Исцеление дружбой

Первую ночь после похорон прабабушки Алеша провел в общей постели с родителями. Ему казалось, что от этого ему станет легче. В реальном времени ему там действительно было хорошо и уютно, как и всегда в таких случаях. Он прижимался то к маме, то к папе, оба гладили его по головке. Но он сильно ошибся, вообразив, что одна такая ночь снимет его боль насовсем, раз и навсегда. Или хотя бы наполовину. На следующее утро чувство тоски было почти такое же, как и в первый день. Родителям пришлось ехать с ним в магазин за утешительным подарком в виде плюшевого мишки. Алеша стал обниматься с этим мишкой при каждом удобном случае, и от этого ему и правда становилось легче. Но этого было мало. Он больше не плакал навзрыд, но глаза у него все равно всегда были недалеко от пресловутого "мокрого места". Что ночью (проводимой, как правило, в обнимку с этим мишкой), что днем все равно мало что клеилось. Первая же ночь, проведенная без родителей, тоже прошла, мягко говоря, не гладко. Около двух часов ночи Алеша вдруг проснулся и стал заплаканным голосом звать маму. Она примчалась почти мгновенно. - Что случилось, Алеша? - Мне... мне приснилось... такое... - Что именно, маленький? - мама гладила Алешу по головке, пока он не успокоился в достаточной степени, чтобы говорить почти без проблем. - Прабабушка... умерла... и мы все вместе ходили на ее похороны... - Успокойся... да, это тяжело... но это был всего лишь сон... - Хорош "всего лишь сон"! - вдруг вспылил Алеша. - Был бы "всего лишь сон", если бы врал. Как будто я не помню, что два дня назад именно это и случилось! - Алеша снова разрыдался. Маме ничего не оставалось, как некоторое время продолжать гладить его молча. - Да, случилось. К сожалению, это правда. Но, поверь мне, это только сейчас тяжело. Всем тяжело, когда такое только что случилось. Сейчас еще самое первое время. Но постепенно твоя боль спадет. Алеша промолчал, но про себя как-то усомнился. Ему трудно было представить, что его боль когда-нибудь спадет более, чем разве что на самый минимум. Но плакать он вскоре перестал и через некоторое время смог заснуть снова. Подобные ситуации повторялись еще не раз. Чуть ли не каждую ночь Алеше снилось что-то, связанное с прабабушкой. Иногда это было кошмары о ее смерти и похоронах. Тогда он точно так же, как и в эту ночь, просыпался и маме приходилось проводить с ним разговоры, похожие на этот. А иногда было наоборот: прабабушка во сне была жива и здорова, а утром - приходилось вспоминать, что ее смерть, в отличие от действительно "сладкого", в данном случае, сна - как раз горькая явь. И тогда разговоры такого рода происходили не ночью, а утром... Днем взрослые старались на подольше отправлять к друзьям, надеялись, что это отвлечет его, развеет, а заодно и взрослым не придется постоянно утешать его. Но и с его дворовыми друзьями начались нелады. Алеша плохо включался в общие игры, его никогда до конца не покидало чувство принципиальной неуместности игры, как явления, на фоне такого горя, как его. В уверения взрослых, что игры как раз отвлекут его от его страдания, развлекут и развеют, не очень-то верилось. Они казались какими-то дежурно-пустыми, по сути, совершенно фальшивыми. Алеша все меньше участвовал в общей детской жизни, стал замкнутым, раздражительным, нарывался на конфликты по пустякам. Через несколько дней дошло до того, что он обозвал как будто бы друга Витю одним словом, похожим на "Карабас Барабас". Вряд ли кто-то из них понимал его значение до конца, но оба чувствовали, что это очень злобное и унизительное оскорбление. Витя и Алеша основательно набили друг другу морды, чему Алеша даже был как будто рад. Как будто ему давно уже хотелось наказать хоть кого-то за понесенную утрату, а тут и случай подвернулся... В другое время самому Алеше за такое поведение, скорее всего, "набили" бы уже попу. Но в данном случае было очевидно, что наказывать ребенка уже совершенно некуда и просто-напросто жестоко... Очевидно было и то, что что-то делать все-таки нужно. Вот только - что?... - И все же что нам делать с ребенком, а?! - в отчаянии вопрошала мама Зина. - Уже больше недели прошло с тех пор. А Алеша все так же тоскует и все так же у него все из рук валится. Как будто это случилось вчера. - У меня есть идея, что можно сделать, - ответил папа Саша. - Надеюсь, это не этот твой... как его... Станислав Игоревич? - Именно он. И чем он тебе не нравится? - Ну, не знаю... не доверяю я этим психологам. У них всегда во всем виноваты родители. И они любого человека могут объявить психом, пойди докажи потом, что ты не верблюд... Точнее, что твой ребенок - не верблюд. - Ну Зин. Во-первых, в смерти прабабушки родители никак не могут быть виноваты. И в соответствующих ей переживаниях тоже. Это не тот случай, когда можно сказать, что родители сволочи, в данном случае это не высасывается ни из какого пальца. А во-вторых, объявить психом - это к психиатрам. Психолог диагнозов не ставит. Это не его задача. Психолог помогает справиться с теми или иными проблемами, но как с проблемами здорового человека. В данном случае, он поможет Алеше справиться со своим горем. Он лучше сможет это сделать, чем мы, потому что лучше знает, как это все работает и устроено. Вот и все. - Ну ладно, так быть. Давай попробуем с этим Станислав Игоричем. Теперь Алешу предстояло подготовить к новому для него опыту.