Немного нервно...

— Так что ты всё-таки решил? Пойти? Неужели тебя так заинтересовал этот альфа? Саске лениво валялся на безупречно заправленной постели старшего брата прямо с ногами, что было, разумеется, строго-настрого запрещено, и смотрел, как Итачи прихорашивается. Хотя, что в этом облике можно было бы довести до ещё более идеального совершенства? Итачи всегда казался Саске столь недосягаемо прекрасным, что младший и не думал ровнять себя с братцем даже мысленно. Куда там! Итачи весь был словно изваян резцом талантливого скульптора из белого мрамора и черного базальта, раскрашен кистью гениального художника и призван к жизни каким-то очень талантливым божеством. Старший братец был так красив и так глубоко был погружен в самое себя, что Саске с детских лет и до сих пор тайком верил, Итачи — на самом деле зачарованный принц и не хватало только поцелуя истинного, чтобы расколдовать этот легкий, но прочный флёр ледяной непричастности Итачи к жизни. А поцелуя-то всё никак и не случалось. Итачи достиг своих двадцати семи в благословенном безбрачии и Саске просто плакать хотелось от обиды. Ну почему, блять, почему?! Омеги, их друзья и знакомые, и знакомые знакомых, которые и в подметки не годились старшему из омег Учиха, все как-то один за другим находили свою судьбу и бегали потом счастливые, пузатые, присылали Микото приглашения на свадебные торжества. А Итачи, уникально, баснословно, невзъебенно красивый, умный, весь такой волшебный-преволшебный, так и сидел по вечерам дома, словно заколдованная царевна в волшебном тереме, и мать с отцом год от года все чаще и явственней вздыхали, слыша новости о чьей-нибудь свадьбе и все чаще отказывались от таких приглашений. А Итачи ходил, все ниже опуская голову, точно в чем был виноват. Саске плакал от обиды за брата и горячо-прегорячо обещал себе, что никогда, ни за что, ни за какие коврижки не согласится ждать этого своего истинного. Да пошел он, этот истинный, в задницу! Если можно было так поступать с Итачи и игнорировать его, то и Саске никуда не уперлось страдать из-за какого-то там альфы. Итачи положил гребень на подзеркальник и качнул безупречно расчесанным струящимся водопадом черно-врановых волос. Приблизил лицо к зеркальному своему отражению, словно желая увериться, что ни одна самомалейшая морщинка не осмелилась еще появиться на этом безупречном облике. — Что дурного случится, если сходить в театр? Да и незачем огорчать мать и отца. Они и так уже неделю дышат через раз, думая, пойду я или нет. — Но альфа-то этот тебе понравился или нет? — Саске спрашивал просто так, чтобы не молчать, ведь на самом деле он никогда не надеялся получить от братца прямой ответ. Итачи весь был такой — вещь в себе. Он если и хотел было в откровенность, то все равно получалось только еще больше запутать собеседника. — Недурен. Впрочем, ты и сам все видел. Н-да-с, недурен. Альфа был охуенным, если уж на то пошло. Саске ручался, что за весь тот нелепый вечер ни один мускул на его лице не дрогнул, выдавая интерес. Но внутри аж все сжалось, да так, что Саске даже напугался, когда невовремя явившийся домой, он был вынужден присоединиться к небольшому семейному междусобойчику и сесть за стол с этими Намикадзе, гуй бы их побрал. Напугался он, разумеется, вовсе не четы Намикадзе. В них-то ничего пугающего как раз не было. Улыбчивый светловолосый бета и красноволосая бойкая его женушка были Саске знакомы по каким-то смутным семейным хроникам в виде фотографий в семейном альбоме, которые маленький Саске пролистывал не задерживаясь. — А это… Это наш младшенький… Саске, поздоровайся же. Саске как был с полевого выхода, весь грязный и потный, встрёпанный, смертельно уставший, еле держался на ногах. Однако выучка свое дело сделала. Ослушаться мягкого спокойного голоса Микото, в котором тем не менее сейчас прорывались-таки панические нотки? Нет, этого голоса ослушаться он не мог. Повернулся, не видя перед собой уже от усталости почти что ничего, и раскланялся по всем правилам этикета. — Саске, что с твоей одеждой? — прогрохотал отец, точно первый раз видел сына в полевой форме бойца мотострелкового взвода после боевого марша. — Немедленно переоденься, умойся и за стол! — Да ну что ты, право, Фугаку, — миролюбиво и лениво протянул светловолосый мужчина, фамильярно облокачиваясь на плечо Учихи. — Что у нас тут, светский раут, что ли? Просто семейная вечеринка по случаю… Будете у нас — тоже давайте без церемоний. Так твой младший служит? Не знал. Мать молча подала Саске полотенце, пропитанное теплой эссенцией и Учиха вытер руки и лицо, проклиная все на свете, а особенно — тайчо Райдо за его вахтерские замашки. Саске вообще не планировал сегодня возвращаться домой, он должен был заночевать у пацанов в общаге, там помыться, постираться, выпить пару единиц пивка, порубиться в приставку и завалиться спать. Там Саске дышалось не в пример легче, чем в родном доме, где только разве что стены не шептали ему на ухо: «Вали уже замуж». Но приперся с инспекцией Намиаши и все планы пошли по хренам. Микото, которая тоже, очевидно, твёрдо рассчитывала, что младшенького нынче вечером дома не будет, молча указала глазами сыну его место за столом и Саске послушно сел, чувствуя, как дрожат забитые квадрицепсы ног. Построения и марш сегодня выдались с полной выкладкой. Окинул взглядом стол и натурально охренел. Семейная, блядь, вечеринка? Даже на день рождения самого Итачи стол не сервировался с такой пышностью, как сегодня для дорогих гостей! Да, Саске против воли припоминал, что разговоры об Намикадзе этих ползали по дому уже давненько, то затихая, то усиливаясь. Вроде как, отец семейства получил новое назначение после долгой службы, и они должны были вот-вот, на днях приехать. У них тут, в Токио, жил сын. Ну, и соответственно, семейство Учих, с которыми те, вроде бы, дружили чуть ли не с детства. И вот, видимо, долгожданное прибытие наконец состоялось. И пригласить их в гости Учихи отважились только в отсутствие Саске. Саске незаметно кривовато усмехнулся. Родителей можно было, в конце концов, понять. Омега, надевший военную форму, шлындавший днями и неделями по сборам и маршам среди альф, да еще и рисковавший чуть не каждый день своей жизнью… Малоприятный семейный факт, что и говорить. Саске родителей правда очень даже понимал. Но кто ж им был виноват, что Саске таким уродился, очень, мягко говоря, нестандартным омегой. И даром что альф никаких ему и на дух не надо было, он же понимал, как всё это выглядело со стороны. Шлюха. Это Саске уж миллион примерно раз высказывали в лицо всякие альфы, с изумлением всосавшие тот факт, что руку им только что профессионально заломал и по почкам армированными ботами отработал самый настоящий омега. Конечно, мычали они недолго, скрученные в бараний рог. Саске все болевые приемы отрабатывал в зале на совесть. Умино его хвалил и всем в пример ставил. Хотя самого Умино он свалить пока так и не смог еще ни разу. Ну, да Умино не всякий еще альфа бы смог заломать, так что тут без обид было. Кстати сам Умино, их штатный инструктор, тоже был омегой и этот факт немного грел душу. Не один Саске был такой вот паршивой овцой. Интересно, а Умино называли шлюхой? Инструктор был незамужний. И тоже мотался по сборам и маршам и вообще, куда нелегкая служилая дорожка поведет. Значит, называли. Конечно, раз дома не сидит, значит, шлюха. Логика у альф была предельно упрощена, что никак не добавляло им очков в глазах омеги. От мысли, что среди этого тестостеронового сброда вдруг мог найтись для него, Саске, истинный, вообще тошнотики брали. Ну-ка на хер! Нет, конечно, сослуживцы были с Саске не в пример скромней. По крайней мере, вякать что-либо у него за спиной и в лицо откровенно опасались. Саске в конце концов каждого заставил себя уважать, хоть даже один клык потом и пришлось вставлять у стоматолога. Но репутация дороже. Но вообще, при одной мысли о даже самом невинном взаимодействии с каким-нибудь альфой, Саске морщился от отвращения. Он и так-то был не особо контактным, но уж род службы вообще выточил из Саске существо асоциальное. — Добрый вечер! Мотострелки сегодня на боевом марше? Ну, как отстрелялись? Саске поднял взгляд. Ого! Саске невольно сглотнул. А вот, похоже, была и главная причина таинственно и поспешно подготовленной вечеринки и непомерно пышно сервированного стола. И материных опалов на руках и груди, что надевались раньше разве что по случаю переизбрания президента или дедовых именин. И отцовской натянутой улыбки, которая шла к его угрюмому лицу, как корове седло. Альфа… Белобрысый, крепко загорелый, плечистый и такой синеглазый, что сразу было ясно — дело дрянь. Саске потянулся за бокалом и одним глотком осушил его. Он, блядь, впервые в жизни просто не знал, что ответить! Слова все вдруг просто испарились с легким «Пуф!» из головы! Итачи рядом, усаженный с известными целями прямо напротив альфы, мелко кашлянул. Он не допускал нарушения этикета за столом. Поэтому Саске частенько ужинал у себя в комнате, подальше от придирчивого ока братца. — Сегодня не отстреливались, — наконец пробурчал в стакан, давясь и прикашливая, Саске. — Ходили на марш, отрабатывали залегание. Разминались, словом. Белобрысый альфа откинул голову, слушая Саске так внимательно, что омега тайком, прикрываясь стаканом, оглядел сколько смог свою грудь, все ли было в порядке с его одеждой. — Наруто Узумаки, — вдруг тряхнул своими соломенными патлами альфа. — Шестая сводная специальная бригада. Майор. Саске, позорно боровшийся с кашлем, так и обмер. Спецназ? Вот так встреча! — О-о! Курочки Хатаке? — кривая ухмылка против воли вылезла-таки на лицо Учихи. Курочками спецназовцев называли, конечно, за глаза, мало нашлось бы храбрецов называть так этих знатных головорезов в лицо. Но их уматные береты ярко-алого цвета, свешивавшиеся на одно ухо, вызывали вместе с опасливым уважением и подхихикивания. Губы альфы дрогнули и Узумаки ярко ощерился. — Завтра увольнительная? Саске, плохо понимая, что происходит, кивнул. — Приглашаю к нам на стрельбище. Будем дружить взводами. Не побоитесь, что курочки заклюют? Саске считался одним из лучших стрелков у себя, так что в общем-то не боялся. — Принято. Кстати, старший лейтенант Саске Учиха. Второй мотострелковый взвод. — Приятно, — улыбнулся Узумаки, глядя Саске в глаза. Пронзительно синий взгляд жег невыносимо, а Узумаки и не думал отводить взгляда. — Кхм, — вдруг кашлянул Итачи, возвращая в гостиную воздух и свет. — Не передадите ли мне соус, Узумаки-сан? Саске выдохнул сквозь стиснутые зубы и уткнулся в свою тарелку, которую даже не заметил как Микото подпихнула ему прямо под нос. — Оу, с удовольствием, Итачи-сан, — прогудел глубокий бархатистый баритон. — Прошу прощения, что отвлекся. Да уж! Отвлекаться от Итачи не позволялось никому на этой земле. Наверное, даже начнись извержение Фудзиямы, никто не побежал бы эвакуироваться прежде чем Итачи не торопясь отпил бы своего чаю, протер губы салфеткой и милостиво дал бы наконец разрешение спасать свою драгоценную жизнь. Наруто легко и изящно, что при его-то медвежьих габаритах выглядело просто невероятно, подхватил соусник и галантно обогнул весь стол, чтобы с лёгким полунаклоном предложить Итачи-сану соевый соус. Твою ж мать, какие манеры демонстрировал нынче спецназ! Саске во всяком случае, оценил! Итачи, склонив голову по-птичьи, царственно кивнул Узумаки, когда к нему на тарелку капнули пару капель. — Саске, а вам? Не веря своим ушам, Саске поднял взгляд на блондинистого полудурка. То есть, блять, для Узумаки принадлежность младшего Учихи, потного, грязного, в растоптанных берцах и замурзанной разгрузке, к омегам никаким секретом не являлась? Не мог же проклятый альфа учуять запах… Саске открыл рот, чтоб послать господина майора шестой сводной специальной бригады нахрен, но вместо этого почему-то сказал: — Да, благодарю… Итачи метнул искоса в братца косяка, которого вполне могло хватить, чтоб уничтожить на месте некрупную цель. Например, средней упитанности мышь или таракана. Саске отвел взгляд к себе в тарелку, остро чувствуя, как альфа приблизился настолько, что на Саске повеяло его мускусом и жаром. На тарелку упало несколько остро пахнущих капель. И мускусный жар сбоку, задержавшись рядом ещё на одно необъяснимо лишнее мгновение, исчез. Наруто двинулся с соусником к Микото и та, как заторможенно уловил пылавшими огнём ушами Саске, вся рассыпалась в благодарном щебетаньи. Сверля в то же самое время тёмным взглядом щёку младшего сына, посмевшего возжелать себе хоть крошек с барского стола. Конечно, куда полез со свиным рылом да в калашный ряд? Ведь понятно же было всем собравшихся сегодня за этим столом, что зван козырный альфа был специально для Итачи. В последнем усилии добыть для любимого ненаглядного дитяти желанную жар-птицу. А Саске что, отрезанный ломоть, порченый товар. И сиди потому тихо, не порти братцу расклады. Блять! Блять! Блять!