Отблески

      — Выбирай же, моя Искра, — чужой тихий шёпот и горячая вентиляция адским огнём обжигают мысли Евы. — Ко мне, или в огонь?       Ева видит освещённые неярким светом неизвестные символы на своём теле: специальная роспись к этой ночи. Персональная, для ритуала. Кибертронского, чёрт её побери, таинства. Только для неё. Слышит голодное звучание чужих систем; голос, наполненный болезненной страстью. Улавливает лихорадочный блеск красных, как кровь, линз.       … и губы складываются в обречённое:       — К тебе.       Этот мир был полон греха.       Ребристые кабели штекеров медленно скользят по вздрагивающему девичьему телу: проходят по тонким бёдрам, в крепкой хватке — почти сладко болезненной — сжимают запястья. Завтра мягкая кожа будет испещрена множеством синяков, но разве это великая цена для избавления от этого ужасного огня?       Ева не протестует, давая почти сорвать с себя тончайшую ткань, в которую её нарядили неизвестные феммы-миниботы. Она уже давно была гола перед ним: не только телом, но и душой.       Он молит Его о всепрощении.       Прайм дрожит всем корпусом, и вместе с тем внутри него взрываются сверхновые. В Искре бушует пламя Плавильни; а в процессоре, в самых далёких уголках переплетения нейроцепей что-то скользкое приказывает сжать эту чудесную шейку и передавить её одним стремительным движением.       Возможно, Он простит Его, если Он сможет избавиться от греха?       Он — посланник Праймуса в этой грязной Вселенной. Он — это воплощение святости металла в бесконечно-павшем мире. Он не грешит, не нарушает клятву своей благодетели; он направляет своим манипулятором потерянные Искры на богоугодный путь.       … и даже если прямо сейчас он врывается в чужое горячее тело, состоящее из плоти, то это не его вина.       Он не виноват, что Его актив проходит в этом падшем мире.       Когда начинают работу давно забытые протоколы, его едва ли не уносит в перезагрузку сразу. Тело — даже не корпус — дрожит под ним, а чужое слабое инстинктивное сопротивление убивается в зачатке. Нет, Прайм не позволит ей уйти от него, когда он так давно мечтал об этом.       Если Праймус не хотел этого, то зачем тогда создал этот мир в таком виде?       Его дермы скользят по коже, и он чувствует содрогание Евы под ним. Тихий, почти болезненный стон срывается с её губ, но тут же глушится голодным поцелуем.       Ева.       Прайм изучил религию Земли: она — его Искра — носит имя праматери всех людей. Разве это не доказательство замысла Праймуса? Разве не провиденье его высшей воли?       Конечно, да. Это всё имеет смысл, когда чужой мутный взгляд смотрит ему в Искру. Маленькая греховная человеческая фемка хочет от него добиться реакции, не так ли? Хочет его безраздельного внимания к себе; к своему телу; к аналогу Искры.       Прайм добьётся того, что она будет молить о нём, даже если это повредит ей разум. Ничто не станет преградой.       Он стоит выше их всех. Его желание беспрекословно.       Органика мерзка. Органика — это создания Юникрона. Их мягкие корпуса греховны, а недолгий срок актива лишь подтверждает идею Праймуса о превосходстве металла над плотью. Всё, что недолговечно — не нужно этому миру.       … Прайм не сдерживает рыка, когда горячее нутро человеческого тела обхватывает его сильнее. Красная жидкость помогает ему, и будь он проклят, если Ева не становится в этот момент ещё прекраснее. Боль ей идёт; она похожа на мученицу. Такая красивая в своём страдании: они вместе делят это бремя. Она — физически, он — морально.       … но если он дезактивируется здесь и сейчас; если Праймус призовёт его к себе, то он будет не против.       Умереть в её объятьях — это его высшее желание.       Эти прекрасные глаза; эта нежная кожа; этот дерзкий нрав — вот что толкнуло Его к греху. Он не виноват.       Ради неё он изменил свой корпус — святыню Праймуса. Он перестроил себя так, чтобы быть совместимой с ней. Разве это не самопожертвование, воспевающееся в древних кибертронских молитвах? Разве не этому их учил Праймус? Она должна быть благодарна.       И она будет.       — Пожалуйста, Оптимус, — слабый дрожащий голос Евы выбивает его из мысленных метаний, и он останавливается. Лишь на жалкий миг, но даёт передышку. — Пожалуйста, хватит.       Еве больно; Еве мерзко; Еве страшно.       Другой мир оказался куда хуже, чем она могла бы представить.       Бог покинул Её, но Он может предложить Себя в качестве замены.       Ева не знает, что здешняя Земля сгорела в огне, вместе со всеми её жителями; не знает, что в этом мире фанатики-автоботы планомерно уничтожают всю органическую часть Вселенной, неся волю своего правителя и Праймуса.       С другой стороны, зачем ей об этом знать?       Зачем забивать свой органический мозг такой глупостью, когда он везде: сверху, в виде алых окуляров; снизу, в образе жертвенного алтаря; слева и справа, в воплощении штекеров?       Этот мир его; она его.       Они принадлежат друг другу всегда и везде.       Он Её новое Божество. Он кинет к Её ногам этот погрязший в грехе мир, либо уничтожит вместе с ним.       Прайм не может сдержать автоматического нагрева честплейта и Искры внутри него: он должен слиться после интерфейса, как и полагается праведным кибертронцам, но не может; и ненависть от Матрицы заполняет его процессор.       … если Праймус не слышит его и её молитв, может, это и правда не ошибка? Не личное безумие? Ему так хорошо с ней; так тепло; так всеобъемлюще, что ни один из кибертронских диалектов не подберёт слов для этого чувства. И она, кажется, тоже рада. Иначе почему её глаза так закатываются?       Нет, здесь точно нет ошибки.       Всё говорит Ему, что это не просто страсть; не пустое желание горящих в огне Плавильни систем интерфейса.       Движения Прайма становятся рваными, но его молитва звучит всё также чётко.       Он найдёт выход из этого положения, искупит вину перед Праймусом. Никто не посмеет возразить ему; никто не назовёт его грешником, если Ева станет кибертронцем и его Бондмейтом. Они все признают её, или захлебнутся собственным энергоном.       Плавильни дворца Праймов работали беспрерывно.       … и даже если замысел Праймуса не предполагал изменения плоти на металл, то разве не сам факт возможности — это прямое разрешение?       Но, безусловно, в этой ситуации есть виноватые. Иначе почему эта связь не может удовлетворить Его полностью?       Прайму Евы мало. И он знает, что, когда плоть будет заменена металлом, то тоже будет недостаточно.       Системы сбоят, и Прайм глухо стонет, почти до хруста сжимая чужую руку. Ему тяжело сдерживать свои силы; ещё тяжелее заставить себя перестать вбиваться в обмякшее человеческое тело, как какое-нибудь органическое животное во время гона.       ... трансфлюид медленно вытекает из лона, смешиваясь с кровью в маленькую лужицу на платформе.       «Это прекрасное зрелище», — так думает Прайм. Видеть Еву такой, помеченной им, как клеймом. Совсем скоро он выжжет на её коже знак автоботов прямо под человеческим сердцем. Но это всё ещё не то: здесь она — его, а во владениях Праймуса? Будут ли они едины, пока она носит плоть?       Нет, конечно, нет.       Прайм тихо смеётся, кладёт тело Евы себе на честплейт. Завтра кибертронский рассвет принесёт ещё одну волну удовольствия; последующие циклы станут наградой от Праймуса для него за верную службу.       Если Она будет дышать завтра, то это Её вина.       Сердце Евы замедляет свой ход; дыхание становится реже. Прайм не замечает этого, находясь в бреду собственных греховных мыслей. Сильные повреждения внутренних органов убивают Еву не хуже, чем выстрел в висок из пистолета. Боль настолько ужасная, что медленно наступающая темнота кажется ей спасением.       Она не хочет просыпаться завтра и молит Господа о снисхождении к ней.       … и где-то на грани мутного сознания Ева всё ещё слышит молитвы на древнекибертронском.       Но, в конце концов, если Она всё же покинет Его, и завтра весь мир из-за этого сгорит в огне Плавильни, то это будет только Её вина.