***
Ярик, конечно, не согласен. Он спрашивает: почему? Затем, когда ему не нравится ни один ответ, настаивает: давай попробуем по-новому, ты устал, такое бывает, но все будет хорошо, я тебя люблю. Тогда Саша впервые не говорит ему «я тебя тоже люблю». Вместо этого он говорит: «я не хочу реанимировать труп». Ярик злится. Саша тоже злится; видит бог, если бы тогда Ярик сказал что-то острое и безжалостное — а сказать можно было много, — Саше было бы проще. Но Ярик всегда был тем еще тихим и добрым ублюдком. Он говорит: — Сашка, я от любви так просто отмахнуться не могу. «как это сделал ты». Саша дожевывает кусок поджаренной колбасы и жмет плечами.***
Его единственный не-яриковский друг не спрашивает, что случилось. Он выдает что-то типа «а о» и не возвращается к этой теме. Саша даже рад: он не может облечь в слова свою причину. Или свои причины? Конечно, оно есть, но когда Саша пытается это сформулировать, то звучит зажравшимся эгоистом — хотя это не так. Наверное, дело в понимании, заключает он, когда усердно думает, отсутствие чего он так пронизывающе зябко ощущал почти три года. Ярик хороший, и, наверное, все их общие друзья — на самом деле друзья Ярика, у Саши друзей не особо — будут считать плохим парнем именно Сашу. Сначала Саше очень неприятно все это — он нервничает, грубит, буквально под кожу себе пролезает своим же вязким осуждением. Ярик — хороший, Саша не должен был так с ним поступать. Потом, конечно, отпускает. Всегда опускает, особенно — если ты этого честно хотел. Саша не чувствует себя окрыленным, но и жалеющим о сделанном — тоже. Саша, если честно, вообще мало что чувствует. Может, разве что, стало немного посвободнее. Когда ты выходишь из такой ощутимой громадной штуки, как отношения, то становится заметно меньше поводов получить упрек от кого-либо. Так-то Саша тот еще терпила: столько всю жизнь упреков было, что теперь — как с гуся вода; но когда их становится даже самую малость меньше, даже от самого себя, то дышать становится будто проще.***
Ярик ему пишет сообщения всякие. Будто бы ничего не случилось, короче. Смешные истории, мемы, «сашка как дела». Саша поначалу их игнорирует, потом — не дождавшись драматической развязки — понемногу отвечает. Даже начинает шутить в ответ. Будто бы ничего не случилось. Потом они вместе пьют пиво. Ярик рассказывает о новом проекте, Саша поливает свой кактус. Вода льется немного за край: пиво неожиданно бьет в голову. У Саши резистентность к алкоголю как у чукчи, видит бог. Поэтому Саша не протестует, когда Ярик обнимает его за плечи. В его голове слабо царапается: «я же его бросил», но Саша не находит в себе достаточно решительности, чтобы протестовать, зато пьяного равнодушия — хоть отбавляй. Саша — безвольное пугало перед банкой жигулевского и главный гусь во всем этом ебаном мире перед укорами совести. Он первым лезет целоваться — потому что ужасно любит это дело, особенно под градусом, ну и потому что он — беспринципная шалава. Ярик охотно отвечает, прижимает к себе, обыденно хватает за горло — они с Яриком всегда совпадают в своих желаниях, как-никак, за три года ни разу не поссорились. А может быть, Саша просто всегда делал так, как этого хотелось Ярику — даже если и не сразу. Вылизывая бледную худую шею, Саша не уверен, что Ярик вообще хоть на мгновение посчитал их расставание расставанием. Даже под пивом это Сашу немного злит, и он впивается зубами, оставляя крупный засос и не обращая внимание на чужое ойканье и недовольное шипение. Саше, бывает, хочется сделать Ярику очень больно, и, возможно, Ярик об этом знает и позволяет отыгрываться в сексе. Возможно — они об этом не говорят. Да и трудности понимания; Саша не может сказать, что у Ярика в голове, примерно никогда. Как и сейчас: сквозь приятную липкость в сознании и напряжение внизу живота Саша с легкостью признает собственную незначительность в рамках большого чужого мира: один показ, второй концерт, третий коллаб, четвертый проект — своими красивыми длинными пальцами Ярик гладит Сашино лицо.***
Друзья говорят: вы очень правильная пара.***
На третий год и девятый день их отношений Саша тихо встает с утра; щелкает кнопку купленного две недели назад чайника; разбивает четыре яйца — у двух желток порвать, у двух не трогать — на шипящую сковородку; и думает о том, что.