ID работы: 13465196

Отблески

Смешанная
NC-21
В процессе
284
Горячая работа! 290
автор
Heilin Starling соавтор
thedrclsd соавтор
Размер:
планируется Макси, написано 868 страниц, 53 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
284 Нравится 290 Отзывы 66 В сборник Скачать

Moments №2 (сборник коротких драбблов)

Настройки текста
Примечания:

Драббл 25

      То, что ей что-то снится, можно было понять лишь по содержимому сна. Что-то очень приятное и возбуждающее, но размытое. Чётким оставалось только чувство удовольствия.       Оптимус же лежал тихо под Евой, ощущая металлом, как его органика металась и ерзала на его грудном отсеке, будто в её подсознании воспроизводились сны. Оптика меха стала темнее на один тон, чтобы сильно не освещать тело Евы, ведь зачем ей просыпаться от сильного света? Она точно после будет недовольна. Оптимус и так может смотреть на неё в темноте.       А чуть позже он замечает движение бёдер, будто его Искра куда-то бежит; но нет, это не оно, Ева никогда не страдала сомнамбулизмом, по крайней мере Прайм этого никогда не видел.       Он немного корил себя, что не увидел маленькую особенность этой органики, но не мог отрицать тот факт, что приятно удивлен её. действиями.       Шум работы его вентсистемы станет громче, когда мех подмечает изменившуюся деталь поведения его Искры. Ева начинала активнее ёрзать на нем, прижимаясь паховой зоной к выступающим сегментам его брони, будто это был вспомогательный предмет. Оптимус никогда не был импульсивен, но не сейчас, не тогда, когда Ева тянет пальцы к своим штанам с желанием погладить себя через ткань, чтобы, наконец, достигнуть того, за чем так долго гналась при движении бёдер.       Мех активно кладет свой манипулятор на часть паховой брони, но не действует, слишком желает увидеть лицо органики, когда она уходит в перезагрузку. Собственное возбуждение он снимет потом, лишь когда она снова уснет.

Драббл 26

      — Какая ирония: самый преданный десептикон становится предателем, — Прайм ухмыляется, вглядываясь в черноту фейсплейта Саундвейва. У этой версии десептошлака его не было: только ровный тёмный визор. — Значит, победа в войне и Ева за актив Мегатрона?       — Ответ: положительный. Предупреждение: Ева умрёт, если Оптимус Прайм обманет.       — Это взаимное предупреждение, Саундвейв.       Не так давно по внутренней связи Арка Прайм получил несколько сотен тысяч гигабайтов данных о Десептиконах. Самые новейшие разработки, самые страшные тайны — всё это оказалось у него. Следом за этим пришло по зашифрованному личному каналу от Саундвейва: тот писал, что это лишь малая часть того, что получит Прайм. Если он согласится на одно условие, то получит данные о местонахождении Евы. Условием и правда оказалось всего ничего: возможность Мегатрону и Саундвейву этого мира скрыться и не преследовать их никогда.       Прайм не был глуп. Сперва он опасался, что это ловушка, но всё оказалось куда веселее. И знакомее.       — Я согласен, Саундвейв, — Прайм улыбается, обнажая белоснежные денты, — передай от меня привет Мегатрону.       Десептикон ничего не отвечает: трансформируется и устремляется вверх. Тут же Прайму приходит сообщение с координатами. Прайм реагирует: отсылает данные о планетах, до которых ещё не добрались манипуляторы автоботов; приказывает дежурящим бойцам выпустить два джета с планеты.       Что ж, каждый из них в итоге этой сделки получил то, что действительно желал.

***

      Мегатрон бьёт чётко в честплейт: броня Саундвейва не сможет выдержать прямого удара туда. Мегатрон это знает; поэтому и бьёт. Жгучая ненависть туманит процессор, сводит все системы внутри могучего корпуса.       Саундвейв. Его. Предал.       Это можно было ожидать от многих. Мало ли мрази в рядах жестокой армии? Но Саундвейв — Саундвейв был другим. В его преданности не сомневался никто: ни Старскрим, который бесчисленные тысячи раз пытался поймать Саундвейва за малейшим промахом; ни Тарн, который ревновал Саундвейва к Мегатрону.       Даже Мегатрон, который заведомо ставил преданность всех и каждого под сомнения после предательства Ориона, безоговорочно верил Саундвейву.       Как оказалось, зря.       Мегатрон не понимал, что сподвигло Саундвейва предать Десептиконов, а после прийти на Немезиду и просить — почти требовать — Мегатрона уйти с ним. Будто так должно быть. Будто Мегатрон согласится.       В тот клик Мегатрон не стал дослушивать: кинулся в бой.       И вот, бился до сих пор.       Когда-то Мегатрону удалось победить Саундвейва, но это было многие ворны назад. С той поры многое изменилось: возросло и мастерство обоих.       Мегатрон видел, что Саундвейв с ним не дерётся: только защищается. С начала боя связист не произвёл ни одной атаки. Можно было бы подумать, что Саундвейв принимает свою казнь, но зачем он тогда защищает свой актив?       Искра Мегатрона разрывается, но он глушит в себе любое сожаление. Он пережил предательство Ориона — переживёт и обман Саундвейва.       — Просьба: прекратить атаки. Предложение: поговорить.       Мегатрон не отвечает: лишь сильнее сжимает денты. Попыток дезактивировать Саундвейва не прекращает.       — Соглашение: Саундвейв понимает реакцию Мегатрона. Объяснение: десептиконы проиграли. Замечание: Саундвейв спас актив Мегатрона.       — Спас?! Проиграли?! Ты отдал автоботам весь архив данных Десептиконов! — Мегатрон ревёт, ярость переполняет процессор. Логи постоянно выдают ошибки: Мегатрон не может понять причину предательства Саундвейва. Если бы война действительно была проиграла, то зачем связист усугубил положение армии?..       Внутри Мегатрона что-то щёлкает. Сперва появляется понимание, потом сомнение, а дальше…       Мегатрон, кажется, знает, в чём причина поступка Саундвейва.       Что ж, Мегатрон — это не Ева. Его сил хватит на то, чтобы раз и навсегда вылечить Дефект у любого, у кого он проявится.

Драббл 27

      Жить в 21-м веке — это классно, — так думала Ева, когда покупала себе детскую мечту.       Умный дом. Все бытовые функции в твоём смартфоне. Хочешь включить свет в другой комнате, а идти лень? Пожалуйста! Желаешь вскипятить чайник? Да хоть сто! Набрать ванную? Легко! Заблокировать дверь? Вывести видео с камер? Включить телевизор? Да даже запустить вибратор было возможно, включив нужную функцию в приложении.       Короче говоря, Ева была рада. Жила она так уже с месяц, принципиально не вылезая из дома. В этом просто не было смысла — еду она заказывала тоже через систему.       И всё было очень удобно и прекрасно до того момента, пока дом будто перестал её… слушаться?       Часто стала заедать входная дверь. На вход всё работало прекрасно: дверь открывалась, как и раньше. Но на выход… Каждый раз эту чёртову дверь Ева выламывала с боем. Ева несколько раз вызывала мастера, но тот лишь разводил руками, мол, всё работает.       Внеочередной проблемой стали камеры. По обыкновению камеры работали 24/7, но именно во время целенаправленной записи фрагмента индикатор начинал гореть красным. Порой Ева замечала этот кружок мерно мигающим в те моменты, когда она мылась или переодевалась.       Но одной из ключевых проблем, безусловно, стала странная работа секс-игрушек. Сколько ситуаций было, когда за секунды до получения оргазма, вибратор просто отрубался.       Отрубался, а через пару моментов начинал работать вновь, как ни в чём не бывало!       Ева ненавидела такие моменты.       Ещё больше не любила не понимать, что происходит.       Один лишь Оптимус во время совместных патрулей успокаивал Еву, говоря, что это всего лишь несовершенная человеческая техника.       И Ева ему, конечно, ничерта не верила

Драббл 28

      Ева не вошла на базу. И даже не вбежала или не вползла. Она, наверное, даже не была уверена, как вообще оказалась в главном отсеке, опаляемая взглядом голубых окуляр.       Ева была… пьяна? О, нет. Она была нажрата, как самая последняя свинья. Память нещадно подводила, но, кажись, в желудке Евы находилось что-то около бутылки водки, нескольких банок блевотного пива и чего-то ещё. Чего — Ева не помнила и знать не хотела.       — Тебе помочь? — Балкхэд неловко помялся с сервопривода на сервопривод, не зная, что предпринять. В другом активе, миллионы лет назад, Балкхэд часто бывал в самых разных барах нижнего Каона. Там мех насмотрелся на злоупотребляющих присадками и сверхзаряженным. Сам нередко вступал в драки или разнимал дерущихся. Но то — это огромные мехи, подстать ему. А это…       А это был белковый организм, чуть старше Мико. И Балкхэд правда не знал, чем может помочь.       — Э… се? — Ева шагнула вперёд, но меху показалось, что она падает.       Балкхэд ринулся вперёд, ловко подхватывая Еву на манипуляторы.       Ева, окончательно потеряв ориентировку в пространстве, развалилась звёздочкой на металлической ладони. Стало так дурно, что Ева осознала: стоит ей повернуть голову в любую сторону, то её тут же вывернет.       — Ты спросила, где все? — мех поспешил к человеческой платформе, чтобы положить Еву на мягкий диван. — Все на заданиях и патрулях. Я за главного.       Ева долго на диване не пролежала: стоило Балкхэду отпустить её, как она тут же шумно шлепнулась на пол. Застонала.       — Я… се… вижу…       — Ты всё видишь? — Балкхэд осмотрелся, пытаясь понять, о чём говорит человек.       — Я… сех… не… у…       — Ты всех ненавидишь?       — А…       Балкхэд почувствовал себя ещё более лишним, чем раньше.       — Почему?       — Оп… ус… ат…       Ева говорила отрывками столь бессвязными, что Балкхэд бросил задачу расшифровывать её слова. Мех вновь поднял девушку, вернув на диван.       — Ты, это, не напрягай себя. Ты сейчас не в состоянии, эм, просто не в состоянии.       — Ы… — Ева сделала над собой усилие, сосредоточившись на своём рту. И протараторила. — Тытожеменяненавидишь?       Силы Еву покинули тут же, как она закончила говорить. Свесив голову с дивана, девушку всё же вывернуло.       Балкхэд занервничал ещё больше. Быстро подойдя к консоли, мех связался с Праймом и Рэтчетом.       — Док, тут такое дело… Вам лучше вернуться сейчас.       И вернулся обратно к человеческой платформе.       — Почему кто-то должен тебя ненавидеть? — Балкхэд поискал взглядом швабру, но найти не смог. Мико, кажется, выполнила своё обещание и избавилась от неё.       Ева в ответ на вопрос лишь промычала.       — Короче, никто тебя не ненавидит. А босс в тебе и вовсе Искры не чает!       На это Ева уже ничего не ответила.       Балкхэд замер, анализируя параметры человека.       Актив. Она была актив.       Тихо провентилировав, мех вновь вернулся к мониторам, открывая портал.       Когда Оптимус и Рэтчет вернулись на базу, мех продолжил неловко переминаться с серво на серво.       Балкхэд чувствовал себя лишним среди зла Евы, беспокойства Оптимуса и раздражения Рэтчета.       … и ни за что бы не признался вслух, что ему было искренне жаль Еву. И что помочь он ничем, увы, не мог. Как и Арси, Бамблби, да и все остальные.       Балкхэд отступил к жилым отсекам, давая остальным самостоятельно разобраться с состоянием Евы.       Впервые за долгое время у Балкхэда появилось желание напиться.

Драббл 29

      Земля была по-своему уникальной планетой. Чем больше я находился среди людей и изучал их технологии, тем больше убеждался, что схожесть присутствует. Но технологии землян были далеко от нашего прогресса. Всё здесь было. просто, но судить человечество за их маленький успех я не могу.       Разбираясь в военных технологиях, я не обращал внимание на самые простые — способы коммуникации между людьми. Система управления была выключена, агент Фоулер ею не пользовался, лишь отдал все части для создания наших компьютеров, потому в маленьких человеческих упрощённых технологиях мы не разбирались. Хотя я, как лидер другой расы, обязан был изучить весь прогресс наших соратников. Потому изучение более примитивной, но не менее полезной технологии было для меня как возвращение в те времена, когда я был в архивистом, изучал нечто новое, но позабытое старое.       Ассоциировать себя в бездушными машинами было глупо. До одного момента.       До того момента, когда она, Ева, человек, который занял все мои мысли, не воспользовалась примитивной техникой. Схватила провод, даже не замечая моего взгляда, и уже от этого мои системы начали нагреваться. Я бы приложил все усилия на то, чтобы увеличить чувствительность штекеров если она прикоснётся к ним, даже если сожмёт или вопьется своими ногтями. Я думаю, что это бы тоже свело меня с ума.       Визуализация, которая появлялась перед оптикой, коротила мой процессор. Разве достойно Прайма проектировать подобное на себя? Нет, тогда меня это не волновало. Я больше был увлечен тонкими человеческими пальцами, которые зажимали штекер и пытались вставить во вход кабель.       Ева бы так же подключала мои штекеры к себе? Я бы делился с ней всем, что у меня было — знаниями, воспоминаниями, силой, которая у меня была. Лишь бы в теле кибертронца она сама хватала с такой же силой мои провода и вставляла в свой порт.       И я сделаю всё, чтобы это повторялось каждый цикл.       — Оптимус, тебя закоротило?       Да, моя Искра, меня закоротило и запустило забытые протоколы из-за простой зарядки твоего телефона.

***

      Самое странное началось тогда, когда я узнал, что люди оставляют после себя… что-то. Отмершую кожу (Мико тогда назвала людей змеями, но информацию, являются ли люди рептилоидами, я не нашёл; лишь несколько факторов, которые указывают, что другие инопланетные расы могут быть среди них, но все планеты, которые были хоть каплю с похожим населением, были уничтожены эоны назад); ногти, если они ломается. Тогда я был действительно удивлен, ведь каждую часть, которую мы теряли, мой верный друг нам восстанавливал. Люди же приспособились делать это сами. После я начал находить на себе волосы, которые могли выпасть с головы Евы на мою платформу, когда она ночевала со мной. И это та частица которая оставалась у меня, когда человек покидал стены базы. Я решил хранить то, что оставляет моя Искра.       На Кибертроне я слышал от нескольких мехов, что они оставляли частичку своего Бондмейта в себе, особенно в военное время, как символ того, что их партнёр рядом. И также я оставлял волосы в своей броне, в специальном отсеке, который сделал мне Рэтчет. Считала бы Ева это милым? Я задумывался об этом, но спросить не было возможности.       Однажды, по словам миссис Дарби, у Евы случился казус. Остаток кровавого пятна на обшивке дивана тогда включил мои боевые системы, я был. в замешательстве, ведь как человек мог пораниться под моим надзором? Пока человеческий лекарь не объяснил мне женскую физиологию.       Организм Евы требовал размножения и период кровоизлияния сообщал особям мужского пола, что она готовится к новому периоду зачатия. Эта физиология удивляла и радовала меня, ведь моя Ева каждый месяц готова породить спарков. Спарков самого Оптимуса Прайма. Но её метка на ткани меня тогда обозлила. Неужели она не следит за этим периодом? И если моя глупая Ева не готова делать этого, то я буду помогать. Отслеживать каждый её шаг.       Тогда они сделали на базе всё, что было нужно. Заменили бельё, Джун привезла то, что помогало сдерживать кровь и новую одежду. А то от чего они решили избавиться я… я забрал к себе. Оставил то кровавое бельё и джинсы, которые сидели так хорошо на человеческой фигуре.       Если Ева решила так подать мне знак, подарить часть себя своему будущему Бондмейту, то я принял это, сохранил близко к Искре, чтобы каждый раз, когда я открывал паховую броню и воспроизводил в процессоре её образ, мог чувствовать запах её крови. Крови своей Искры.

Драббл 30

      Оптимус Прайм был постояльцем в её заведении. Каждое утро мех брал эспрессо с двумя кубами энергона и сладкий макарун с забавной мордочкой — такие начальник Евы заказывал для детского контингента, хотя и у взрослых такие десерты имели популярность.       После утверждения хороших отношений между трансформерами и людьми те начали жить среди новых друзей. Использовали массовое смещение, начали жить… по обычаю человеческому. Работать, питаться, существовать. Они полностью переняли поведение органики на себя.       — Добрый день, — Ева поднимает взгляд от телефона на вошедшего и сразу же подрывается делать привычный напиток для бота.       — Подождите, — Оптимус поднимает манипулятор и указывает оптикой на бота пониже себя.       Он выглядел… как ребёнок. Точнее трансформер-ребёнок, таких, если Ева помнит по обучению, зовут спарками. Жёлто-чёрный спарк с огромными синими окулярами и милыми маленькими рожками смотрел на неё.       — У Бамблби завтра… праздник, — по лидеру автоботов видно, как тому тяжело даётся человеческий сленг. — Я бы хотел обсудить возможность с вами, Ева, возможность отметить его здесь. Бамблби любит ваши десерты и соки.       Праздник? Ева никогда не рассматривала возможность сдавать в аренду свою кофейню, хоть и на день. Да и будет ли финансово комфортно? Это только убыток, если она на день сдаст кофейню трансформерам. Хотя конкретно этот мех часто давал чаевые огромных сумм, постоянник под кодовым названием «ага, американо с энергоном и в карман $20».       Но разве можно отказывать высокоразвитому существу, который может уничтожить в один щелчок твою планету в просьбе отпраздновать день рождение… сына?       — Мг, — Ева кусает внутреннюю часть щеки и думает об ответе. — Я закрываюсь в 21:00, не могли бы вы подойти к этому часу, и мы обсудим все нюансы?       — Конечно.       Обворожительная улыбка на его дермах, такой же вид: в этом грёбанном человеческом костюме, всё в нём смущало Еву.

***

      А смущало её это не зря. Как всё дошло до того, что за высокой барной стойкой, в нескольких метрах от аниматоров и кучи межрасовых детей… Оптимус платил ей за аренду помещения?       Его огромный манипулятор сжимал шею, чтобы Ева не издавала звуки. Для пущей уверенности, он и кабель запихнул в рот: все лишь бы ее не услышали. Звуки шлепков, когда этот чёртов коннектор проникал в неё, заглушала громкая музыка, весёлая, что заставляет двигаться в ритм.       Всё, что было на столе, что Ева убирала лишь в конце смены — темпер, открытое молоко, даже ящик с использованными кофейными таблетками — было задето в процессе. Но Оптимуса это не останавливало, он лишь сильнее вжимал её в стол под барной стойкой и благодарил, приговаривая на ухо одно:       — Моя Искра, как давно… я хотел этого.

Драббл 31

      Ева ненавидела общественный транспорт. Какой человек с радостью залезет в кучу неизвестного, у чего есть ноги, руки и детский плач?       Но сегодня ей нужно было проехать в центр тем маршрутом, которым и многие другие, в час-пик.       Уже в такую толкучку она влезла так, будто это был последний поезд в страну мечтаний. Люди скучились на проходе и в самом центре, будто от этого проход станет свободнее и выпустит медленную бабульку, которая шла напролом. И только одев свои наушники и спрятав все вещи в сумку, Ева расслабилась и постаралась насладиться поездкой.       До того момента, пока не ощутила, как сзади кто-то пхается, прижимает «невзначай» к ней руки.       — Прекратите меня лапать, — шипит девушка, прижимаясь по максимуму к углу автобуса.       Мужчина извинился, но не собирался отступать. Сначала аккуратно прикоснулся к ней, после попытался залезть под юбку, в которой была Ева, а потом и вовсе наклонился поцеловать.       Всё это было до того момента, пока какой-то другой мужчина, более крупный, не толкнул злодея в сторону.       Без каких-либо объяснений, слов. Её тайный спаситель, чьё лицо из-за кепки она не видела, встал рядом с ней, отгородив от остальных своим телом.       — Благодарю, — Ева развернулась к нему спиной, желая вернуться к прослушиванию музыки.       Ответа не последовало: лишь огромная ладонь, что размером с её лицо, накрыла талию Евы. Будто смывая прикосновения чужого мужчины, ладонь высокого незнакомца начала отслеживать путь другого; сначала по выпуклым ягодицам, запустилась под ткань, чтобы прикоснуться к промежности, а потом на самый верх, к груди, из-за чего Евы была вынуждена оттолкнуться. Но разве это остановит напористость другого? Нет, он наоборот вжимает её в стену автобуса своим телом сильнее и грузит своим присутствием.       — Я ведь обещал, что причиню вред каждому, кто прикоснётся к тебе, моя Искра.       — Вот блять.

Драббл 32

      Настолько странное предложение Ева ещё никогда не получала от Оптимуса. Конечно за период пребывания в этом мире она многое повидала благодаря этому меху, но чтобы он, будучи соразмерным ей предложил… подобное?       — Ты мне… что? — Ева приподнимает бровь, пытаясь понять: она либо оглохла, либо конкретно сошла с ума.       — Я видел твой взгляд, моя Искра, — механический голос Оптимуса даже в такой тональности звучал так, будто Ева глупый ребёнок и не понимает предложенного. — Я видел, как ты смотришь на мои части корпуса, так почему бы не позволить себе прикоснуться к ним?       — Потому что потом ты меня трахнешь.       — Я бы не называл процесс нашего сближения таким грубым словом, но вот он — шанс.       Манипуляторы хватают тонкие запястья, тянут к талии Оптимуса. Тот готов руководить её ладонями сам, направлять туда, куда ему было бы интереснее, но если его Искра сама попытается изучить его полностью, то Оптимус будет неимоверно рад. Больше чем рад.       Потому Ева приступает к делу, проникает своими маленькими ладошками под сегменты брони. Деликатно касается его, боится реакции, которую может вызвать у Прайма.       Но единственное, что замечает Ева, когда наконец касается труб омывателя, как Оптимус начинает двигать антеннами. Необычная реакция на её действия, но это только будоражит продолжить.       Но самое желанное и пожалуй извращённое — это желание Евы коснуться бёдер. Слишком открытых для глаз посторонних. Может, Оптимус считал, что меньшее количество брони всегда является залогом успеха в бою?       Ева не замечает, как её прикосновения становятся более интимными: проходятся по внутренней стороне бедра, касаются паховой пластины. Всё это сугубо из-за чистого интереса, и реакция Оптимуса не заставляет себя ждать. Мех начинает перегреваться, вентилировать системами все громче.       — Не смей, — шипит девушка, как только чувствует, как один манипулятор ложится на её плечо в надежде стянуть рукав футболки.       — Ты сама довела ситуацию до того, чтобы я посмел.

Драббл 33

      — … это очень редкий день. По человеческим меркам, — Мико со знанием дела кивала, будто вскрывала Прайму целую тайну человечества, а не объясняла, почему 29 февраля существует. Хотя, «объясняла» — это громко сказано. Она шутила, — ты представь: родился человек 29 февраля, а он днюху отмечает раз в четыре года. Зато медленнее стареет. Живёт в два раза дольше! И даже не знаешь, радоваться или нет. Молодой, почти бессмертный, но без праздников.       Оптимус с удивлением слушал рассказ Мико. Сегодня он подметил, что на человеческом календаре действительно появилось число, которого в прошлые года не было. Это было странно и сперва мех подумал, что это ошибка, но всё оказалось куда интереснее.       — … а ещё 29 февраля — это день возможностей. Да-да, не смотри на меня так. Буквально всё, что происходит 29, продолжается только через 4 года, — тон Мико стал заговорщицким, — проще говоря, всё, что происходит в 29 февраля, навсегда там и остаётся. Так что если у тебя есть какие-то дела, то я бы закончила делать их сегодня. А ещё это благоприятный день для признания в любви, — подмигнула.       Прайм перевёл взгляд на Еву, которая стояла около календаря и что-то внимательно там высматривала.       — Спасибо, Мико, — Прайм благодарно кивнул девушке, — ты очень помогаешь мне понять человеческую культуру.       — Не за что, Большой П, — Мико покивала, а после расслабилась. Её ждало очень увлекательное представление.

***

      — Ты конченный, — выплюнула Ева, пытаясь подняться с платформы. Ева не знала, какая моча ударила сегодня в шлем Прайма, но факт оставался фактом: он больше не хотел ждать ни дня и киберформировал её. Как бы Ева не кричала (больше от удивления и неожиданности, чем от страха), мех оказался глух к её молитвам. — Ты конченный вдвойне. Что это было?       Оптимус с восторгом смотрел на кибертронский корпус Евы, а после заключил её в крепкие объятья.       — Я узнал про 29 февраля, — Прайм пустил ток в стыки брони, заставив Еву вздрогнуть, — ты проживёшь больше среднестатистического кибертронца. Ты, как рождённая 29 февраля, сделаешь это. И я закончил операцию сегодня, поэтому…       Ева выматерилась. Громко и со вкусом. Мысленно она пообещала себе раздавить Мико при первой же возможности.       — И тебя с високосным годом, Оптимус, — Ева тяжело провентилировала, — только вот чаще всего рождённых 29 февраля записывают либо на 28, либо на 1. Не работает ваша магия, — и улыбнулась, наслаждаясь коктейлем эмоций на лицевой меха.

Драббл 34

      Ева, будучи киберформированной и живя на Кибертроне в качестве почти что Бондмейта Оптимуса, никогда сильно не вдавалась в социальную жизнь планеты. А если быть точнее, то никогда не старалась по-настоящему сравнивать жизнь семей на Земле и Кибертроне. Это казалось ей глупым. Зачем, если органика и металл — это столь разное, что и в сравнении не нуждается?       Как оказалось, это было ошибкой. Как оказалось, на Кибертроне могло быть то, что на Земле процветало буйным цветом. Оптимус мог сделать…       Ева не помнила точно, из-за чего началась их внеочередная ссора. Точнее ссорилась Ева, а Оптимус смотрел на неё тем самым взглядом, который предвещал очень долгую лекцию. Всё было как всегда. Всё было обыденно. Нападки Евы — мягкая реакция Оптимуса в ответ. Пока она не сказала что-то… Ева не помнила, что именно. Вроде сказала как всегда, что не любит Оптимуса. Она говорила это часто, много и громко. И сейчас тоже сказала.       И получила пощёчину.       Фейсплейт обожгло болью. Незначительной: даже предупреждения о повреждениях не всплыли. Конечно, пожелай Оптимус ударить Еву по-настоящему, то проломил бы ей шлем.       А это была просто пощёчина.       Когда Ева настроила оптику на Оптимусе, то поняла, что тот смотрит в ужасе на свои манипуляторы, не смея свести с них взгляда. ЭМ-поле меха выражало жгучую боль, сожаление и что-то ещё. Страх. Оптимус Прайм боялся.       Ева всхлипнула, делая шаг назад.       В процессоре не укладывалось. Оптимус её ударил? Замахнулся и дал пощёчину? Он? Ей?       — Ева…       — Не смей подходить ко мне! — воколайзер засбоил на одном из слогов. Голос прозвучал резко.       Оптимус послушался: остановился перед Евой, прожигая её взглядом полным сожаления.       — Моя искра, я не смог вовремя пресечь активацию боевых протоколов. Мне очень жаль, — Оптимус говорил тихо и медленно, будто сомневался, что Ева его вообще понимает, а после опустился на колени перед ней, — прости меня, моя Искра.       Ева в ужасе закачала шлемом, а после ринулась в соседний отсек. Благо, в кварте их было несколько. Будь воля Евы, то она вообще ушла бы из Иакона, Кибертрона, мира.       Погони не последовало. За спиной Евы закрылись автоматические двери и тут же заблокировались — это была единственная свобода, доступная Еве. Та привалилась к ним, а после медленно опустилась на пол, прижавшись к ним.       И как она до такого докатилась? Как она дошла до того, что кто-то — плевать кто! — посмел её ударить? И самым страшным было осознание: если Оптимус однажды сорвётся и решит не дать ей жалкую пощёчину, а пересчитать её шлемом все стены в кварте, то никто его не остановит.       По ту сторону послышались странные звуки, а после совсем рядом послышался голос Оптимуса. Тот принял ту же позу, что и она. Говорил через тонкий металл дверей. Ему ничего бы не стоило ни выломать их, ни спокойно разблокировать. Но он предпочёл сделать по-другому.       — Прости меня, Ева, — вновь повторил мех, — этого больше никогда не повторится.       Ева не верит, поэтому ей и остаётся лишь глушить всхлипы.       Рай оказался не просто Адом. Он оказался знакомым Адом.

Драббл 35

      Когда Ева потеряла сознание, прогуливаясь по улицам Джаспера в самый обычный выходной день, а проснулась в больнице с рассечением виска, то она не придала этому большого значения. Лишь Доктор поджал губы, смотря слишком пристальным взглядом на Еву, а Джун попросила в тридцатиградусную жару на открытом солнце носить кепку.       Ева согласилась.       Когда Ева потеряла сознание, будучи в ванной, а очнулась от того, что Джек откачивает её, силясь спасти от воды, то лишь махнула рукой и попросила ничего не говорить Джун. Мол, зачем пугать женщину, и без того устающую на работе?       Джек доволен не был, но согласился.       Когда Ева потеряла сознание на базе, поднимаясь на человеческую платформу по лестнице, а очнулась в самом низу от того, что Рэтчет старается её реанимировать (относительно удачно: мех не рискнул перемещать травмированного человека), параллельно вызывая Джун, то отвертеться уже не смогла.       Пришлось согласиться на полное обследование организма.       — Это неоперабельный случай, — врач, выносящий приговор, был малословен и спокоен. Было видно, что он далеко не первый раз говорит эти слова, — конечно, лечение возможно. Оно замедлит метастазы, но…       — Я умираю? — Ева перебила, спросила прямо.       — К сожалению, — врач тяжело вздохнул, — последняя стадия. Можно сдерживать, но вылечить нельзя. С лечением год, два. Без — несколько месяцев.       Ева махнула рукой. Из кабинета она выходила в странных, смешанных чувствах.       Совершать суицид — это одно. Умирать неожиданно — тоже.       Умирать медленно от неизлечимой болезни — это… Странно?       Ева не хотела себе такой судьбы. Ева не рассматривала себе такую смерть. Смерть эта была не той, к которой Ева была морально готова.       Оказавшись перед осознанием неминуемой мучительной гибели, Ева понимала, что умирать не хочет. Не так, а вообще. И это было так странно! Так… Неправильно. Обычно Ева даже сама у себя не спрашивала, хочет умирать, или нет, а брала и делала.       Ева была потеряна, испугана и разбита.       Разве главные герои могут умереть от какой-то там болезни? Ни в героическом бою, ни от лап врага… По спине Евы пробежали мурашки. Даже если Ева и хотела умереть, то далеко не так.       … именно поэтому совсем скоро Ева оказалась перед Оптимусом, сбивчиво рассказывая обо всём: об обморокам, об походе к врачу, об диагнозе. Под конец не смогла сдержать всхлипов и только аккуратные прикосновения меха будто немного возвращали в реальность, где Ева ещё жива.       — Я понимаю, моя Искра, — шепчет Оптимус, и Ева, как не силься, не может разобрать эмоций в нём, — я помогу тебе. Ты будешь жить. Я не отдам тебя смерти. Я не отпущу тебя.       Ева знает, что это означает. Но выбирая между вечной жизнью и смертью — сторонами одной монеты — Ева выберет себя.       Даже если выбора ей не оставили и его за неё же сделали.

Драббл 36

      — Это твоя последняя жизнь, — неясный силуэт Девочки возник перед Евой в тот момент, когда уже готова была залезть в петлю. Гонки с тёмным Праймом, Мегатроном и всеми прочими Еву успели утомить. Нужно было взять перерыв и, как всегда, отправиться на тот свет, как в отпуск. Потом обязательно вернуться. Так всегда было и, как думала Ева, будет.       Оптимус часто предлагал Еве кибертронский корпус, обещал долгую жизнь… Но долгая жизнь в миллионы лет — это всё ещё жизнь, у которой будет конец. Ева же была по-настоящему бессмертна. Ева могла менять личины, как перчатки: заниматься место себя из прошлого и будущего; из других миров.       Ева всегда всем говорила, что единственный её страх — это несвобода, а смерти она смеётся в лицо. А теперь…       — Это не шутка. Повесишься — умрёшь, — писклявый голос Девочки давил на мозги.       — Я — умру? — эта концепция не желала укладываться в голову Евы. Ева не умрёт. Это невозможно. Смерть никогда к ней не придёт, потому что бесконечные вселенные и само время не позволят этому случиться. — Смешно, дорогуша.       — Самоуверенность перед лицом гибели — это похвально, но я не шучу. Умрёшь ты здесь и сейчас, то больше никогда не переродишься. И другие твои копии, версии, клоны — тоже. У всего есть границы, Ева. Ты свой лимит почти что исчерпала, — тень переместилась от одной стены к другой, — но даже с осознанием этого ты смерти не боишься? Или умирать легко только тогда, когда это не смерть, а телепортация?       Тень исчезла, а вместе с тем верёвка выпала из рук Евы.       Она… Смертна? По-настоящему? Ева умрёт и не получит ничего: ни ада, ни рая, ни перерождения, ни воскрешения? Смерть… Существует?       Ева в ужасе отскочила от петли. Нет, невозможно, невероятно! Девочка просто издевается над ней, как и все вокруг. Ева не может умереть окончательно.       Не может же?.. По коже будто пробежал ток. Короткие волосы встали, и Ева готова была поклясться, что в отражении бликов из окна ей чудился образ скелета с косой. Не алой оптики, не Дефект, не кто-то ещё. А просто смерть. Молчаливая, но неотвратимая.

***

      — Ты боишься смерти? — Ева смотрела на тёмного Прайма таким взглядом, которым не смотрела никогда. И вопрос её был серьёзен.       — Моя Искра, жизнь кибертронцев…       — Составляет многие миллионы земных лет. Я знаю, но мой вопрос был другим. Ты смерти боишься? — Ева не отводила взгляда с оптики меха. Раньше ей казалось, что алый — это цвет несвободы, несущей ей участь хуже гибели. Сейчас понимала, что алый — это цвет жизни. Того, что отсрочит ей смерть.       — Я был в горниле войны, участвовал в самых страшных боях, Ева. Я не боюсь дезактива, — Прайм знал об отношении Евы к своей смерти. В культуре людей таких называли самоубийцами. Таких нигде не уважали. Оптимус тоже. Он уважал Еву за смелость, но когда смелость продиктована ещё большим страхом — это глупо.       — А я боюсь смерти, — вдруг отчего-то сиплым голосом призналась Ева. — Все вокруг меня думают, что я не боюсь её. Потому что так легко готова с ней расстаться. Но я всё равно боюсь. Я просто каждый раз переступаю через себя. Знаешь, как прыжок в ледяную воду.       — … но жизни ты боишься намного больше. Особенно долгой кибертронской жизни. И пока что страх жизни пересиливает страх смерти. Я понимаю это, Ева. Это понимают все.       Ева невесело усмехнулась. Она была так предсказуема?       — Это я к тому, что сегодня чаша весом изменила своё положение. Киберформируй меня, Прайм.       Мех дрогнул, не до конца веря в то, что услышал. А после усмехнулся.       — Конечно, моя Искра. Я знал, что однажды ты придёшь к этому.       Но Ева ничего не ответила: лишь чёрные тени по углам отсека зашевелились.

Драббл 37

      Жизнь в корпусе кибертронца действительно была другой, как и попытки адаптации к новому окружению. Оптимус постоянно ходил по пятам, чтобы следить за состоянием Евы; хотя ежедневный отчёт Рэтчету имел больше смысла, нежели тень Оптимуса за спиной.       Он молчал и не поднимал никаких тем, что касались бы их отношений. Это действительно удивляло, особенно его заботливое поведение с тонкими намёками, но дальше Прайм не заходил.       В библиарии Ева была редко, находила там какую-то информацию, чтобы контратаковать Оптимуса, если тот полезет, но об этом было мало. Лишь хвала самим Праймам и их предыстория. Конечно, и кусочки про Ориона Пакса появлялись, но ничего нового про книжного планктона Ева узнать не могла.       — Тут слишком мало информации, — снова твердит фемма, находясь у стеллажей с датападами. Оптимус и тут был рядом.       Высокий мех достаёт с самой верхней полки датапад с небольшим количеством информации, но тем не менее важной. Для него.       — «Самый провальный проект по порождению новых Искр»? — Ева выгибает надбровную дугу, но прочитывает вступление. — Слияние Искр? Серьёзно, Оптимус?       — Давай сейчас сольёмся Искрами?       Оптимус склоняется настолько близко, что у Евы начинается дёргаться антенна, слишком раздражает. Она прижимает неинтересный ей датапад к честплейту меха и отходит из своеобразной ловушки.       — Нет.       Оптимуса такой ответ разочаровывает.

***

      Следующий раз, когда он поднимает эту тему, происходит во время поглощения энергона. Почти что пустой куб остаётся в руках Евы, когда Оптимус по старой привычке нависает над феммой.       — Давай сейчас сольёмся Искрами?       Обед был испорчен. Ева упирает куб в стекла Оптимуса, так что тот вынужден схватить драгоценную пищу.       — Нет.       И это снова разочаровывает Оптимуса.

***

      Последующий раз, когда Ева ему не может отказать — это коннект на платформе. Оптимуса коротило от одного лишь вида Евы в кибертронском корпусе, чей корпус изгибался от его прикосновений, оптика мигала из-за перегрузки систем. Ева полностью принадлежала Прайму, хотела она того или нет, но уже всё давным-давно предначертано самим Праймусом.       Прежде чем оставить вмятины на хрупком корпусе от удовольствия, Оптимус спускается к фейсплейту Евы.       — Теперь мы сольёмся Искрами?       Его дермы были так близки к дермам Евы. Один поцелуй решит всё, особенно когда она ответит «да». Оптика феммы снова загорается, та слышала всё, потому ответить должна…       — Что? Нет.       И это разочаровывает Оптимуса в третий раз.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.