Три формы по Марксу

      Одним прекрасным весенним днём Мо Жань сидел на корточках перед тяжёлой белой дверью и с нарастающим ужасом прислушивался к доносившимся из-за неё звукам. Звуки не внушали оптимизма, звуки приводили в ужас и вселяли желание выбежать прямо сейчас на дорогу и кинуться под колёса машинам. Как раз церковь напротив, на месте, так сказать, формальности исполнят... — Здесь должно быть фортэ! Фортэ! Что тебе не понятно в этом слове? Ты забыл как оно обозначается?!       Стонущие звуки бедного истязаемого рояля заглушались криками профессора, который сегодня, очевидно, был особенно не в духе. Мо Жань уверен, что студент в классе рыданиями смог бы перекрыть всё, будь у него возможность хоть на секунду открыть рот.       Идти на спец Мо Жаню ленивилось ещё со вчерашнего вечера, но кто бы знал, что вполне обосновано! Он чувствовал, что после этого несчастного его не спасёт ничто. Стоит приоткрыть дверь, как напустятся уже на него... ещё не зная, что есть за что. Ведь Мо Жань так и не доучил эти несчастные две страницы сонаты! Дрожь охватила всё его тело, стоило только представить, как это будет: — Ага, молодой человек! Пришли-с, наконец, гм. Вспомнили-таки, что вам прослушивание играть через месяц? А? Вспомнили? Показывайте, пожалуйста, что у вас с сонатой, гм. А потом надеюсь услышать наконец от вас в нормальном темпе фугу! И как обстоят дела с полонезом? Ну давайте, играйте, играйте. Я вас слушаю-с.       Тут Мо Жань потрёт руки, типа разогревая, краем глаза наблюдая за старым чёртом, отошедшим смочить горло чаем (захлебнись ты им, гад проклятый!), и раскроет ноты сонаты на последних страницах, молясь, чтобы ему опять не сделали реприманд. — Молодой человек, ну что это такое?! Ваши ноты стали ещё более измятыми, чем в предыдущий раз! Кто так относится к партиям, объясните мне? Кто? Вот взять, к примеру, меня. Разве мог бы я так обращаться с нотами, а? — Ни в коем случае, профессор! — с убедительным жаром воскликнет Мо Жань. — Вы бы никогда не стали так обращаться с вещами, тем более! Тем более с нотами!       Тут профессор, почти начавший раздуваться вдвое от того, что его перебили, сдулся бы и продолжил: — Всё так, молодой человек. Всё так. Да в мои годы!.. Знаете ли вы, как трудно было достать ноты? От руки переписывали, сидя в библиотеке до ночи, всем курсом, сонаты Бетховена. Да, сонаты Бетховена... И Моцарта также! Счастливчиком были те, кому дарили нотные издания, это целые сокровища были, клад. Дороже мешка золота, верите ли?       Тут Мо Жань со всей страстью заверит в полной вере профессору, в полной.       Профессор посмотрит на Мо Жаня своими старческими маленькими глазками, в которых будут стоять слёзы и мучительные воспоминания тех лет прошедшей молодости. Его выцветшие ресницы и брови на измученном возрастом лице с глубокими бороздами морщин будто давали дополнительные тени немощи этой невысокой худой фигуре, которая в свои годы всё ещё сидела в этом классе, в котором и сама когда-то играла инвенции, сонаты, мазурки и ноктюрны, и до сих пор учила студентов... не желая покидать место с хорошей зарплатой за такую-то выработку лет!       Тьфу, чёрт старый! Когда только на пенсию уйдёт. — А вы сейчас? А вы сейчас что? Ноты распечатали на своих принтерах, с интернета скачали с какой-нибудь дурацкой редакцией и играете, даже не задумавшись, что играете. Эх, молодежь... У Шуберта денег не было на нотную бумагу и ему приходилось записывать свой гений на обрывках, ах, какой гений был!.. Вам сейчас не понять, не понять, пресытились, привыкли... А задуматься бы надо, задуматься!..       Мо Жань очень задумается. Вот как выйдет из класса, столкнётся с взглядом прекрасных глаз... Главное, чтобы их обладатель не зашёл раньше, а то ещё услышит как Мо Жань полонез играет, позора не оберёшься. А вот за пределами – это да, это отлично.       Так бы прошло десять минут, и они начали бы, наконец, занятие. — Я говорил фортэ, а не фортиссимо! — надсадный крик профессора перекрыл даже звенящее фортиссимо рояля, и Мо Жань вздрогнул, ударившись лбом о стену, к которой прислонялся, когда в дверь класса с грохотом ударился метроном – звук, хорошо известный всем студентам этого чёрта лысого когда-либо учившихся у него.       «Нет, сегодня мне туда никак нельзя», — подумал Мо Жань и быстренько сбежал в кафешку во втором корпусе, где, как он знает, в это время по обыкновению можно поймать медовые картины красоты с холодными глазами. «Добрый день, профессор! Извините, сегодня не смогу прийти, приболел» «Добрый день. Мо Жань. Спасибо, что предупредили. поправляйтесь, Жду в следующий раз от Вас программу в готом виде.»