Драббл 51
— В какой момент моя жизнь пошла коту под хвост? Ева сидела в мягком кресле под пристальным взглядом психиатра. Все те ожидания, которые ты строишь перед первым походом к мозгоправу, сейчас сбывались: страх сказать что-то не то, что превратит тебя в психбольного. Главной целью Евы было не сказать ничего про инопланетянина, что словил на неё Дефект. Попытаться обойти эту тему и завуалировано попросить о помощи. Потому что Ева хотела жить, стать свободной от ухаживаний и внимания Оптимуса, который решил стать главной фигурой в придуманных им отношениях. — С момента…***
— Ты хороший товарищ, Оптимус, — улыбка накрывает лицо Евы, жалкая попытка подбодрить лидера автоботов после тяжёлой битвы, — как и лидер. — Спасибо, Ева, — Оптимус не выглядел теперь подавленным. Он всегда как-то взбудоражено реагировал на внимание со стороны Евы, оживал. — Мне тоже повезло с таким напарником, как ты. Ты умеешь поддерживать. И всегда этот странный взгляд. Оптимус не имеет чувств — так говорил Рэтчет — но то, как оптика становилась ярче, как он блуждал ей по изгибам Евы, было полной противоположностью словам медбота. Вторым звонком для Евы стали странные сообщения. Оптимус писал практически всё на кибертронском. Не длинные сообщения: они были вперемешку с английскими словами, будто он писал это на скорую руку. — Он называет меня своей Искрой, — Ева проводит рукой по своему лицу, будто смывает нервозность. — В каждом сообщении, которое он присылает мне, лишь одна фраза на английском: «Моя Искра». Всё остальное на его родном. — Пытались ли вы перевести то, что он вам пишет? Какое-то время Ева избегала этого. Она не желала узнать контекст каждого сообщения. Некоторые просто несли в себе фразу «моя Искра». Один раз попытку узнать значение сообщений Ева всё же предприняла. «Я думаю о тебе, моя Искра. Перед оффлайном». Гигантский робот, который мастурбирует на неё, желает её. Ева падала медленно на самое дно своей жизни. Ухаживания Оптимуса лишь становились сильнее, каждый вечер подарки. Иногда маленькие, незамысловатые, даже глупые. И это начинало доставать её, переходить границы. — Когда ты думаешь, что хуже не может быть, — Ева почесала свой подбородок в жалкой попытке отвлечь себя лёгким покалыванием кожи от ногтей, — ты пробиваешь дно ещё сильнее. Тогда-то она попала к Тёмному Прайму. Постоянный бег от проблем, от опасного Оптимуса Прайма закончился тем, что Ева начала бег от самой себя. Эмоции, что когда-то хотелось заглушить, чтобы не испытывать их вовсе, сейчас были на нуле. Хотелось плакать, хотелось смеяться, хотелось жить, но это не получалось. Избежать смерти, избежать клетки от кибертронца, который имеет высшую власть на родной планете, избежать всего. Ева должна благодарить удачу за это. Но она до сих пор ничего не чувствует, она просто… — Я хочу вернуться к нему. Хочу быть живой.Драббл 52
Порой бывали дни, или, скорее, ночи, когда всё было немного не так. В мыслях. В голове. В ощущениях. Ева не знала, что являлось причиной этому. Просто в какой-то момент ей становилось дико страшно, холодно и пусто. Без причины. Оптимус всегда чутко считывал это состояние и интересовался, что с ней. Но Ева не могла дать ответа. В горле стоял ком, а в мыслях творился полный беспорядок. Впрочем, с приходом света почти все странные мысли уходили. Они могли не появляться неделями: жизнь у Евы кипела. Лишь иногда, когда она проходила мимо городского оружейного магазина, едва дрожала рука. И указательный палец отчего-то дрожал сильнее всех других. Наваждение пропадало быстро, стоило увидеть вдалеке знакомый сине-красный кузов. Тогда в сердце разливалось приятное тепло, не оставляя место страху. — И сколько ты будешь учить это?.. Это самая база, — Рэтчет по старой привычке ворчал, чиня какой-то предмет, сломанный Балкхедом. — Из тебя Бондмейт Прайма, как из меня балерина, если ты не выучишь эти положения кодекса Автоботов. Ева молча кивнула. Взгляд её был устремлён в текст, но смотрела она куда-то сквозь него. Сердце зашлось в груди, да кровь зашумела в ушах. — Рэтчет, у тебя никогда не бывает такого, что ты боишься чего-то… Невозможного? Того, что никогда не происходило?.. Рэтчет на это лишь пожал плечевыми сегментами. — Я предпочитаю переживать о тех вещах, которые случились или могут случиться. А на то, чтобы бояться всего, никаких мощностей корпуса не хватит. Ева на это кивнула, окончательно отгоняя наваждение. Рэтчет был, конечно, прав. В жизни Евы было всё хорошо и, пожалуй, не стоило портить счастье никогда не случившимся ужасом.Драббл 53
Ева любила Оптимуса, а он любил её. Искренне. Ева это знала, чувствовала сердцем, несмотря на возмущения Рэтчета. Старый врач был по-своему прав, конечно: толчком для развития их отношений послужила не любовь с первого взгляда, а некий Дефект — малоизученная особенность процессора, которая крайне редко, но всё же может проявиться у кибертронца, вызывающая сильную привязанность, граничащую с одержимостью, к одному определённому существу. Вот только Оптимус никогда не вёл себя, как одержимый. Он был аккуратен, вежлив, галантен, он заботился о ней, всячески проявлял внимание, уважение и понимание, защищал и поддерживал… Не удивительно, что Ева влюбилась в него в ответ. Кто бы устоял перед таким мужчиной? Но разумеется, Ева всё ещё оставалась порядочной девушкой, тщательно следя за своими манерами, словами и действиями, никогда не переходя черты допустимого. В конце концов, её родители достойно её воспитывали, да и её вера не позволяла заниматься блудом. Она так и заявила Оптимусу — постель они разделят только после свадьбы, с чем он без возражений согласился. А к свадьбе они оба были не готовы. Ева из-за учёбы, которую она намеревалась закончить во что бы то ни стало, нашествие инопланетян там или нет, а Оптимус из-за войны. После недолгого обсуждения, он согласился с её выводами о том, что пока автоботы всё ещё сражаются с десептиконами, Еве безопаснее и выгоднее оставаться человеком: у неё меньше шансов стать мишенью, как у не столь значимого противника, и на неё не придётся тратить и без того ограниченные ресурсы. Поэтому, по большей части, и Ева, и Оптимус занимались своими делами: Оптимус — военными, Ева — учебными. Тем не менее, Ева старалась побольше времени проводить на базе, рядом с любимым. А когда Оптимус был занят и все её задания выполнены, Ева разговаривала с Рэтчетом. Ворчливый медик, пусть и без особой радости, многое мог ей рассказать: о Кибертроне, об их истории, культуре, обычаях… О самом Оптимусе. Это было интересно. Вот только… Вот только порой Еве казалось, что она уже знает то, о чём ей рассказывают. Что она это слышала, видела, читала — во сне, а может в прошлой жизни? И в эти же моменты на Еву накатывало… Что-то. Видения, воспоминания, галлюцинации? Иногда она видела Кибертрон: восстановленный и прекрасный, но почему-то кажущийся ей мрачным и жестоким. Иногда Землю: знакомые ей коридоры базы или стены её спальни в доме приёмной матери. И везде, абсолютно везде — она чувствовала себя запертой. Подавленной, скованной, отчаявшейся — птицей в клетке. Ещё хуже были взгляды. Она видела ставших ей родными людей и ботов, но то, как они смотрели на неё… Кто-то с жалостью и сожалением, кто-то с брезгливостью и разочарованием или раздражением… Не было ни одного тёплого и любящего взгляда. Даже у Оптимуса. Оптика Оптимуса была хуже всего. Его фейсплейт казался привычно добрым и ласковым, но в самой глубине было что-то… мрачное, жестокое, властное, беспринципное. Там не было любви, только жажда. — Ева! Ева, да чтоб тебя! Опять уснула с открытыми глазами? Я тут важные вещи рассказываю, вообще-то! Если политика Кибертрона кажется тебе настолько скучной, как ты вообще планируешь становиться бондмейтом Прайма? — вернул её к реальности возмущенный бубнёж Рэтчета. «Да не планирую я!» — едва не выкрикнула в ответ Ева, но прервалась на полуслове. Как это не планирует? Это же Оптимус. Она его любит и хочет быть с ним. Правда же? Впервые за много месяцев, проведённых с Оптимусом, Ева засомневалась.Драббл 54
Ева поморщилась, глядя на почти опустевший тюбик тонального крема. Опять нужно будет просить деньги на новый… Как же она не любила о чём-то просить, особенно собственного мужа. Мужа, который и оставил ей в качестве подарка на годовщину вот это потрясающее сине-фиолетовое украшение под глаз, на сокрытие которого у неё уходит просто немереное количество косметики. Как говорится: «а начиналось так красиво». Цветы, ухаживания, комплименты, внезапные сюрпризы и подарки… Кайл был таким приятным молодым мужчиной, заботливым, галантным… И уважающим её личное пространство, в отличие от некоторых нелюдей, умеющий понимать слово «нет» и не лезущий без спроса куда не надо и даже куда надо. У него был свой небольшой ресторанный бизнес, какая-то крутая машина, (в которых Ева не разбиралась, но катали её явно на больших скоростях), квартира и выкупленная земля под дом, на котором уже заложили фундамент. Дом, в котором он предложил Еве начать их семью, встав перед ней на одно колено и открыв бархатную коробочку с бриллиантовым кольцом и ключами. Ключами от её новой жизни, как ей тогда казалось, счастливой и беззаботной. Любила ли она когда-нибудь Кайла? Вопрос интересный. И ответом на него скорее было «нет», чем «да». Кайл был… Приятным. С ним было легко, весело, свободно, Ева чувствовала себя комфортно… Так почему бы и не согласиться прожить так всю жизнь? Ева и согласилась. Приняла кольцо, вышла замуж, переехала в новый дом с теперь уже супругом. Разбила небольшой садик на заднем дворе, занялась своей жизнью, позабыв и о прошлой жизни, и об инопланетной войне, и о лидере автоботов, который когда-то за ней бегал. Оптимус новость о её отношениях, а после замужества принял стоически, только оптика почернела на пару секунд, и манипулятор сжал угол стола до жалобного скрипа. А после Прайм кивнул, ничем больше не выдавая своих эмоций, и вежливо извинился за то, что присутствовать на её свадьбе не сможет, хотя бы потому что кибертронец в ряды гостей как-то не вписывается. Может, Рэтчет его напичкал какими-то успокоительными, а может, он сам смирился с неизбежным, с тем, что Ева была, есть и будет свободна, и свою жизнь определяет только она сама. Факт оставался фактом: Оптимус вмешиваться не стал. Свадьба была роскошной, настолько, что Ева даже вспомнила себя маленькой девочкой, мечтающей о пышном белоснежном платье. Тот давно забытый наивный ребёнок внутри неё ликовал, радуясь обретённому счастью. Только сказка длилась недолго — месяцев пять или шесть. Бизнес её мужа резко пошёл на спад в связи с чередой внезапных несчастий: то газ на кухне взорвётся, то поставщик пропадёт, не доставив оплаченный товар, то фура с грузом попадёт в ДТП, то само здание подожгут… Кайл ходил взвинченный и напряжённый, а любое напоминание Евы о том, что ей что-то нужно: одежда, украшения, новые растения для сада, да даже просто доставка роллов, неизменно перерастало в скандал. И вот тогда-то Кайл впервые поднял на неё руку. Щеку обожгла пощёчина и Ева замерла, глядя на мужа широко распахнутыми глазами. Удар был несильным, но сам факт того, что кто-то посмел её ударить… Кайл сразу же понял, что натворил. Упал на колени, извинялся, целовал руки, смотрел побитым псом, жаловался на усталость и проблемы на работе, клялся что такого никогда не повторится, что он купит ей всё, что она захочет — и Ева оттаяла. Простила, старалась относиться с пониманием, всё-таки у её мужа и правда тяжёлый период в жизни. Всё ещё наладится. Не наладилось. Финансовые проблемы становились только хуже и хуже, дойдя до того, что дом пришлось продать, чтобы покрыть долги, и переехать в маленькую тёмную квартирку. Вместо ресторанов и доставок Еве теперь предлагали только плиту, что стало поводом для нового витка ссор и обоюдных истерик. И новых пощечин, переросших после в хватку на горле с ударом спиной об стену «чтобы в себя пришла». Ева тоже в долгу не оставалась: визжала, кусалась и царапалась как дикая кошка, до такой степени, что пострадавшим больше выглядел Кайл, чем она. Обращаться в суд при таком раскладе было бессмысленно, да и… На какие деньги? Вот так Ева и пришла к текущей ситуации: к толстому слою тоналки, закрывающему фингал на её лице. Побои с каждым разом становились всё хуже, особенно после того, как её муж окончательно потерял ресторан, подсел на онлайн-ставки и алкоголь. Вот и сейчас он был где-то в гостиной, дурным голосом крича на телевизор, о том что «эти безногие сейчас просрут ему штуку баксов». Очередной проигрыш. Ева только тяжело вздохнула, поплотнее запирая дверь ванной — выходить ей было нельзя. Выйдет — точно получит ещё один фингал. В кармане зазвонил телефон. Ева с удивлением на него посмотрела: ей уже давно никто не звонил, да и денег на связь не было, звонок вообще не должен был проходить, сам телефон она с собой носила просто по привычке и чтобы время смотреть. Номер звонившего не определялся, и Ева уже думала сбросить вызов, но любопытство пересилило. — Алло? — Здравствуй, Ева, — знакомый мягкий баритон со слегка заметным металлическим скрежетом прозвучал из её телефона. По коже пробежала стая мурашек: от неожиданности? Радости? Предвкушения? — Оптимус! — радостно воскликнула Ева, тут же легонько шлёпнув себя по губам и обернувшись на закрытую дверь. Шум телевизора тише не стал, похоже, Кайл её не услышал. Хорошо. — Оптимус, — продолжила Ева уже приглушённым тоном, — я так давно от тебя ничего не слышала. Как ты? Как остальные? С десептиконами справляетесь, по всей видимости, раз планета ещё цела. — Моя Искра, разве это сейчас важно? Давай обсудим всё чуть позже, не через телефон. — Ты хочешь встретиться? — удивлённо переспросила Ева. Нет она-то не против, но вот её муж… Хотя, с этими его ставками на футбол, от телевизора его оторвать может только глобальная катастрофа. — Ну хорошо. А когда? — Прямо сейчас, Ева. Я уже здесь, вижу тебя в окне. Можешь прямо через него и выйти. Ева обернулась на окно, отодвигая тонкую тюль, чтобы посмотреть на улицу. Так и есть, прямо перед ней на дороге красовался до боли знакомый красно-синий грузовик, мигнувший ей фарами. — Я жду, моя Искра. Или ты хочешь остаться там, с мужчиной, который позволяет себе так с тобой обращаться? Ева нахмурилась, коснувшись пальцами кожи под глазом, где за толстым слоем тональника прятались следы её «счастливой» супружеской жизни. — Как ты?.. Чёрт, эта ваша кибертронская оптика просто нечто. Хотела бы и я такое зрение… — Получишь, моя Искра. И зрение, и всё остальное, — отозвался Оптимус с тихим смешком. — Ты выходишь, или мне помочь? От грузовика отщёлкнулись и потянулись к её окну чёрные змейки кабелей. Штекер легонько постучал по стеклу. — Ладно, ладно, спаситель ты мой. Выхожу, — фыркнула Ева, открывая окно и спрыгивая в подхватившие её объятия из кабелей. Они скользнули по её телу, сжимая бережно, но плотно, подтягивая по воздуху к грузовику и затягивая внутрь, на пассажирское сидение, но не отпуская, всё так же плотно вжимаясь в её кожу, будто желая питать в себя её текстуру, запах, тепло… Ева только фыркнула: Оптимус не меняется. Почему-то осознание того, что он относится к ней по-прежнему, оказалось неожиданно приятным. Ева потянулась к рулю, поглаживая кожаную оплётку, получая негромкий довольный рык двигателя в ответ. — Поехали, Оптимус. Я хочу домой.Драббл 55
Ева открывает глаза и не видит ничего. Совсем. Совершенно. Тьма столь густая, что похожа то ли на смолу, то ли на самую чёрную краску. Ева могла бы подумать, что это нечто сродни Светлой Тьме, но вокруг было слишком не так. По атмосфере. По ощущениям. Чувство страшной беды наполняет голову, заставляет напрячься тело. Ева хочет встать и бежать, но не может: рывок, резкая боль в горле, и ещё одно осознание — это ловушка. Горло Евы жадными змеями обвили металлические цепи. Хотя, нет, не просто металл… Кибертроний! Ева не знает наверняка, но уверена в этом. От этого становится лишь хуже. От цепей идёт могильный холод, но он не остужает. От него лишь сильнее дрожат пальцы рук, которые из-за пота постоянно скользят по металлу. Ева не может загнать пальцы под цепи. Мало места. Места… Действительно было мало. Вокруг чернота будто стала смыкаться, становиться всё ближе и ближе. Коварно подступать, зная, что Ева ничего не сможет предпринять. Даже просто сбежать. Хотя бы бежать. Господи, Ева хочет хотя бы этого. Возможности. Жалкой попытки, которая может привести к спасению. И тогда, кажется, что-то происходит. Ева слышит не слова, но смешки. Голоса кажутся до боли в груди знакомыми, но Ева не может позволить себе в это верить. Потому что с чего бы Лило смеяться так презрительно, пока Ева здесь, задыхается в цепях? Отчего Мико хохотать так пренебрежительно, будто Ева не находится в чёрном-чёрном гробу?.. О да, теперь Ева видела, что это гроб. Большой, но гроб. И в него её засунули живьём. Голоса то приближаются, то уносятся вдаль, далеко за стенки невидимой черноты. Ева хочет позвать, дозваться до них, вразумить, вымолить помощь, но горло слишком пережато цепями. Ева не может говорить. Не может кричать. И даже жестами попросить о помощи не в состоянии: темнота сжирала любое движение. Отчаяние перебивало животный ужас; бессильная злоба душила не хуже цепей. Ева не чувствовала себя зверем, попавшим в клетку — она ощущала себя жалкой побитой беспризорной псиной, над которой издевались живодёры. И на помощь никто не приходил. Не пришёл ни тогда, пока чернота смыкалась над головой; ни тогда, когда цепи сжались так сильно, что послышался хруст сломанных шейных позвонков и уж точно ни в тот момент, когда в бесконечной черноте зажглись две синие оптики. Окуляры смотрели на Еву таким взглядом, каким она на себя не смела смотреть даже в те моменты, когда переворачивала мебель в доме Джун. Не тогда, когда запиралась в ванной, в ужасе смотря на лезвия и моля, моля, моля о спасении. Стены не могли помочь Еве. Никто не мог. Лишь одно имя вырвалось с губ Евы. Не вслух, но по губам оно легко читалось, и тогда оптика посмотрела немного по-другому. Всё также алчно. Всё также зло и почти ненавистно. Всё столь же жадно, но… Но с примесью такой извращённой и гадкой любви, что Ева хотела снять с себя кожу живьём. Вырвать глаза из собственных глазниц, которые увидели этот взгляд. Раздробить себе череп и вытащить к чёртовой матери мозг, который посмел проанализировать этот взгляд. И в тот бесконечный миг Ева подумала, что оказалась в Аду, прямиком на сатанинском шабаше. Цепи усилили напор, теперь не ломая шею, а силясь оторвать голову; голоса вокруг вдруг запели, завыли, засмеялись, и Ева в каждом из них читала знакомый голос. А потом появились лица. И руки, ладони, всё это — и всё багряно красное, и всё устремлённое прямо на неё. Когда раздался звук заряжающейся ионной пушки, Ева уже не была удивлена. Голова её вдруг покачнулась и свалилась прочь с тела, упала на чёрный пол. Когда грянул выстрел, Ева уже его не слышала и не чувствовала. Когда на кошмарную черноту опустилась могильная тишина, от Евы осталась лишь бирка, подобная клейму для скота. Да и ту, впрочем, совсем скоро поглотила тьма. В неё на жалкий миг несуществующий ветер принёс запах металла.Драббл 56
Ева точно знала, что умерла. Нет, не так. В этот самый момент — в безвременье и безпространстве — она была чуть ближе к смерти, чем всегда. Так Еве, по крайней мере, казалось. Вокруг было… Не вечная темноте. Не Светлая Тьма. Всего лишь лес, поле, да асфальтированная дорога. Правда всё вокруг было излишне белёсым, неестественным, будто кто-то выкрутил фильтр белого почти на максимум. — Интересное место, не так ли? Ева вздрогнула и стремительно повернулась на незнакомый голос, раздавшийся за спиной. Там стоял… Кибертронец. Мех. Ева его не знала, но он точно применил массовое-смещение и был весь какой-то… Несуразный. Ева не знала, какое слово подобрать. — Кто ты? — Ева сглотнула вязкую слюну, поёжилась. — Я просто шёл мимо. Не подскажешь, где мы? — мех с почти детским интересом вертел по сторонам шлемом, будто и правда был заинтригован этим местом. — По правде говоря, я не знаю, — Ева тоже осмотрелась, — я думаю, что это просто улица. Может, пригород. Не знаю. Здесь есть дорога. — Дорога? Дорога — это хорошо, — кибертронец поравнялся с Евой, а после кивнул куда-то вперёд, вдоль дороги, — пройдёмся? Ева молча сделала шаг вперёд. — Я… Кажется, я умерла, — Ева зазвучала совсем неуверенно, — выстрелила себе в голову и умерла. — Думаю, да, — тут же бодро подхватил мех, — насколько я знаю, если повредить мозг органике, то она погибает. Наверняка ты мертва. — Но… Я всё ещё жива, — Ева уже говорила не столько со странным спутником, сколько с самой собой, — так каждый раз получается. — В этом тебе кажется что-то странное? — мех стал говорить чуть тише и спокойнее. — Это же твой выбор. Быть здесь. Быть там. Ну, или где-то ещё. — Да откуда тебе знать… Стоп, — Ева прищурилась, — ты… Ты Праймус? — догадка звучала в равной степени глупо и страшно. Мех лишь неопределённо пожал плечевыми сегментами. — Да, — слова его никак не согласовались с телодвижениями, — это моё имя. Я определённо Праймус. — Ты… Как вы… Какого чёрта?! — Ева закричала. — Это вы виноваты? Это вы постоянно воскрешаете меня?.. — Боюсь, я не в силах сделать что-то, если кто-то этого не хочет, — Праймус остался невозмутим вспышке гнева Евы, — например, если бы ты захотела, то я мог бы тебя воскресить. Дать корпус и Искру. — А если нет? — Ева звучала до предела напряжённо. — А если нет, — легко парировал Праймус, — то ты могла бы поймать попутку и уехать отсюда. И правда, слева, там, где простиралась самая обычная дорога, изредка проезжали автомобили. И даже… Грузовики. — И куда они меня отвезут? — Полагаю, что вперёд. Праймус шёл вровень с Евой, не отставая, но и не обгоняя его. Ева… совсем растерялась. — Почему вы маленький? Вы же должны быть размером с планету… И отчего я вас понимаю? Да зачем вы мне вообще, спустя столько времени, показались? А Юникрон… Праймус поднял манипулятор, призывая Еву умолкнуть. — Я не думаю, что ответы на эти вопросы по-настоящему тебя интересуют. — Даже если нет, то знать — это полезно. — Как показала твоя жизнь, знание — это не всегда залог успеха. Даже знание будущего. Некоторое время они шли в тишине, которую даже не разрывали проезжающие мимо машины. — Вы использовали меня, чтобы я была сдерживающим фактором Оптимуса Прайма? — Ева не оставляла тщетный попыток добраться до истины. — Я никого не использую, — на миг фары встречной машины ослепили мир, сделав его ещё белее, — каждый сам делает выбор. — Но вы Бог. — Бог? Хорошо. Пусть так. Но я бы это назвал немного по-другому. — На Кибертроне считают вас Богом. — Многие, но не все. — Оптимус… — Ева нахмурилась, когда поняла, что никаких обстоятельных ответов не добьётся, — Оптимус тоже видит дорогу, когда умирает? — Если ты вернёшься, то сможешь спросить его лично. Но, если честно, все видят что-то своё… Вот я, например, не вижу дороги и органической природы. Но рад, что видишь ты. — Я… Мне это надоело. Я хочу умереть. — Ты уже. — Нет! — Ева резко остановилась. — Нет! Я никогда не умираю! — Тогда ты просто всегда делаешь такой выбор, — Праймус тоже остановился, кивая на дорогу, — кажется, кто-то хочет подвезти тебя. Ева резко обернулась, страшась увидеть знакомый грузовик, но там лишь была обычная незнакомая легковушка, что весело мигала фарами, привлекая внимание. — «Вперёд» — это куда? — Туда, — Праймус указал манипулятором по направлению движения, — прямо — это туда. — А воскреснуть — это назад? — Нет, это тоже вперёд, просто в другую сторону. Даже если ты тут останешься, то это тоже будет своеобразное вперёд… Но я бы не рекомендовал. На улице вечереет, совсем скоро станет холодно. Я знаю, что органика холода не переносит. Я, впрочем, тоже, — Праймус сделал шаг вперед, — полагаю, мне пора. Удачной поездки, Ева. — Но я ведь ещё не сделала выбор. — М-да? Я бы так не сказал. Праймус ушёл вперёд и белизна совсем-совсем закрыла его, оставляя лишь едва-видимый силуэт на фоне более темного леса. И тогда Ева закричала ему в спину. — Это всё в моей голове или взаправду? Силуэт на миг остановился, а после голос произнёс так чётко, будто Праймус не отдалился на приличное расстояние. — Это определённо в твоей голове. Но разве оно становится от этого менее правдивым? — и окончательно ушёл. Ева помялась, а после всё же села в автомобиль. На улице действительно стало холодать. — Куда вам? — незнакомец с размытым лицо и нечитаемым голосом учтиво поинтересовался, будто его не волновало то безумие, что творилось вокруг. Ева на это лишь кивнула туда, где белизна чуть расступалась в сторону, создавая просветы. — Вперёд.Драббл 57
Голова Евы нещадно болела, да и была какой-то… мутной. С самого утра на улице стояла мрачная погода, хотя, казалось бы, как такое возможно в солнечном Джаспере?.. Но погода — это не слишком важно. Важно было то, что у Евы было много проблем — правда очень много — и это было очень плохо. Ева… Устала. Не только устала, но и одновременно с тем искала силы, чтобы сделать хоть что-то. Не запивать горе в бутылке. И не умирать… Не убегать. Хоть что-то, что приведёт к другому результату. — Ева, — с первого этажа раздался окрик Джун, — ужин готов! Ева есть не хотела, но медленно поплелась вниз. Взгляд случайно зацепился за шкаф, полки, вещи, стоящие на них… Увидел и шахматную доску, к которой Ева никогда не прикасалась. Она вообще не знала, зачем купила её, но теперь, кажется, к ней пришло озарение. Еве нужно было научиться играть в шахматы.***
В последние дни Ева занималась тем, что бесцельно бродила по базе. Взгляд встречался с серыми стенами, отскакивал от них, устремлялся в потолок… Еву часто знобило, но она на это внимание не обращала. Знала же, что не больна. В голове она простраивала ходы. И в шахматах, и в жизни. Жизнь оказалась, на удивление, чуточку проще, чем шахматы. Это было удивительное наблюдение. Продолжая проговаривать ходы, едва шевеля бледными губами, Ева остановилась напротив их общего отсека с Оптимусом. Настала пора сделать первый ход.***
— Как закрыть ЭМ-поле? — Ева сложила ладони вместе, почти в умоляющем жесте. — Пожалуйста, Балкхэд. Расскажи. — Зачем тебе это? — разрушитель неловко переминался с серво на серво, смотря куда угодно, но не на Еву. — Ты же, это… Человек. — Да, но мне очень интересно узнать. К тому же, ты сам понимаешь, что совсем скоро я не буду человеком. — А Рэтчет?.. — А Рэтчет пошлёт меня к чёрту с тупыми вопросами. Балкхэд не сдержал смешка, а после, очевидно смутившись, начал рассказ, пытаясь подобрать слова. — Короче, дело же в воле, понимаешь? ЭМ-поле — это не сами эмоции, а их внешнее проявление. Вот плачет человек, пускает омыватель… Слёзы. Пускает слёзы из-за грусти. Грусть — это эмоция, а слёзы — это внешний признак. Вот как люди перестают плакать? Сила воли, приказ. Здесь так же. — Мне нравится аналогия. Так действительно понятнее, — Ева задумалась, — хорошо, спасибо. А как вы по голове звоните другим? — По голове? — Бадкхэд сперва не понял, а после в синей оптике мелькнуло осознание. — А, внутренняя связь. Так всё ещё проще: если у тебя сохранён чей-то персональный код, канал… Номер, то ты просто можешь ему написать или позвонить. Тоже по желанию. Всё… в голове. — Голове… Хорошо. Это интересно, пусть я не до конца понимаю. А… а как, — убивать, — едва не произнесла Ева, тут же прерывая себя, — как кибертронцы погибают? — Ну… — тема Балкхэда не столько удивила, сколько окончательно смутила, — так наш актив же от Искры зависит. Мы живём много тысяч эононов… Миллионов лет. Искра может погаснуть, конечно, но совсем не скоро. А что касается убийства, так от воздействия на неё. Только на неё. У нас есть тюрьмы, где от кибертронцев только Искра и осталась. — То есть её может уничтожить выстрел? Взрыв? — Да, если достаточно мощности. Но, знаешь, — Балкхэд как-то излишне весело хмыкнул, — я предпочитаю вырывать Искры десептиконам голыми манипуляторами. Так надёжнее. Физическое воздействие на Искру — это всегда смертельно. Прямой удар, попытка вырвать — это путь к дезактиву. — Оптимус мне говорил, что Искра может сопротивляться. — Может, но поверь мне, недолго. Пару кликов боли — в зависимости от силы противника она будет разной — и всё. Главное не струсить и закончить начатое, — Балкхэд так увлёкся, что только под конец монолога почувствовал неловкость, — а зачем тебе? Ты опять хочешь уме… — Нет-нет, я просто интересовалась. Мне интересно, а с Оптимусом, Рэтчетом и Арси на такие темы особо не поговоришь. Уилджека нет, а Бамблби я не понимаю. Не могу заставить себя Рафа работать переводчиком при таких-то темах, — Ева медленно кивнула, — спасибо, Балкхэд. — Да не за что. Обращайся.***
— Спасибо, что согласился на встречу, Саундвейв, — Ева кивнула, приветствуя безмолвного меха, — здравствуй. И ты, Лазербик. Металлическая птица описала пару низких кругов над головой Евы, а после вернулась на честплейт к Саундвейву. — … я не могу тебе рассказать всего. Это предосторожность. Но мне нужен твой номер… канал связи с тобой, который я смогу применять, имея кибертронский корпус. То, что я сделаю, будет очень выгодно делу десептиконов, пусть я и преследую иные цели. Саундвейв молчал. Ну конечно. — Я думаю, ты понимаешь, что это не ловушка. Никто не знает об этом, а если узнает, то смерть мне покажется Раем. Ну так что, по рукам? Саундвейв медленно кивнул. Ева не была уверена, что его убедили именно её слова, но это было и не столь важно.***
Партия шла так, как Ева и планировала. Ева была киберформирована, но это было неважно. Важно было то, что она сама попросила это, будучи полностью к этому готовой. Попросила и теперь медленно целовала Оптимуса — в дермы, в шлем, в честплейт — отсчитывая про себя минуты. Нельзя было спешить — шахматы этого не терпели! — но победа была близка. Ева это знала. — Оптимус, я тебя люблю, — Ева понимает, что подобна змею-искусителю. Она говорит медовым голосом, добавляет в ЭМ-поле те эмоции, что ей так удобны. Играет. И партию, и в актёрство, — я хочу стать Бондмейтом с тобой. Очень, — Ева прикусывает антенну меха под ней, наслаждается вздрагивающим корпусом. — Ты недавно получила корпус, моя Искра. Это может быть опасно, — оптика Прайма белеет. Он не сдерживает стона. — Не будет. Ты всё будешь контролировать. Мне… Страшно без тебя, — искренность быстро подкупила меха. С тихим шипением честплейт Оптимуса разошёлся в сторону, обнажая Матрицу и его Искру. — Открой. Открой и ты, Ева. Ева ничего не отвечает: молча выполняет просьбу, а после склоняется к честплейту меха, целуя его Искру… и лаская её ладонью. Оптимус вторил ласкам Евы, прикасаясь своим манипулятором к Искре Евы. Это едва ли было проблемой. Либо Ева умрёт, либо… Еве понадобилась секунда. Одна жалкая секунда, решившая всё. Её ладонь со страшной силой сжалась на чужой Искре, а после рванула на себя. Балкхэд не соврал. Боль была… адской. Системы выдали множественные ошибки и предупреждения, но Еве было наплевать. Она тянула и тянула, пока не почувствовала, что горячая Искра под ней поддаётся. Ладонь Оптимуса тоже едва дрогнула на Искре Евы, но… Вероятно, то была его воля: он расслабил манипулятор, заглушая боевые протоколы, не позволяя себе дезактивировать Еву. Ещё немного — и всё было кончено. С громким треском Искра Оптимуса Прайма треснула, вырванная из корпуса, а после потухла. Вместе с тем окончательно обмяк и посерел корпус под Евой. Не не живой. Мёртвый. Господи. Ева убила… Ева убила Оптимуса Прайма. Ева перезагрузила оптику, смотря сперва на свои манипуляторы с осколками Искры, потом на дезактив Оптимуса… и, наконец, на себя в отражении стёкол. — Саундвейв? — голос Евы зазвучал ровно. — Открой Мост по моим координатам. У меня… Подарок для Мегатрона.***
Ева молчала, бесстрастным взглядом пиля фиолетовый пол под собой. Она уже несколько минут… Бриймов стояло в коленопреклоненной позе, и будь она человеком, то её тело, конечно, затекло бы. Но вот неувязочка. У Евы больше не было тела. Был лишь корпус. — Интересно, — голос Мегатрона заставил гидравлику вздрогнуть, но Ева не подняла на него взгляд. Лишь сильнее сцепила дентопластины, да ЭМ-поле плотнее захлопнула. Мегатрон на это лишь тихо безэмоционально хмыкнул, — в какой-то момент я подумал, что процессор Саундвейва перегорел, но… Это правда. Оптимус Прайм дезактив. Спустя долгие несколько десятков тысяч ворнов войны. И дезактивирован он тобой. — Да, — Ева совладала с воколайзером, не позволив голосу вздрогнуть или прозвучать неуверенно, — это так. — … и теперь ты желаешь… Как ты выразилась? Стать десептиконом? — тон Мегатрона всё ещё был не читаем, а ЭМ-поле полностью закрыто. — Если ты разрешишь, то, да. — Ты человек. — Уже нет, — Ева на клик отключает оптику, — у меня кибертронский корпус и настоящая Искра. Я больше не органическая форма жизни. И я не собираюсь мстить десептиконам за геноциды других органиков… или даже за уничтожение Земли, если это входит в твой план. Мне всё равно на них. — Только есть проблема. Сколько ты прожила? Двадцать лет? Интригующе. Но если ты не заметила, то у нас война. Каждый кибертронец умеет сражаться. Ты будешь обузой, — казалось, что Мегатрон просто игрался. Теперь в его голосе проскользнула усмешка. — Я научусь сражаться. И вычеркну свою человеческую жизнь. — Говорить легко, — Мегатрон ещё раз обвёл Еву пристальным взглядом, — но на войне нужен результат. — Тогда прошу не о вступлении, а о возможности, — Ева склонила голову ещё ниже, почти подобострастно, — всё же я убила Прайма. Вероломно, стоит заметить. Да, может, это не говорит обо мне, как об идеологическом десептиконе — я таким и не являюсь, — но… Я точно подхожу вам по духу. Мне нужно как-то жить теперь — в вашем мире — и я хочу быть вместе с победителями. Нет, не так. Стать тем, кто куёт победу и пожинать её плоды. Теперь Мегатрон расхохотался в голос. Веселье проскользнуло в ЭМ-поле. — Чудно. Такие речи даже Старскрим не говорил, хм, — Мегатрон сделался задумчивым, — хорошо. Испытательный срок в один ворн. Если не сойдёшь с ума и не погибнешь, то получишь знак. Но учти, Ева, здесь не делают скидок на умения. Или их отсутствие. — Благодарю, — Ева медленно поднялась, но взгляда на Мегатрона не подняла, — я постараюсь не предать твоё доверие. — Да. Я тоже на это надеюсь, — благосклонность звучала наигранно, — и ещё кое-что. Это касается твоих приключений с органической подружкой в других реальностях. Ева резко вскинула голову, посмотрев прямо в алые окуляры Мегатрона. — Удивлена? Не стоит. В отличие от других своих версий — и версий десептиконов — я очень позаботился о том, чтобы так называемый Вирус не пробрался к нам. Мне не нужна очередная любовная эпопея во время войны. Так вот. Если ты встретишься с ней после получения десептиконских кодов — а ты их, так или иначе, получишь — то тебе придётся просить знак у другого меня. Либо, — Мегатрон чуть приподнял манипулятор, демонстрируя то, как замысловато свет играет на ионной пушке, — я избавлю тебя от любовных терзаний раз и навсегда. Ева кивнула, а после поклонилась. — Хорошо, Мегатрон. Я поняла, — коротко ответила Ева и медленно вышла прочь, тихо выскользнув из тронного зала.