Отблески

      Мара — такое имя дала ему Ева, когда в очередной раз принимала у себя друзей; считала, что это из-за Оптимуса всё тело будто сковывает, атрофирует, заставляет видеть страшные картины вокруг себя, наводит кошмары на её полусонное состояние. Сперва за этим было наблюдать забавно. Ева интересовалась культурой старого времени, верила, что в доме поселился призрак. Сначала лишь призрак лишь, потому что чувствовала чужое присутствие, которое Прайм никак не скрывал. Он никогда не скрывал, что всегда рядом, что в каждом тёмном углу ей не мерещатся красные окуляры, нет.       Но реакция всех знакомых этой девушки его забавила; никто не верил сумасшедшим бредням, что к Еве является демон, что пожирает её душу. Единственное, что мех хотел пожирать — её тело, её голос, её сознание и только потом душа, если Еве станет спокойнее. То состояние, до которого сейчас дошла Ева, лишь её личная прихоть. Психология людей была увлекательной, забавной. Лишь несколько раз мелькнув в её тёмной спальне, он навлёк на неё морок, который вызывал сонный паралич. Слишком выгодно и интересно.       Особенно ступать каждую ночь всё ближе, наблюдать за испуганным взглядом, который пытается в темноте увидеть что-то конкретное, помимо красной горящей оптики. Следующее, чем он её обездвижит, будет не взгляд, а штекеры       Ева не знала, что и думать. В её собственном доме происходила чертовщина. Иначе это было описать нельзя.       Ночью страх сковывал душу: в каждой тени Еве мерещился… Он. То тут, то там. То в отражении окон, то зеркалах. Даже в неверном свете телефона, когда Ева в ужасе светила по разным сторонам — даже там был он.       Ева себя убеждала, что это невозможно. Что это просто шутки её сознания. Что в её жизни было так много стресса, что теперь она сошла с ума. Совсем чу-чуть. Капельку.       — И ты хочешь сказать, что тут кто-то есть? — Джек выглядел скептически, как только услышал от Евы это впервые.       Только она съехала с дома Дарби, как сразу же появились приключения. Конечно, не верить Еве после того, как они буквально были напарниками инопланетным роботам, было невозможно.       — Это стресс, — Джек поднимается из-за стола и проходит к тёмному углу, показатель машет там рукой. — Тут ничего нет, видишь? Пустота.       Как только парень становится спиной к углу, позади него мелькают два огонька. Раздражённые, красные, яркие будто лишь от той мысли, что на территорию вступил чужак. Меху действительно не нравилось, как необдуманно Ева впускала в свой дом органику, и как только Оптимус выберется из этой темноты, первым делом он раздавит это недоразумение.       — Да вот! Вот он! — Ева буквально завопила, а после схватила первое, что попалось под руку — подушку — и запустила вперёд, не глядя. Подушка, правда, попала Джеку в лицо. — Там что-то было, Джек. Кто-то… Красные окуляры! Я их вижу каждую ночь, они меня преследуют. Я…       Ева сходила с ума? Нет. Не может быть. Ева не может сойти с ума. Она так много выдержала и пережила, что это просто недопустимо.       Прайм чувствовал, как всё естество загорается от одного лишь испуганного взгляда Евы. Это то ради чего можно продолжать эту глупую органическую игру.       Для Джека же это было унизительно. Нет, он хотел помочь Еве, побыть мужчиной и спасти от напасти, но… Как можно было Еву спасти от пустоты?       — Тут нет никого, Ева, иначе бы меня уже убили, помнишь? Главное правило ужастиков. Ты просто устала. Я попрошу Мико, чтобы она не брала тебя каждый раз, когда пытается сбежать на бойню между инопланетянами.       — Да как ты не понимаешь, — Ева села на кровать, не сводя взгляда с Джека, — тут правда есть… Он. Оно. Я не знаю, я думаю, что… Блять, Джек, просто верь мне. Если не поверишь, то однажды можешь обнаружить уже мой труп.       Ева обняла себя за плечи, подавляя дрожь. Страх был слишком силён. Слишком осязаем.       Труп. Возможно, однажды, по глубокой случайности, когда Ева израсходует все свои силы и станет непригодна. Тогда, возможно, этот мир увидит её труп, но это тот вопрос, который не нуждается в конкретике сейчас, пока Ева дрожит от страха, послушно лежит в кровати.       — Хорошо-хорошо, я тебе верю. Хочешь, я останусь на ночь? В соседней комнате.       Ева думает, что это может быть опасно. Что если в доме действительно кто-то есть, то он может убить Джека.       Но Джек уверен, что дом пустует. Тогда…       — Останься, — Ева звучит решительно, — пожалуйста, — говорит уже тише. — Я уже столько ночей подряд не могу нормально спать.       Глупость. Но Ева всегда была глупой. Возможно, примитивность этой органики и завлекло меха; простота, которую он давно не видел. Его манипуляторы так желают сжать Еву, раздеть, прикасаться, сломать, раздавить, сделать своей. Перечислять он мог долго, пока находился в тени, следил за ней. У него было много времени, чтобы найти причину, по которой Прайм так ухватился за это… Существо. Скраплеты будут полезнее.       Он просто хочет обладать, и если Джек желает находиться рядом в этот момент, то мех готов признать, что позволит ему перед смертью увидеть Еву в агонии с примесью удовольствия.       — Я предупрежу маму, что сегодня остаюсь у тебя… Ты говорила сначала, что это призрак, потом — что демон. Десептиконского маячка даже Би не обнаружил.       — Поверь мне, Джек, в этой ситуации десептиконы — это меньшее из зол. Я бы предпочла, чтобы это был какой-нибудь Мегатрон, а не…       Ева замерла, не договаривая мысль до конца. Отбросила её, как несуразную. Ну не мог же он прийти за ней сюда. Не мог же?       — Извини, если у тебя на эту ночь были какие-то планы, Джек. Но мне правда нужна помощь.       — Успокойся, разве я хоть раз отказывал тебе? — Джек накрывает голову Евы ладонью, зарывает пальцы в волосы и перебирает, подбадривает, как может. — Уже вечереет. Ты пыталась поспать днём?       Днём всё было не так интересно, как ночью. Ева могла увидеть его, могла попытаться сбежать, как только поймёт, что он покинул свою вселенную и прибыл сюда. Ночью же было интереснее. Ева ещё не чувствовала его прикосновения, но то, как пыталась увидеть, что же стоит в глубине темноты, чьи шаги приближаются и своим эхом разносятся по комнате — волновало. Меху определённо нравилось то состояние, до которого он доводил Еву. Ни связывать не нужно, ни подчинять — Ева была всё такой же Евой, что боролась за свою свободу, но тело отказывало её слушаться.       — Днём я занята, — на самом деле, Ева пыталась. Но даже при свете дня ей чудились… прикосновения? Внимательный взгляд? Сложно было ответить. Может, ей просто мерещится? — В одиночестве всё равно страшно. Я даже не знаю, как умудряюсь засыпать вообще, — знает. Она пьёт снотворные и успокоительные. Которые, конечно, не слишком сильно помогают.       Ева ещё раз осмотрела комнату. Ничего подозрительного. Вообще. И всё же страшно. Очень.       — Орион так и не вернулся? — Ещё совсем недавно, на базе, Ева сообщила грустную новость — Орион сбежал, и девушка не знала, как и по какой причине. Ибо до сих пор этот блуждающий комок не вернулся. — Готовься ко сну, я буду в соседней комнате — кричи, стучи, беги ко мне. Я, если что, буду рядом.       — Нет, — Ева печально покачала головой. Она знала, что самовыгул — это плохо, поэтому не выпускала кота из дома. Но в какой-то момент он, по всей видимости, исхитрился убежать. Хотя Ева не помнила того, что забыла закрыть двери или окна. — Как скажешь, мой храбрый рыцарь. Будут насиловать — буду звать тебя.       Шутка отчего-то казалась Еве слишком насущной. От этого мурашки пробежали по спине.       Солнце, что заходило за горизонт, обещало меху многое: выступить из темноты, наконец-то свободно пройтись по тёмным комнатам и подойти к Еве. Напугать её и развеять глупые мысли, что Прайм — не материален. Джек был помехой, но если Ева хочет, чтобы он наблюдал за ними — он будет милостив и заставит органику смотреть. Другой вопрос, будет ли он дышать при этом.       — Не нужно так радикально, — Джек похлопывает её по спине и начинает собирать со стола все упаковки после фастфуда, который они заказали. — Как насчёт фильма? Расслабиться, отдохнуть. Ужастик.       Это была такая же плохая шутка, как и сам юмор Евы. Джек это понимал, но желал подбодрить свою подругу.       — Если тебе настолько страшно, я могу кого-то из команды попросить.       — Ага, ужастик. Вся моя жизнь — это один сплошной ужастик. Триллер, блин. Нет, мне это точно сейчас не нужно, — Ева помассировала виски, — нет, не нужно беспокоить кого-то. Но спасибо. Просто держи их номера на быстром наборе.       Ева бы хотела кого-нибудь пригласить, только вот как она это объяснит? «Привет, ребята, мне двадцать лет, и я боюсь спать одна в собственном доме?» Какой позор и стыд. Ева — это взрослый человек.       Джек смиряет её нечитаемым взглядом. И всё-таки гордость Евы её однажды погубит, и парень просто надеется, что будет рядом, чтобы выдернуть Еву за холку из этой ситуации.       — Ты пробовала спать с ночником? Или со светом?       Пробовала. Прайм воспроизвёл в процессоре ту картинку, как Ева пугалась, как только любая лампочка, что светила целую ночь в её комнате, взрывалась. Однажды осколки поцарапали Еву. Это радовало Искру меха. Еве шло быть поцарапанной, испуганной.       — Да, было дело, — мрачные воспоминания наполнили мысли, — в доме какие-то проблемы с напряжением. Если я включаю любой дополнительный свет, то лампочки то перегорают, то вовсе взрываются. Руки до вызова электрика ещё не дошли, — или священника.       Ева указала на подушку, валяющуюся на полу.       — Верни мне мой снаряд. Буду защищаться ей при нападении и дальше. Она служит мне верную службу.       Джек склоняется к подушке, что валялась неподалеку у угла. Подушка не даётся, Джек с огромной силой тянет её на себя.       — Твою мать, — Джек резко отскакивает в сторону, дыхание учащается, как только он замечает два горящих красных окуляра. И только ему следовало моргнуть, как мираж рассеивается.       — Что там было? — Ева вскакивает следом, потому что тоже видела… Видела… — Ты же это тоже видел?       Ева готовится бежать. Абсолютно трусливо кинув Джека. Ева шумно сглатывает. Нет, ну не может же кто-то прямо сейчас сидеть в углу, это же бред, это невозможно.       — Какая-то чертовщина, — Ева дрожит сильнее.       Он готов признать, что видел нечто в этом углу, но теперь, когда он всматривается в эту глубину тьмы, не видит ничего.       — Чёрт, Ева. Не знаю, что я видел. Но я уставший, после смены. Я могу видеть что угодно.       — Тогда иди спать. Отдохни, Джек. Всё нормально. Общепит — вот самый страшный кошмар любого человека, — Ева расслабляется. В углу никого нет. Только клубящаяся тьма, — ещё раз прости. Если ночью захочешь поесть или попить, то холодильник полностью в твоём распоряжении.       Сама же Ева по ночам даже в туалет не выходила. Боялась.       — Я буду настороже, — Джек поднимается на ноги, вытирает невидимую пыль с плеч и улыбается Еве. Её нужно настраивает на хороший вечер. — Кричи, стучи, как можешь. Я прибегу, как только услышу что-то странное. Если такое будет.       Ева машет рукой, мол, окей, иди. И Джек уходит.       И Еве хочется кинуться вслед за ним, предложить спать вместе… Господи, она в собственном дому может даже на полу поспать, лишь бы в одной комнате с живой душой. Но нет, это ниже достоинства Евы.       — Всё хорошо, Ева, — говорит та вслух, сильно ударяя себя по бёдрам, — я здесь одна. В этой комнате кроме меня никого нет.       Разговор Евы самой с собой вызывает тихий смешок с дерм Прайма. Одна? Отныне Ева никогда не будет одна.       — Как для органики слишком глубокие надежды, — звучит грубый механический голос за спиной. Мех поднимает оптику на лампочку сверху. Уже давно вся система этого дома была под его контролем.       Ева знала этот голос.       Она, мать его, знала, как никогда хорошо. Только вот его владельца было два. Сердце ухнуло вниз, а вместе с тем задрожали руки.       Нет. Нет. Нет?       — Слуховые галлюцинации. Дожила, — Ева шумно хлопает в ладони, но не оборачивается. Смеётся, — ох, Ева, стоило пить поменьше таблеток.       Прайм хочет больше места, больше возможностей, поскорее свести с ума и поиграться с жертвой. Из всех, кого мех мучил в своём мире, только Ева интересовала его.       Прайм выпускает штекер, который сразу же тянется к щиколотке Евы. Если он нажмёт сильнее, то сможет оставить на ней синяк, сломать. Сломать ноги органике, которая итак замирает, как только видит его? Прайму это нравится.       Когда Ева внизу чувствует прикосновение чего-то холодного, то все сомнения тут же исчезают. Она здесь не одна — и это пол беды. Настоящая беда в том, что сзади неё стоит…       Дальше всё происходит очень быстро, по крайней мере для Евы: она вскакивает и очень быстро бежит к двери. Отчего-то кричать не получается. Ева боится за Джека.       — О, как мило.       Сколько раз Ева пыталась сбежать от него? Боялась, кричала, вырывалась и в итоге сбегала, пока Прайм не исполнил своё обещание — пришёл за ней сам. Лампочка тускнеет быстро, на место тёплого оттенка, что осветлял практически каждый уголок, приходит тьма. Тьма, которая пускает меха ближе к Еве. После их последней встречи Ева расслабилась, слишком забылась в спокойной жизни.       — Твой друг наверху, да? — он накрывает манипулятором дверь, которую девушка желала открыть, и захлопывает до того, как Ева успевает ускользнуть в свет. Здесь только темнота, которая поглотит её и отдаст Оптимусу. — Ты переживаешь за его жалкую жизнь? Тогда могу предложить бартер.       Вторым манипулятором мех следует по талии Евы, сжимает хрупкую кожу, что в отличии от его когтистой ладони была мягкой, эластичной, нежной. Полная противоположность.       — Оптимус, — вместо голоса изо рта Евы вырывается невнятный писк. Он её нашёл. Как? Как смог пройти сквозь миры, найти её именно здесь? — пожалуйста, не трогай Джека.       Ева никогда не отличалась храбростью и милосердием, оттого в её голове построилась простая цепочка: Джек уйдёт и приведёт подмогу. А Ева уж как-нибудь протянет.       — Что за бартер? — ощущать на себе прикосновения манипулятора было страшно. Ещё страшнее было видеть в кромешной тьме только две алые точки на лицевой, да её саму. И эту ухмылку.       — Ты постоянно кричишь, — мех ведёт когтями вдоль оголённого живота, ткань футболки поднимается с его помощью. — Разве так моя Искра должна приветствовать своего партнёра? Но так куда занимательнее. Ты можешь позвать своего друга сюда. Ты ведь хочешь его помощи, так ведь? Позови Джека, чтобы он увидел, как тебе хорошо от того монстра, который вызывает у тебя страх и возбуждение.       Когти оставляют лёгкие царапины на двери, когда Прайм с характерным звуком отпускает манипулятор лишь для того, чтобы схватить подбородок Евы, не позволить повернуться к нему.       — Я могу тебе помочь его позвать.       Сердце гулко стучит о рёбра, а шум крови в ушах немного глушит голос Оптимуса. Ева понимала, что прямо сейчас с ней реализуется её самый страшный кошмар. Только кошмары нереальный, а то, что происходит сейчас — очень даже.       — Ты не мой партнёр, а я не твоя Ева, Прайм, — Ева понижает голос до шёпота, а после тут же вздрагивает, — не смей трогать Джека, металлическая мразь. Я не стану его звать.       Приступ гнева стихает также быстро, как и появляется.       Смешок вырывается с дерм Прайма, прежде чем органика успела закончить предложение.       — Ты сама пришла ко мне, — он пальцем поддевает прядь волос, следом зарывает полностью манипулятор в них, чтобы потянуть назад и откинуть голову Евы. Пускай видит его фейсплейт. В живую, в кошмарах, везде. — И с того самого клика ты моя, Ева. Оригинал не прожил долго. Это меня удручает.       Он давит на поясницу девушки, чтобы та прогнулась под ним.       — И теперь я здесь, чтобы забрать своё.       Ева не хочет подчиняться грубым движениям, но силы неравны. Шипит от боли, когда волосы на голове натягиваются. Но вырванные волосы — это не самая страшная проблема сегодня. Не теперь.       — Я тебе не принадлежу, Оптимус Прайм, — Ева говорит, но до конца не верит в это. Оптимус всегда желал её — любая из версий. Разве это не означает принадлежность? — отпусти меня и уходи в свой мир. Пожалуйста.       Системы перегреваются, как только с губ органики выходит его имя. Прайм толкает Еву в затылок, заставляет прижаться щекой к двери.       — Мольбы лишь сильнее перегревают меня, моя Искра, — Оптимус следует пальцем вдоль всего хребта, чувствуя напряжение Евы под ним. Интерфейс протоколы активируются сразу же, как только ягодицы органики под грубой силой жмутся к паховой броне. Если Прайм хочет, то он получает. — Моли больше, Ева. Чтобы Джек слышал, как твои мольбы о спасении верно катятся в самые глубокие ямы Каона, и превращаются в мольбы о большем.       Ева в отчаянии, а отчаяние приводит к борьбе. Замах выходит коротким, но сильным: Ева бьёт с локтя и попадает им прямиком в наглый фейсплейт. Правда, едва ли причиняют Оптимусу боль, а вот себе — да.       От боли в локте хочется выть, но Ева сдерживает себя. Если Джек услышит крики или грохот, то прибежит проверять. Это недопустимо, это…       — Не трогай меня, уйди!       Удар был лёгким, но сбил с толку, заставляя Оптимуса опустить шлем. Бойкая. Малость из всего, что заинтересовало его в ней.       Он хватает ту руку, что ударила его и заводит за спину. Прайм знает, что органика расположена к боли, если имеет плохую растяжку мышц.       — Если я оторву тебе руку, ты перестанешь дёргаться так активно, — скучающе гудит мех, прижимая ладонь Евы к пояснице. — Так не интересно.       Он тянет Еву за волосы назад и ударяет её головой об дверь.       — Громче, Ева. Твой друг тебя не слышит.       Теперь боли становится в разы больше. И страха. Оптимус — этот — точно может ей что-нибудь оторвать. Ради смеха и веселья, не более. Абсолютное безумие, возведённое в квадрат.       От второго удара об дверь в голове мутнеет. Кажется, Ева чувствует металлический привкус во рту.       — Не буду, — Ева чувствует, как слёзы текут по щекам, — пожалуйста, не надо, мне страшно…       — Почему? Разве твой органический друг здесь не ради того, чтобы спасти тебя?       Конечно Ева не позовёт Джека, потому что не хочет потом отмывать его останки от пола. Единственное, что она уберёт после их встречи — своё удовольствие. Конечно, если она его получит.       Прайм тянет людскую тряпку, что отделяет его от желаемого, разрывает с той лёгкостью, как разрывал живых существ в своём мире. Его оптика фиксирует одну жалкую нитку между двух ягодиц, что на клик выбивает из строя.       — У органики странное предпочтение в броне, — он заводит манипулятор между ног, желая прикоснуться к Еве. Палец скользит между половых губ, достаёт до клитора.       Ева как никогда жалеет о том, что носит ёбанные стринги. Не то чтобы нормальные трусы-семейки спасли её, но тогда было бы проще избежать смущения.       — Это не броня, — тихое шипение срывается с губ, когда Ева чувствует прикосновения к клитору. И, конечно, остро реагирует, — это одежда. И ты только что её порвал, — а совсем скоро может порвать уже и саму Еву. — Оптимус, пожалуйста, хватит, — Ева понимает, что мольба — это проигрышная тактика, но ничего не может с собой поделать, — я не хочу с тобой спать, — и видеть тоже не хочет. И чувствовать.       — Ты думаешь, что меня это остановит?       Одежда на Еве была лишней. В корпусе, который Прайм подарит ей, не будет ничего, что могло бы скрывать её изгибы. Сидя в его отсеке, фемма, что будет готова в любой момент раздвинуть серво и принять своего лорда — вот, что он сделает для себя. Оптимуса эта мысль радует, заставляет Искру дрожать от предвкушения, сравнения органической реакции тела Евы и кибертронской.       — Но ты можешь продолжать, — Прайм сжимает волосы Евы, вдавливает голову в дверь, контролируя силу. Нет, пока убивать Еву не стоило. Заниматься интерфейсом с дезактивом не в его вкусе. В отличии от здешнего Оптимуса. — Задумывалась ли ты о том, чтобы сейчас оказаться в манипуляторах другого Оптимуса, Ева? Того, кто будет превозносить тебя?       — Я думаю, что несмотря ни на что, ты всё ещё Оптимус, мать его, Прайм. А Прайм не будет меня насиловать, — Ева знает, что это ложь, — потому что любит меня. Мне не нужно, чтобы меня кто-то превозносил. Мне нужно уважение. Пусти!       Тщетно. Всё тщетно. Еву будто горой к чёртовой двери придавило. Так оно, впрочем, и было.       — Ты же не хочешь причинять мне боль. Я знаю это.       Не хочет? Прайм смеётся с её слов. Искренне.       — Будь твоё тело крепче, Ева, я бы ломал тебя каждый цикл, — он отпускает голову Евы. — Убить — нет, но если мои действия могут причинить тебе боль на грани удовольствия, то это моё истинное желание. Удовлетвори себя, Ева, — гудит мех. — если не хочешь, чтобы это сделал я — сделай это вместо меня.       И Еве ничего не остаётся кроме того, чтобы послушаться. Это стыдно, страшно и больно, но с этим бороться бесполезно. Теперь Ева даже счастлива тому, что Оптимус прижимает её к двери. В противном случае она бы упала на пол — ноги совсем не держали от страха.       Скользнув ладонью себе между ног, Ева сразу же направляет один палец к лону. Понимает, что её всё равно трахнут и лучше сделать хоть что-то, чтобы позорно не сдохнуть от боли.       — Ты же не тронешь Джека? — Ева звучит слабо.       Её друг, точно. Оптимус слишком увлёкся их маленькой игрой, что забыл про спасателя, что был в оффлайне в другом месте.       — Ты так часто вспоминаешь о нём. Возможно, мне всё же стоит позвать его?       Он сегодня добрый, даже слишком как для лорда автоботов, но пускай Ева теряется в догадках, как долго эта доброта может быть между ними, пускай следит за своими действиями и словами, пускай под его натиском делает всё вопреки своим желаниям.       Оптимус опускается на корточки, чтобы лучше лицезреть то, как палец проникает в лоно Евы. Он зафиксирует оптикой то, как его Искра сейчас подчиняется под страхом ощутить боль.       — Не надо звать, — Ева лихорадочно думает, — я ведь принадлежу только тебе. Никто не должен видеть меня такой, — и Ева показательно раздвигает малые половые губы, что Оптимусу было лучше видно. Добавляет второй палец.       Тело… Предаёт её. Постыдно и слишком скоро, но с этим ничего не поделаешь: Ева всегда была такой.       — Не переигрывай.       Наигранность, которой Ева пытается его подкупить, смешит меха. Он не тот слабый Оптимус, который сразу же поведётся на такое поведение.       — Мне печально фиксировать, что здешний я так тебя разбаловал, — он подносит манипулятор к ягодице, тянет в сторону, дабы увидеть анальное отверстие, — разве так Праймы показывают своим партнёрам свою страсть? Ты плохо обучена, моя Искра.       Мех проводит пальцем вдоль ладони Евы и направляет туда ещё один её палец. Мало, для Евы должно быть мало того, что она в себя вставляет, и Прайм ей поможет ей.       — Разве я играю? — третий палец входит туже, но пока что без боли. — Я просто внимательно слушаю тебя и повторяю, — Ева бы всё отдала, чтобы не слышать этого меха никогда.       Дыхание сбивается, и Ева прикусывает внутреннюю сторону щеки.       — Я не собака, чтобы меня воспитывать.       — Сидя у моего серво и с украшениями, что ты так любишь, ты бы походила на неё.       Визуализировать картинку в процессоре было занимательно, но идея заставить Еву послушно быть у ног своего Лорда, заинтересовала больше. Он возьмёт это на заметку.       Прайм недовольно гудит от того, как медленно Ева двигается в процессе своего удовольствия. Если органике нужно так много для разогрева, то зачем они существуют? Лишь загрязняют полезную планету.       — Резче, Ева, — Оптимус собирает немного смазки, что сочилась из лона, — разве я буду так нежен, когда войду в тебя?       — Не будешь, — и Ева не знает, боится этого или предвкушает, — но я могу ведь надеяться на твою милость?       Ради того, чтобы ускорить движение ладони, приходится сильнее выгнуться. Пальцы пропадают в лоне с громким чавкающим звуком, и Ева не может не признать, что желание уже затмевает ей разум.       Тело, что так тянется к удовольствию, коротит процессор. Ева хотела того, от чего так отказывалась.       — Чего ты хочешь, моя Искра? — Прайм выпрямляется, накрывая хрупкое тело девушки своей тенью. Снова нависает над её сгорбившимся телом, что приходится облокотиться об двери. — Тебе достаточно того, что ты сейчас получаешь?       Манипулятор накрывает ягодицу, чтобы острые когти впились в кожу человека под ним. Но мех знает, что оставляет без внимания одно из чувствительных мест Евы. Он тянет руку к футболке девушки, залезает под неё, чтобы схватить мягкую грудь, деликатно, в отличие от бёдер, где останутся синяки и царапины.       — Мало. Мне этого мало, — врать смысла нет: ответ на вопрос Оптимуса прямо перед ним. Бесстыдно расставил ноги и удовлетворяет себя перед тем, кто может уничтожить Землю, — может быть, — Ева старается сохранить остатки гордости, — я хочу тебя. Но вовсе не хочу быть разорванной.       Ева думает, надо ли ей добавлять четвёртый палец, а потом понимает, что, да. Коннектор Оптимуса будет точно больше, чем три пальца. Или даже пять.       Правда с уст Евы звучит приятнее. Неужели так быстро сломалась?       — Тогда тебе стоит запомнить это желание.       В миг прикосновения исчезают, как и сам Прайм позади. Лампочка, что до этого момента была лишена электроподачи, загорелась, освещая тёмную комнату, в которой Ева была одна.       Вот только не долго. В комнату старается пробраться Джек, который совсем недавно слышал её крик и уже вызвал подмогу.       — Ева? Ева! — парень стучит по двери. — Арси, двери не открываются.       Ева замирает, но уже не от ужаса, а от смущения. Медленно вытаскивает пальцы из себя, а после оглядывается по сторонам, понимая, что её одежда разорвана.       — Я здесь, Джек. Всё хорошо, это просто дверь заклинило! — Ева не знает, куда себя деть. Между ног горит. — Можешь идти спать. Я сама с ней разберусь.       За окном слышится тихий гул мотоцикла. Арси, что была готова хоть как-то проникнуть внутрь, остановилась у окна, всматриваясь в Еву. Ева как всегда подтверждала свой статус бесстыдной.       — Я вижу её, — говорит громко фемма. — С ней всё в порядке, Джек. Можешь идти.       Ева в ответ смотрит на Арси через окно и прикрывает глаза, понимая, что её лицо пылает от стыда. Будто родители поймали на сексе с парнем, о котором они ничего не знали.       Только проблема была в том, что парень свалил первым, дав девушке самой разбираться.       — Оптимус, какая ты невероятная сука… — сквозь зубы шепчет Ева, понимая, что мех её слышит.       Арси ловит это, но ничего не отвечает. Ей повезло, что Джек не поднял шумиху и не написал самому Прайму — тот собрал бы целый отряд, чтобы спасти эту органику от напасти. Ей в следующий раз стоит уединиться, когда в доме нет парня, что по уши влюблён в неё и даже не подозревает, как она бредит о другом, занимаясь самоудовлетворением. Она здесь лишь как защитник, потому возвращается на своё законное место — у бордюра.       — Ева, мне точно не стоит тебе помочь? — звучит обеспокоенный голос Джека. — Ты кричала так, будто тебя будут убивать.       Джек мог бы ей, конечно, помочь. Шестнадцать ему уже было. Но всё же член парня никогда не сравнится с коннектором Прайма, поэтому…       — Всё нормально, Джек. Правда. Иди спать. Я тоже сейчас пойду. Мне уже не так страшно, — кривая ухмылка появляется на лице Евы.       Джек сдаётся сразу же после этих слов — идти против упёртости Евы не было смысла, тем более Арси подтвердила то, что она в порядке; потому коридор сразу же наполнился шагами по лестнице на второй этаж. И зачем он согласился на ночь здесь, как бешеный сорвался при крике Евы, если всё в порядке?       Но Еве уже не страшно и это главное. Значит миф о том, что здесь действительно кто-то есть, развеялся, и он просто словил групповую паранойю из-за переживаний девушки.       Ева слышит удаляющиеся шаги Джека и, наконец, выдыхает. Опасность для парня миновала.       — Оптимус? — тихо зовёт Ева, не уверенная в том, что делает. — Ты здесь?       Пусть лучше уйдёт. Она может и сама справится с возбуждением, а последствия при присутствии Прайма дома намного и намного разрушительнее.       Она зовёт его по имени. Чтобы Ева так делала, когда ей не было что-то нужно? Никогда.       Прайм наблюдает из темноты, сливаясь с ней, становясь её частью. Конечно, процессор разрывается от сообщениях о коннекторе, что неприятно жал в сегменты паховой брони, протоколы интерфейса были заглушены — рано, пока что Ева не боится.       Напряжение нарастает. Открытой коже становится холоднее, а, вследствие, и самой Еве. Её бьёт дрожь.       — Оптимус, я знаю, что ты здесь. Я чувствую твой взгляд, — это было правдой. Такой взгляд не почувствовать было невозможно, — ты порвал мне одежду. Как мне теперь по дому ходить?       Оптимус явно забывает, что органика имеет свой способ распознавания сигнатуры других существ. Как именно это работает, он сам ещё не понял, да и не стремился узнавать это. Но из-за Евы придётся.       — Тебя не устраивает ходить так? — мех довольно гудит, расплывается в усмешке. — Разве ты не один раз ходила в той ткани, что сейчас на тебе? Практически каждый цикл.       Ева поворачивается в сторону голоса и опять видит лишь алые окуляры. Как… Как у него это получается? Слишком много вопросов.       — Ты следил за мной давно, — резюмирует Еве, а после спокойно отвечает. — Да, я люблю ходить в одних трусах по дому. Но только тогда, когда я одна, а не когда у меня гости.       — Привыкать к минимуму защиты — это хорошая привычка, — урчит мех. — Но разве наличие ещё одной органической мужской особи тебя останавливает? Я могу его уничтожить до атомов, и мы снова будем наедине. Это ты его пригласила, моя Искра.       Оптимусу было всё равно, кто ходит по дому. Даже если этот «кто-то» увидит Еву в таком виде, либо же в пик перезагрузки, то ему будет всё равно.       — Успокойся, пожалуйста. Не надо никого уничтожать, — Еве медленно двигается по кухне, но не к двери — она всё ещё заблокирована — а к гарнитуре. К ножам. Это глупо, но это хоть что-то.       Ева не думает, что это хоть как-то поможет. Ей уже ничего не поможет, потому что это началось не сегодня и даже не в этом новом доме. Это началось с её смерти.       — На войне должно быть много брони, разве нет? Особенно у меня, как у невольного её участника.       Оптимус следует по пятам. Ева иногда любит совершать глупые ошибки, потому Прайм обязан контролировать каждый её шаг и действие.       — У тебя не будет брони, моя Искра, — мех вентилирует, на клик тушит оптику, когда визуализирует её в теле кибертронца. — Я подарю тебе корпус, что не требует ни одного сантиметра брони.       — Я повторяла тебе сотни раз, повторю ещё раз: я не буду киберформирована. Ты никогда меня не увидишь в металлическом обличье. Я не позволю этому случиться, — огромный нож для мяса очень удачно лежит на доске для резки, и Ева его быстро хватает, направляя в темноту. — Уходи, Оптимус. Если ты хочешь только моего страха, то уходи. Ты его не получишь. Иначе… — быстрый взгляд на лезвие ножа, белеющее в темноте, — иначе я перережу себе горло.       Уверенности в том, что сегодня она решится на это, не было.       — Разве меня это волнует? — Прайм выпускает штекеры, позволяет одному подняться по запястью и змеёй обвить ладонь с ножом. — Ты должна держать его уверенней. Я знаю, что у органики есть слабые места.       Мех на брийм затихает. Ему нужно некоторое время, чтобы найти информацию об анатомии человека. Еву стоит поддержать в её глупой актёрской игре. У меха крайне крепкая хватка, когда дело доходит до холодного оружия.       — Если ты боишься сделать этот шаг, я помогу тебе, — он сдавливает штекерами запястье и направляет остриём в сторону живота Евы.       — Не пугай меня, — Ева старается храбриться, но пульс и расширенные зрачки выдают её. Как и шумное дыхание. Как и холодный пот, стекающий по спине, — ты сам сказал, что тебе мой труп не нужен. Можешь блефовать, сколько хочешь.       Ева думала, что для этой версии Оптимуса Прайма убийства — это нечто сродни воздуху для человека. Она не была уверенна в тех словах, которые произносила. Невольно Ева сопротивляется натяжению штекеров.       — Смотря в какой ситуации. Я не практикую некрофилию, полагаю, это больше с удовольствием сделает здешний Оптимус?.. Если ты боишься сделать это своими руками, — штекер отпускает руку Евы, кончик трансформируется в небольшое лезвие и останавливается напротив глаза девушки. — Я могу сделать всё сам. Будет больно.       Ева следит за поблёскивающим металлом, до конца не видя его точное расположение. Так близко к глазным яблокам. Ещё чу-чуть и… Нет, Ева даже представить себе не может, насколько это будет больно.       Нож выпадает из ослабевших рук, а вслед за ним на пол сползает и Ева. Угрожать не вышло. Конечно, о чём она думала? Где она — жалкая органика — а где Прайм.       — Я тебя услышала, Оптимус. Ничего делать не надо. А теперь, — в который раз повторила Ева, — уходи. Ты добился того, чего хотел, — Ева не знала, чего хотел Прайм.       — Я не получил то, чего желаю, моя Искра, — штекер исчезает в темноте также быстро, как и появляется. — Разве был бы я здесь просто ради того, чтобы посмотреть на твой порт? Глупо, не находишь? Пока Оптимус наслаждается каплями энергона, я хочу получить всё полностью, и я это сделаю. Я буду преследовать тебя столько, сколько захочу этого сам.       — А я-то уже думала, что ты просто хотел меня изводить несколько недель, а потом появиться, напугать и уйти, — Ева слабо ухмыляется, — ты не будешь меня преследовать дальше. Рано или поздно я уйду отсюда, и мы с Джеком и Арси поедем на базу. А там и твой двойник узнает обо всём.       Ева не была уверенна в том, кто победит в этой схватке один на один. Но кто-то же должен был! Потому что неопределённость — это хуже всего.       Механизмы гудят активнее, когда мех слышит вызов в голосе Евы. Она слишком уверенна в том, что два помешанных на органике меха не найдут общий язык.       — Не переживай, — оптика светит ярче, с азартом и предвкушением. — Я не жадный. И если здешний я захочет разделить одну платформу с нами, я ему это позволю сделать. Если нет — что ж, убивать своих клонов мне не приходилось, но за ворны войны всё может случиться, не так ли?       Ева вздрагивает, а после сползает ещё ниже, практически ложась на пол. Будто страх давит на неё физически, придавливая.       — Оптимус ни за что не будет меня насиловать вместе с тобой, больной ты ублюдок, — говорит Ева и понимает, что сама не знает, кому врёт: себе или Прайму, — он сильнее тебя, — очередная вещь, которую Ева не может проверить.       — Меня забавляет твоя уверенность в силах здешнего меня, — оптика не сводится с Евы ни на клик. — Тебе стоит бежать наверх. Одеться и бежать к Оптимусу. Ему стоит хоть от кого-то узнать, что тебя преследует кошмар, не так ли, Ева?       — Бежать? Сейчас? Ночью, когда кошмары сильнее всего? Я не смогу сбежать, и ты прекрасно это знаешь, — но вопреки словам, мышцы напрягаются, — дверь закрыта. Если даже я её выбью плечом, то это опять привлечёт Джека, и я не отверчусь обычными объяснениями.       — Ты только что была готова позвать его прямо сюда. Так что же изменилось?       Логика, которой следовала Ева, порой была странной, потому мех заинтересованно склонил шлем набок, не спуская пристального взгляда с девушки напротив.       — К тебе пришли даже два помощника, — он гудит, бросает взгляд на окно. — Арси здесь. Всё такая же, как и у меня дома.       — Ты их убьёшь. Ни Арси, ни тем более Джек не смогут тебе противостоять, — тихий смешок, — только я на это способна.       Увы, способна, но не физической силой или умом, а тем, как манипулируют содержанки своими папиками. Какая мерзость. Ева так низко пала.       — Мне нравится ход твоих мыслей.       Ева начинала принимать тот факт, что от Прайма ей некуда бежать. Он слишком много усилий потратил на то, чтобы вернуть её себе. И не какую-либо другую Еву из другой вселенной, а конкретно её. Конечно, Прайм баловался с другими, забирал в свои вселенные, но те долго протянуть не могли. Будто были фальшивками.       Но его Ева сейчас перед ним.       — Тебе нравится во мне всё, — Ева расслабляется, а после медленно поднимается на ноги. — Если я сейчас попробую уйти, то ты остановишь меня? — вопрос кажется глупым, но лучше получить ответ словами, нежели чем ударом головой об дверь со всей силы.       Нож всё ещё валялся на полу, раз за разом привлекая к себе внимание. Увы, он был бесполезен.       — Я всё равно буду рядом.       Прайм ступает в тень глубже, тушит свою оптику. Сегодняшняя игра была интересной, завлекающей его ещё глубже в своей зависимости от белковой.       Ева кидается к двери и та легко и просто открывается. Джека там уже, конечно, нет, и Ева спешит подняться в свою комнату, чтобы накинуть одежду и вырвать порванные тряпки. В каждой тени ей продолжает мерещиться Прайм. Хотя, почему «мерещиться»? Он там есть.       Уже будучи в комнате, Ева замирает: она не понимает, как Прайм умудряется передвигаться по тьме. Это бред. Он кибертронец, а не волшебник. Но он же это как-то делает!       — Как ты… Это делаешь?       В комнате Ева оставляет лишь настольную лампу, как главный источник света. Та ещё не подозревает об ограничениях, которые настигли меха в этом мире, будто наказание за тёмные деяния с примесью благословения. То, что Ева не знает обо всех возможностях Оптимуса, заводит больной процессор.       — Разве это так важно? — он ступает из тени ближе к Еве. — Ты оделась, — звучит грозно.       — Конечно, важно. Не делай вид, будто не понимаешь, почему, — Ева передёргивает плечами, когда вновь видит Прайма, — оделась. Я думала, что ты не хочешь сегодня продолжать. Время уже позднее. Я спать хочу.       Ева спать не хотела. Физически — может быть, но от страха она глаз не сомкнёт до самого рассвета.       Кусается, как будто перед Праймом стоял скраплет, что готов был накинуться на вкусный металл с секунды на секунду. Вот только Ева, в отличие от скраплета, боялась. Оптимусу это нравилось.       — Разве интересно взять всё сразу? — Оптимус встает позади неё, но приходится склониться, чтобы достать шлемом до макушки Евы. — Ты сама со временем возжелаешь, чтобы я закончил. Или, — мокрая глосса проходит по ушной раковине девушки, задевает мочку, в то время как манипуляторы накрывают хрупкие плечи, — ты можешь обратиться к Оптимусу, с просьбой успокоить свои земные протоколы удовольствия.       — Я сейчас обращаюсь к тебе с просьбой отстать от меня и дать мне успокоить свои земные протоколы сна, — Ева невольно выгибается, склоняя голову в сторону глоссы. Знал ведь, что там её слабая зона, — давай, Оптимус. Дай мне отдохнуть, пожалуйста. Возвращайся в свой мир — там идёт война. Ты не можешь его покинуть.       — Возможно, на твоём Оптимусе это сработает, но не на мне, — Прайм опускает манипуляторы на женские бёдра, следуют вдоль, сжимают новый слой одежды. — Мои Автоботы не глупы и могут без должного указания разобраться.       Оптимус толкает её на кровать. Если Ева так желает уйти в оффлайн, то пусть: ему это не помешает взять её прямо здесь и сейчас, невзирая на состояние. Если он захочет.       Ева приземляется на мягкую перину, тут же отползая как можно дальше. Ну вот, секса избежать, кажется, не выйдет. Ева не знает, что больше ощущает: страх или предвкушение.       — Либо трахай меня, как положено, либо уходи, — звучит с вызовом.       — О, теперь ты заговорила так. Земной жаргон отвратителен, — выплёвывает Прайм и хватает Еву за лодыжку. Зря она избегает того, что всё равно произойдёт, но что более увлекает — это реакция девушки перед ним, предвкушение. Мех находит это милым. Ева пытается скрыть то, что так хочет его коннектор?       Из-под нагрудной брони снова выходят штекеры, следуют к запястьям девушки, чтобы зафиксировать и не дать ей сбежать. Ева может попытаться, потому лучше лишний шум предотвратить сейчас.       — Я просто не люблю, когда мои любовники играют девственников, — Ева надувает щёки, — тебе это не идёт. Ты хочешь меня и очень давно.       Ева вырваться не пытается. Это было бесполезно раньше — это глупо и сейчас.       — Что же изменилось в тебе сейчас? Не бежишь, не умоляешь остановиться.       Прайм сжимает её запястья крепче. Такая покорность Евы обманчива. Одежда, которую та успела одеть, срывается мигом. Если Ева желает ощутить его, то так и будет.       — Я просто не вижу смысла в той борьбе, в которой точно проиграю. Ты меня сегодня возьмёшь в любом случае: вырывайся я или умоляй о большем.       Ева с грустью смотрит на ещё одну порванную одежду. Такими темпами она реально будет ходить голой.       — Ты смирилась с тем, что будет, — он впивается когтями в податливую кожу на бедре, оставляет тонкие царапины.       — С чего ты решила, что я возьму тебя сегодня, моя Искра? — он опускает фейсплейт к внутренней стороне бедра, касается дермами кожи. Игра… Должна продолжаться.       — Потому что ты — Оптимус Прайм, а я Ева. Этого достаточно, — Ева пожимает плечами, с усмешкой наблюдая за мехом. — Но если не хочешь, то не надо, — и Ева сводит бёдра, зажимая шлем меха между ног.       Ева начинает получать азарт от этой маленькой и глупой игры. Если она в любом случае проиграет, то получит от этого максимум.       — Гребёшь меня под одну гребёнку с фальшивкой?       Теперь он понимал к чему Ева клонит — она хочет этого, потому и прекращает брыкаться в манипуляторах Оптимуса. Механизмы гудят громче от перегрева. Прайму явно нравится, какой смелой становится Ева, потому склоняет шлем, утыкается фейсплейтом в паховую зону и ведёт глоссой до пупка.       — Нет, почему? Я умею разделять тебя и… Тебя. Вы одна личность, но разные её стороны. Даже не знаю, кто из вас мне нравится больше, — Ева делает вид, что думает, — мне нужно сравнить вас.       Ева ответ на вопрос знает. Оба меха в ней вызывают дикий ужас. Этого достаточно, чтобы ставить между ними знак равно.       — Ты всегда можешь связаться с Оптимусом и попросить его присоединиться.       Прайм хватает клитор двумя пальцами, собирает остатки смазки. Люди слишком нуждаются… в ласках. Это почти умиляет.       — Либо же я мог оставить тебя ему, — мех поднимается с лёгкостью, хватает ноги, что покоились на его плечах и открывает Еву шире перед собой, чтобы увидеть детальнее то, что Оптимус успел позабыть с тех времён, как имел свою Еву. — Я буду ждать тебя всегда в темноте, моя Искра, чтобы услышать, кто именно лучше тебя отконнектил.       Ева выгибается. Оптимус действует с ней грубо, в своей манере. Но грубость — это не агония. Грубость терпима.       — Ты так часто его зовешь, — цитирует Ева слова Прайма о Джеке, — ещё чуть-чуть, и я подумаю, что ты хочешь его трахнуть. Хотите, чтобы я вами покомандовала?       Ева тянет руку вперёд, гладя меха по шлему и антенкам.       — Ты сама заговорила о сравнении, — Прайм хватает ту за запястье и сжимает в манипуляторе.       Получить главенство над своим клоном, который в разы слабее? Оптимусу это нравится. Заставить дефектного смотреть, как его зависимость берут и ей нравится? Ещё лучше. Но самое лучшее, что могло сравниться с уничтожением планет — это Ева, что сейчас раздвинула свои ноги перед ним и сама зазывает его.       — Я заговорила об этом, потому что ты продолжал говорить об Оптимусе, Оптимус, — Ева тихо стонет. Глосса меха на клиторе ощущается так волшебно, что ей остаётся лишь сжимать ткань постельного белья, — ты такой… Чертовски гордый.       Ева толкается вперёд, желая насадить наглый фейсплейт меха и испачкать своими соками. Хочет получить её? Получит!       Манипуляторы сжимают бёдра Евы, заставляя ту ослабить хватку. Он поднимает нижнюю часть выше, чтобы Еве было тяжелее на весу так нагло садиться на него.       — Если желаешь оседлать меня, моя Искра, — он облизывает измазанные смазкой дермы, — стоит поменять позиции. Насколько я помню, люди часто это практикуют.       Пальцами мех разводит половые губы, всматривается в сжимающееся лоно, что никак не может расслабиться.       Ева недовольно ёрзает. Вот чёрт, держит так, что хер выберешься. Еве это не нравится, но вместе с тем — возбуждает. Теперь честно и откровенно.       — Да, я бы на тебе посидела, — звучит примирительно, — не только на глоссе, — и опять Ева ухмыляется. Знает, что даже в темноте мех увидит это.       — Значит, оседлаешь. Посмотрим, уверена ли ты в своих действиях.       Раскрытое лоно прямо перед фейсплейтом привлекает внимание меха, но оптика всегда будет следить лишь за реакцией Евы. Он поглотит каждую частичку, которую она ему даст, будь то эмоции или что-то другое.       Кончик глоссы проникает в отверстие, становится большим в длине и благодаря смазке — Праймус, мех не ожидал, что Ева с этого мира будет намного податливее другой, — скользнул ещё глубже.       Рецепторы улавливают привкус его Евы, и Оптимусу впервые приносит удовольствие ощущать органику на любой части его корпуса.       Ева раздвигает ноги шире и стонет. Да, чёртов Прайм знал как нужно правильно применять свою глоссу. Знал и делал. Делал очень хорошо. От этого хотелось лишь больше и больше.       — Теперь я понимаю, почему ты так много болтаешь. Ты тренируешься, — Ева морщится, когда глосса подло изворачивается внутри неё, — продолжай в том же духе и, может быть, выиграешь соревнование.       Соревноваться с кем-либо Оптимус не собирался — он знал, что искусный любовник. Унизить и доказать — два разных действия.       Оптимус теряет интерес к её удовольствию довольно быстро. Мех хватает Еву за подбородок, заставляет поменять позу и быть с ним наравне.       — Весь вечер слышу комментарии об этом, — Оптимус размещает Еву между своих серво с насмешкой. Каждый горазд болтать, так к чему ему так стараться? — Покажи свою уверенность.       Ева смотрит на него несколько долгих секунд. Смотрит на паховую, что ещё не открыта. И опять на меха, прямо в алые окуляры.       — Почему ты прервался? — Ева грубо хватает Прайма за антенну, дёргая на себя. — Я не разрешала тебе этого.       Вот она — уверенность. В случае Евы самоуверенность.       Прайм хватает её за шею сразу же, как замечает резкое движение в сторону своих антенн.       — Не смей, — он глушит боевые протоколы, усмехается уверенности, что так резко мелькает в глазах девушки перед ним. — Тш-ш, — мех ведёт пальцем вдоль губы Евы, — не трогай, они мне нравятся.       — Мне тоже. Именно поэтому я трогаю, — Ева хрипит. Оптимус может переломить ей хребет одним движением манипулятора, — ну же, Оптимус. Не веди себя, как насильник.       Играть по правилам меха хотелось, но лишь вольно их трактуя.       — Помнится, мне в разговоре ты упоминала, что я им и являюсь.       Меху это льстит. Пускай Ева видит всё самое худшее в своём будущем Бондмейте.       Когда Прайм улавливает хрип в голосе, то нехотя отпускает. Предупреждение Ева получила.       — Я просто объективно тебя оцениваю. Веди себя лучше и, может, перестанешь являться в моих глазах преступником, — Ева недовольно стонет: внизу горит, а Прайм так неосмотрительно совсем оставил без внимания её нижнюю часть, — повторяю: либо бери меня, либо уходи.       — Зачем мне так стараться? — он лениво ныряет пальцами к половым губам, заполняет пустоту сразу двумя. — Я предоставил тебе свои пальцы. Двигайся, моя Искра.       И Ева двигается. Потому что у неё нет и не будет в этом выбора, а ещё из-за того, что она желает. У Прайма на манипуляторах установлен опасный апгрейд — когти. Металлические острые когти, которые рвут металл противников на поле боя с удивительной лёгкостью. Ева осознаёт, что стоит Оптимусу немного надавить, как её плоть разойдётся, подобно бумаге.       — А как же ты и твоё удовольствие? Не поверю, что не хочешь перезагрузиться, — коннектор не менее опасный, чем когти.       В ответ на вопрос Евы паховая броня раскрывается, обнажая коннектор. Тот действительно все это время давил на стены его брони, но увлечённый их азартными играми, Прайм не обращал внимание на собственное возбуждение.       — Хочешь сесть на него сразу же?       — Боюсь, я его не приму, — Ева смотрит на фиолетовые биолайты, расположенные по всей величине коннектора, и повторяет жест Оптимуса, облизывая свои губы, — но он выглядит неплохо. Специально для меня украсил?       Ева чуть отводит ногу в сторону, чтобы насаживаться под другим углом. Пытается держать единый темп.       — Ева, что была под моим надзором, оказалась крайне… не выносливой, — Оптимус следит за тем, как пальцы исчезают внутри Евы, довольно усмехается. — Органика оказалась довольно мягкой.       — Это не она была невыносливой, а ты её жестоко изнасиловал и убил, — странно было трахаться с тем, кто убил тебя, пусть и в другом мире. И всё же — не так уж и плохо. Терпимо, можно сказать, — зато мне нравится ваша выносливость. Кибертронцы неплохи в сексе.       … и для секса. Этакая очень навороченная секс-машина.       Мотор рычит громче. Чтобы органика твердила, что кибертронцы неплохи в коннекте? Ева была плохо обучена тому, какое уважение нужно иметь к Прайму.       — Я хочу отрезать твой язык, моя Искра, — он давит на подбородок с большей силой чем до этого, без особого контроля.       — Я знаю. А ещё ты хочешь оторвать мне руки и ноги, — Ева шипит от боли. Да, её лицо точно завтра будут покрывать синяки. И как оправдываться перед Джеком? У неё вообще тоналка есть? — и ты это однажды сделаешь. Я знаю это, Оптимус. Ты повторяешься.       Из-за отсутствия пальцев внутри становится совсем пусто. Оптимус решил её пытать не болью, а отсутствием удовольствия?       — Повторяюсь, — он склоняется к уху Евы. — И я буду говорить тебе каждый клик, как желаю сломать тебя.       Он разводит бедра Евы в сторону, заставляет прижаться к честплейту своей грудью и выгнуться. Нет, сомнений точно нет, мех сегодня точно побывает внутри Евы.       — Тебе стоит расслабиться, — Прайм прикусывает мочку уха, следуя манипулятором вдоль хребта к пояснице.       — Ты психопат, — Ева прижимается проводит ладонью по стёклам честплейта, — ненормальный, обезумивший от собственной власти психопат. Но не думай, что сможешь меня сломать. У тебя получится только убить. Этого мало.       И Ева расслабляется, хотя понимает, что Прайм с ней нежничать не будет. Неприятно всё равно станет.       — Власть пьянит, Ева, — он толкает бёдра первым, знает прекрасно, что Ева не сделает этот первый шаг, как бы не желала ощутить коннектор внутри. Она всё равно боялась. — Человеческая психика хрупкая. Ты уже сломана, Ева. То, что ты сейчас стонешь от того, кто может убить тебя в любой клик, показательно.       На коннекторе Ева ощущалась туго, уже от этого системы выдавали ошибки — слишком сильное давление оказывалось, но мех готов игнорировать их, главное было дать Еве почувствовать весь коннектор.       Один толчок решает всё. Прайм двигает бёдрами вверх, заставляя Еву подпрыгнуть на себе. Он входит настолько, насколько позволяет вместительность Евы — мало. Критически мало места для него всего.       Ева сдерживает крик: Джек услышит. Поэтому она сильно прикусывает щёку, чтобы одну боль перебить другой. Оптимус Прайм действительно слишком большой для неё. Человеческое тело может принять такой размер, но не сразу. Прайм решил это за неё.       — Никто не виноват, что ты такой сексуальный мерзавец, — Ева смахивает слёзы с щёк, — а теперь молчи и работай.       Это смешит Прайма. Тот в ответ склоняет шлем с ехидным блеском в красной оптике, изучая лицо Евы. Она действительно сдерживается, потому что боится, что её белковый спасатель увидит её такой.       — Молчать? — Если Ева хочет заткнуть Оптимуса, его нужно поцеловать, но для каждого поцелуй воспринимался по-разному. Глосса проникает сразу в рот Евы, прежде чем та успеет его закрыть, но не останавливается на месте. Мех изучает ряд зубов, касается нёба и следует в глотку.       Ева хрипит, чувствуя, как спазмы сжимают горло. Чёртов ублюдок точно знал, что нужно сделать, чтобы молчала уже она.       Вопреки здравому смыслу, Ева подаётся вперёд, приникая губами к дермам Прайма. Целует, позволяя глоссе двигаться так далеко, как захочет её хозяин. Но всё же мстит: прикусывает мягкий металл.       Реакция не заставляет себя ждать. Если Ева считает, что это ему навредит, то нет. В процессоре мелькает ошибка о повреждении чувствительного металла, но Прайм игнорирует, это лишь перегревает его системы.       Коннектор дёргается внутри в ответ на укус, Оптимус даже не двигается, хотя и стоило Еву отыметь, как последнюю интерфемку, которых мех позволял иногда пускать в свой отсек.       Оптимус меняет положение, кладет Еву на спину, нависает сверху. Из-за смены положения коннектор теперь находится, казалось, ещё глубже, и Еве ничего не остаётся кроме того, чтобы выгнуться, попытавшись отстраниться. Не вышло, конечно. Как не вышло и избавиться от глоссы, которая, кажется, облизала каждый уголок рта и горла.       Ева мычит, стараясь подать сигнал Прайму, чтобы тот прекратил её терзать подобным образом.       Но Оптимуса это не волнует. Он следит за состоянием Евы и желает довести её до критической точки. Как только глосса проникает ещё глубже, мех наконец-то освобождает горло девушки, поднимается над ней, чтобы дать отдышаться — увы, люди и здесь были слабы.       И полностью давать ей свободу мех не желает, начинает двигаться — грубо, резко, с небольшими перерывами, будто его темп не заключался в скорости. Ева должна прочувствовать каждый миллиметр, каждый выпирающий провод его коннектора, захотеть его ещё больше.       — Сукин ты сын! — стонет Ева, не до конца понимая, больно ли ей от резких движений меха, или нет. Вероятно, у неё всё же что-то порвано внутри. Может быть, завтра ей придётся обратиться в больницу. Но это будет потом. — Чёрт…       Ева вновь тянет свои руки к антенне, сжимает её. Уж слишком она выделяется на шлеме Прайма, чтобы оставить её в покое.       Прайм гудит от удовольствия, склоняет шлем в сторону руки Евы, позволяя ухватиться покрепче — ему самому нравится её заинтересованность в антеннах.        Спустя клик Оптимус закидывает бедро Евы себе на плечо, касается кожи сначала дермами, а следом и глоссой. Ева хотела внимания — она его получит.       — Они у тебя красивые, — это правда. — Ты сам весь красивый, — и это тоже правда. Оптимус Прайм для Евы был своеобразной иконой странной, внеземной красоты. С этими чертами фейсплейта, оптикой — голубой или красной — бёдрами, честплейтом… Антеннами. Да, Ева, может, и стала ксенофилкой.       Теперь Ева ему льстила, что и следовало делать фемме Лорда.       Просто так она не могла говорить Оптимусу комплименты. Хотела нежности к себе? Мех не способен, да и не желает подобного. Ева прикрывает глаза, признавая то, что всё же удовольствие побеждало боль. Да, Оптимус Прайм был чертовски хорош, будучи в ней. И на ней. И вокруг неё.       — Разве так благодарят за приятные слова, Оптимус? — Ева кладёт ладонь на щёку Прайма, задевая его дермы.       — Зачем мне благодарить за истину в твоих словах?       Вероятно, Ева ещё не поняла: он всегда будет делать Еве приятно. Просто конкретно он предпочитает это делать с болью.       Потому что ему это нравится, потому что Ева ещё не признала тот факт, что она такая же сумасшедшая, которой нравится, чтобы с ней так обращались. Как с грязной интерфемкой, которая лишь с удовольствием подставит все порты под трансфлюид своего лорда.       — Не за истину. За удовольствие, которые ты получаешь, когда я говорю тебе это. Признай: ты бы перезагрузил от одного моего взгляда, обращённого на тебя, — Ева надавливает пальцем на дермы, упираясь в металл дент, — открой энергоприёмник, Оптимус.       Ева устраивается удобнее, готовясь к очень резким фрикциям.       — Да, Ева. Я бы перезагрузился от одного твоего взгляда. Но теперь я имею больше, чем взгляд. И я становлюсь голодным.       Любопытство берёт верх: мех приоткрывает под лёгким касанием свой энергоприёмник, не спуская красной оптику с девушки под собой.       Ева проталкивает большой палец внутрь энергоприёмника, пытаясь поймать глоссу. Придавить её одним пальцем не вышло, поэтому Ева засунула ещё два — указательный и средний — и всё же поймала глоссу.       — У тебя фейсплейт такой глупый сейчас, — Ева звучала дружелюбно, — жаль, что у вас слюней нет. Я бы посмотрела, как они текут по твоей лицевой.       Глосса послушно обвивается кончиком вокруг пальцев Евы. Прайм пускает смазку, не слюни, но хороший заместитель, позволяет ей скатиться по тонким пальцам девушки, что без страха проникли к острым дентам.       — Даже так? — Ева в восторге. Оптимус Прайм — гроза Галактики — самозабвенно ласкает её пальцы в своём энергоприёмнике, да ещё пачкает всё вокруг своей смазкой, — какой ты грязный, Оптимус. И абсолютно бесстыдный.       Сдерживать свои стоны становится совсем трудно. Оптимус трахает её и делает это хорошо. К его чести.       Ева тоже была бесстыдно грязная, но внизу.       Он хватает Еву за подбородок, оттягивает руку, что затыкает его.       — Как бесстыдно, Ева.       — Тебе понравилось, — Ева пожимает плечами, — теперь я вижу, что ты грозный только на словах. В реальности же просто шлюха. Моя, конечно же.       И это радует. Балует ту тёмную сторону Евы, о которой она не любит думать.       Плечи Прайма трясутся от смеха. Ева действительно выражалась, как подобает. органике. Низко и пошло.       Ева под ним не сопротивлялась, не кричала от страха, а лишь разводила ноги и давала то, что Оптимус давно хотел — она сама этого хотела, открывала ему то, что давно было глубоко внутри, под оболочкой человеческих границ желаний.       Ева хотела было нахмуриться на смех, осадить меха, но после получения новой ласки все слова застряли в горле.       Оргазм обрушился совсем скоро: от такого количества стимуляции было тяжело его не получить.       — Оптимус, — Ева выгнулась, — блять!..       Трансфлюид заполняет Еву, потому последующие толчки, которые делает мех, сопровождались бесстыдными чавканьем. Как только коннектор покидает тело, часть сразу же вытекает из лона с примесью крови.       — Из-за тебя я буду спать на мокром, — Ева шумно дышит, чувствуя под собой мокрую ткань.       Ева точно ничего не станет сегодня менять: тело казалось ватным. Сил хватило только на то, чтобы провести ладонью по вульве, зачерпнув побольше вытекающего из лона трансфлюида, и размазать по Оптимусу, пачкая его ещё больше.       — Джек будет рад увидеть то, что ты сотворила с собой, — мех усмехается.       — Он не заходит в мою комнату без стука. В отличие от некоторых, он воспитанный молодой человек, — Ева опять тянется к лону, но в этот раз размазывает трансфлюид не по Прайму, а по своему животу. Липко, — к тому же, я не хочу в таком виде красоваться.       Впрочем, именно это сейчас Ева открыто и делала.       Теперь всё внимание было на движениях рук Евы. Что ж, она действительно умела играть, и порой мех понимал, каким же глупым ботом являлся не только здешний Прайм, но и он.       Оптимус голодно хватает её за бедра и тянет снова к себе. Коннектор касается вульвы Евы, остатки трансфлюида и удовольствия девушки снова смешиваются. Оптимус спускается к животу и проводит глоссой вдоль той полоски, которую оставила Ева.       — Какой ты ненасытный, Прайм, — Ева опять кладёт руку на шлем меха, задумчиво водя по гладкому металлу. Ни одной царапины. Удивительно, — решил меня почистить? Молодец.       Ева насаживается на коннектор Оптимуса, принимая того снова. Она не готова ко второму раунду, но начнёт его.       Заинтересованность Евы в том, чтобы продолжить начатое, увлекает и самого Прайма. Тот поднимает девушку, заставляя оседлать себя, войти в неё под новым углом. Раз уж та так желает взять на себя контроль, Оптимус ей его подарит.       — Как долго твое хрупкое человеческое тело продержится? — Он лениво ведёт манипулятором по животу к груди, касается вставших бусин сосков, как только те появляются перед оптикой, и задевает их когтем.       — В таком темпе — только этот раунд, — решительно заявляет Ева. Потом будет тяжелее возбуждаться, либидо упадёт. — Может, чуть больше. Ты заставляешь меня находить новые пределы возможностей. Но ты ведь поможешь мне, если я устану?       Темп, который задаёт Ева, рваный и медленный. Но глубокий. Ноги уже сводило от напряжения.       Ева не сомневалась, что поможет. Тот не упустит возможности отыметь её в любом положении.       Прайм сразу же хватает её под бедра и поднимается с человеческой платформы.       — Ты уже хочешь, чтобы я это сделал, — хватка на бёдрах Евы становится сильнее.       — Это так очевидно? — Ева обнимает меха за шею, аккуратно прикасается к его дермам. Поцелуй выходит быстрым, почти невесомым. — Мне нравится, когда это делаешь ты. У тебя выходит, — хмыкает, — лучше.       Конечно, лучше. Потому что Прайм привык вбиваться в неё, как отбойный молоток.       — Я бы находился в тебе всегда, — Оптимус ступает ближе к стене, чтобы Ева имела опору. — Как и ты хочешь, чтобы мой коннектор заполнял тебя. Будь то твой порт, либо же рот.       Конечно, во рту Оптимус у этой версии никогда не был, но он изменит это. Возможно, когда Ева будет оффлайнить.       — Только порт или рот? Оптимус, у меня больше отверстий. Тебе стоит подучить анатомию, — Ева захлёбывается стонами, когда Оптимус толкается в неё особенно сильно, — и ничего подобного я не хочу. Ты слишком большого мнения о себе.       Сдерживать удовольствие не выходит, и Ева получает второй оргазм за ночь. Этот был слабее предыдущего, но всё равно отдался приятной волной по всему телу.       Как только мех ощущает давление на коннектор, делает последние несколько толчков и покидает тело Евы.       — Тебе стоит как можно быстрее привести себя в порядок, — мех спускает Еву с себя и оставляет далеко от кровати. — Потому что в перезагрузке ты очень громкая.       — Ева! — слышится голос за дверью. Джек явно был взволнован странными звуками.       Мех исчезает в темноте.       Ой.       Ева не успевает ни прикрыться, ни натянуть на себя одеяло: дверь открывается, полоска света прорезает тьму, показывая Еву Джеку.       — Можно было и постучаться, Джек, — Ева звучит беззлобно, закрывая грудь рукой и сдвигая ноги. — Всё хорошо. Я тут со страхом справлялась. Как могла.       Переживание за кричащую Еву было главным оправдание, почему Джек ворвался в её комнату, но то, что ему предстала голая девушка, которая ему симпатична, было явно не то, чего он ожидал.       — Прости! — Джек закрывает двери перед собой, пытается тем самым скрыть смущение, которое начало проявляться на его лице.       — Прощаю, — Ева хмыкнула, поднимаясь на ноги. Трансфлюид под воздействием гравитации закапал вниз, пачкая всё ещё больше. Ева кинула лукавый взгляд на тьму, а после на дверь. За ней всё ещё слышался смущённый лепет Джека.       Ева подошла к двери. Заложила руки за спину, потянулась. В такие моменты она не могла признавать, что была сексуальна.       — Джек, я оделась. Можешь заходить, — Ева не сдержала улыбки.       Гудение меха разносится по спальне Евы. Той, похоже, было недостаточно того, что она получила от него, потому она решает поиграться со своим органическим спасителем.       — Да, Джек, тебе стоит зайти.       Второй голос, что был знаком для Джека вызывает мурашки по коже. Что здесь делал Оптимус Прайм? Почему он находился в спальне Евы? Он должен быть на базе. Парень снова открывает двери, сначала не поднимает взгляд на девушку, лепеча тихо:       — Прости, я не хотел.       Ева молча берёт Джека за запястье и тянет к кровати. Сажает парня на край, а сама опускается ему между ног, задумчиво водя ладонью по бедру. Оптимуса Ева игнорирует. Он своё получил, а вот Джек… Ева кладёт ладонь на пах, едва сжимая. Да, Джек тоже хочет своё получить.       — Всё нормально, Джек. Спасибо, что беспокоишься за меня.       — Ева. — он накрывает запястья Евы своими руками и пытается оттянуть её от себя. — Прекрати, Ева, это… это глупо!       Конечно, Джек возбудился. Джек возбудился на Еву, которая всегда была заинтересована Оптимусом, а не им.       — Да почему, Джек? Что не так? Мы знакомы достаточно давно, чтобы спать. Тебе уже есть шестнадцать. Да и я не против. Мы же друзья! А друзья должны помогать друг другу, — Джек не хочет её рук на своём члене? Получит другое. Ева тянется вперёд, проводит языком по ширинке, — ты ведь не оставишь девушку в таком положении?       Стояк давил на ширинку, а Джек тянул. Как он потом посмотрит на Еву, когда позволит ей это сделать. А на Оптимуса?       — Подожди, я слышал здесь голос Оптимуса, — Джек сдерживает стон, который рвётся на ружу.       — Мне тоже его голос часто мерещится. Но он сейчас в патруле, — Ева пожимает плечами. Она даже не солгала: Оптимус, про которого говорил Джек, был в патруле, — всё хорошо, Джек. Тебе показалось.       Ева вырывает свою руку из хватки Джека, а после тянется к ширинке. Легко её расстёгивает, а после коротко приказывает.       — Раздевайся, — встаёт, идёт к двери и закрывает. Свет пропадает вновь.       Ничего другого, как в панике и смущении выполнить то, что сказала Ева, он не мог. Джек поднялся с места, попытался адекватно снять домашние штаны, которые запутались в его ногах. Он был девственником и так глупо выглядел сейчас перед Евой.       — Я никогда не делал такого с девушками.       — Я тоже, — Ева звучит тихо и нежно, — ничего такого с девушками не делала. Будем учиться вместе, да?       Ева несильно толкает парня в грудь, заставляя вновь упасть спиной на кровать. Тут же садится на его бёдра, смотря исключительно в глаза. Зрачки его белели в тьме.       — Сиерра против не будет? Если ты в отношениях с ней или кем-то ещё, то прекратим.       Когда свет из окна падал на тело Евы, парень мог разглядеть её полностью: все изгибы, небольшую грудь, лицо, а ещё странные синяки и в некоторых местах царапины. Это вызвало в нём волнение: как она тут самоудовлетворялась?       — Нет. — он накрывает ладонями бёдра Евы. — У меня никого нет.       — Значит сейчас нет препятствий между нами и удовольствием, — Ева тянет руку вниз, обхватывая вставший член рукой. Конечно, с коннектором Прайма это не сравнится… Никак не сравнится. Но это тёплая твёрдая плоть, а её Ева не ощущала в себе очень давно, — надеюсь, я тебя не сильно смущаю своим порывом.       Ева ласкает головку члена большим пальцем, с удовлетворением подмечая, что предэякулята стало выделяться больше.       Ева смутила его своим напором, но Джек, что давно мечтал ощутить на себе чужие руки, лучше будет помалкивать и наслаждаться. Парень прикрывает свои глаза в удовольствии, дёргает бедрами навстречу ладони Евы, будто моля сильнее обхватить и быть напористее.        А вот тот, ради которого была устроена эта сцена, стоял позади. Ева знала, как привлекать к себе нужное внимание. Его внимание. Прайм подходит к девушке ближе, выпускает свой штекер из-под брони и тянет его к мокрому лону, что требовал к себе внимания.       — Всё в порядке, Ева, — стонет Джек.       — Я знаю, Джек, — Ева выгибается, когда чувствует, как кабель толкается в лоно. Чёртов Прайм соврал, когда сказал, что может просто смотреть. Он — точно не мог, — только не говори Джун и Арси. Первая меня из дома выкинет, а вторая испепелит выстрелом из бластера.       Неопытная напористость Джека Еве нравится. Тот, скорее всего, быстро кончит. Но у молодого организма был плюс: он и быстро восстановится. Для второго раунда.       Говорить Джун о том, что Ева касалась его так? Да Джек даже вспоминать об этом будет только одиноко в своей комнате и с рукой в белье! С Арси он будет молчать и подавно.       — Это не то, что афишируют, — шепчет Джек.       Штекер внутри Евы скользит лишь благодаря трансфлюиду и её смазке. Оптимус хоть и подготовил место для другого, но зачем отдавать ему всё? Прайм не был ревнивцем, пока дело не доходило до этой органики.       Когтистый манипулятор ложится между лопаток, мех толкает Еву на Джека, чтобы тот не увидел, от кого именно Ева сейчас получает удовольствие.       — Я просто хочу обезопасить и тебя, Джек, — фраза звучит двусмысленно, но это понимают только Ева и Прайм, — и давно ты меня любишь?       Ева сперва не даёт Джек ответить: наклоняется к его лицу, утягивая в поцелуй. Целует страстно: кусает чужие губы, наслаждается игрой языками. И вздохами со стороны Джека. Просто прелесть.       Она поняла. Конечно, как опытная Ева, которая прошла через кучу дерьма, не увидит влюбленные взгляды паренька из простого Джаспера? У него на лице было написано, что он влюблен в неё.       Парень хватает Еву крепче за бёдра, заставляет прижаться к своему стояку полностью, чтобы прочувствовать её. Ему интересно было оказаться внутри девушки, а уж внутри Евы — только мечтать можно было.       — Не терпится, да? — Ева отстраняется от губ Джека, с усмешкой смотря на него. — Кстати, у меня презервативов нет.       И, как ни в чём не бывало, направляет член себе в лоно. Это чувствуется хорошо. Особенно когда рядом совершает фрикции штекер. Если бы не он, то едва ли Ева хотя бы что-то почувствовала.       Джек прогибается в пояснице, как только ощущает Еву на своём члене. Вот что странно: рядом будто было что-то ещё, но парень, что был сейчас на седьмом небе от счастья, решил не подниматься и не смотреть что там.       Красная оптика следит за тем, как в Еву входит органический коннектор, не такой, как у него, маленький. Мех довольно гудит: после Джека она изголодается ещё больше.       Ева задаёт синхронный темп с Оптимусом, наслаждаясь всем происходящим. Кто же знал, что кошмар обернулся эротическим сном? Стоны сдерживать не хочет, да и нет больше смысла: пусть Джек слышит и наслаждается.       — Грудь, Джек, — Ева берёт парня за руку, кладёт его ладонь себе на грудь, — девушку надо не только трахать, но и ласкать.       Парень накрывает грудь девушки своими ладонями, касается сосков, что встали от возбуждения и холода, не прекращая двигать бёдрами.       — Прости… ты просто, — сбивчиво шепчет Джек, — такая красивая сейчас.       — Я всегда красивая, Джек, — Ева замедляется, её движения становятся более глубокими. Она дразнит и себя, и парня, — и ты тоже сейчас неплох. Скрывал от меня такое. Разве так поступают друзья?       Ева зарывает пальцы в волосы парня, слегка сжимает. Вновь целует.       Рука Джека перемещается тоже в волосы Евы. Он желает прикоснуться к ней везде, где есть такая возможность, прижать к себе и крикнуть, что он бы хотел стать её парнем, чтобы она не гонялась за пришельцами в желании получить внимание от них, а посмотрела на простого парня.        Прайм наблюдает за комичной сценой перед собой: даже многие боты, что стояли на коленях перед лордом в мольбе о прощении после предательства, были не такие хорошие актеры, как Ева. Он толкает штекер глубже, заставляя Еву ощутить более толстую часть кабеля, который зажимает член Джека.       Ева шипит в чужие губы. Остаётся лишь надеяться на то, что Прайм не протолкнёт штекер прямиком в матку. Или не оторвёт член Джека, пока тот внутри неё… С него станется поступить и так.       Не сбивая темпа, Ева тянет свободную руку туда, где соединены их тела и массирующими движениями гладит мошонку. Да, Ева точно уже позабыла об обычной мужской анатомии.       Новая стимуляция внизу вызывает у Джека громкий стон. Ева была чертовски опытная, а он, в силу своего возраста плавился от её любых прикосновений. Парень кусает её за нижнюю губу, зализывает сразу же место.       — Ева, я могу кончить, — сбивчиво шепчет Джек.       — «Можешь»? Ты сделаешь это. Я не оставлю тебя без хорошего оргазма, Джек.       Ева сильнее сдавила мошонку, наслаждаясь глупым выражением лица парня.       — Давай, Джек. Закончи в меня.       Стыдно было вот так быстро спустить в свой первый раз, но Ева показала Джеку, что её даже не смущает то, насколько её партнёр… быстр. Джек хватает её крепче, прижимает к себе и начинает уже двигаться сам, чтобы довести себя до оргазма на скорости.       Он заполняет её с тихим мычанием, когда утыкается лбом в плечо.       Ева теряется в оргазме вслед за Джеком, но не столько от его умения, сколько от движений Прайма и ощущению горячего семени внутри себя.       — Кое-кто может стать молодым отцом, — Ева хмыкает, оставляя ленивый поцелуй на щеке Джека, — ты молодец. Мне понравилось.       Джек испуганно поднимает взгляд на Еву. Нет, ну, она ему конечно нравилась, но чтобы вот так с первого раза?       — Ты ведь понимаешь, что этого не будет, да? — тяжело дыша спрашивает парень.       Штекер исчезает из лона Евы, оставляя эту пару наедине.       — А это уже не тебе решать, а моей матке. Повезёт — буду беременной. Не повезёт — не буду… Так что, поздравляю, Джек, с возможным будущим отцовством, — и рассмеялась, увидев это глупое выражение лица Джека. — Да не бойся ты. Пока что, — и чмокнула Джека в щёку.       — Ева, ты должна понимать, насколько это… глупый шаг. Я не готов быть отцом, — Джек сразу же приходит в порядок и покидает тело Евы. — Мы сейчас пойдём в аптеку и возьмём экстренную таблетку.       Он бурчит дальше, насколько безалаберно Ева относится к незащищенному сексу и поднимается с кровати, собирая параллельно свои вещи.       — Значит буду матерью-одиночкой! — Ева уже хохочет в голос. — Вот так, да? Как до свадьбы спать — это норма, а как ответственность… Эй, а как же второй раунд? — теперь Ева звучит по-настоящему печально. — Джек, ты оставишь меня без полноценного удовлетворения?       — Ты глупа, Ева, — Джек натягивает на себя штаны и недовольно морщится. — Никакого второго второго раунда, я иду за экстренной таблеткой. Между нами должен быть хоть один ответственный партнёр.       С громким стуком двери Джек покидает спальню Евы.       — Нихера себе, — Ева сложила руки на груди, недовольно смотря перед собой, — Оптимус, ты слышал это? Вот так и бывает в жизни. Ну ничего страшного. Ты будешь новым отцом моего ребёнка.       … и Ева рада тому, что Джек вышел из дома. Это будет означать, что опасность для него миновала.       — Брать на себя ответственность за твою ошибку? — Оптимус склоняет шлем набок и издаёт смешок. — Если ты так хочешь ребёнка, я бы мог наполнить твой корпус спарками.       Прайм выходит из темноты и скрещивает руки на честплейте. Нет, с органикой мех был согласен: Ева глупа, а ещё инфантильна.       — Если он сделает тебе спарка, — он опускает оптику на живот девушки. — Я убью и спарка, и белкового.       — Один таблетки предлагает, второй — экстремальный вид аборта, — Ева в защитном жесте кладёт руки на живот, — как мило. Не знала, что ты по-настоящему хочешь от меня детей.       Конечно, Ева не планировала рожать никого ребёнка от Джека. Она просто шутила, потому что обладала специфичным чувством юмора. Особенно в смертельно опасной ситуации.       — Потому что кто-то должен быть умнее, — он усмехается и тянет манипулятор к животу Евы. Да, у органики способ появления спарка другой. — Однажды я подарю тебе спарка, Ева, когда ты будешь готова к этому.       — Я уже готова, — Ева легко пожимает плечами. — Может, я остепениться хочу. Из меня бы вышла отличная мать, — Ева в это не верит, но она может хотя бы попробовать. Ведь на Земле это нормально. Быть неидеальной матерью. — Но из тебя отец, конечно, был бы похуже. Как и из Джека. Меня окружают мужчины, не способные брать на себя ответственность. Горе мне, — Ева картинно закрыла глаза ладонью.       Оптимус берёт Еву за подбородок и направляет на себя.       — Белковые действительно глупы, — он поднимает в жалостливом жесте надбровные дуги. — Мне печально будет оставлять спарка на такую дани.       Вот это Еву реально задевает.       — Да с чего бы, Оптимус? Хотя бы три аргумента, почему я буду плохой мамой, — Ева смотрит немигающим взглядом в алую оптику, — я уж точно научу своего ребёнка большему, чем некоторые.       — Ты глупа, молода и наивна. Ты голодна к вниманию мехов, сломана из-за желания быть в самых шлаковых ситуациях, в которых тебе больно и приятно. Для спарка нужна не бегающая из крайности в крайность дани, моя Искра. И это не о тебе. Я достаточно привёл аргументов тому, что ты не подходишь на эту роль?       Ева поджала губы. Крыть такие аргументы ей было нечем. Но…       — Рожу — посмотрим, — это казалось безумием, но Прайм-то был прав. Ева чертовски любила самые безумные ситуации.       — Если будет чем, — он усмехается и отпускает лицо девушки из своей хватки. — Смотря на представителей человечества, я начинаю понимать, почему вы не желаете идти дальше, эволюционировать, прогрессировать. Вы ещё не готовы.       — А вот не надо. Пока у вас четыре миллиона лет идёт война, мы развились до того, что летаем в космос. Стартовали-то с самого нуля, — Ева пытается вспомнить уроки биологии, — так что органическая жизнь лучше механической. Мы не такие… — Ева замялась, — не такие.       — «Не такие» это какие, моя Искра? — глупость Евы вызывает в Оптимусе хорошие эмоции, много воинов назад, когда Автоботы уничтожали органические планеты, мех любил развлекаться с местной органической жизнью. Разговаривать с ними, следить, как долго те могут прожить без пищи. И вот Ева возвращает его в те времена. — Да, помнится мне, что на наши компьютеры пришло предупреждение об одной планете, где возможна жизнь.       — Не такие жестокие, как вы. Никто бы в целом мире не додумался четыре миллиона лет убивать друг друга. Не слишком ли долго для бойни? — Ева это когда-то говорила Рэтчету, когда тот в очередной раз пытался унизить Землю и землян. — Или мне напомнить о том, что при огромных технологиях и ресурсах, вы продолжали практиковать гладиаторские бои? Это идиотизм. Кибертронцы — идиоты.       — В любой цивилизации есть иерархия, моя Искра. Как и наличие существ, которые желают достигнуть власти. Ты не получила в своём активе привкус этой власти и наслаждаешься теми каплями, которые тебе капает со стола более властных… людей, — Оптимус разговаривает с ней, как со спарком. — Люди тоже ведут войны ради власти. Просто находятся идиоты, которые верят в мир во всём мире.       — Никто не верит в мир во всём мире. Я говорю про то, что уничтожить собственную планету, который вы все, вроде как, хотели править — это глупо. Чем править? Выжженной пустыней? А кем? Дезактивами? Велика победа. Кибертрону из твоей вселенной ещё повезло. Он хотя бы кое-как функционирует. Здесь же — ничего. Мёртвая земля, — Ева вспоминала свои путешествия на Кибертрон, — жаль, красивая была планета.       — Править планетой? В этом нет смысла, ресурсы всегда можно найти, моя Искра. Я вербую сильных союзников, которые не будут пускать омыватель как десептиконы о том, что стоит вернуть ту власть, что была на Кибертроне, и забыть о войне.       Оптимус, находясь здесь, жалеет, что не восседает на своём троне, держа у ног очередного разведчика десептиконов, которого он мог бы повесить, как трофей.       — Кажется, голова твоего друга будет смотреться хорошо около трупа его клона, — задумчиво бурчит мех.       — Почему?.. — Ева помахала головой. — Почему ты такой жестокий, Оптимус? Я понимаю, что ты Лорд автоботов, гроза всего мира — да. Но зачем ты издеваешься над трупами? К чему помещаешь их в колбы? Кого ты пытаешься этим впечатлить? Это же просто… Глупо. Мёртвые и так тебе ничего не сделают.       Ева погрузилась в воспоминания о очень длинном коридоре, полностью заполненным ужасными инсталляциями.       — Ты уже была там, что ты почувствовала? Страх от незнания, что тебя ожидает дальше, при встрече со мной. Каждый поверженный мною автобот, либо же десептикон для меня трофей. Ты не поймёшь каково это, когда ты пытаешь лазутчика, который мог нанести вред твоему делу. Как его Искра может угаснуть только от одного твоего слова. Это всего лишь радует мое эго, моя Искра. И показывает мою силу.       — Нет, Оптимус. Я почувствовала страх как раз из-за того, что знала, что со мной будет. В тот день ты меня приятно удивил. Я уже думала, что буду плавать в одной из этих колб, — Еву передёрнуло, — тебе нужно лечиться. Это просто совет. Твой гнев не приведёт тебя к победе.       — Я не гневаюсь, Ева, — он расплывается в усмешке. — Я наслаждаюсь. Гнев всегда выключает важные протоколы, которые останавливают мыслительный процесс, так к чему мне это лишнее чувство? Я Прайм.       Он прячет манипуляторы за спину и изучает Еву оптикой, конечно ей не понять его, и Оптимус не стремится к этому пониманию, как и к одобрению с её стороны. Мех не собирается садить Еву на трон около себя, как равную, та слишком глупа и скатит весь его труд в глубокие ямы Каона, и придётся начинать всё заново.       — Это ещё хуже, Оптимус, — Ева устало вздохнула. Становилось холодно. Сперма и трансфлюид стали подсыхать, — нет ничего хорошего в чужой боли. Наслаждаются ей только несамодостаточные существа. Неужели ты такой? Тебе не нужно утверждаться за счёт слабых. Разве не так?       — Не сравнивая людей с кибертронцами.       Он машет шлемом. Каждая органика похожа одна на другую. Мех поворачивает шлем в сторону двери.       — Твой спасатель пришёл, отблагодари его за лекарства.       — Хочу и буду.       Ева устраивается на краю кровати, закинув ногу на ногу. Ждёт Джека. Да, надо бы было не языком чесать, а сходить помыться, но время уже потеряно. Да и Джеку стоило сказать, чтобы он бежал и не возвращался… План Евы дал трещину.       Внизу слышится копошение, а уже через несколько минут и шаги по лестнице наверх. Прятаться Оптимус не видел смысла, но пока и раскрывать своё присутствие другим — тоже.       — Ева, — с её именем на губах и тяжёлым дыханием парень прошёл мимо голой девушки, что до сих пор вызывала в нём смущение. — Тебе нужно помыться. Я принёс таблетку.       Он берёт воду, которую также купил в аптеке, и с таблеткой всучивает в руки Евы.       — Ты помоешься сама?       — А ты мне что, хочешь помочь? — Ева звучит в равной степени удивлённо и вызывающе. — Я думала, ты против второго раунда.       Ева задумчиво крутит таблетку в руках, а после, пожав плечами, запивает несколькими большими глотками воды, почти осушив стакан.       — Не быть тебе молодым отцом, Джек. Хотя, как знать. Даже таблетки не дают стопроцентной гарантии.       Своеобразный юмор Евы напуганного Джека не смешит, наоборот, лишь раздражает больше.       — Нет, Ева, никакого второго раунда, — Джек аккуратно берёт её на руки и следует по памяти к ванной. — Я просто прослежу, чтобы ты была в порядке, учитывая то, насколько ты… помечена. Кем-то другим, не мной и не Оптимусом Праймом, который сейчас на патруле.       — О, так ты заметил, — Ева говорит с ленцой, — у меня были гости, да, — проводит ладонью по груди парня, с неудовольствием ощущая футболку, а не голую кошу. Удобнее устраивается на его руках, — но ты был выше всяких похвал, Джек. И я хочу продолжения. Можно я тебе хотя бы отсосу? В качестве компенсации.       — Нет, Ева. Твоя нимфомания ничем хорошим однажды не закончится.       В ванной комнате Джек ставит её на ноги.       — Если ты хочешь секса, я могу позвать Оптимуса и уехать, чтобы не мешать.       — Не хочу я Оптимуса! — не этого. Ева захныкала, обнимая себя за плечи. — Джек, ты что, обижен на меня? Я ведь тебя люблю. Ты это прекрасно знаешь и не можешь меня упрекать меня в том, что ты чья-то замена, — это было правдой. Ева ни раньше, ни сегодня не считала Джека заменой. Он был приятным молодым человеком, с котором было хорошо проводить время. Так… По-нормальному. — Иди сюда, Джек. Поцелуй меня хотя бы.       Быть долго злым Джек не мог, потому как только начал набирать воду, сразу же повернулся к Еве — её стоило успокоить.       — Я не хотел звучит грубо, — парень прижимает её к своей груди и утыкается носом в макушку. Ева через многое прошла. — Но мы не подходим друг для друга в том плане, который ищешь ты.       — Откуда ты знаешь, что я ищу? — Ева вдыхает запах — нормальный, человеческий, а не металлический — и улыбается. — Тебя всегда смущала моя связь с Оптимусом. Но правда в том, что это он хочет меня, а не я его.       Мысль о том, что всё это слышит Прайм, который не так давно трахал её, будоражила.       Конечно та странная связь, чтобы между Евой и Праймом, была заметна. Всеми на базе, вот только как бы девушка ему сейчас не твердила об одном, Джек видел обратное.       — Тебе нужно отдохнуть, — парень пробует воду своей рукой, чтобы царапины Евы не пекло, как только опуститься в воду. — Залезай. Голодная?       — Ну так, — Ева пожимает плечами, опускаясь в тёплую воду, — я бы лучше сейчас чего-нибудь выпила. На твой вкус.       Ева задумалась. Может, она правда была нимфоманкой? Сегодняшняя ночь была слишком странно и сюрреалистичной, как…       Как сон.       Яркая ванная тускнеет, картинка будто теряет краски заполняя все вокруг тьмой, исчезает все вплоть до Джека, который был рядом.       И снова та же комната, но глубокой ночью. Сухие простыни и слабо работающий ночник.       — Видимо, тебе снился хороший сон, моя Искра.       Но голос и мех, что являлся для неё кошмаром, будто был везде. Разместился между женских бёдер и собирает соки удовольствия Евы, которые та ему подарила дважды.       Ева слабо моргает, вглядываясь в черноту комнаты. Кажется, она секунду назад лежала в ванной. Рядом был Джек, спрашивающий, что она хочет, чтобы он приготовил, и… Ева хмурится. И что-то ещё.       Впрочем, вся эта нега пропадает очень быстро, когда Ева осознаёт, кто сидит перед ней. Или что?.. Попытки вскочить успехом не увенчаются. Шум крови слышится в ушах, сердце стучит галопом, а мышцы сводит судорогой. Ева очень хочет встать!..       Но не может. Тело так сильно напряжено, что отказывается следовать её приказам. Закричать тоже не получается, как и открыть рот.       Ехидная усмешка на дермах Прайма появляется после того, как с пошлым звуком он высовывает глоссу из лона. Ева была тугой каждый раз, когда он посещал её спальню в ночи.       Мех поднимается выше своими манипуляторами, следуют по изгибам Евы прямиком к груди.       — Однажды я узнаю что тебе снится, моя Искра.       Оптимус? Нет. Тёмный Прайм. Тёмный Прайм сейчас смотрит на неё своими жуткими алыми окулярами, а до этого он… О, Боги, он касался её, пока она спала? Пока она спала, а ей снился секс с ним и Джеком?       Ева всё ещё борется с невидимыми оковами, что сдавили тело. Ничего не получается и от этого становится лишь страшнее.       Оптимус упивается реакцией Евы — да, к этому моменту она лишь мельком ночью могла его заметить, но вот предстал момент, когда Ева видит, что с ней происходит практически каждую ночь.       Пальцы входят в лоно достаточно легко и быстро. Прайму нравится слышать те звуки, которое издает её влагалище каждый раз, когда Ева поглощает его.       — Ты шептала моё имя, — урчит мех, поднимаясь выше. Ева не двигалась, потому воспользоваться всеми функциями её тела было тяжело, но Прайму хватало и этого. — Тебе снилось, как я коннектил тебя.       Броня уходит в пазы лишь по одной команде в процессоре, обнажает коннектор меха, который со шлепком падает на лобок девушки.       Ева, наконец, получает возможность хотя бы едва-едва вертеть головой. Или это ей так лишь кажется? В горле чувствуется натяжение от крика, который так и не прозвучал.       Всё ощущается слишком остро. В этот раз даже больше, чем там, во сне. Может, и это сон? Такое ведь бывает! Не может Прайм оказаться здесь, в её комнате, в уменьшенном формате.       — Мг, — издает мех одобрительно, видя реакцию на лице Евы.       Он подставляет манипулятор ближе к своему фейсплейту и выплёвывает всю смазку, что собрал с Евы, хоть та и была до сих пор мокрой.       — Сколько раз я взял тебя, Ева? — мех визуализирует картинку, насколько же была извращённой фантазия Евы, раз уж та, ненавидя его, кончила, стоило глоссе коснуться клитора. — Ты испачкала мне фейсплейт.       Сколько он взял её?.. Оптимус, может, не знает, но сны у людей после пробуждения быстро забываются. Так сколько? Два? Или три? Она в любом случае ответить не может; зато теперь появилась возможность невнятно мычать.       Так странно быть возбуждённой, вместе с тем испытывать животный ужас. Так… Ненормально. Но до ужаса реально. К сожалению.       Смазкой, что мех добыл для себя, он смазывает свой коннектор. Конечно, коротать время сам Прайм не любил, но не воспользоваться Евой в таком виде было бы ошибкой.       — Скоро ты сможешь говорить, моя Искра, — коннектор скользит между половых губ, трётся верхушкой об клитор, но не проникает внутрь.       В ответ Ева тихо скулит. Вот ведь!.. Ева хочет сдвинуть ноги, хоть как-то скрыться от этого подлого трения, но не выходит. Прайм слишком… Всё в нём слишком! От серво до кончика антенны. Этот мех невероятен в самом плохом смысле этого слова.       — Н-не, — тихий вздох срывается с губ, — надо…       Манипулятором Прайм хватает свой коннектор крепче, водит по всей длине и тушит оптику. Нет, сегодня он свой трансфлюид оставит на Еве.       — Не надо? Моя Искра, ты так стонала этой ночью, теперь хочешь, чтобы я тебя не трогал?       Ева слишком возбуждена, но это возбуждение не её. Оно пришло оттуда — из сна — и было слишком… Слишком. Всё сегодня ночью для Евы было слишком. Оставалось лишь едва-едва выгибаться, сбрасывая оковы паралича.       — Хватит, это просто был сон, — Ева прикрывает глаза. Может, она сможет сбежать из реальности, вновь уснув?       Разве могут во сне так бредить? Касаться себя, стонать имя другого. Сам Прайм не хотел определять, какого Оптимуса Ева видела, но ему и глубоко плевать. Ева сейчас перед ним так раскрыта и желает его коннектор, который Оптимус ей не даст, нет.       Он ускоряет движение манипулятора по всей длине коннектора, позволяет капелькам трансфлюида капать на влагалище Евы.       — Я не хочу, — хотела. Сон это очень чётко показал. Ева не думала о том, что такое может сниться. Что это реально. Но оно было и снилось.       В один момент паралич пропадает: контроль над телом возвращается, и Ева кидается в сторону, сваливаясь с кровати.       Реакция Прайма была резкой: он хватает щиколотку Евы, которая уже валяется где-то в ногах.       — Если ты так желала поменять позу, сообщила бы мне, моя Искра, — он спускает серво около Евы, наступает одним на её спину, чтобы девушка не смогла сбежать ещё дальше. — Меня забавит мысль о том, что ты надеешься на побег. Хочешь погоняться?       Металл больно сдирает нежную кожу. Ева морщится от этого, а после тихо хнычет. Ей опять страшно.       — Пусти меня, Оптимус! — Ева старается рвануть вперёд, но куда там? Она лишь причиняет себе боль. — Пожалуйста!       — О, Моя Искра. И куда ты собираешься идти? — Оптимус спускается на пол рядом. — Ты боишься того, насколько тебе может быть приятно в реальности? Или что это будет очередной глупый сон, после которого тебе нужно будет найти Джека, чтобы успокоиться?       Мех поднимает бёдра Евы вверх, для своего же удобства. Оставлять Еву с полной возможностью двигаться было бы ошибкой, потому Прайм меняет колено на руку у головы девушки.       — Ты знаешь, что будет, если попытается сбежать? — мех проводит пальцами между мокрых складок.       — Я не хочу с тобой спать, Оптимус. Ты, чёртов психопат! — Ева осознаёт, что события сна повторяются. Даже слова она говорит похожие. — Не надо, умоляю тебя, — рыдания сдержать не получается. Лежать на твёрдом полу неудобно — ещё неудобнее ощущать давления между ног и этот ужасный взгляд.       Системы гудят громче от перегрева; Ева даже не осознавала, как его заводят её слова и мольбы, что лишь усугубляют её положение.       — Когда ты звала меня, — мех проникает двумя пальцами внутрь, давление на голову не прекращает и вовсе, чтобы Ева не могла поднять её. — Тогда я не выглядел, как психопат, не так ли, моя Искра? Так нуждалась в моём коннекторе.       И мех снова воспроизводит в процессоре стоны Евы, её желание, что брало верх над девушкой в тот момент. Коннектор снова желает внимания, как и протоколы активируют процесс интерфейса, который Прайм обязан сегодня получить.       — Тогда ты тоже вёл себя, как псих. Это просто сон, Прайм. Людям они снятся. Они ничего не значат, — Ева пытается то ли сняться с пальцев, то ли насадиться на них. Шея затекла от неприятного положения, а давление на голову… Стоит ему только захотеть, и она, как арбуз, разорвется. — Помогите!       Ева кричит и надеется, что хоть кто-то её услышит.       Урчание внутри Прайма зарождается сразу же — тому нравится, Праймус, слишком нравится видеть, как Ева борется с желанием отдаться ему.       — Тебя плохо слышно, — он поднимается на серво, хватается Еву за предплечье и дёргает на себя. — Ты должна крикнуть в окно, моя Искра, — мех подходит ближе к единственному окну в комнате девушки и открывает его. — Громче, Ева.       Ева оказывается полностью у окна, пока Прайм становится позади неё.       — Кричи так, чтобы мои Автоботы поняли, что Джаспер пора сравнять с землёй.       — Твои автоботы?.. — теперь Ева шепчет. — Что они здесь делают?       Прайм привёл в этот мир свой флот? Господи, нет! Ни Земля, ни Автоботы, ни даже Десептиконы не смогут ему противостоять.       — Не трогай Джаспер, — Ева поворачивает голову в сторону Прайма, встречаясь взглядом с алыми окулярами. Но тут же опускает его: не выдерживает, — пожалуйста.       Оптимус становится близ подоконника по обе стороны от Евы, ухмыляется её простой просьбе.       — Если ты постараешься, — мех склоняет шлем ближе к уху Евы, вентилирует системы, прежде чем сообщить ей. — Внизу стоит Оптимус, покажи ему, что ты в порядке.       — Как показать? — подоконник больно упирается Еве в живот. Там, наверняка, останутся алые полосы. Впрочем, это не самая главная проблема.       Ева вглядывается в темноту ночи, стараясь разглядеть другого Оптимуса. Если бы он там был, то уже услышал бы её крик и пришёл на помощь.       Верно?..       Оптимус смеётся тихо. Ева искала надежду на спасение во всём, но это всё ни разу не оправдало ожидание. Поэтому она оказалась в его манипуляторах.       Коннектор проникает между бёдер Евы, мех желает ощутить девушку, поиграть со своей и её выдержкой.       — Когда будешь стонать наше имя.       Холод ночи неприятно касается кожи. В пустынях ночью холодно, и Ева дрожит. Или не только в этом дело?..       Ева сдвигает бёдра, продолжая попытки борьбы, а после предпринимает ещё одну попытку выбраться: сигануть прямиком в открытое окно.       И всё же, как бы Прайм не ловил Еву, та всё также пыталась ускользнуть из-под его надзора.       — Желаешь сбежать? — мех хватает девушку за футболку и рвёт ту. Если Ева желает, чтобы их увидели, она не должна скрывать себя от других. — Я помогу тебе.       Мех действует быстро, хватает девушку за бёдра и толкает Еву наполовину из окна. Для человека второй этаж не был смертелен, но падение принесёт адскую боль.       — Когда ты сломаешь ноги, мне будет проще тебя коннектить, моя Искра.       Хватка с бедра переходит на щиколотку; Прайм с лёгкостью мог сжать манипулятор и сломать ей кости, за Евой есть выбор, как действовать, а вот Оптимус будет смотреть, понравится ему это или нет.       Ева неловко замирает в воздухе: теперь рама окна упирается ей в живот, спина болит от напряжения, а всё, что ниже пояса, остаётся во владении Прайма.       Ева перебирает руками, стараясь ухватиться за раму окна, чтобы забраться обратно. Внизу маячит земля.       — Нет! Нет, верни меня обратно, верни!       — Я плохо тебя слышу.       Это не правда, он прекрасно слышит даже бешеное сердцебиение Евы, но игнорирует тот факт, что это из-за страха. Теперь Ева была раскрыта перед ним, всё такая же мокрая и желанная.       Прайму хватило одного толчка, чтобы проникнуть внутрь. Весь воздух выходит из лёгких Евы тихим криком. Тихим, потому что Ева сама зажала себе рот ладонью: если она заорёт на улице, то сбегутся все соседи.       Высота, публичность и факт того, что Еву насилуют, пугает в одинаковой степени. Хочется исчезнуть.       Или проснуться.       Теперь Ева принимала его лучше. Коннектор был зажат стенками, потому процессор засоряли сообщения о сильном напряжении в паховой области, но с этим ничего не поделаешь — рано или поздно, после ночей, которые они проведут вместе, Ева привыкнет к его размеру.       — Не скрывай своё удовольствие, моя Искра, — мех наблюдает, как его коннектор неполностью вошёл в Еву — дальше не позволяла анатомия, что удручало. — Джаспер должен увидеть хоть что-то хорошее, прежде чем исчезнуть.       — Здесь живут невинные люди. Тебе незачем их убивать! — Ева находит в себе силы убрать ладонь ото рта и начать говорить, пока мех толкается в неё. Между ног горит — это почти что больно. — Пожалуйста, Оптимус. Если хочешь — забери меня, но других не трогай.       Ева помнила разрушенный Джаспер мира Прайма. Помнила сотни и сотни скелетов, разрушенные дома и могильную тишину.       — Ты никогда не называлась спасателем, — Прайм наклоняется вперёд, чтобы вогнать коннектор под нужным углом. — Так почему ты сейчас готова пожертвовать ворнами своего будущего актива лишь ради одного города?       Он уничтожит всё, киберформирует эту планету и возьмёт по максимуму ресурсов. Ева лишь оттягивает тот момент, когда Оптимус отдаст приказ.       Ева сперва ничего не отвечает: кровь начала приливать к голове, вызывая боль ещё и в ней. Возможно, Еву вот-вот вывернет.       — Потому что ты уже уничтожил один Джаспер. Хватит крови, — вопреки словам Ева прикусывает губу и несколько алые капелек скрываются в темноте. — Пощади их. Пощади эту Землю.       — Земля была полезной в добыче энергона, — Прайм хватает пряди волос на голове Евы, тянет её назад в комнату. — Так почему я должен отказаться от очередной хорошей шахты из-за твоей просьбы?       Когда Ева, наконец, оказывается опять в помещении, то не может сдержать вздоха, полного облегчения.       — Потому что я умоляю тебя об этом, — Ева чувствует себя униженно, но спасти эту планету — это спасти то место, где она спокойно живёт.       — Тогда у тебя плохо получается.       Манипулятор накрывает шею девушки, сначала деликатно, без какой-либо грубой силы. Прайм откидывает её голову назад, чтобы Ева посмотрела на его фейсплейт — того Прайма, который в её мире проповедует спасение слабых.       — Умоляй меня лучше, моя Искра, — Прайм расплывается в ухмылке, обнажает свои острые денты. — И я подумаю, готов ли я проститься с целой планетой из-за одной феммы, — манипулятор с её шеи спускается по оголенной груди, следует по животу и исчезает между ног, чтобы добавить дополнительную стимуляцию.       Ева хаотично осматривает комнату, будто пытается найти в ней спасение. Но его не было. Давно уже не было нигде и ни в ком. Ева один на один со своим самым страшным кошмаром. Сейчас её задача сделать так, чтобы этот кошмар не стал таковым и для других.       — Пожалуйста, — Ева, вопреки своему желанию, сильнее прижимается к Прайму. Насаживается на него, стараясь взять как можно больше, — я сделаю всё, что ты захочешь. Только не убивай никого здесь, — Ева отдаёт себе отчёт в том, что не спасёт никого в другом мире, где власть Оптимуса безгранична.       — Я тебя киберформирую, — пальцы ласкают пучок нервов параллельно с резкими толчками сзади. — Удалю все твои воспоминания об человеческой жизни, — он целует кожу на шее, а после прижимается дермами к уху. — А после, когда ты будешь держать мой манипулятор, как Бондмейт Прайма, ты издашь приказ автоботам уничтожить эту планету.       Ева ничего не отвечает: лишь обречённо свешивает голову. Она проиграла. Слова её не возымели должного эффекта, а действовать она не может.       Потому что она всего лишь слабый человек в плену ужасного сна.       И Еве ничего не остаётся, кроме как плакать.       Глосса сразу же слизывает те капли омывателя, который пустила Ева.       — Однажды тебе понравится, моя Искра, — он разводит бёдра девушки шире, выпускает штекеры, чтобы параллельно коснуться других участков тела Евы. — И ты будешь счастлива.       — С тобой — никогда, — и это правда. Даже если мнемохирурги вырежут из неё все воспоминания, даже если перепишут, то где-то внутри всё равно останется старая Ева, которая будет рваться к свободе, — и ты тоже не будешь. Получишь пустую куклу.       А не была ли Ева уже ей?       — С нуля всегда было проще построить что-либо. Если у меня будет чистый процессор, я создам тебе личность, — Оптимус прикасается дермами к щеке Евы, — ты будешь любить меня, Ева. Желать.       — Это буду не я, а кто-то другой. Новая фемма, носящая моё имя, но не являющаяся мной. Тебе нужно так мало, Прайм? — Ева отдёрнула голову, разрывая контакт чужих губ со своей кожей. — Для меня это будет подобно смерти. Я буду свободна.       Оптимус морщится из-за реакции Евы. Да, она потеряет личность.       — Тогда не будем уничтожать твою личность, — он прижимается фейсплейтом к щеке Евы и гудит с удовольствием. — Ты права, мне незачем пустая Ева без мольбы и постоянных пряток.       Он заправляет прядь волос за ухо девушки и вновь склоняет шлем набок.       — Мне всё равно, будешь ли ты управлять автоботами со мной или нет. В конечном итоге ты всё равно будешь заперта в моём отсеке.       — Да, — только и отвечает Ева, когда болезненный оргазм пробивает тело.       Ева не любила это в себе. Ненавидела свою либидо и то, как легко возбуждалась. Особенно в манипуляторах этой фиолетовой мрази.       Коннектор покидает тело девушки, что была перед мехом. Прайм был покрыт соками Евы, потому решает оставить это за паховой броней, как приятное напоминание.       — Рано или поздно, — мех берет её за подбородок, нежно направляет её лицо к своему фейсплейту. — Ты примешь тот факт, что ты принадлежишь мне.       — Да, — и вновь Ева отвечает смиренно. Хотя, правильнее сказать, обречённо. Взгляд её выражает усталость. И дело здесь не в сексе или том, что она уже много ночей не спит нормально, — я всегда это признавала, — внутри себя, не озвучивая — да. С самого первого дня, когда мех заявил на неё свои права.       Прайм хватает уже полностью манипулятором её лицо, направляет её взгляд на себя.       — И снюсь тебе я, — мех целует сухие губы Евы. — И мечтаешь ты обо мне. Моя Искра, я для тебя центр всего. Тебе осталось привыкнуть к этой правде.       — Мне и Джек снился, — буркает Ева, а после её прошибает дрожь, — я не это имела ввиду!..       Но Еве действительно много кто снился в подобных снах. Оптимус Прайм далеко не первый.       — Твой органический спасатель? Он заходил сюда, чтобы проверить, из-за чего же фемма, в которую он влюблен, так громче что-то стонет.       Прайм следил тогда за Евой, Джек же решил её проверить. Зря она вообще подставила своего друга под плохого и злого Оптимуса Прайма. На дермах появляется широкая улыбка, хватка манипуляторов оставляет царапины и синяки. Оптимуса перегревает мысль о том, что он сделал.       — Твой друг теперь не имеет возможность передвигаться.       До Евы доходит не сразу. Каждое слово камнем падает в пространстве, а потом Ева просто не знает, куда себя деть. Вся вселенная сжимается до двух алых точек.       — Что ты с ним сделал?       — То, что я и сказал.       О, Джек не мог кричать из-за шока, который накрыл его в момент, как только он увидел того, про кого постоянно говорила Ева.       Прайм сжимает её бедра, показательно проводя когтем по колену.       — Я оторвал ему ноги, чтобы он больше не ходил к тебе. И бросил отдохнуть мальчишку на смене его мамы. Она ведь ему поможет. Не переживай.       — Ты этого не мог сделать, — мог. Ева осознавала, что он — точно мог. — Оптимус, скажи, что ты шутишь. Ты меня запугиваешь, да? Ты это уже давно сделал. Можешь себя больше не утруждать.       — Я могу воспроизвести тебе выражение лица твоего спасителя, когда я оторвал ему конечность, потом следом вторую. Он пытался остановить кровь, но был наполнен страхом. Арси была так далеко, чтобы помочь ему, — Оптимус целует Еву в шею.       События из сна опять повторяются, но в этот раз Ева бьёт не локтем, а кулаком.       И это также больно, как и во сне.       — Нет! — боль придаёт Еве сил, и она замахивается вновь. — Нет!       Остановить Еву перед ещё одним ударом легко. Мех сжимает запястье до хруста, который радует Искру лорда. Да, Ева снова испытывает страх перед ним, вспомнила, кто он такой.       — Тебе не стоило приглашать его, чтобы он помог. Он действительно пытался это сделать, отбивался даже тогда, когда я наступал на его руки.       Ева не в силах слышать это. Может, поэтому ей снился Джек?.. может, она слышала сквозь сон его предсмертные крики?       — Замолчи! Заткнись! — Ева воет от боли и ужаса. — Оставь меня!       — Я никогда не оставлю тебя, — дермы прикасаются к костяшкам пальцев, следом за ними появляется глосса, которая ласкает подушечки. Оптимус бы с радостью откусил бы ей палец. — Тебе пора это было запомнить.       Ева несколько секунд ненавистно смотрит на Прайма, а после плюёт в него.       Тот омерзителен ей. Омерзителен своей жестокостью и невозмутимостью.       Слюна скатилась с фейсплейта и капнула на броню, но Оптимус не испытывает омерзения.       — Не нужно так радикально злиться на меня, моя Искра, — он вытирает жидкость с себя и склоняется ближе к лицу Евы. — Иначе я оторву тебе язык.       Ева хочет ухмыльнуться ему, но не может. Потому что боится. Потому что знает, что он не врёт. Захочет — убьёт. Захочет — искалечит.       — Что сейчас будет, Оптимус? Что ты сделаешь?       — Заберу тебя с собой. Я потратил половину ворна в своём мире, чтобы найти способ тебя забрать, потому не переживай, моя Искра, — он гладит её щеку, тянет к себе, чтобы поцеловать. — Я дам тебе выбор: ты идёшь со мной, как Ева, которая получит корпус, либо я забираю твоё тело. В обоих случаях я подарю тебе тот корпус, что мне понравится.       — Я… иду с тобой добровольно, — Ева не поднимает глаз от пола.       Оптимус не предоставил ей выбора. Он поставил жесткий ультиматум, с которым ничего не сделаешь.       Вот тот ответ, который Прайм ожидал услышать.       — Правильно, — Оптимус довольно гудит механизмами и отступает от Евы. — Это единственный правильный выбор, моя Искра.