной стеной. Папа всегда говорил, что только нужно убивать плохих людей, только в крайних мерах и… Мадара проводит пальцем по рукоятке в своем пальто. Он прикрывает свои глаза, он ощущает по коже озноб, хотя на улице совершенно не холодно. Он вспоминает, как… Два года назад: Он плачет, он идет и плачет, он не помнит сколько слез было пролито, от стресса трясет до сих пор. Он идет весь в крови, спотыкаясь, идет во время ливня по длинной дороге, в сторону леса на место их встречи после побега. Стемнело. Держит окровавленное плечо стиснув зубы, он перетянул раной куском порванной майки, на нем остались лохмотья. Он весь в крови, дождь такое количество смыть с него попросту не может. От него несет вонью примеси крови, пота, мочи, мазута. Он выжил. Чудом выжил. Его волосы прилипли ко лбу, рука воет знатно. У него подскочил жар, этот мудак попал ему в сухожилие пулей. Мадара идет по шоссе, переодически останавливается от ощущения, что упадет в обморок от сильного жара и потери крови. Плевать как он выглядит, плевать как он себя чувствует, плевать, что нет сил — ему надо идти. В машину с людьми, которые ждали его при побеге, он не смог сесть — им пристрели голову заранее. Два человека из-за него умерли просто так. Ему не повезло. Он не пил уже более шести часов. Во рту пересохло. Он не может словить попутку, это небезопасно да и кто его такого подвезет, он постоянно сворачивает в сторону леса, оглядывается как раненный зверь по сторонам — смотрит, вдруг погоня, он не может никому позвонить, телефон давно выкинул, его сразу найдут. Ему надо дойти. От жара все плывет перед глазами. Ему так хочется в тепло и кровать. Ему ужасно хочется пить и спать. Нельзя спать, если уснет — умрет, он знает это. Ему хочется домой. Только с горечью понимает — дома у него нигде нет. Он слышит отчетливо голос своего напарника. Он идет за ним. Подталкивает его — они еще толком не познакомились, но Мадара отчетливо видит его рядом с собой теперь все время везде.        — Иди дальше, не останавливайся главное. Нельзя. — четкий голос дает указания. — Выпей воды из лужи в лесу куском древесины, зачерпни, и ни в коем случае не ложись отдохнуть. Умрешь. Он сглатывает. Скольких людей он убил? Сколько ему пришлось убить людей? Он никогда не хотел никого убивать. Он сжимает свою голову руками от беспомощности. Сначала первый человек — перерезал ему горло на автомате в качестве самообороны, дальше еще шесть подставных людей, пулей в голову. Папа что бы сказал тогда? Папа был бы за него? Или осудил? Да хуй его знает. Потом… еще двоих — главное было в тот момент не думать, не размышлять, не вникать. А после… одного, единственного человека, которого он не думал, что убьет и что его нужно будет убивать — потому что выбор стал таков: или убьют его или убьет он. Он идет по тропе в лесу, но ему кажется, он спит наяву. Он видит странные вещи, слышит странные вещи, чувствует странные вещи. Он все еще находиться там.        — Похуй сколько, похуй сколько потребуется — это гниль. Передохни пять минут. Я посторожу. — его собеседник дотрагивается до его грудной клетки стоя напротив самого Мадеры. — Я все время буду с тобой. Я не предам тебя никогда. Никогда не оставлю и не брошу. Он ему так сказал. И он был чертовски прав. Мадара выдыхает, снова возникает вся картина в голове, случившиеся пару часов назад, а по ощущениям — месяц. Он слышит все крики и стоны в своей голове.        — Нам надо выбраться как можно скорее. Не думай о том что сделал и скольких убил — сейчас нет на это времени.. — первое что он услышал, будто кто-то прикоснулся к нему со спины. Мадара резко оборачивается — никого Мадара опускается на колени, его тошнит, мутит. Свернул в сторону леса, дошел до первого дерева и попросту облокотился об него. Сердце билось как бешеное, он столько шел пешком километров, что перестал чувствовать ног. Они стерты уже в мясо — и это самая блеклая боль из всех болей, что он чувствует. Он прикрывает глаза, срывается на немой плач и задает один и тот же вопрос снова и снова… снова       — Почему ты меня предал, почему, сука, и ты туда же?        — Потому что, все люди продажные, и этот — не исключение. Тебя впервой предал близкий тебе человек? — в голосе слышит сарказм. — Нет. Просто — в очередной раз. Он зажмуривает свои глаза, открывает свой рот, чтобы хоть как-то отпить воды дождя. Стоит поднявши голову вверх, прикрыв свои глаза и слышит как сердце пропустило удар. Он слышит эти крики в своей голове снова и снова. Он пытается выключить их, не получается.        — Ах ты мразь! Куда ты собрался? Сбежать вдумал, Учиха? Твое место тут и сдохнешь ты тоже тут! — орет ему Ямато, последний остался, он самый крепкий из них, он гонится уже за ним час, снова выстреливает, снова промахивается — они все хотят убить его, и новым выстрелом попадает в плечо, Мадара чуть было не рухнул от адской боли. Пристрелил. Он его пристрелил. Это не блеф. Он намеревается убить его. Ямато. Он никогда не думал что он его предаст. Даже он его предал, даже его купили. Этот ублюдок Хаширама купил тут всех чтобы Мадара сдохнул наверняка. Он убьет этого сукина сына лично, если выживет, не сразу, если он выберется отсюда, будет выжидать и превратит его жизнь в ебучий ад. По всем кругам пропустит и вместе с ним, кто причастен к этому делу. Этот урод сейчас, наверное, радуется и ждет звонка с доносом — Мадара Учиха умер. Сдох он наконец-то. Ура! Праздник! Мадара услышал на периферии сознания чей-то громкий смех и хлопанье в ладоши. Впервые в жизни. Он впервые в жизни встретил — его.        — Ну надо же. Я так и знал. И этот урод туда же! Я все думал, когда же он свое лицо истинное проявит. Проявил! Браво! — голос грубоват, циничен и злобен. Он громко смеется, цинично и оглушающе.        — Сука! — шипит Мадара. Держит в руках нож, начинает ощущать как кровоточит его плечо, как сильно завело оно, как адская боль прострелом дошла до ключицы. Он задел что-то важное, боль отдает прострелами в голову. Он делает пару шагов, облокачивается ладонью о стену и снова пытается сорваться на бег.        — Перестань убегать, тебе надо убить его. Куда ты бежишь? На выход или от самого себя? — Мадара слышит как кто-то кричит ему эти слова. Он бриться ответить на этот вопрос себе. Он бриться признаться себе в том, что не может вывести сейчас такого предательства. Образ Хаширамы, который улыбается ему, который был другом ему, лучшим другом и который превратил его жизнь в ад с холодным расчетом из-за собственной прихоти предстал перед ним в Ямато.        — Ты же видел уже такую картину и знаешь чем она закончиться. Или убьешь ты или убьют тебя. Не сопротивляйся правде. Она болезненна — понимаю. — голос говорит муветоном. Мадара замирает, пытается распознать в приглушенном свете кому принадлежит голос. Голова болит, она воет от сотрясения мозга. Его мутит. Хочется блевать. От боли возникает тошнота. Ему надо добежать. Надо использовать второй обходной путь. Ямато наваливается на него со спины, Мадара вовремя от испуга выбил с ноги из рук его ружье, без наотмаж того в висок, его когда-то учитель падает на него. Мадара с ужасом пытается оттолкнуть его с себя, не успел, прострелило болью плечо, потерял бдительность. Он ощущает крепкие руки на его горле. Они столько лет пробыли в одном полигоне.        — Пожалуйста прекрати. Только не ты! — Мадара взамаливается про себя. Это не может быть правдой. И теперь он его душит.        — Я тебя задушу этими руками, ублюдок малолетний! Ты меня решил наебать? После всего, что я для тебя сделал? — он орет ему в лицо, его слюни капают на лицо Мадары. От удара о землю, нож выскочил из рук, лежал рядом — до него надо дотянуться. Просто дотянуться. Он предал его? В это сложно поверить — но он предал его. Он все организовал чтобы Мадару завалили раньше, чем они бы встретились. Но он сам виноват, что Мадару научил убивать, бить, стрелять и выживать. Выживать любой, ебанной ценой. Всех них специально послали убить его. Это было заказное убийство именно в этот день. Подготовленное заранее, сначала его отравили с едой и водой, он чуть не умер, если бы не промыл желудок. Блевал он три дня, потерял в весе. Хорошо, что в тюрьме его научили принимать яды заранее — создавать к ним толерантность, год практики ядов и все равно ублюдки нашли какой-то такой, который должен был отправить его на тот свет. Не вышло.        — Нахуй ты это делаешь?! — Мадара пытается с кряхтением спросить своего друга, коллегу и бывшего учителя. — Сколько тебе, суке, заплатили за то, чтобы ты меня вальнул?! — тянет свою руку, утыкается ладонью в лицо Ямато, тот грубо отворачивается и бьет его в ребра. Мадара кричит, больно. Больно и морально и физически. Он пытается не выть от обиды и отчаянья. Он никогда не хотел убивать Ямато. Только не его. У них когда-то были хороший отношения, они были настоящей командой, он ему напоминал как и Забуза — отца. и спустя столько лет, он его душит своими руками. Все люди продажные, все люди мерзкие, все люди здесь заслуживают того, чтобы сдохнуть. Они будут улыбаться тебе в лицо, дружить с того только до того момента, пока кто-то не заплатит им больше, чем ты даешь своей верностью и дружбой.        — Мадара, ты не принимаешь реальность!!! — голос прозвучал в его голове. — Это опасно сейчас! Ты понимаешь это? Ты должен принять! Это конец!        — Не тебе сейчас мне вопросы задавать! Я твой командир! — Ямато бьет со всей силы Мадару головой о кафель, Мадара бьет с локтя ему в дыхалку, после припечатывает его головой о стену, надо было быть сильнее, пока оглушил, пытается отползти в сторону ножа. Ямато резко наступает ему своим ботинком на руку, Мадара заорал от боли — она и так раненная, он сломал ему палец, кажется. Он с ноги бьет его в живот — тот падает на пол.        — Мразь продажная! — Он слышит как пульсирует его сердце, слышит в своей голове. Его снова бьют головой об стену, он снова встает, снова атакует и слышит голос. Кто-то у стены смотрит на него, и говорит:        — Убей его. Или он убьет тебя. — голос говорит спокойно, приказывает. — Убей его. Мадара вздрагивает, пытается рассмотреть из-под опухших век и глазниц — кто с ним разговаривает? Голос знаком, почему голос кажется ему таким знакомым? Подмога?        — Тебе надо сдохнуть, Мадара. Тебе просто не повезло вот и все — давай закончим это быстро. И ты не будешь мучаться, и я не буду. — Ямато орет. Он взбесился, избивает его ногами. Мадара хватает первый попавшийся под руку предмет, оказалась черепная палка и рассекает ударом Ямато лоб. Сам срывается на громкий крик:        — У тебя, как у командира, нет чести, она поебана!!! Ты не больше, чем шлюха подставная! Ты был мне другом! Сука!!! Ты был мне дорог! Ты уебок! — орет ему Мадара в лицо, поднимает кусок майки, рвет ее зубами, кусок отрывает и пытается перетянуть жгутом пристреленной плечо, слишком много крови. Он теряет слишком много крови — его начинает мутить.        — Тебе надо убить его. — слышит громкий крик Мадара прямо в свое ухо. — Он тебе не друг больше — он гниль. Получилось. Нет времени и возможности доставать пулю из плеча, точнее — осколки, она распалась на несколько кусков.       — От тебя всегда было дохуя проблем. — Ямато с хрипом, выдавливает из себя, встает, наваливается на Мадару со спины, пытается припечатать его к кафелю. — Ты давно должен был тут подохнуть. Ты нежилец, из тюрьмы не сбегал еще никто!        — Ты должен, Мадара убить его. Мы должны. Не бойся. Мадара сжал, стиснул зубы, горечь подошла к горлу. Хочется реветь, хочется проснуться сейчас и осознать — это сон. Он смотрит в глаза перед собой и понимает — он не спит. Снова удар его лица об пол. Мадара орет.        — Мне страшно убить. Мне страшно убить его…мне… — Мадара в голове сопротивляется, он до последнего не хочет этого делать. — Мне страшно осознать, что и он меня предал. Он меня предал? Мадара стоит и смотрит в небо, в темном небе не видно ничего, одна сплошная чернота. Он полностью опустошен. Он не моргает даже. Дождь продолжает смывать с него кровь, с волос и его одежды. Он вымок до нитки. Он не чувствует боли больше. Половина тела онемела.        — Но, он предал тебя и убьет тебя, если ты не убьешь его! — снова и снова повторяет голос. — Убей его! Мадара пытается разглядеть кто же с ним разговаривает. Он видит силуэт. Силуэт сидит на корточках, лица не распознать. Удивительно, что он вообще способен что-то увидеть еще. После, этот человек ложится рядом с ним и медленно поворачивает к нему свое лицо. Он смотрит ему в глаза и не моргает. Мадара смаргивает и видит самого себя — он улыбается ему. Он свихнулся? Он умирает? Он видит себя со стороны.        — Ты что, слишком слаб?! Ты до сих пор думаешь, что все это исчезнет, и ты проснешься дома?        — Я…я не…        — Ты хочешь, чтобы все это оказалось сном, а реальность была такой, в которой все счастливы? Ты романтик.        — Нет, я, я…— он борется, он чувствует как внутри него что-то умирает. Раненный, пристреленный зверь подыхает.        — Ты сдохнешь сейчас, если еще будешь сопротивляться пять минут — очнись! — смех и крик в голове оглушает. Мадера сжимает свои зубы, он стер верхний слой кальция. Что-то внутри треснуло. Сломалось, стало раскрашиваться.        — Но, это все твои ебанные фантазии, мы в полном дерьме! Я сдыхать не хочу, поэтому, подвинься. — Мадара видит как этот человек, такой же как он, резко дотрагивается до его лба, всю голову прознает невыносимая боль. Ему показалось, что он своими руками проник под его череп, вовнутрь проник и сжал его мозг, вывернул наизнанку.        — Добро пожаловать в реальность, Мадара Учиха. — Губы него второго, расползаются в сумасшедшей улыбке. — А мире все просто или ты, или тебя. А — тебя, меня не устраивает. Все происходит достаточно быстро. Внутри что-то отключилось. Взгляд потух. Мадара, ухватывается пальцами за нож, разворачивается на полу, отталкивая Ямато раненным плечом сквозь стиснутые зубы и смотря в глаза Ямато, протыкает его желудок ножом, вдох. Слышит крик боли. Не мешается. Выдох. Раненной рукой, онемевшей, вжимает нож сильнее, слышит крик агонии, накладывает вторую руку чтобы пробить легки и теперь одно движение вертикально вверх. Резко, грубо, стремительно. Его губы искривились с улыбке, широкой, лицо исказилось от радости. Глаза резко загорелись красным. Он делает одно движение руки и с наслаждаясь каждой предсмертной эмоцией Ямато смотря в его глаза — смеется громко, слишком громко. И плачет одновременно. Вспорол. Не сморгнув, стиснув зубы, плача от обиды и усталости. Вспорол живого Ямато не думая. Движение ноги, отталкивает от себя тело. Отползает, пытается сдержать рвотный порыв от картины вспоротого желудка и внутренностей, которые свалились на его ноги и пол с характерным хлопаньем. Ямато затих, снова переводит взгляд и его вырывает прямо на месте. Рвет снова и снова. Вытирает губы рукой, у трупа отбирает шляпку, подносит к губам и пытается выпить хоть что-то. Там виски, и похер. Поднимается на ноги, хватает ружье Ямато, забирает его пули себе и выходит из последнего сектора полигона. Все хотели сделать так, что Мадара умер в полигоне на задании. Не вышло. Его бы закопали со словами — подстрелили подполковника на задании. Мадара к тому времени был починен подполковником.        — Следующий? — Мадара смотрит на все вокруг себя через призму приглушенности. Он плетется по зоне с ножом и пистолетом в руках. Весь в крови, льет ливень. Холодно, но трясет его не от дождя и перепада температуры. Его трясет просто всего от случившегося. Иногда Мадара до сих пор видит эту сцену во сне и просыпается в холодном поту. Он улыбается, широко улыбается. Он не может перестать улыбаться вообще. Мадара упал от усталость на серую землю леса. Он перестал чувствовать тело. Не мог встать. Сидит, смотрит в одну точку, смотрит на свои руки и не может понять, что они вообще его. Он не знает ни где он, ни сколько времени, ни куда ему идти и сил встать попросту больше нет. Накатила ужасная усталость. Очень хочется спать, сейчас он просто подрезает пол часа и снова пойдет. Просто пол часа.немного. Он закрывает свои глаза, ощущая как к нему медленно подползает волна приятного расслабления и онемения всего его тела. Он так ждал этого.       — Мадара?! Слышится громкий, знакомый голос. Мадара медленно поднимает голову, нехотя открывает глаза, все лицо от побоев и опухлости воет от боли. Он не понимает кто может с ним разговаривать. Тут никого нет, и когда узнает, шепчет губами:       — Тобирама? Он видит Тобираму в образе лет 17, который протягивает ему руку и просит его встать. Он стоит, улыбается ему, смотрит обеспокоенно. Он стоит перед ним живой, молодой, взлохмаченный, румяный и чистый. Как в одном его воспоминании.        — Вставай, Мадара. Ты должен встать. Нельзя спать! — Тобирама говорит с укором, качает головой, злится. Хватает его за ладонь и тянет его за руку на себя. — Нельзя спать! Слышишь меня? Он всматривался в силуэт минут пять. Как ему бы хотелось, чтобы это правдой было. Он не отпускает руку Тобирамы, крепко держит и видя его перед собой, плачет. Слезы льются по щекам, он смеется, всхлипывает, после громко, обезумевши, c горечью рассмеялся в голос. Эхо расползлось по лесу.        — Мадара, пошли! — Тобирама стоит на своем, тащит за собой. — Мы еще не дошли!       — Понятно. — он поднимает голову к дождю, говорит обреченно. Смеется и улыбается. — Я сошел с ума. Мадара выдыхает, он доехал до дома Обито. Дергается от шума за спиной, просто кот залез в мусорный баг. Виновато смотрит на кота, кот смотрит на него и издает характерное — мяу. Учиха пытается улыбнуться, садится на корточки, подносит к нему свою руку и кот сначала смотря на него с опаской, медленно подходит к нему, прислоняется к ладони макушкой мордочки и ластиться. На губах Мадары появилась улыбка. Животные никогда не навредят. Черный кот начинает урчать, упал на спину и растянулся — греется на солнышке. Хорошо ему, домашний, скорее всего, соседи Обито выпустили его погулять на лужайку — засранец залез в мусорный баг. Выстрел. Еще один. И снова выстрел. Мадара стоит прямо у дерева, на нем висят мишени, и он стреляет по каждой из них. Снова два выстрела из шести.        — Хуево. Пять минут на передых и начни сначала. Поврежденная рука у тебя ходит ходуном. Это было первое, что он услышал от Забузы тогда. И он был прав. Находились они первые пол года в лесу а, жили на отшибе и постоянно скрывались. Постоянный шухер, от любого шума вздрагиваешь, постоянно меняешь места нахождения. Живешь часто не в лучших условиях. Мадара стал другим, он больше не улыбался, не психовал, он просто смотрел в одну точку и спускал курок.        — Ты должен восстановиться и тогда я буду за тебя спокоен. Я не позволю чтобы тебя убили. Выстрел. Еще один. И снова и снова и снова.        — Нормально. Четыре из шести. — говорит ему Забуза смотря с похвалой, — ты делаешь успехи. Я буду после их толкать все, чтобы ты попал в мишень в двигающиеся предметы — имитация. Иди ешь, ты устал. У нас еще бег вечером и разминка для плеча.        — Сам знаю. — Мадара фыркает. Сплевывает. Плечо теперь тянуло все время. Иногда отдавало фантомный болью, хотелось залезть во внутрь и вытащить от туда пули, только они давно были вытащенны в тот день. В сухую, без анестезии. Ему дали выпить, много выпить, налили на рану спирта и вытаскивали остатки пули щипцами. Пока Мадара орал от боли в тряпку, которую ему засунули в рот. Они не поговорили тогда про то, что случилось, Мадара ни разу не поднял эту тему ни с кем.       — Ты котов любишь? Мадара услышал за спиной заинтересованный голос племянника. Обито стоял на веранде своего дома и наблюдал за такой вот картиной: Мадара сидит на корточках и играется в котом, улыбается ласковой улыбкой и, кажется, совершенно не думает ни о чем. Такую картину он не видел около одиннадцати лет. Он увидел Мадару, которого знал до всех этих событий — ласкового, доброго и счастливого. Единоразовая акция.        — Люблю. — Мадара разворачивается к нему, — я люблю животных. Людей — нет. Обито прыснул. Старый добрый Мадара вернулся за секунду.        — Давай купим тебе кота? — Обито подходит к ним. — Может, тебе кот нужен на самом деле? Мадара с досадой отстраняет от животного и что-то бормоча себе под нос, называя Обито идиотом, заходит в дом. Обито игнорирует загоны Мадары и ставит себе пункт — купить Мадаре кота. Сам он себе его не купит. Будет сопротивляться, отнекиваться и ругаться. Но, кот ему нужен — ему нужен кто-то рядом, с кем он сможет разделять любовь.

***

Последний клиент на сегодня закончился час часа назад. Тобирама ощущал себя вымотанным, но довольным своей работой. Наруто пришел несколько часов назад. Тобирама лишь увидел улыбку на лице паренька, улыбнулся про себя, значит — все сегодня хорошо. Наруто лишь поприветствовал его, удалился делать уроки. После, Тобирама сам лично к нему пришел в комнату.        — Как твой день?        — Меня выгнали с урока за то, что с одноклассником поругался, он первый начал! — Наруто пытается сразу оправдаться.        — Да и хрен с ним, — Тобирама смеется. — Учеба как? Нравится?        — Но, мы уже помирились с ним и даже погуляли после школы! Правда, сначала мы друг друга чуть не перебивали! — Добавил Наруто слегка смущенно.        — Дружба между пацанами обычно так и начинается. С мерением яиц, ты молодец! — Тобирама спокойно комментирует. Наруто улыбается ему неловко, Тобирама подходит к нему, неожиданно для Узумаки, кладет свою руку на его плечо и подмигивает ему, произносит:        — Если нужна будет помощь, ты говори, я мастер раздавать пиздюлей. Я доставку заказал еды, скоро будет, уж извини, но готовлю я или хуево, или редко или вообще не готовлю. Поужинаешь со мной сегодня? Наруто покраснел. Замотал головой.        — Хорошо, я позову тебя снизу, пока пойду бумаги разберу на столе, там много накопилось. Тобирама закрывает за собой дверь. Наруто воодушевленно смотрит на дверь подмечает за собой, что на самом то деле, кажется у их отношений может быть хорошая динамика и было бы здорово — подружиться и жить так вместе. Ему очень не хватало всю жизнь папы, нормального папы, такого папы, каким Тобирама себя показывает. Он бы хотел чтобы между ними что-то такое образовалось, он ощущает себя защищенным со своим вторым дядей. Такого чувства защищенности ему не давал всю жизнь никто. Он переписывается с Саске. Они дали друг другу свой номер и теперь их переписка продолжается час. Интересно было узнавать друг друга. Наруто хотел иметь тут друга и кажется, нашел. У них даже юмор схож. Правда, Саске часто включает суку — но это, видимо, привычка. Саске, кажется, такой же травмированный как и он. Они поймут друг друга. Он бы хотел этого. С Наруто поужинали, Тобирама слушал с большим интересом описание в лице Наруто школы и учителей. Вспоминал свои ощущения с того времени. Тот рассказывал воодушевленно, жестикулируя и показывая то себя то этого пацана со стороны. Приятно было то, что малой делится с ним. Медленно лед между ними начал растапливаться.       — Спасибо за помощь сегодня. — Наруто смущенно произносит, ковыряя овощи в тарелке. — Но, ты, наверное, все-таки злишься, что меня все равно выгнали из класса. Ты только меня туда привел и сразу такое.        — Нет. — Тобирама отвечает спокойно, насаживая на вилку кусок мяса. — Меня в школе часто с уроков выгоняли за хреновое поведение. Поведение и знания — никак не связаны, поэтому насри на этих идиотов-учителей с большой колокольни. — он смотрит на пацана с улыбкой. — Главное экзамены сдать и устроиться дальше на любимую работу. Вот у тебя есть мечта? Кем ты хочешь стать? Наруто стало приятно за то, что его не ругают и не осуждают. Тобирама все-таки не такой уж и плохой мужик.        — Есть. — Наруто смутился, залился краской. Тобирама облокачивает голову о ладонь и смотрит с прищуром на подростка, хитро улыбаясь:        — Расскажешь? Или это секрет? — он улыбается. Так интересно наблюдать за мальчиком. Он ему Мадару напомнил. Мадара мечтал спасать людей и наказывать преступников. И сначала он ему не признался — заробел. Мадара всегда был максималистом. В груди снова болезненно сжало. А он хотел быть врачом. И просрал эту возможность. Ну как просрал.у него забрали несколько лет, он не сдал экзамены, психика была настолько нестабильной, что медицинский был для него слишком тяжелой задачей в то время. А дальше...дальше ему нужна была та профессия, которая помогла бы просто ему не свихнуться. И он такую нашел. И полюбил ее. Хотя, детская мечта фонит до сих пор некой грустью изнутри.        — Я хочу. — Наруто поджимает губы. — Я хочу стать верховным судьей. И хочу зазщищать детей от насилия со стороны родителей — а этих мудаков судить за решетку или отправлять в дурдом. Тобирама поменялся в лице. Подметил про себя некоторые вещи, скрыл это из виду, не надо сейчас анализировать сказанное мальчиком. Он знал причину. Наруто должен сам открыться, если посчитает нужным. Там глубокая рана и хорошо, что он не говорит пока о ней,        — А выбрал ты зачем химико-биологический в гимназии? — Тобирама поднимает брови вверх. Меняет тему разговора.        — Я хочу быть умным верховным судьей. Заранее знать все яды, лекарства и прочие штуки, которые могут причинить человеку вред. — Наруто признается честно. — В лекарствах. Для себя. Мне надо.        — Как сложно, — Тобирама хохотнул. — Ну, раз хочешь, знаешь, что я тебе скажу? — Тобирама улыбается ему искренне, встает, подходит к мальцу, берет его за руки и Наруто замечает… что впервые не дернулся от касания взрослого ок себе Тобирама говорит на полном серьезе смотря ему в глаза решительно:        — Если хочешь — станешь. Я в тебя верю. Твоя жизнь, — он указывает кивком головы на руки мальчика, — в твоих руках. Ты понял меня? Наруто кивает, Тобирама отпускает его руки.        — Я посуду помою. — Наруто пытается скрыть смущение и красное лицо. Он волнуется. Хватает тарелки и идет в сторону раковины.        — Я сам помою посуду, не парься, тебе еще уроки твои делать дальше, иди, — Тобирама подходит к подростку и забирает из его рук тарелки.        — Мне неловко как-то. — Наруто чешет затылок. — Ты же не мой родитель…        — Будешь выпендриваться, я могу передумать и будешь мыть и посуду и весь дом. — наигранно злобно произносит Тобирама и Наруто нервно посмеюсь, благодарит, удаляется в свою комнату. Тобирама домывает посуду. Смотрит на время, хотел лечь книгу почитать и вдруг в дверь звонят. Он смотрит на время — так поздно? Снова Хашиарма приперся? Идет открывать. И видит перед собой того самого человека, c которым они говорили в участке вчера. Ступор. Желание убежать возросло многократно. А бежать некуда. какого хрена?       — Здраствуйте, Тобирама. Я пришел. Тобирама пару раз смахивает, только этого человека сейчас не хватало — живого напоминания его горя, жизнь умеет издеваться над ним. Он стоит перед ним. Стоит и смотрит на него и Тобирама снова ощущает, как ком тошноты и страха подступает к его горлу, главное сейчас не сорваться. Сейчас нельзя, хочется закричать, отпихнуть этого человека подальше и захлопнуть гребенную дверь. Он видит эти глаза второй раз в жизни и понимает, что терпеть не может эти ебанные глаза напротив — как это вообще возможно, чтобы они были настолько, мать его, одинаковые?       — Здравствуйте, — Тобирама не протягивает ему руку и молится, чтобы ему сейчас в ответ ее не протянули. И этот человек протягивает ее. Ну да. Он не даст ему пройти в дом.        — Вы помните, мы с Вами недавно разговаривали и я…       — Помню. — Тобирама отвечает сразу, резко, грубо — что вы тут делаете и откуда узнали где я живу? — он напрягся всем телом. Ему совершенно плевать сейчас на то, что он выглядит бледным, дерганым и заебанным жизнью — ему непонятно почему этот человек вообще к нему пришел. Мадара удивляется сам от беспокойства состояния Тобирамы — он забыл о встрече или настолько устал, что выпал из реальности напрочь? Хочется его сжать в обнимку, расцеловать, будет орать и брыкаться, но успокоить, а приходиться — играть ебанный спектакль видя бледного любимого человека перед собой.       — Мы с Вами договорились сегодня о встрече по телефону о сеансе. — он старается подобрать нужные слова. — Вы впустите меня? — озадаченно уточняет Мадара. — Или я время перепутал? — он смеряется с часами и хмурясь продолжает, — вроде нет, вы сказали в 21:00 я пришел. Сеанс? Тобирама опешил. Он что? Это, получается, он ему звонил утром? Тобирама бледнеет еще сильнее, он сжимает дверную ручку крепче и кажется начинает медленно понимать, что сейчас происходит. Он вообще о гребенном сеансе забыл и думал, что работу на сегодня закончил. Вот говно.       — Блядь. — Тобирама не сдержался, поднес ладонь к лицу, и выдал свои эмоции с потрохами, вызывая улыбку у Мадеры — он нервничает, он слишком перенервничал, значит они идут в правильном направлении и Тобирама правильно считал в нем схожесть с ним и это значит ему не все равно. — Прошу прощения, я совершенно не понял что это Вы мне звонили и я не ожидал, что Вы лично ко мне явитесь. — резко сменил тон на виноватый, простите я заработался…я думал, что Вы имели в виду.что у нас вообще. Ему номер дал Какаши, и логично что и адрес тоже и адрес ему сказал его брат. Он умолял жизнь чтобы они больше никогда не увидели, и как обычно жизнь его послала нахуй как и его просьбы. Все как обычно. Все стабильно. Мужчина поднимает брови удивленно, Тобирама почувствовал себя еще большем идиотом.       — Мне уйти? — Мадара спрашивает сухо. — И… — он не сдержал смешок, — позвонить Вам с улицы? Тобирама резко бледнеет сильнее, он заметил в голосе ироничный укор. Покраснел, замотал головой, выдохнул и пропустил его в дом.        — Давайте забудем это, произошло недоразумение. Все в порядке, я прошу прошения за свою реакцию я немного не здоров. Мадара проходит во внутрь его дома и сразу же осматривает обстановку.       — Может тогда перенесем встречу, если Вам нездоровится? — он спрашивает с волнением, мои проблемы настолько долгие во мне, что если мы перенесем на другой день ничего не поменяется.       — Нет. Тобирама сам не понял почему так ответил, он выкрикнул. Он чего-то сильно испугался, будто испугался, что этот человек действительно уйдет.       — Я болею давно. — Тобирама добавляет невзначай, — это…в общем, это не существенно. Это не важно, и никак не влияет на мою работу.       — Вы уверены? — Мадара снимает с себя одежду, разувается и ждет указания Тобирамы — куда ему идти. Главное сейчас, чтобы его ускоренное сердцебиение не стало столь слышимым, что его услышит и сам Тобирама.       — Уверен, это нервное, не физиология. Как и у Вас — очень давно. — Тобирама надевает на себя привычную маску психолога и спокойно ведет Мадару в кресло. — Такое бывает, лечится это с трудом, работе это моей не мешает. Присаживайтесь. Мадара садится напротив Тобирамы и смотря ему в глаза на секунду теряется.       — Вам удобно? — уточняет Тобирама рассматривая расстояние между ними. Мадара прислушивается к своим ощущениям и на секунду не справился с эмоциями, улыбается от чего-то и спрашивает.       — Я должен Вам честно отвечать?       — Желательно. — усмехается Тобирама. — Если будете умалчивать что то или врать, работать у нас с Вами не особо получиться — или выйдет слишком долго.       — Я должен быть полностью честен с Вами?— голос Мадары сел, охрип. Он спросил совсем тихо, смотря прямо в его глаза. Он спрашивал с какой-то огромной болью в голосе, смотрел на него и Тобираме стало не по себе. — Нет. — он подвигает кресло ближе. — Так удобнее. Тобирама много лет задал такой же самый вопрос. И он сейчас ему напомнил его самого. Он впервые ощутил какую-то странную боль в грудной клетке при виде этого человека. Не свою — его. Такого не было чувства ни разу, он, будто, подключился к нему и перенял его эмоции на себя и не мог выдавить из себя ни слова. Голос пропал, перехватило дыхание. Успокойся — это чужой тебе человек.       — Как посчитаете нужным. — Тобирама поправляет очки на переносице. Он смотрит куда-то вниз, понимает — начать всегда трудно. Говорить вообще с незнакомым человеком очень трудно, да и с близкими тоже трудно. Как ты чертовски прав. Мадара усмехнулся, сжал рукой подлокотник кресла и проклял себя за идею таким образом сблизиться с Тобирамой. На исповедь пришел, мать его, и что ему говорить? В голове все это казалось намного проще, была странная идея или фантазия, что он и так все поймет, узнает его, почувствует его и не нужно будет ничего говорить. Все случится и все будет… Будет как раньше. Только они — не раньше, не в прошлом, они сидят в настоящем и ситуация мягко говоря полнейшее дерьмо, потому что он правды ему прямо сказать не может. Или может?        — Я Вас слушаю. — снова повторяет Тобирама так, как должен, он обязан сказать эту фразу. Именно так — никак иначе. Он берет в руки свой лист бумаги с креплением на более твердом материале, чтобы записывать за ним информацию.        — Что мне говорить? — Мадара кашлянул, он до сих пор не снял свои перчатки, кожаные печатки не снял — в них так и остался сидеть в доме и понимал, как странно это выглядит. Ему холодно было — руки заледенели, хотя в доме не холодно от слова совсем.        — Все. — Тобирама пожимает в голову, добавляет.— все что приходит в голову.        — Ну что ж. — Мадара помрачнел, усмехнулся снова, не сдержался и снял наконец свои перчатки. Его пальцы покрытые в татуировка прикоснулись к его лицу. Он закрыл ладонями свое лицо и сидел так молча. После, опустил несколько пальцев вниз, указательные пальцы остались только у переносицы и он шумно выдохнул, сверля Тобираму взглядом. Я должен говорить все, что думаю и хочу сказать? Он думает, молчит. Хорошо. I see myself go insane I've got a lot I cannot say For too long, I bide my time I'll say I'm fine Тобирама. Я был в ебанном аду. Я жил в ебанном аду. Я пережил ад. Ад стал мной и мне кажется, я до сих пор там. Я убивал людей, я выживал, я практически не сплю. Я в полном дерьме. Моя жизнь стала совершенное не той, какой должна была быть.Я очень злюсь, я ненавижу все, я часто думаю обо всем и пытаюсь собрать себя на части — но, я не уверен, что собирать есть что. Помоги мне. Нет, наверное, не так.Попробую сначала. Тобирама. Я люблю тебя, я так сильно соскучился по тебе, мать твою. Ты себе этого скорее всего представить не можешь, насколько сильно я соскучился, я в жизни не думал и не предполагал, что я способен по кому-то так сильно скучать. Я по родному отцу и матери так сильно не скучал никогда и по брату тем более. Я так сильно и долго ждал тебя в тюрьме. Я так долго ждал, изо дня в ебанный день, ждал когда ты ко мне прийдешь. Я так сильно хочу снять весь этот фарс с себя и чтобы ты меня увидел настоящего. Я хочу, чтобы ты помнил меня, вспомнил. Любил меня. Я хочу, чтобы мы были вместе или чтобы просто общались. Я знаю, что никого в жизни не полюблю так сильно как тебя, да и, скорее всего, вообще не полюблю никого больше. Я тебя не разлюбил за эти 10 лет. Я так сильно истолковался по тебе, я так сильно хочу обнять тебя, любить тебя хочу. Хочу спать с тобой, засыпать вот так рядом, обнимать тебя холодного, хочу прижимать к себе. Хочу поцеловать тебя сейчас, хочу выслушать какой я мудак, хочу слышать крик твой и брань, плакать с тобой хочу навзрыд, хочу чтобы ты ждал этого, чтобы ты принял меня — я хочу. I watch you flow on, flow on For too long, I've been too fake Pretend to be All that you need Я хочу поговорить с тобой, хочу обсуждать все на свете. Я хочу знать, что у меня шанс есть, если я покажусь тебе и ты выберешь меня снова. Я хочу, чтобы ты простил меня, хочу чтобы ты объяснил мне, почему ты не пришел. Я хочу перестать злиться на тебя и хочу перестать в глубине души ненавидеть за то, что ты бросил меня. Хочу простить тебя, хочу забыть все, что случилось. Я хочу справиться со своими эмоциями, они давно разрушают меня — изнутри. Я хочу, чтобы ты сел и прочитал все мои письма тебе и все понял. Я хочу знать, что ты мне писал в ответ. Я хочу гулять с тобой за руку как в 15, 17 лет, сжимать твои пальцы своими, хочу до кожи касаться, в щеку целовать и кончик носа, когда ты хмуришься. Хочу радоваться твоим успехам как в школе и помогать тебе с новыми жизненными заданиями. Я хочу знать, что ты татуировку не свел как и я. Запах тела твоего ощутить хочу. Хочу, чтобы мы оба окрепли после всего дерьма, хочу помогать тебе восстановиться от травм твоих. Хочу чтобы ты слушал меня и смотрел только на меня, поддерживал меня и радовался за меня, критиковал меня, советовался со мной. Хочу восстановиться сам. So tell me the truth, my baby, baby Is it me, is it you? I say, I say, oh Я хочу по магазинам тобой ходить, готовить с тобой завтрак, обед и ужин. Доставку заказывать тоже хочу. Хочу в театр ходить с тобой и обсуждать после спектакля — понравилось нам или нет, хочу в оперу на гребанный мюзикл сходить хочу. Хочу смотреть кино с тобой, сериалы вечерами и иметь своих любимчиков. Хочу с тобой книги наперегонки читать. Путешествовать по миру с тобой хочу. Хочу смотреть как ты улыбаешься, ловить каждую эмоцию на лице. Защитить хочу тебя, хочу оберегать, хочу заботиться о тебе. Я тебя хочу животно трахать, нежно любить, заняться с тобой сексом, целовать каждый участок тела твоего хочу я, хочу чтобы ты спал только со мной и хочу чтобы кончал только со мной. Хочу, чтобы ты был мужем моим, детей от тебя хочу. Блядь! Я очень хочу этого. и хочу тебя ни с какими мудаками не делить. Хочу, чтобы все нахуй из нашей жизни пошли и мы остались только вдвоем. Я могу убить ради тебя — я убивал, я хочу чтобы мы до этого не докатились вдвоем. Уехать с тобой отсюда хочу далеко и жить счастливо там. Хочу стареть вместе и бегать по утрам, чтобы гребенное здоровье сохранять. Ругаться с тобой хочу, бить посуду хочу, после ругани снова сексом заниматься, просить прощения хочу. Хочу ходить на работу с тобой, хочу вещи стирать, выбирать что будем пить вечерами в выходные. So tell me the truth, my baby, baby Is it me, is it you? Oh Хочу я с тобой жизнь прожить, мать твою. Я разлюбить тебя хочу — но у меня нихуя не получается. Понимаешь ты это, сука, ты ходячая? Хоч, чтобы колбасить меня перестало сейчас — а меня ебашит знатно. Мадера опускает руки беспомощно не произнес так и не слова. Выдавливает из себя одно единственное, с выдохом, с удушьем, обычное:       — Блядь. От того, что понимает, как слезы скатились предательски по щекам его. Он тупо плачет перед ним. Из-за ебанных линз все перед глазами поплыло и он толком не видит лица Тобирамы в тот момент и слава Богу.       — Что ж тяжело то так.? — он пытается выдавить из себя привычную улыбку, только понимает, что его стало потряхивать. Он не может остановить поток слез. Сколько лет он не плакал? Он не помнит. Хочу рассказать тебе все как было на самом деле. Объяснить все хочу, хочу чтобы ты понял меня, чтобы ты прожил со мной все что было со мной там и принял меня таким, какой я стал. Не отвернулся и не ушел. Принял тем, кем я стал — я изменился и это правда, ты правда меня узнаешь. Я стал другим человеком после всего без какой-либо возможности вернуть обратно. The image stuck inside my mind Your body trapped in space and time Мадара всхлипывает, материться от собственной слабости. До сиз пор не сказал ничего. Все слова только в его голове. Тобирала молчит. Раздался звонок. Звонил Обито.       — Простите, я должен ответить. — Мадара извиняется перед ним и поднимает трубку. Слышит в трубке крик и отвечает молча.       — Я занят, перезвоню позже. Все хорошо — не волнуйся. — он нажимает на отбой, сейчас он не в состоянии выдавить из себя ни слова. Тобирама наблюдает за ним с какой-то странной примесью эмоцией. Впервые на его практике человек в первую встречу так просто стал рыдать, без слов, проживая свои процессы. Он ощутил внутри странный жар от того — ледяная маска его спала. Ему стало по настоящему от чего-то ужасно больно, будто, он понимал его и сам не мог понять в этот момент как такое вообще возможно — понимать без слов человека, которого видит в своей жизни второй раз. У него взмокли подмышечные впадины и ладони, он сглотнул.       — В общем, — Мадара вытирает слезы с глаз от огромного потока мыслей в голове — ему надо собраться, надо сказать хоть что-то, время скоро кончится. — У меня… — он закусывает губу, — кажется, очень большая проблемы… — поправляет себя, — проблема. Ха-ха — он засмеялся от собственного обозначения всего, что с ним происходит — проблемой. — У Вас это называется психотравмы? Чтож…у меня их дохуя. Ха-ха. — он смеется и Тобирама видит сколько горечи в его смехе. Проблемы. Это даже не проблемы. Все случившиеся проблемами не назовешь. Он даже не знает как это дерьмо все назвать.       — Что с Вами случилось? — Тобирала спрашивает тихо. И слышит в ответ искренний смех снова. Немного истерический. Громкий смех — Учиху прорвало и он залился смехом. Ему стало смешно. Намного проще ответить — что с ним не случилось. The image stuck inside my mind Your body trapped in space and time       — Со мной? — он начал нервно стучать пальцами по подлокотнику кресла. — Наверное, со мной случилось — все. — он натянуто улыбается. — Мне проще Вам перечислить, что не случилось со мной. И мне очень нужна помощь, потому что я не знаю, что мне со всем этим дерьмом делать и как поступать, мне очень страшно, обидно и стыдно. — он выдохнул. Он смог сказать это. Уже хорошо.        — Может быть…мы начнем с начала? — деликатно уточняет Сенджу. Этого человека ему захотелось просто сейчас обнять. Он понимает его. Это состояние. Был там и знает — какой там внутри может происходить с человеком пиздец.        — Тогда мы с Вами будем говорить лет десять, я не против конечно…но… — Мадара растирает свои виски, голова разболелась, кривится. — У вас можно тут курить? Очень хочу курить.        — Можете, но, лучше не стоит. — Тобирама хмурится. Мадара закуривает сразу же и с наслаждением откидывает голову назад — его сейчас наизнанку вывернет к ебанной матери. Надо успокоиться.        — Давайте так, у меня есть одна проблема. Хотя, это даже не проблема. — Мадара затягивается и выдыхает никотин. — С человеком одним она связана, и, в принципе, это сейчас моя самая большая проблема — все остальное случившиеся к этому привело. Тут очень… — он снова хохотнул, — сложная, мать его, ситуация случилась…точне…она случилась очень давно и длится по сей день, в которой замешено очень много людей и которая убивает меня. Изнутри сжирает. I see myself go insane I've got a lot I cannot say For too long, I dream of you All that you do Очень тяжело было говорить.        — Расскажите поподробнее. — Тобирама откладывает в сторону бумагу. Это не психоанализ классический, но человек к нему и не готов. Он слушает его внимательно.        — Ну… — Мадара тушит сигарету о стакан с водой. — Блядь, это очень сложно объяснить все… — он снова растирает переносицу, прикрывая глаза, — хотя от этого и становится вдвойне смешнее что это сложно объяснить как раз Вам. Блядь ирония пиздец.        — Попробуем разобраться. — Тобирама скрещивает руки перед собой. — В вас очень много боли скопилось — не нужно эмоции сдерживать. Они должны выходить.       — Ну хорошо, — Мадара облизывает пересохшие губы, — представьте ситуацию что у одного человека…        — Говорите — без представьте, говорите про себя. Так вы включаете избегание. — Тобирама перебивает его. — Называйте вещи своими именами.        — Хорошо, Тобирама. — Мадара выдохнул. — Я буду обращаться к тебе, — он перешел на обычное обращение, — называть тебя на ты и ты пожалуйста меня называй на ты — без Вы, хорошо?        — Как скажешь. — Тобирама кивает ему.        — Отлично. — Мадара обрадовался. Это «Вы» его напрягало. — Я буду обращаться все время к тебе и приводить пример на тебе. Это не избегание — это честность, ты сказал мне быть честным? Я буду. Я поменяю нас местами с тобой чтобы ты понял меня. Тобирама хмурится, кивает. Их сеанс скоро подойдет к концу. For too long, I contemplate I try to be All that you need        — Представь, что ты очень одного человека сильно и до сих пор любишь, он любил так же тебя, вы пережили много дерьма, но все равно оставались вместе и думали, что справитесь со всем. А второй человек это я. — Мадара выдержал паузу. — И так вышло, что тебя со мной разделили другие люди и подставили ужасно тебя, обвини в том, чего ты не совершал… — он начинает закипать, выдыхает, пытается не говорить дрожащим людям, — потому что, они мудаки, они вредили и тебе и мне, делали ужасные вещи, разрушили твою жизнь, забрали у тебя десять лет жизни просто потому что могли. и так вышло что ты сделал определенные вещи, после которых, я, видимо, тебя возненавидел, обиделся, я не ебу как это называется и я бросил тебя. Я тебя кинул. — Мадара снова закрыл лицо руками и его тело содрогнулось в немых рыданиях. — Прости… дай минуту, мне сложно говорить это тебе. Тобирама ощутил озноб по коже — он распахнул глаза и твердил в своей голове, что он должен слушать и ни с кем не сравнивать. Мадера шумно вдыхает и выдыхает. Продолжает:        — Тебя закрыли на много лет в месте, c которого ты выйти не мог никак, — Мадара погружается в воспоминания и кажется напрочь выпадает из реальности, — тебя там ломали, вскрывали твою душу напрочь, пытались убить несколько раз, издевались, сделали из тебя другого человека и ты изменился напрочь. Ты ждал меня изо дня в ебанный день там, и я — любимый человек так к тебе и не пришел ни разу. — он снова стирает слезы с глаз. — А ты все равно любишь меня и одновременно ненавидишь за то, что я бросил тебя. Ты просто хочешь узнать, почему я не пришел и как тебе жить с этим дерьмом дальше? Как мне жить с этим, Тобирама? Я не могу признать, что и ты меня предал тоже. Только не ты.        — Я… — Тобирама сам выпал из реальности… — я понимаю что ты говоришь.        — Да нихуя ты не понимаешь!!! — срывается на яростный крик Мадара и замолкает. Не сдержался. — Прости, — сразу извиняется. Прокашливается. — Ты искал меня, и вот нашел и не можешь в силу обстоятельств даже притронуться ко мне — у меня своя жизнь и ты понятия не имеешь что я скажу и сделаю.        — Почему ты не можешь это сделать? Я не могу. — Тобирама спрашивает тихо, поправляет себя же.        — Потому что… — Мадара в растерянности пытается ответить на этот вопрос. — Я или делаю вид что тебя нет или я тебя забыл. Почему я даже не связался с тобой? Почему не искал? Я мог — но не сделал этого. Тобирама замолчал.        — Вас предали. — он произносит слова, которые пугали его в признании самому себе. Резануло по слуху. Мадара замолчал. So tell me the truth, my baby, baby Is it me, is it you? I say, I say, oh        — Тебя оставили одного, предали и променяли. А я любил этого человека и я не знаю что мне делать с этим — он, кажется, до сих пор уверен что все что ему наплели сделал я — но, я не делал ничего, а то что сделал — было только ради него и… Блядь. — Мадара выдыхает снова и резко встает. — На сегодня все, прости, я больше не могу — меня сейчас разорвет. Молчит.        — Почему ты не пришел, Тобирама, ко мне? Я спрашиваю — прямо. Отвечай. Tell me the truth, my baby Is it me, is it you? I say, I say, oh So tell me the truth, my baby Тобирама смотрит на него с странными эмоциями и не знает что сказать.       — Ты любишь его и это больно, я понимаю, я проходил это. I see myself go insane I've got a lot I cannot say For too long, I bide my time Мадара замер. Пытался сдержать крик, прилив ненависти и желания Тобираму придушить своими руками сейчас, спокойно продолжил:        — Самое смешное, что мы виделись уже дважды а он даже не допирает что это — я. Ирония мать его. — Мадара засмеялся. — Я ему прямым текстом говорю а он дебил не понимает. — он смотрит на Тобираму злобно и понимает, насколько это тупая ситуация. — Ты мне ответь на вопрос — какого хуя этот человек...ты ко мне не пришел? Ты же психолог, аналитик — ты должен знать ебанный ответ. Он мне врал? Тобирама поменялся в лице, от чего то резко отпрял в сторону и снова отвел мысли в сторону. Не переноси на себя.        — Я не знаю — я же не тот человек. ДА НЕТ, ТОБИРАМА, ЭТО ТЫ - КАК РАЗ ТОТ САМЫЙ ЕБАННЫЙ ЧЕЛОВЕК!!! Мадара застыл. Стоял смотрел на Тобираму, поменялся в лице и выдыхая, растер виски, ответил короткое:       — Смешно. Очень смешно. Пиздец смешно. Хватит. Спасибо. Я больше не могу. Мадара встает, благодарит за сеанс. Тобирама смотрит в его спину, от чего возникло желание …он не уловил какое именно. Его, будто, продырявили насквозь слова этого человека. Он пытался сейчас не погрузиться в свои воспоминания и держаться стойко. Он пошел за ним.       — Мы можем с Вами договориться насколько раз в неделю? — Мадара спрашивает его со спины смотря в дверь. Он не может посмотреть на него сейчас, ему стыдно и он от чего-то не может позволить себя увидеть в таком от виде перед ним сейчас. Потому что понимает, что из его линз снова скатились ебучие слезы. Блядские слезы. — Психоанализ подразумевает регулярность, мне нужно. Чертовски необходимо выговориться. Мне помощь нужна. И я получу ответ.       — Да, конечно. — Тобирама отвечает так же тихо. — Какое время Вам удобно? Мадара не отвечает, не может ответить. Он бы столько сейчас сказал ему и просто, просто отвечает:       — Любое. Мне подходит любое. — Тобирама увидел как его клиент сжал руку в кулак. Он хмурится. Почему он так странно реагирует на него? Он не понимает.       — Давайте видеться каждый день, время будем менять, пока это будет вечер в это же самое время — Вам удобно будет? Вам недалеко ехать? Мадара засмеялся громко. Тобирама подошел ближе к нему сам не понимая зачем. Ноги просто сами повели.       — Удобно. Нет, мне минута ходьбы до Вас как оказалось. Совпадение полное. Тобирама опешил. Напрягся, понял, что стоит слишком близко к этому человеку и снова и снова слышит эту ебанную тоску, которую объяснить не может никак.        — Вы.? Мадара разворачивается к нему и с кривой усмешкой произносит:       — Я живу прямо через дорогу. — Мадара указывает пальцем в сторону дома. — Как вы сами понимаете, я могу прийти к Вам в любое время. Странное совпадение — да? Мы с Вами соседи оказывается. Или вы ко мне — лучше вы ко мне, я живу один. Тобирама снова кажется стал задыхаться. Он видит тоску и во взгляде. Снова видишь эту странную эмоцию в его мимике, которой не может объяснить никакой психологией. Почему он видит ебанную вину во взгляде этого человека? Они с Мадарой всю жизнь прожили через дорогу. Сколько он помнит — его дом был всегда напротив его. Снова стал бледным как полотно. I watch you flow on, flow on For too long, I've been too fake У него создалось впечатление, ненормальное ощущение, будто, он разговаривает сейчас с ним. Он снова всмотрелся в него и поник — не Мадара. Is it me, is it you? I say, I say, oh       — С Вами все в порядке? Вы так смотрите на меня из раза в раз, будто, пытаетесь во мне кого-то узнать. — Мадара усмехнулся, позлорадствовал, не удержался, рефлекторно сделал свой привычный жест: выдохнул, отвел взгляд в левую сторону, запустил пальцы в свои волосы, ухватился за пряди волосы и откинул их на макушку, после открыл свои глаза смотря прямо в глаза Тобирамы. И проклял себя за это — не сдержался, он спалился сейчас, но в стрессовой ситуации он не контролировал свои жесты. Это привычка — и он плохо контролировал ее. Некоторые вещи, сколько бы ты не менял свою личность остаются всегда с тобой. Но, наверное, ему хотелось издеваться над ним за всю причиненную боль. Смотри блядь и бледней. Ты меня раздражаешь — умник хуев. Тобирама шарахнулся, сделал шаг назад и в ужасе уставился на него. Этот жест — он такой же. Его губы задрожали. Он побледнел, покраснел, он сдержал крик ужаса от того, что увидел такой же жест, который принадлежал одному и тому же человеку — Мадаре. И он провалился в флешбек снова. Вернул его голос Мадары в реальность.       — Я… — Тобирама пытается выдавить из себя что-то внятное, снова спала его маска с лица профессионала. Он сдался, если они договорились быть честным друг с другом, он обязан быть честен и с ним. — Скажу прямо, — он выдохнул, губы искривились в болезненной усмешке. — Ты мне просто…напоминаешь одного человека с нашей первой встречи и меня это чертовски пугает, — он говорит честно смотря ему в глаза, — это странное совпадение, я такого еще не встречал потому что это невозможно. Просто… ты чем-то. мне слишком сильно напоминаешь его. И у Вас одинаковая фамилия. I see myself go insane I've got a lot I cannot say For too long, I bide my time Повисла тишина.       — Тебе был дорог этот человек? И почему тебе так сильно пугает это? — Мадара сделал шаг ближе смотря на Тобираму с настоящим сожалением.       — Был. — Тобирама отвечает резко, слишком резко и сам не знает почему.       — Понимаю. — Мадара отвечает тихо. — Ты любил этого человека? Тобирама побледнел еще сильнее, в каком-то страхе уставился на Мадару, замолчал. По его лицу и так все понятно было.        — Это тебя вообще не касается. — звучит грубый ответ.       — Ты его потерял? — продолжает спрашивать Мадара, делая намеренно шаг ближе и Тобирама остолбенел. Откуда он знает, мать его? Не параной.       — Тебе пора, Индра, наш сеанс окончен. — Тобирама отступает на пару шагов назад и снова в ужасе замечает эту странную печаль на лице его клиента. Кажется, у него. точно едет крыша.       — Да, время позднее уже, — Мадара остановился и поджал свои губы. — Прости, что лезу не в свое тело, я тоже потерял всех кого любил, я понимаю каково это и теперь ты это знаешь. — он разворачивается, накидывает на себя пальто, подходит к двери и слышит тихое в ответ.       — Я потерял его. Мы так и не смогли поговорить. Я был…меня…в общем я был вне зоне доступа много лет и когда вышел из места изоляции искал его, искал каждый день и узнал, что он умер два года назад. — Тобирама и сам не знает зачем это сказал. Просто вырвалось из нутри. — Умер он. — повторил, стоя в совершенно опустошенным выражением лица. Голос стал безликим. — Поэтому, меня так сильно пугает схожесть, я, будто, вижу его в тебе. Я должен был сказать.       — Мне очень жаль. — Мадара отвечает тихо. Тобирала думает лишь об одном — Слава Богу этот человек стоит к нему спиной и не видит его выражение лица — сейчас нет сил себя сдерживать. Хочется разреветься в голос от произнесенных слов в слух. У него потекли слезы. Он их сразу стер.        — Он… Погиб. — он выдыхает. — Ему стало плохо, слишком плохо чтобы шелохнуться сейчас. Он выдавливает из себя эти слова сжав руки в кулаки. — Я искал его и не успел. Умер он — я был там, я видел заключение. Вот оно что...Так значит? Значит.. Мадара сжимается всем телом, пытается не дрожать, сжимает до крови свои губы, сжимает кулаки, сжимает свои глаза — его переполняет буря эмоций сейчас и хорошо, что Тобирама этого не видит. Вот оно что — он думает, что он умер. Теперь понятно. Слава Богу. Лучше так. Он ощутил какое-то облегчение. Обрадовался, стал улыбаться — значит, в этом дело, а не в том, что он бросил меня и не искал. Отлегло. Значит — шанс есть.       — Спасибо, мне стало легче. Мадара разворачивается к нему с улыбкой на лице и видит полное замешательство на лице Сенджу — он растерян.       — Я сейчас много понял. Спасибо. Ты ответил мне на мой вопрос. Тобирама сам не понял, что произошло, их прервали в дверь звонком. Мадара резко меняется в лице, рефлекторно закрывает собой Тобираму от чего тот и вовсе теряется. Сжимает ствол в пальто пальцами и взгляд его меняется. После стопорит себя — привычка. Нельзя так вести себя.        — Извини, это профессиональное. — Мадара резко отступает. Он прокололся и не смотрит на него больше — нельзя. Он сейчас рефлекторно пытался защитить его? Тобирама обходит Мадару, смотрит на него озадаченно, не понимает что это было, пытался понять, но тот отвел взгляд и не дождавшись никаких объяснений — открывает дверь.        — Ну привет, любовь моя. Я приехал. Тобирама замирает, лицо Мадары застыло. Перед ними стоит Данзо с дорожной сумкой, повисла пауза, он улыбается Тобираме, опирается о дверной косяк, переступает порог и сходу целует его прямо перед Мадарой. For too long, I bide my time I'll say I'm fine I watch you flow on, flow on For too long, I've been too fake        — Я прилетел как и говорил. Ты рад? — он смотрит на ошарашенного Тобираму, — я же говорил, что прилечу первым рейсом и мне не нравится что ты находишься в этой ебучем городе один.        — Я… — Тобирама не может выдавить из себя ни слова. — Не ожидал. Данзо наконец замечает человека сзади Тобирамы и смеряет его пристальным взглядом.        — А Вы, простите, кто? — его взгляд сужается на Мадаре.        — Это мой новый пациент, мы только закончили. — Тобирама отодвигает от себя Данзо и смотрит на него с укором, легким раздражением за инстимность перед другим человеком.— Прошу прощения, Индра, за все, этого не повториться. Мадера потребовалась вся выдержка, чтобы выдавить из себя холодное:        — Все в порядке.        — Прошу прошения, что я так не вовремя. — Данзо сразу меняется в лице на дружелюбное, его взгляд советника теплеет и он улыбается ему. — Слава Богу я не потревожил Ваш сеанс. Я Данзо Шимура, психианалитик. — он протягивает руку Мадера в знак пришествия. Ох, я знаю кто ты, дорогой. Я все про тебя знаю. И я очень рад наконец познакомиться и с тобой, сука, лично.        — Индра… — сухо говорит Мадара, протягивая руку в ответ, улыбается с полным дружелюбием и добавляет, — я очень рад познакомиться с Вами тоже. Данзо кивает ему, проходит в дом:        — Я душ прийму. С мелким пойду познакомлюсь. Тобирама кивает молча. Мадара обходит его. Открывает дверь. И Тобирама не сдержавшись сам не понимая зачем, говорит:        — Если тебе будет плохо звони мне и пиши — ты мой номер знаешь, я отвечу. После первого раза может стать хуже состояние и… Он сейчас почувствовал вину? Почему он почувствовал перед ним ебанную вину? Это ненормально. For too long, I've been too fake Pretend to be I see myself go insane I've got a lot I cannot say Мадера стоит в дверях, разворачивается к нему лицом и едко произносит неожиданно для Тобирамы:        — Переживу, не маленький. — сухо произносит Учиха. — Прекрасной ночи Вам и всего хорошего. — Мадара поднимает свою ладонь и только сейчас Тобирама видит…он разглядел отчетливо, он только что обратил внимание на... Тату на пальце в виде кольца. И ему стало плохо. Он дернулся, посмотрел на свою руку — на схожее тату и не успев ничего сказать, видит как Мадара закрывает за собой дверь. Тобирама так и остался стоять за дверью с каким-то пуганным чувством, не способный объяснить от чего оно возникло. У него перенос? Его глючит? У Учих у всех такое ебучее тату на пальце? Оно было у мужа Какаши? Но, его никогда не было у Изуны. Они с Мадерой его набили ровно за полгода до событий. Это было их идеей. Оно набивается у них от наличия партнера? Или это. The image stuck inside my mind Your body trapped in space and time .... Мадара?        — Нет. Это же не может быть Мадара.Он умер. А если он жив и это он сейчас с ним разговаривал? Ситуации похожи, да?        — Бред. — слышит голос тени рядом. И все же: фамилия, кольцо, история.        — Мадара умер. — сухо комментирует тень за его спиной. — Ты ебнулся. А если...если это действительно, ну может быть, что это Мадара? Есть один процент, что это он?        — Тогда даже я ахуею. Он ебанутый психопат и садист, в таком случае и знатно издевается над нами. И ему нравится это. Он наебал тебя. И если это так… Пошел он нахуй. — тень поникла и ушла. Самая нежелаемая и болезненная мысль возникает в его голове скулежом и он снова ловит приступ удушья. Он задыхается, ему дурно. Его мутит, он тянется за таблетками в карман и резко добегает до кухни чтобы запить их водой. Ему померещилось? Он сам не понимая зачем, подходит к окну и смотрит как его клиент спокойно переходит дорогу, доходит до дома напротив и стоит у двери. Тобирама видит как… …Мадара оборачивается к дверей и смотрит в сторону его дома… Они так молча стоят и смотрят друг на друга. Тобирама покраснел от того, что его так спалили — но отважно остался стоять на месте, пока… The image stuck inside my mind Your body trapped in space and time ...Мадара усмехается, стоит и пристально смотрит на него — они оба смотрят друг на друга и наконец Мадара первым отворачивается и... ...Тобирама отходит от окна его дома, в то время как... В Доме Мадары зажегся свет. For too long, I've been too fake Pretend to be I see myself go insane I've got a lot I cannot say Он стоит так еще минут пять, пока слышит голос Наруто за своей спиной — он что-то спрашивает его. А Тобирама думает об одном странном вопросе, который крутиться в его голове, он навязчиво ловит потребность, желание спросить у этого человека.       — У Вас одна фамилия, ты знаешь Мадару Учиха? И если знаешь — ты ему кто? Откуда у тебя эта ебучая татуировка на пальце? Как давно? И почему у тебя такое же фио как у деда Мадары? Ты кто ему? Он не может понять. И самый страшный вопрос, который звучит как абсурд. — Мадара? Это ты? Мадара заходя в дом, слышит утверждение:       — Вернулся? И как прошло? Он игнорирует вопрос, проходит мимо собеседника, c отвращением скидывает с себя парик — от него чешется голова, снимает линзы, по пути в ванну скидывает с себя эти все шмотки — ему надо в душ. Достает нож, кладет его на кухонный стол, достает ружье, несет его с собой в ванну. Стоит под струями воды и снова слышит вопрос рядом с ним у душевой кабины:        — Тебе понравилось? Мадара сжимает зубы до скрипа, выключает воду, выходит из ванны. Идет чистить нагой зубы, пытается успокоиться, стоя у зеркала, видит за собой его собеседника. Пытается дышать ровно. Он тенью идет за ним и так они в тишине доходят до кухни вместе.        — Не игнорируй меня! Мадара фыркает, надевает на себя одни спортивные штаны, достает бутылку коньяка и наливает себе стопку в стакан. Как же хорошо быть собой — со своими волосами, цветом глаз, светом кожи и без всяких наклеек на лице и прочего дерьма.        — Да что ты бесишься?! — собеседник садиться напротив него и наливает и себе. Мадара молчит, сжимает руками стакан, залпом выпивает, собеседник цокнул языком и так же отзеркаливая выпивает свою стопку следом. Ружье лежит между ними. После Мадара вытирает ладонью свои губы и наконец поднимая на собеседника свои глаза, которого игнорировал все это время — говорит по слогам.        — Ахуенно прошло. Он думает, что я — сдох. Что ты из себя идиота строишь? Ты и сам знаешь это.        — Ну это же хорошо! — рассуждающее произносит человек. — Он нас не забыл и не придуривается. Что ты бесишься? Я не пойму. Это прекрасная новость. Ты же был рад! Я видел! — он хлопает в ладоши и подвигает бутылку к себе своими пальцами.        — Ахуенно просто. — уныло говорит Мадара, хмурясь, стучит пальцами по стакану. — Что делать то с этим говном? Сказать: «Привет, я жив, люблю тебя пиздец, пошли в загс? Я вернулся спустя 10 лет. Два года назад чуть не сдох, но ты меня похоронил, и я все для этого сделал, я скрывался и теперь пришел тебя счастливым сделать? Ты как там вообще? А! У тебя все еще брат пизданутый есть, который все это завели и мужик, который тебя засасывает в дверях? Ну ничего страшного — вальнем и их? Да ты не переживай — я в этом профи стал. Не боись! Нет-нет, я не ебнутый убийца, только немного. Делать что? Ответь! Мадара поднимает опущенную голову и видит как его собеседник… Он видит как его тень.. Он видит…как он сам сидит напротив него и смотрит на него, улыбается широко, смотря на него спокойно, облокотив голову о ладонь смотря на него усмехающиесе. Он облизывает губы свои, наливает ему стакан коньяка еще и произносит:        — Праздновать дорогой, мы будем праздновать! — он подносит стакан к его лицу и улыбается шире. — У нас праздник сегодня.        — Поминки. — язвит Мадара в ответ.        — Хорош пиздеть! — гавкнул второй Мадара. — Хули ты раскис? Теперь он никуда не исчезнет и мы все должны делать грамотно и правильно. С рукой хорошо вышло — хвалю. Пусть посидит и подумает на ночь глядя. Наше здоровье!        — Наше здоровье! — Мадара кивает и чокается с ним стаканами. И они оба залпом выпивают второй стакан сидя друг на против друга.

I see myself go insane I've got a lot I cannot say For too long, I bide my time For too long, I've been too fake Pretend to be The image stuck inside my mind Your body trapped in space and time