1998 год, Зима
Иерархия — свойство небес. В аду все равны. Раньше не понимала обширного значения этой фразы. Считала её чем-то возвышенным и неприменимым для реальной жизни. Какая нелепость. Мы же говорим о людском обществе, а значит пора начинать читать между строк, господа. Возможно, наш мир и есть царство, где и у чертей имеется иерархия. Вернее, только они и наделены столь высшими привилегиями, а ангелочкам же обрезали крылья и отправили обливаться потом, кровью, слезами… ну и прочими телесными жидкостями. У меня также присутствуют на руках права в этой небольшой, но сложной структуре и мне нравится думать, что я их использую на благо общества. Хм, по крайней мере, пока это выгодно и не становится камнем преткновения моих интересов. — Прошу всех встать. Суд идёт! — звучит зычный голос моего секретаря. Возникла благоговейная тишина в зале слушания, нарушаемая тихими всхлипами пострадавшей гражданки Гавриловой, которую вновь успели довести или ей просто нравилось рыдать. Каждое слушание сопровождалось ее ревом, который действовал мне на нервы. Адвокаты перекидывались пристальными взглядами друг с другом. Это была безмолвная дуэль, где они прощупывали, как злейшие противники и выискивали слабости. Забавное зрелище. Но я уже знала, чем закончится финальное слушание. Выпрямив спину, окидываю присутствующих холодным взглядом и властно чеканю: — Прежде чем открыть судебное заседание, я исключаю из процесса слушания Крюкова Олега Геннадьевича за попытку угрозы старшине присяжному Голубкову Анатолию Петровичу. Ваше дело будет рассмотрено восемнадцатого декабря в 14:00. Самодовольство с лица плешивого толстяка в ужасном малиновом костюме начало таять, а сам он резко рванул вперед, отягощая свое положение. — Охрана! Крепкий охранник Алексей заломил руку за спину отцу подсудимого. Краснота затопила мясистое лоснящееся лицо, а маленькие глазки испепеляли меня полным ненависти взглядом. — Отпустите меня. Я должен быть здесь, стерва! — пищал этот кретин на все здание раненной свиньей. — За неуважение к суду по статье 297 Уголовного Кодекса на вас также налагается денежный штраф. Впрочем, обсудим это через неделю, — нежно добавила я, наблюдая за тем, как в нем растет желание убить меня. Ну конечно, его же попыток наладить со мной контакт и отгородить сыночка от заслуженного наказания должно было быть достаточно, чтобы я сама подставилась. Поразительное скудоумие. — Чтоб ты сдохла, Каверина! О, а вот и проклятия пошли. Грубые и цепляющие меня также сильно, как песок стекло. А если что-нибудь пооригинальнее и попытаться сделать мне хоть какую-то боль, а? Нет, я не мазохистка, но всегда смешно посмотреть, как муха безуспешно дергается на пронзенной игле булавки. И почему мужчины думают, что если смазливая женщина у власти, то она какая-то бесхребетная амеба, которой просто повезло встретить могущественного покровителя? В любом случае, заблуждения — караются. Молча наблюдаю за тем, как его уводят, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. Наверное, из всех судей меня больше всего не любили. Ибо я — такая мразь неподкупная с дурным характером, что просто ай-ай-ай. Но проблема в том, что я знакома с судьями, занимающимися более глобальными проблемами и стремилась к тем постам, а не останавливаться на первоначальной ступеньке федерального судьи. Поэтому репутация у меня всегда будет на первом месте. Когда все лишние покинули заседание, я разрешила всем сесть и сама опустилась на свое место. — Слушается уголовное дело по обвинению Крюкова Никиты Олеговича в совершении преступлении части восьмой статьи 162 Уголовного Кодекса Российской Федерации — вымогательство, — громко и четко выговариваю каждое слово, глядя на съежившегося парня под моим взглядом. — Подсудимый Крюков в зал доставлен. Его защищает адвокат Орехов Роман Егорович. Дальше я называю пострадавшую, её адвоката, члена коллегии присяжных, своего секретаря и себя — Каверину Ядвигу Георгиевну. От последнего имени у стороны подсудимого буквально нервный тик и никакого святого благоговения к моему судейскому великолепию, чего не сказать о другой стороне. Если бы родителям хоть немного не было плевать на меня, они бы мной гордились. Но обойдусь и вкусом моего триумфа. Так как это было финальное слушание в этом деле и все улики были предоставлены против подсудимого, то тянуть с решением не было смысла. Подсудимый был приговорен к четырем годам лишения свободы. Его семье же следовало покинуть квартиру девушки в течение суток. Бедная девушка являлась сиротой, но с довольно неплохой трехкомнатной квартирой в Даниловском районе. В следствии этого девчонка сумела попасть под влияние непорядочного, но довольно привлекательного Крюкова, что женился на ней. Сначала все шло хорошо, но затем пошли безобидные просьбы, а после вымогательство денег, следом и требования переписать на него всё имущество, то бишь квартиру и машину, доставшиеся от родителей. Влюбленная дур… потерпевшая резко прозрела и — о, ужас — её жених оказался конченным негодяем! Подав на развод, Гаврилова вознамерилась выпроводить Крюкова, но тот подключил тяжелую артиллерию, подселив и всю свою бешеную семейку к ней, чтобы окончательно, массово добить. А участковый оказался другом отца подсудимого, так что пришлось девушки искать справедливости в зале суда. Вообще, полагалось бы за угрозу жизни и бытовое насилие наказание впаять, но Гаврилова тихим девичьим голоском взмолилась пожалеть бывшего возлюбленного и не трогать его родню, принимавшую участие в преступлении… тьфу, блин! Е-моё, ох уж мне эти сопли. В любом случае, его папаша пострадает точно, ибо хоть я и люблю посмеяться над собой и кинутыми мне оскорблениями, но ещё больше нравится глумиться над человеком с истоптанным лично мною чувством достоинства. После слушания, моей целью было прямиком направиться домой, сделав небольшой крюк в штаб. Правда у судьбы также имелись свои планы на меня. — Ядвиг, подожди! Останавливаюсь, давая ножкам в сапогах на длинных каблуках до меня дойти. Секретарша моего коллеги, Римма Соколова была старше меня лет на пять и имела крайне вздорный характер, но это не помешало нам найти быстро общий язык. А если серьёзно, то она — единственная, кто мне понравилась на моем новом месте работы и не лебезила передо мной. Хотя, я уже была готова пару раз убить её. Мягкое облачко пара выходит сквозь теплые губы, вмиг растворяясь в воздухе, пока я кутаюсь в свою дымчато-серую песцовую шубу. Декабрь выдался снежным и влажным, честно говоря меня это коробило, так как любила морозы. Не говоря о том, что пришлось сократить прогулки Забавы на воздухе. Не хватало ещё, чтобы она подцепила грипп или другую пакость, так как уже успела простудиться недавно. Моей маленькой дочери вздумалось сделать фруктовый лед по своему авторскому рецепту: тайком от Ирмы Николаевны она притащила сосульки, спрятав под водолазкой. Надрать засранке уши мне хотелось безумно, пока ночами пыталась сбить температуру. — С днём рождения, ворчунья! Взъерошенная Римма выскочила передо мной с букетом белоснежных гортензий, как черт из табакерки. Кожаные перчатки всё-таки свалились на землю, когда она сграбастала растерянную меня в объятия. — Чёрт побери. Кто тебе сказал? — мученически застонала я, глядя в её хитрые ореховые глаза. Быстро подобрала перчатки со снега и крепче прижала к себе букет. Гортензии мне нравились, чего не сказать о лилиях. Ничего против не имею этих цветов, но не мой организм. — Я же дружу с твоим Славиком. И, наконец, убедилась, что тебе действительно не двадцать три, а уже двадцать девять. Ты как так сохранилась, мать? В крови своих жертв, что ли, купаешься? — ехидно протянула она, бойко подхватывая меня под руку. — Спорт, медитации, здоровые питание и нервная система — творят чудеса. Рекомендую, — непринужденно ей отвечаю, направляясь к машине. Римма закатила глаза, ибо ей мои буддистские наставления, как пьяному трактористу до внешней политики Великобритании. — Спасибо за цветы. Я тронута. — А я буду тронута, если ты завтра сходишь со мной на встречу с моим бывшим мужем. — Надо же, Соколова, а ты — стратег. Начать с моего дня рождения, задобрить цветами и тут же изящно свернуть в сторону своего тюфяка «Ни рыба, ни мясо». Умно, — не скрывая сарказма в голосе, протянула я. Пробирающий до костей ветер заиграл в волосах, из-за чего темно-каштановые кудри начали лезть в глаза. Заправила часть копны за уши, остро жалея, что забыла палантин дома. Конечно, меня спасала машина, но и полезных прогулок никто не отменял. — Блин, Ясь, выручай. Эта ящерица хочет алименты детям урезать и ещё голос нагло подаёт, мол, на машину он тоже права имеет. Хотя сам просто вернул мне долг, чтобы я купила это чертово ведро, наконец, — начала нервничать Римма. — Ну, пожалуйста, поговори с ним так, как ты умеешь. Сама знаешь, сколько адвокат стоит и что я не могу себе его сейчас позволить. На языке подруги это звучало примерно так: «Каверина, запугай же этого супостата окаянного своими силами темными да жалом ядовитым поколи, как ты умеешь. Добро своё княжеское даю». С одной стороны даже забавно, но всё-таки это и оскорбительно. Вечно меня все выставляют каким-то уродом со связями. Правда, Соколова не такая. Просто до потери пульса устала уже от войн с бывшим мужем. Я взглянула на осунувшееся лицо женщины с темными кругами под глазами. Даже некогда блестящие, платиновые волосы поблекли. По женщине всегда можно определить, что с ней что-то тяжелое происходит именно по красоте. Почему-то она самая первая начинает увядать. — Хорошо. Артур сегодня приезжает и, как мне домработница сказала, собирается устроить романтический ужин в честь моего праздника, так что я точно захочу после этого кого-нибудь морально попинать, — закатив глаза, бормочу я. Римма счастливо взвизгнула, целуя меня в щеку. Я порадовалась, что её какой-то воистину девчачий настрой начал возвращаться, ибо смотреть было больно, что с ней сделал бывший муж. За один только этот поступок он будет из своих нервов себе вязать удавку, как и мой супруг. Не то, чтобы я так сильно не любила своего мужа… хотя, да и любить его было не за что, если честно. Потерять компанию по собственной глупости и скрываться много лет от тех, кто её захватил — убого. Я его не ненавидела, а просто не уважала, считая оружием достижения в своей карьере. А так как я получила все, что хотела, то развод был близок. Правда, Артур Лапшин решил, что четыре года брака — это уже повод думать, что со всеми потрохами принадлежу ему. Не стала его разубеждать, ибо думать изредка ему полезно, да и у человека хоть какие-то стойкие иллюзии должны быть, а то ещё сердце вдруг прихватит и братец мне голову открутит за него. — Слышала, что случилось с тем продюсером Кордоном? — Поймав мой взгляд, она рассмеялась и покачала головой. Конечно же, я обо всем знала. — Жуть. — Да, веселого мало, — согласилась я, доставая ключи от своего внедорожника. — Этим делом занимается другой суд, но мы также обсуждали это с Семёном Александровичем. Похоже, убийство было заказным. Что ни говори, шоу-бизнес — жестокое дело с кучей самого разнообразного дерьма.***
Голова раскалывалась от постоянных звонков, трезвонящих в офисе чуть ли не каждую минуту. То привезли сувенирку, то рекламные агентства настаивали на фотосессии, не говоря о репортерах. Сумасшедший дом, но, как ни странно, в этой суете мне удавалось работать организованно и систематично. — А я-то откуда знаю, как вы это сделаете? Это ваша работа, а не моя, юноша, но реклама должна присутствовать на всех биллбордах уже завтра утром… Да, даже за городом. Вам выделили средства, так что начните уже работать, наконец, а не мычать, как теленок на убой! — рявкаю я, присаживаясь на конец стола и выслушивая бессвязные бормотания на том конце. — Спасибо. И вам всего хорошего… черт бы вас побрал! Положив с грохотом трубку телефона, принялась делать в ежедневнике пометки. Стоило бы заказать еще партию календарей, так как их пришло очень мало с нынешним завозом и еще написать речь для молочного завода. Это должна быть речь человека сильного и грамотного, но имеющего непоколебимые принципы и большое сердце. Хлесткая, уверенная и цепляющая. Что-то среднее между громкостью слов Маяковского и философией Сенеки. Надо подумать. — Ядвига Георгиевна, я назначил встречу с репортером «Голубого Огонька» завтра вечером, как вы и велели, — произнес один из секретарей брата. — Угу, — отрешенно киваю я, начав записывать черновик будущей речи Володи. — Скажите кому-нибудь убрать коробки с сувениркой с главного холла в чулан. Ей-богу, не пройти, не проехать же. Когда мужчина удалился, возмущенно глядя на развалившуюся на столе меня, я продолжила увлеченно писать. Эта речь будет просто гениальна! Ай да я! В конце концов, Володя — бывший опер и к таким изыскам слова не склонен, но я сумею сделать из его образа идеального депутата для народа. Так как я лежала на боку, удерживая верхнюю часть туловища на весу с помощью локтя, а второй рукой быстро выводя предложения, то вскоре тело начало деревенеть. Конечно, можно было бы лечь на диван или же сесть, но на мягкой поверхности я усну, а сидеть уже устала. Да и здесь освещаемость лучше. — Володя еще не приехал? — раздался голос Гриши, одного из людей брата для черной работы. Даже преступники могут быть полезны. Мы с Володей это отлично знали, имея в запасе парочку таких санитаров. — Как видишь. Мужчина сел рядом на стол. Я ощутила, как взгляд белесых глаз заскользил от кончиков сапог по ногам к краю черного платья, затем дошел до глубокого выреза декольте, где явственно виднелись полные груди. Через пару минут меня это начало раздражать. Володю он мог подождать и в холле, общаясь с миленькой секретаршей Риточкой, но предпочел бесить меня своим присутствием. — Какие-то ещё вопросы? — интересуюсь и откладываю ручку в сторону, вскидывая на него жесткий взгляд. Гриша не внял моему молчаливому призыву пойти вон. Уголки его полных губ дрогнули в мерзкой ухмылочке. И, к моему бешенству, его рука легла сверху на мою, как бы случайно. А сам он склонился вперед, обдавая мое лицо теплым дыханием. — Да нет. — Ещё одна улыбка и его пальцы поглаживают моя кожу, словно проверяя на гладкость. Зализанные назад темные волосы блестели в свете электрической лампы. — Володе очень повезло с такой сестричкой, как ты. Гнев токсичным ядом вспенился между ребер, затем взорвался, как разбуженный и непримиримый вулкан, захватывая каждый миллиметр моего тела. Дыхание замедлилось. Быстро поднимаюсь и растягиваю губы в сладкой улыбке. — А ты, значит, хочешь, чтобы тебе тоже повезло со мной? — задумчиво протягиваю я. — А чё в этом такого? — Он вновь позволяет себе мазнуть взглядом — нагло и не скрывая своих мыслей — по все тем же моим бедным верхним девяносто. — Такой женщине точно нужен не Артур. — Действительно. И в этот же миг мой кулак обрушивается на него. Перстни оцарапали его узкое лицо: от левого уголка глаза до губы протянулась глубокая царапина. Красная теплая жижа оказалась и на моих пальцах. Шрам точно теперь будет украшать всю его жизнь, как напоминание о том, что ручонки-то свои держать нужно при себе. Яростно зарычав, Гриша потянулся к кобуре сзади, но я ловко подскочила к нему и плотно прижала лезвие моего верного ножа к горлу, а второй же рукой сдавила его нижний орган… Кстати, ничего особенного. Он тяжело дышал в то время, как мое дыхание оставалось ровным. Его глаза лихорадочно заметались, когда я сильнее сжала руку на пахе. И почему нет закона о кастрации похотливых тварей? Лично бы этим занималась! — Ну чё, повезло тебе, а? — прошипела я, сдувая кудрявую прядь с глаз. Затем пристальнее взглянула в его лицо, вздрогнувшее словно от сильной боли. — Ты к кому культяпки свои потянул? Или забыл, кто я такая? Забыл?! Лезвие проткнуло кожу и веселый алый ручеек побежал по светлой коже, творя причудливый рисунок. — Яд… Ядвига… — Георгиевна для тебя! — повысила голос я, резко отходя от него. — Еще раз такое выкинешь и поползешь на брюхе в зону, понял? Гриша согнулся пополам, прижимая одну руку к своему пострадавшему горлу и вторую к своему единственному мужскому достоинству. Второго-то, что про честь, благородство и гордость — у него отродясь не водилось. Я прошла к столу, достала салфетки из нижнего ящичка и вытерла кровь с руки, перстня и ножа. Затем также бережно засунула ножик в ежедневник, на котором был вырезан тайник специально под него. С годами моя паранойя неожиданно выросла в мощную интуицию. Несмотря на мою правоту, факт — неприятный. Обратно легла на стол, не обращая внимания на испепеляющий взгляд. Плевать. Даже если я буду ходить голая — это не означало, что следует нарушать мое личное пространство. В принципе, это правило распространялось на всех женщин. Уголок губ приподнялся вверх, когда я услышала шуршание, скрип петель и прикосновение пластика к дверной ручке. При том, звука шагов не было. Сомнения отпали. Братец присутствовал при этой небольшой разборке, но вмешиваться не спешил. Да и зачем ему слабые люди в команде, которые не способны постоять за себя? И да, родная кровь и принадлежность к женскому полу здесь не играли никакой роли. В принципе, с этой позицией я солидарна. К чему держать при себе слабую пустышку, которая лишь подкидывает проблем? — Гриш, погуляй пока, — произносит Володя, прекратив подслушивать и всё-таки раскрыть свое появление. — Лёд можешь попросить, что ли. Небось, опухло. Проходящий мимо бандюга кинул на него злющий взгляд, не оценив подкола, прежде чем быстро прошмыгнуть в коридор. Родственник зашёл в кабинет, смотря, как я переписываю его план на эту неделю в ежедневник. — Как моя крестница? — спрашивает он, подливая одной целой рукой воду в стакан. После ранения в Чечне, Володя носил пластиковый протез, на который часто надевал кожаную перчатку. — Да и вообще как работается на новом рабочем месте? — Ты же знаешь я быстро ко всему адаптируюсь, так что с этим проблем не было. А вот Забава, как ни странно, скучает по тебе, — произношу я, ставя точку в конце последнего пункта. — Обязательно я должна участвовать в твоей предвыборной кампании? Разве Игорь Леонидович не оказывает тебе достаточно поддержки в этом деле? У меня будут проблемы, если всплывет, что я хоть как-то причастна к политическим выборам. Увы, но судьям было строго запрещено принимать какое-либо участие в политике, как и вести предпринимательскую деятельность. Конечно, я совершенно не бедствую, но многим моим планам не суждено сбыться. Поэтому я раз в неделю или две появлялась в штабе Володи, следя за некоторыми работами и записывая ему речи. А так как мы родственники, то в этом не было ничего подозрительного для окружающих. — Оказывает, конечно. — Володя садится на кресло и берет свой ежедневник, просматривая мои каракули. Вскинув голову, он взглянул на меня и проговорил: — Но мне нужно, чтобы во всем этом принимал участие человек, которому я доверяю. После того, как меня бросало по всей Чечне, ты не присвоила мои активы и долю, хотя я указал тебя наследницей. А могла бы. Наоборот, ты сохранила все до капли, не дав Светику добраться до моих денег. Так что я хочу, чтобы ты иногда была у штурвала. Чужого мне никогда не нужно было. Да и Введенский как-то обронил при нашей встрече, что мой брат не погиб. А его доверием я намеревалась завладеть любыми способами, даже если бы пришлось самой подставиться. — Так мы же семья. Не говоря о том, что моей дочери будет только в плюс, если её крёстный станет депутатом, — с небольшой долей цинизма отвечаю. — Ну, тут ты не переживай. Про Забавку я не забуду в любом случае. Моя принцесса будет учиться за границей ещё, — с непривычной для меня теплотой в голосе говорит он. По-моему, единственной, до кого родственнику, помимо себя, было дело, так это Забава. Мужчина обожал её, как свою дочь. — Ладно, позже к вам заеду. Что там у меня по плану? Обсудив предстоящий масштаб работы на остаток декабря, я в последний раз проверила приготовления и собралась домой. Я была уверена, что дома меня ожидал мой любимый шоколадно-кокосовый торт с вишневой начинкой, который испекла моя домработница Ирма Николаевна. Утром у нее был излишне загадочный вид. Господи, обожала эту женщину. Она всегда знала, как мне поднять настроение. А вообще с тех пор, как Володя выдвинулся на пост депутата — он сохранял крайне оптимистичный настрой. Иногда это настораживало. Но не могу сказать, что меня не веселило то, с какой важностью он говорил о том, как попал в плен и как худо ему пришлось. Здесь моя фантазия особо разыгрывалась и я такие речи писала ему, что бабки рыдали. Да что там бабки? И мужики пускали скупые слёзы! Я тоже плакала, но от хохота, ибо все мною было написано с сарказмом, а Володя учил и говорил с душевностью настоящего героя. Талант, одним словом!***
— Нет, — тихо взвыла я, когда носки сапог придавили белые лепестки роз. А ряды свечей изображали таинственную дорожку. Я даже знаю куда именно она вела. На Олимп разврата в исполнении Артура Лапшина! — Господи Иисусе, за что? Вместо того, чтобы увидеть Забаву после тяжелого дня и провести свой праздник с ней, я пойду и кого-то убью! Это же можно считать за благословение с небес? Включая везде свет, я скинула с себя шубу, бросила ключи на столик и распахнула дверь своей ванной комнаты, где меня ожидало это чудо в пене. Толстые восковые свечи украшали комнату, бутылка красного вина, бокалы, фрукты на столике у ванны и букеты в вазах. Капец… полный и беспощадный для моей девичьей психики. — Ягинка, что-то ты сегодня долго. Я даже успел замерзнуть, пока тебя ждал, — протягивает Артур, опускаясь по шею в воду. Его колени забавно торчали из-под шапки пены. Интим в ванной? Серьезно? Я похожа на трехлетнего ребенка, дабы меня пенкой удивлять? Он бы еще уточек резиновых пустил. Только парадокс заключался бы в том, что уточкам я бы действительно обрадовалась, а Артуру нет. И вообще, водные процедуры — это слишком лично, чтобы делить их с кем-либо ещё. А для двоих скользко, мокро и травмоопасно, если партнер, конечно, не Арнольд Шварценеггер какой-то. Но так как я очень полюбила изображать роль милой женушки и четыре года брака обламывать Лапшина с возможностью обрушить на меня шквал страсти, толкнуть в ураган необузданности и первобытного желания, затащить в цитадель порока и… Ух, пора запретить Римме таскать мне свои романы. — Работа, да и заморочки с выборами еще. Такое постоянное напряжение, — вибрирующим голосом посетовала я, демонстративно прикладывая два пальца к виску. Кадык на его шее дернулся и он чуть подался вперед за вином. Налил в два бокала и протянул мне. Отказываться не стала, так как день и впрямь выдался тяжелым. Отхлебнула глоток вина, позволяя рубиновой влаге соскользнуть с губ и упасть на выглядывающую грудь из-под декольте. Взгляд его наполнился желания, когда я начала пальцами убирать капельки с кожи, а те слизывать с мягких подушечек. В принципе, этого эффекта я и добивалась. — Иди ко мне, Ясёнок. Я тебе помогу расслабиться, — охрипшим голосом говорит он, пытаясь своей ручонкой схватить меня за талию. Мелькнула отстраненная мысль, что ему не избежать еще одного плавания со змеей Чезаре, жившей у меня в кабинете. Верещал мужчина тогда знатно, когда Чезаре решил устроиться между его ног — в самом теплом местечке. Я же так хохотала, что бока потом болели всю ночь. — Артур, малыш, ну ты чего? Платье мне забрызгаешь! — капризно хныкнула я, уворачиваясь от него. — Да и у меня эти дни. Хочешь увидеть что-то еще красное, помимо вина? И как я не засмеялась в голос? Ума не приложу, ибо в этот миг разочарование и брезгливость создали потрясающую палитру на лице Лапшина. Имей я талант рисовать, то точно бы захотела запечатлеть это выражение скорби и злости. — Опять эти дни. Господи, сколько это уже может длиться? — проворчал он. Конечно, вопрос риторический и обращен даже не ко мне, а ко всему мирозданию, но проигорировать не сумела: — Неделю. Кстати, Забава у Ирмы Николаевны? — Да. — Затем его по-детски голубые глаза посветлели. — Послушай, есть же другие способы получить удовольствие. Просто, клянусь богом, я уже терпеть не могу, Ядвиг. Эм-м… я тут тебе кое-что привез… Только не говорите мне, что он притащил мне в подарок Камасутру! Ею же буду и гнать из своей спальни. Не желая слушать его, я скорчила лицо страдающей Девы Марии и быстро прошмыгнула из ванной, приговаривая о том, как мне плохо и вообще весь мир несправедлив к женщинам. Мужчины брезгливы и не любят нытье, а значит я буду всю неделю проверять на прочность нервы Лапшина своими жалобами и капризами, пока он не уедет. Ему в Москве нельзя было надолго останавливаться. На кухне я позвонила Ирме Николаевне и попросила привезти Забаву. Но так как дочь уже спала, то придется подождать утра. Следующие два дня у меня были выходные дни, на которые уже выстроились грандиозные планы. Конечно завтрашний вечер я пообещала Римме, но тут ничего не поделаешь. Стоит еще быстро состряпать документ для ее мужа, что никаких претензий он не имеет и будет платить исправно полагающиеся его детям алименты. Тем более, я уже придумала, как это сделать. Бессонница была частым ночным гостем для меня. После того, как я оставила Артура одного в гостиной, заперла дверь, выпила снотворное, то крутилась на кровати без конца. Но клубок спутанных мыслей мелькал сквозь сомкнутые веки. А я все думала и думала, думала… Получить должность судьи в двадцать девять — было настоящим прорывом в моей карьере. Не без помощи федералов, которым я подарила в общей сложности шесть лет работы, конечно. Но вместе с тем мысли о делах, которые мне предстоит рассмотреть в ближайшее время терзали мозг. Мой коллега, Семён Александрович говорил, что для новичков — это обычное явление. Мне ничего не оставалось, как прислушиваться и учиться у более опытных судей, если я хотела преуспеть. К утру встала с головной болью и полностью опустошенная. Будто меня всю ночь били, а после заставили бежать десять километров. Артур ещё вчера ночью покинул квартиру. Полагаю уехал в отель, где напивался и развлекался с вызванной девочкой. Надеюсь и похабную книженцию с собой прихватил. Водоплавающий романтик, блин. Позанимавшись йогой и выпив чашечку холодного кофе, я сходила в душ, а после проработала в своем кабинете несколько часов за компьютером. Копии некоторых дел брала с собой для более глубокого изучения, но для начала составила договор для семьи Соколовых и обсудила детали с Риммой по телефону. — Мама, мы пришли! Выходи давай! — звонкий и командирский голос Забавы разносится по всей квартире, заставляя меня отвлечься от предпоследнего пункта о встречи с детьми. Иронично, однако. Тихо прыскаю от смеха. Снимаю с себя очки, сохраняю документ, решив, что после всё перенесу на бумагу, и выскакиваю за дверь, попутно закрыв её на замок. Не то, чтобы я не доверяла своим домочадцам, но если Забава попадет в кабинет, то наведет такой хаос, что военная бомбежка покажется безобидным беспорядком. Топот маленьких ножек и спустя мгновение девочка влетает ко мне в объятия. От ее маленького тела исходит аромат клубничных леденцов и холода. — Привет, зайчонок, — улыбаюсь и чмокаю в две раскрасневшиеся щёчки от мороза. Затем туже затягиваю резинки со снежинками на её рыжевато-русых волосах, что сейчас были убраны в два задорных хвостика по бокам головы. — Я — коти-и-ик, — возразила Забава, поправляя сверкающие фиолетовые бусики на шее. Еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Девочка была безбожно избалованна мужчинами моей семьи и научилась спасаться от возмездия матери своим нежно-елейным: «дай я тебя поцелу-у-ую». Пока я думала, что стоит пересмотреть методы воспитания, то огромные синие глаза хитро прищурились на округлом личике. Дочка пригладила одной ручкой свой лиловый костюмчик, состоящий из курточки, юбки, бежевой водолазки и такого же цвета колготок, а второй что-то удерживала сзади. Затем скептично сморщила темно-розовые губки бантиком, оглядывая мой домашний вид. Забава почему-то постоянно требовала меня дома носить вечерние длинные платья или костюмы и ей дико не нравились мои домашние черные легинсы, очки и растянутые футболки, оставшиеся со времен, когда я бегала на концерты Цоя. Да, этот маленький модный монстрик хотел красоты во всем и всех, предпочитая уже целыми часами проводить время у зеркала и примерять свои наряды, подбирая к ним аксессуары. Каждый месяц я покупаю ей новый выпуск журнала «Vogue». М-да, девочка, которой три с половиной года, больше женщина, чем я. — Закрой глаза, — потребовала она. — Котёнок, ты хочешь мне нарисовать усы? — съехидничала я, все же закрывая глаза. — Усы на тётях стрё-ё-ёмно выглядят. — А это было обидно, между прочим, — проворчала недовольно я, причисленная к «тёткам». Слово просто неприятное. — Переживёшь, — с пофигистичной манерой отозвалась Забава, распуская мои волосы из пучка. Я почувствовала, как она их приглаживает, укладывая на плечах. На висках появилось немного неприятное давления, корни волос за что-то зацепились, а на лоб легло нечто прохладное и длинное. — Готово! С днём рождения! Я распахнула глаза и посмотрелась в маленькое зеркало с оправой в виде серебристых бабочек, которое удерживала сияющая Забава. На моей голове была детская чёрная корона, слегка модернизированная: крупными красными стразами было выложено слово «мама», а с конца короны свисали черные нити бисера, переплетающиеся с золотыми. — Ух, какая красота, — растроганно проговорила я, поправляя корону на голове. — Сама делала? — Тетя Ирма ещё. Тебе нравится? — в ожидании спросила девочка. — Очень. Буду на твои утренники теперь в ней ходить, — хихикнула я, представив выражение лиц воспитателей и остальных мам. — Иди ко мне. После того, как ещё раз поблагодарила Забаву за подарок, мы отправились на кухню, где Ирма Николаевна уже подготовила небольшой праздничный стол. И да, мой любимый тортик был! Ирма Николаевна тоже не осталась в стороне, подарив мне мягкий белый свитер крупной вязки, который сама сотворила. Сидящая в их подарках, я радостно улыбалась, как ребенок. Позже Забава объявила, что вскоре выйдет замуж, пока домработница тихо смеялась с деловитости девочки. Когда я спросила о будущем претенденте на её руку и сердце, то девочка сморщила носик и туманно ответила, что соревнование не закончилось. Я любила такие посиделки, где у каждого имелся шанс рассказать о себе. Смех и модные наставления Забавы, искренность, тепло чая и бархатистый вкус шоколада на языке, беззлобные шутки… Это грело моё сердце. Забаве, наконец, предоставился шанс забраться мне в гардероб и выбрать платье. Так как встреча с Соколовыми была назначена в новом баре «Золотой Орёл» на Тверской, который я нередко посещала, а публика там была приближенная к элите, то и выглядеть стоило соответствующе. Не говоря о том, что я собиралась закрутить роман под Новый Год с каким-нибудь одиноким привлекательным интеллигентом. Ничего серьёзного. Обычная классика: непринужденные беседы, флирт, походы в рестораны или театр, цветы, парочка подарков и столько же ночей. Бурно, стремительно и безболезненно. Это всё, чего я ждала от своих романов. — Какая ты красивая у меня, мам, — восхищенно выдохнула Забава сзади, развалившаяся у меня на кровати. Я удовлетворенно улыбнулась уголками темно-красных губ, пока застегивала сережки с мерцающими черными агатами в ушах. Затем критично оглядела себя в зеркале и чуть подправила подводку ватной палочкой на левом глазу. — Приеду поздно, так что ложись спать и не жди меня, — проинструктировала я дочку, подхватывая папки с документами.***
По белому акрилу раковины стекали красноватые линии, пока Пчёла усердно отмывал саднящееся лицо. Отбитый бок ныл с такой силой, что дышать было тяжело. Но так как ему уже довелось участвовать в драках, то он знал, что ничего серьёзного. Правда, обычно он давал сдачу, а не сводил взгляда с наставленных на них винтовок. Гребаные ОМОНовцы. Замызганная грязью, снегом и кровью одежда была упакована в пакет. Потом выкинет её, главное, чтобы сын не увидел его в таком виде. Пчёла ему уже крикнул из ванной, чтобы он собирался к дедушке с бабушкой, ибо сегодня просто морально не мог оставаться спокойным. Ему хотелось надраться в дрова и забыть их приключение с Космосом и Шмидтом в лесу, как страшный сон. Выйдя из ванной, Пчёла почувствовал запах рыбного супа. Та-а-ак, это ещё что значит? Саботаж? Ну, Женька, упрямец мелкий! Стремительно проскользнув в свою спальню, он быстро надел черные брюки, рубашку, носки и ботинки. Мальчику не следовало видеть синяки на его теле. — Женёк, это чё такое? Я же тебе сказал, собираться к бабушке с дедушкой. Учебники взял с собой? — говорит Пчёла, наблюдая за тем, как мальчик стоит на стуле и достает аптечку их верхнего ящичка. Мальчик учился во втором классе и, ей-богу, Пчёлкина жизнь не готовила к постоянным домашним заданиям, рисункам и поделкам! Пацаны ржали над ним и подкалывали, называя «матерью-одиночкой с прицепом», а у Космоса вообще чуть не случился сердечный приступ, когда он пытался вырезать из кабачка поделку на какой-то осенний праздник. Чуть позже Женя им отомстил за их несерьезность к поставленной задаче, сделав из двух морковок подозрительно похожих на них уродцев. Не то, чтобы он не пытался найти Женьке новую маму, но после того, как его биологическая мать Соня прожила месяц с ними пару лет назад, то мальчик был категорически против любых женщин в их семье. Красавица Соня бросила Женю в первую же неделю его рождения на свою старшую сестру и уехала в Америку — строить новую жизнь и свою актерскую карьеру. До нынешних дней Женя признавал лишь одну женщину своей матерью. Только её уже не было более четырех лет в живых. — Да, я все понял и сделал, — безмятежно отозвался Женя, спрыгивая с пластиковым контейнером на пол. И действительно, мальчик был одет в утепленные штаны, водолазку и махровые носки, а пухлый рюкзак валялся в углу. — Это тебе зачем? — усмехнулся он, потрепав светло-русые волосы сына ладонью. Голубые глаза на узком лице с ехидцей взглянули на него. — Это не мне, а тебе. Чтобы ты аспирин не искал по всем шкафам утром и не уронил на моих рыбок стакан, — вернул ему такую же улыбку мальчик и добавил: — Дядя Космос звонил. Пчёла прикрыл глаза, мысленно выматерившись. У друга имелась дурацкая привычка сразу говорить, как кто-то взял на том конце провода телефон, а Женя слишком был хитрым и выслушал всю тираду до конца. И судя по всему понял: зачем его отправляли на пару дней к бабушке с дедушкой. Сын заботился о нём, научившись даже готовить сраные супы! Из-за чего Витя старался сдерживать свои пагубные привычки. — Твои рыбки будут в порядке, мелочь, — буркнул Пчёла, поглядывая на круглый аквариум на столешнице, где плескались две серебристые скалярии. Помимо этих хвостатых, у Жени ещё был серый кот породы мейн-кун Сильвестр, которому настрого было запрещено попадать в спальню Пчёлы, ибо эта усатая сволочь сыпала шерстью везде и дрыхла именно на оставленном пиджаке на кровати. Гнусное и растолстевшее создание, которое оставалось безнаказанным. Стоило оставить любимца сына на балконе, так Женя в знак протеста уходил вслед за Силей. — Так, давай собирайся. За тобой скоро приедет человек, — постарался придать строгости в голосе Пчёла. — У него на заднем сиденье тоже будет запуганный бледный парень? — спаясничал Женя, чем заслужил мрачный взгляд отца. — Да шучу я, пап. Кстати, мне новая мама — не нужна. — Жень… Но мальчик уже подхватил с пола рюкзак и последовал к двери, кинув: — Я ушёл! — Мусор выкинь, козявка борзая! — Сам выкини. Твоя очередь, — долетело полное невозмутимости и гордое. Пчёла фыркнул от смеха, наслаждаясь их короткой словесной дуэлью. Нет, Женька у него всё-таки мужиком растёт. Как ни странно, сын для него не был никогда обузой, в отличие от его изредка появляющейся матери. Он любил навести драмы и шутливо пожаловаться о том, как тяжек путь отца-одиночки и ребятам этого не понять. Хоть у Саши и был тоже сын, но его воспитанием больше занималась Оля. Наверное, к счастью. Сначала он вместе с Шмидтом поехали в «Метелицу», где достаточно долго кутили, пока один из братвы не решил посетить новое модное местечко на Тверской, где зависает часто его босс. Вообще, в «Метелице» Пчёла давно не был и просто решил сюда поехать, как дань уважения некоторой ностальгии, поэтому без каких-либо возражений согласился продолжить веселье в другом месте. Знакомство с заведением «Золотой Орёл» началось с чугунного выражения лица охранника и милой улыбки белокурой администраторши Евы, которая провела их к заказанному столику. Лоск и благородство помещения подкреплялось темным деревом, золотыми элементами на черных гладких стенах, полумраком и нежно играющей музыкой. А вот обширный бар безумно сиял, как оторванный кусок Вегаса. — Так чё, крест-то Космосу вернули? — поинтересовался Шмидт, опрокидывая в себя шот. Его лицо раскраснелось, а лысый череп обтянула тоненькая испарина. — Понятия не имею. У меня Женька дома был и чё-то о делах вообще не перло болтать, — скривился Пчёла, расстегивая ещё одну пуговицу на рубашке. — Шмидт, давай тему замнём, а? — Да не вопрос. Короче, я недавно ездил в Барселону и встретил там Васю Чирика. Он ещё у Кабана раньше служил. Сейчас у местных крутится. Короче, он мне сказал, что по сути можно выйти латинский торговый рынок и… Их внимание привлекло резкое столкновение подчиненного Шмидта с девушкой в бархатном красном платье. При том было видно, что парень нарочно задел её, из-за чего папки выпали из рук и листы теперь валялись на мраморном белом полу. — Вы в своём уме? — звенящий от ярости голос разнесся по всему помещению. Девушка чуть присела, подбирая с пола документы и не подозревая, что многие мужские взгляды заскользили по её тонкой талии, округлым бедрам и стройным ногам в черных лодочках на шпильках. — Прости, дорогуша. Дай я сам… Упс. Водка из покачнувшегося стакана в воздухе плеснулась прямо на оставшиеся бумаги. Девушка резко выпрямилась и откинула темно-каштановые кудри назад. — Боже правый, — прошипела она. — Валентин! Тут же появившийся охранник оскалился, будто бы только этого и ждал. Подхватив пьяного вдрызг парнишку под шкирку, он пробухтел: — В нашем заведении запрещено докучать другим гостям, так что просим вам немедленно убраться. — Эй, я… — начал было борзо парень. — Не говоря о домогательствах у бара. Так что идите-ка домой, юноша, и там уже сами себе помогите, пока родители не проснулись, — язвительно бросила брюнетка, из-за чего самомнение юноши все больше начало сдуваться. Пчёла расхохотался и пару раз хлопнул в ладоши, глядя на позорный побег пристыженного парня. Он должен был принести ему коньяк, а в итоге: решил сыграть в героя-любовника, так что награда нашла своего победителя. — А ничё девка. С огоньком, — протянул Шмидт, наблюдая за тем, как девушка вновь начала собирать листки. — Стерва, — усмехнулся он. — Хотя с такими бывает очень интересно. Не теряя времени, Пчёла первый подскочил со своего места, не давая выругавшемуся Шмидту и шанса. В конце концов, раз его прислужнику отказали, так куда ему соваться? Быстро приглаживая волосы и поправляя воротник рубашки, он за миг оказался рядом с девицей. — Не надо. Я сама, — тут же огрызнулась она, когда последние листки подобрал Пчёла. — Также сама, как тот бедняга, которого ты вышвырнула? — говорит Витя, просматривая добытые документы. Вернее, это была часть договора. Похоже, это она являлась юристкой. Они выпрямились. Мужчина быстро пробежался взглядом по строкам документа. Похоже, это был что-то вроде договора о расторжении брака и условиях. Соколова. Р. Интересно это её инициалы и значит ли, что она такая злюка, из-за развода? — Ой, да ты шутник. Как насчёт того, чтобы отдать документы и подождать меня между столиками «отвали» и «я не знакомлюсь»? — парирует девушка, смахивая капли водки с пару листков и бережно убирая их в файл. — Какое чувство юмора. Послушай, я хочу тебя угостить, колючка. Или это преступление? — с очаровательной улыбкой произносит он. — Смотря чем. Пчёла закатил глаза от её колкого тона. Тем больше было причин проучить засранку за дерзкий язык. Он оторвал взгляд от документов, желая взглянуть в лицо девчонки и решить стоит ли того, чтобы с ней связываться. Однажды, Пчёлкин подошел познакомиться к девушке, выглядевшая сзади, как идеальная мечта любого мужика, но вот спереди его ожидал сюрприз в виде пятидесятилетней тётки. Не может быть. Первое, что он ощутил — холод. Лютый, обездвиживающий и играющий на позвоночнике. А после этого резвое пламя устремилось по венам, разгоняя кровь. О боже. Эти непокорные кудри, пухлые красные губы, белоснежная гладкая кожа, розоватый румянец, длинные черные ресницы и пронзительные синие глаза, зло осматривающие подпорченные документы… Те же самые соблазнительная родинка над губой, осанка, фигура и излишне самоуверенный тон. Это была она. — Ядвига. Его тихий и ошеломлённый шёпот заставил девушку вздрогнуть. Она задумчиво пожевала свои губы и вскинула на него удивленный взгляд. Дымчато-голубые глаза жадно вглядывались в каждую черточку лица молодой женщины, как он думал, уже мертвой. Она всё еще была такой… нет, стала куда красивее! Да и это платье с глубоким квадратным вырезом и черным кружевом на декольте сидело на ней, как влитое, кружа голову от сладострастных воспоминаний. — Кто? Мужик, ты обалдел? — возмутилась вполне искренне девушка, вырывая из его пальцев листки. Но зачарованный обликом воскресшей Яги, он продолжал молчать и смотреть в лицо, которое думал, что никогда больше не увидит. — Господи, впускают кого ни попадя. Проспись! Он ещё пару минут стоял, не сводя поражённого взгляда с удаляющейся фигурки к бару. Там уже она разговорилась с каким-то мужчиной в элегантном костюме-тройке. Они сидели практически вплотную, переговариваясь и смеясь. А затем он сделал знак официанту и перед девушкой на барную стойку лег пухлый букет алых роз. Та подарила ему смущенную улыбку. Похоже, они были вместе или познакомились недавно, так как Пчёла видел, как курьер занес цветы. Может… Да нет, бред какой-то! Это была его Яга. Не бывает столь поразительно похожих людей одного возраста, да и ещё в одном городе. Хотя… если он ошибается? И эта девушка просто двойник или же вообще глюк его пьяного воображения? — Шмидт, — позвал он товарища, — тебе та девушка никого не напоминает? Подошедший мужчина прищурился, вглядываясь в лицо призрака, и отрицательно мотнул головой: — Лицо кажется знакомым, а так понятия не имею. А что? Пчёла не ответил, продолжая думать. Конечно, он видел труп Яги, но… вдруг произошла ошибка? Или может… Чёрт! Он не знал, что думать. Но стоило проверить все на трезвый рассудок. Вмиг оказавшись перед парочкой, он положил руку на плечо холенного до пяточек типа и произнес: — Дружище, можешь погулять ненадолго? Мужчина кинул беглый взгляд с нависающего над ним Пчёлы и замершей девушки. Конечно, ему не хотелось показаться слабаком перед красоткой, но он отлично видел из какого столика Витя пришёл и понимал кем являлись те люди. — Я тебе позвоню, — говорит он девушке, уступая место Пчёле и стараясь не смотреть ей в глаза. — Ох, не стоит. К тому времени мне скорее всего перережут глотку, козёл трусливый! — выпалила в ярости она, кидая в него букет под веселым взглядом Пчёлы. — И цветы свои поганые забери, Вадик! Поникший мужчина быстро проскользнул мимо, направляясь к гардеробу. Конечно, женщин смазливых много, а вот он, такой классный мужик, у семьи один! Смысл подставляться из-за первой встречной девушки? — Так как тебя зовут, радость моя? — деловито поинтересовался Пчёла, делая знак бармену подойти и проходя пятерней по рыжевато-русым волосам. Она кинула на него уничтожающий взгляд, словно собиралась из его черепа сделать себе кружку. Но Пчёле было всё равно. Он упивался этим чистым гневом и дикой энергией, исходящей от неё. Заглушившей даже эмоции после инцидента в лесу. Господи, как же хорошо! — Я не… — Но осеклась, словно от какой-то хлёсткой мысли. Затем задрала воинственно подбородок и представилась: — Роза. Соколова Р. То есть, Роза. Чёрт, похоже, это всё-таки какой-то двойник Яги. — Какое прелестное имя, — воодушевленно отметил он, после заказа бармену. — А меня Виктор. И да, я не собираюсь тебя резать. — О да, я тебе всецело доверяю, первый встречный мужик, спугнувший моего кавалера. Нет сомнений. Пчёла смеётся с неприкрытого сарказма в её вкрадчиво-томном голосе, ощущая новый импульс тока в крови. — Я не пью, и употребляющих спирт мужчин — не люблю. Оцени степень моего комфорта в твоей компании, — продолжала зло Роза. Похоже, уход приятеля окончательно раздраконил её. — Можешь не останавливаться и пытаться меня задеть дальше, но проблема в том, что ты мне понравилась. Люблю девушек, способных дать отпор, — широко улыбается Пчёла, наблюдая, как разочарование обволакивает её лицо. Конечно, раньше он бы вспылил с первой шутки, но Витя с тех пор повзрослел и перерос этот инстинкт. — День выдался поганым. На самом деле, я в последнее время редко пью. — Да неужели? — Ага. Я же один сына ращу. — На этом моменте я тебя должна пожалеть? Сучка кудрявая. — Но вот сегодня просто не сдержался. Знаешь, когда тебя заставляют копать себе могилу под дулами винтовок — это заставляет на жизнь иначе посмотреть, — говорит он, полагая, что Роза не воспримет всерьёз его слова, а так хоть выговориться. В любом случае, она глюк. Скорее всего, это совершенно другая девушка, к которой его пьяный рассудок зачем-то приделал лицо покойницы. — Что? Последнее уже было сказано без паясничества и отрывисто. Если бы Пчёла поднял взгляд со дна стакана, то увидел бы на мгновение проскользнувшие испуг и шок в её глазах. Прокашлявшись, Роза встала со стула и проговорила: — Спасибо за увлекательную историю, но мне пора. — Подож… Блять. Стремительно удаляющийся стук каблучков стал последним, что осталось от его насмешливого глюка. Что ж, видимо, девушка сочла его безумцем и поспешила сбежать. В принципе, здраво. Даже не придерёшься, мать её. Когда бармен подлил ему новую порцию, то локоть что-то задел. Приглядевшись, Пчёла обнаружил папку девушки. Так спешила удрать, что забыла то, из-за чего чуть горло не перегрызла парню Шмидта. Любопытно. Но и обслуживающий парень тоже заприметил её. — О, опять забыла. Дайте, пожалуйста, завтра ей передам. Папка замерла в воздухе, а молодой светловолосый парень изумленно взглянул на Витю, чей мозг быстро заработал. Если бармен эту реплику, то, значит, Роза была здесь частым гостем. — Стоп. С чего такая уверенность, что она придёт сюда завтра? — поинтересовался Пчёла. — А… эм. Я не могу сказать. Это конфиден… — Поток слов парня закончился, когда Пчёла начал выкладывать крупные банкноты на стол и выжидающе смотреть на него. — Утром она завтракает здесь перед тренировкой. Она заходит сюда каждое воскресенье. — Когда и где? — Извините, но мне нельзя… — Воля паренька померкла при виде ложащихся банкнот на кучу остальных. — В девять утра, а после у неё тренировка в зале «Мустанг». Он находится через дорогу. Пчёла выложил деньги и подхватил папку. Значит, девять утра. Давненько он не вставал в такую рань. Но ему нужно было убедиться на трезвую… ну или полутрезвую голову, что у него не белочка и ему не надо собираться занимать долбанную палату номер шесть.