Я буду сверху

Все-таки токийская погода мало чем отличалась от киотской. Можно было не беспокоиться о том, что Май из-за смены климата вздумается поменять весь свой гардероб: Миве не хотелось бы тратить ни одной минуты от возможности посмотреть на самого Сатору Годжо. Может, получится даже на селфи уломать. Ну так, по случайному пересечению, о котором она думала, когда втихую оторвалась от группы, чтобы увеличить шансы. Техникум оказался не из маленьких, даже больше того, что находился в Киото. Длинные коридоры, куча дверей и никаких указателей, вывесок или карт. — Зря я это затеяла, все-таки потерялась, — тяжело вздохнула Мива, вдоволь насмотревшись на однотипные стены. — Ладно, эта дверь будет последней. И все! Точно! Полная решимости и надежды на удачу вместе с противоречивым желанием об отсрочке встречи, Мива дернула ближайшие седзи, когда уже после облегченного выдоха поняла, что случайная последняя комната оказалась учительской. К тому же, не пустой. — А-а, п-прошу прощения! Я немного заблудилась. Я… а… А мозг тем временем начинал отказывать, тарабаня по стенкам черепа одно единственное имя — Сатору Годжо. Во плоти. В любой момент — вот он, всего в нескольких шагах от нее. В темной форме, как и все учителя магических колледжей, повязкой на глазах и поднятыми ею белесыми волосами. — Вам подсказать? — Годжо улыбнулся и определенно ликуя тому, что его оторвали от ненавистных бумажек. — А… э… да! Мива захлопала руками вдоль своих брюк. Нужно срочно что-то придумать, нельзя же показаться глупой. Может, спросить он ли Сатору Годжо? Да, это точно не будет звучать глупо и ни капельки странно, конечно. Насколько лучше варианта с уборной? — Вообще-то, я искала… Вас? «Да что ты несешь? Сейчас спросит для чего, и что дальше?» — Хотела… попросить сделать селфи, точно! Если Вы не против, конечно! Лицо Годжо вытянулось в удивлении. Быть кумиром случайных прохожих благодаря красоте или невзначай продемонстрированным талантам — одно, но для магов — совсем другое. Он снова улыбнулся. — Конечно, я не против. Как тебя зовут? — К-касуми Мива, — хотела она выговорить четко и уверенно, но все равно заикнулась. Годжо вышел из-за стола, выпрямившись и потянувшись в полный рост, а затем подошел к девушке и очень интимно склонился к ее лицу. Она не успела отвернуться, и его кадык закололо в предвкушении. — Моя фанатка? Тебе очень повезло на меня наткнуться. Мива трясущимися руками попыталась достать телефон из заднего кармана, но пальцы так сильно не слушались, что попытка поймать выскользнувшее устройство превратилась в шоу жонглирования. В конечном итоге телефон оказался на полу, но этого Мива даже не заметила: лицо Сатору Годжо было прямо перед ней. В повязке выражение лица казалось неполноценным, зато вся полнота пронзительного взгляда ощущалась и без зрительного контакта. Годжо было забавно наблюдать, как студентка тряслась от страха или, скорее, восхищения — это уже очевидно. Он наклонился и поднял телефон, протягивая его Миве и заставляя ее прижаться спиной к двери, осторожно поставив сверху вторую руку. Глаза сквозь повязку разглядывали длинные шелковистые волосы и стройные ноги. Она симпатичная. — Осторожно, не роняй больше. Или лучше фото сделать мне? Он подхватил девушку за талию и, прижимая к себе, сделал фотографию. У Мивы голова пошла кругом, мозг наотрез отказался работать. Сам Сатору Годжо подал ей, растяпе, ее телефон. Нет, еще прижал к двери, отчего ноги затряслись как на морозе. А потом и вовсе сказка — прижал к себе. Справившись с приступом головокружения, она прислонилась к его спине и положила голову на плечо. Момент счастья длился так долго. Она чувствовала его близость, запах, дыхание. Живой! Настоящий! Во плоти! Правда, фотография ее обескураженной вышла не очень, когда они посмотрели результат. Ну и стыдоба… Но какая разница, близость продолжалась, и она не хотела отстраняться так скоро от теплоты, исходившей от мужчины, поэтому делала вид, что внимательно разглядывает получившуюся фотографию. — А как-то не очень вышло, да? Я немножко моргнула, Вы так внезапно… в общем… я не ждала… Может, еще одну? Сатору усмехнулся, проводя ладонью по спине девушки и продолжая обнимать. Смешная Мива, она не хотела уходить. Видимо, истинная фанатка. Но ведь для девушки была важна фотография, и если она хочет, он сделает все, что нужно. — У меня есть идея, малышка Мива. Одно движение, и он уселся на кожаный диван, усадив голубоволосую красотку себе на колени. Девушка была в состоянии шока, но не успела возразить. — Так тебе будет проще, верно? И руки трястись не будут. — А… ну… А руки все равно предательски продолжали трястись. Она точно потеряет сознание. Ну все, никакие достижения за жизнь больше не превзойдут того, что она оказалась на коленях величайшего мага. С трудом девушка вытянула руку, как можно осторожнее поерзав на коленях Годжо, чтобы усесться поудобнее. Лицо выглядело до жути нервным: красные от смущения щеки, поджимающиеся губы, дергающийся глаз. Нужно успокоиться! На секунду она представила, как делает селфи исключительно с собой. И вот, когда большой палец над круглой кнопкой перестал дрожать, она нажала на нее. Щелк. — Вааа! Круто вышло! Получилось и правда здорово. Настолько, что Мива слишком увлеклась мыслью о том, что никого в комнате больше нет. Однако фотография быстро вернула ее в реальность, даже слишком резко. Голова снова дала по круговой, и Касуми ненароком соскользнула по колену, уместившись туда, куда приличная девушка никогда бы не подумала залезть. Кажется, сейчас она закричит… — Все в порядке? — смущенное лицо и трясущиеся руки заставили Сатору усмехнуться. В голове у него мелькнула мысль. Плохая мысль. Но кто знает, до чего могут додуматься в голове, где нет НИКАКИХ мыслей. С другой стороны, почему плохая? — А-а-а, д-да. Простите! Простите! Выбраться так просто не получилось, особенно с неуклюжим волнением, захватившим все ее тело. Она попыталась упереться руками в колени мага и подняться, но все было безуспешно: то ладони соскальзывали, то поймать баланс не удавалось. В конечном итоге она так залилась стыдливой краской, что сдалась и просто закрыла лицо руками. А в голове проскользнула грязная мысль. Нет! Ей рано думать о таком! Всего одно мгновение красивой картинки, такое притягательное, что Мива вернула ее в голову еще на долю секунды. А затем откинула и сделала повтор снова, пока с каждым разом период пребывания ее в голове не увеличивался. — Малышка Мива, тебе не удается встать? Может быть, тебе помочь? Годжо осторожно обхватил девушку, прижав к себе и наклонившись к уху. Мягкие голубые волосы колыхнулись от его дыхания, а пальцы заправили их за ухо. Рука мага скользнула по нежному овалу лица, спустившись на шею и проводя по мягкой коже. Красивая девушка. Годжо уже сомневался, что легко отпустит ее. — Спешишь? — прошептал он на ухо Мивы. Тело в одно мгновение стало ватным. Миве было стыдно. А еще приятно. От положения, от человека, вместе с которым она оказалась в этом положении. Она что-то невнятно промычала, попытавшись ответить. Вышло… плохо. Грудь вздымалась, как у перепуганного кролика, загнанного и ожидавшего своей участи. — Годжо-сенсей, — пропищала девушка. — Разве… разве так можно? — Можно что, маленькая Мива? О чем ты подумала в своей маленькой голове? Рука скользнула вниз, огибая грудь и легким движением задевая ее, а затем продолжая спускаться вниз. Язык коснулся мочки маленького уха. Приятный аромат. Такой невероятный вкус. Магу было все равно скучно, а теперь здесь есть малышка Мива, которая не очень-то спешит и, которая, похоже, не очень-то против. — Ик! — Мива судорожно выпрямилась. — Вы… Вы же понимаете, о чем я, сенсей! Все лицо горело — гореть начинало и тело. Господи, да почему здесь так жарко?! Не от той ли проклятой энергии, исходившей от Годжо? Или, может быть, дело было в том, что его тело также начинало излучать невероятное тепло, особенно где-то пониже, где Мива боялась шевельнуться, лишь бы не убеждаться в своей правоте. Это происходит в самом деле? — А если кто-нибудь увидит?! — Увидит кто? Я все еще не понимаю, о чем ты, малышка Касуми… Дрожь захватила все тело Мивы. Как и паника. Что происходит?! Он не смутился и даже, более того, начал без всяких стеснений лапать ее. Мива до последнего откидывала саму идею: потрогал бедра — просто хотел помочь ей встать, и за талию прижал к себе поближе по той же причине. Хищные руки опустились к бедрам девушки, прижимая студентку ближе к магу. Пиджак Мивы легким движением слетел на пол, а верхние пуговицы расстегнулись. Руки нагло продолжали расстегивать рубашку и стаскивать галстук, не мешая ухмылке на лице мага проявить себя. Если кто-то зайдет, его просто прикончат на месте, а дверь так и осталось открытой. Факт, что их могут раскрыть, раззадорил его еще больше. Годжо нежно стащил рубашку с плеч, обнажая прекрасное тело Мивы. Вытягивать и продолжать делать из кумира белого и пушистого больше не получалось. А вдруг это тоже такой способ помощи? Да как же! Что-то плотное и теплое начало ощущаться куда лучше, когда Годжо, ко всему прочему, прижал Касуми бедрами поближе, теснее. Ей не кажется?! Это то, о чем она думает?! О да, эта вещь определенно плохая, но… где-то в глубине души эта поганая вещь похожа на мечту. Наверное, поэтому Мива так и не закричала, а лишь в ужасе наблюдала за дверью, пока кожа не почувствовала комнатный воздух без всяких препятствий. И губы Сатору. — С-сенсей, — попыталась она хотя бы попробовать сказать что-то против, как ту же замолчала, когда поняла, что ее голос был больше похож на какой-то дешевый стон. Светлая кожа манила Годжо к себе, губы спустились к плечам, зубы зацепились за лямку белья, намереваясь стащить его. Умелые руки так быстро, ловко и незаметно стянули с нее всю одежду, а вот бюстгальтер, как назло, стаскивали медленно. Одна лямка, другая. А внутри тело становилось ватным, воздушным, слабым, дрожащим. Касуми дернулась, повернулась вполоборота, когда застежка на лифчике подала знак, и рефлекторно прижала ни на чем не державшуюся на ней последнюю ткань руками. — С… сенсей! Годжо нравилось, когда его так называли, а из уст милой девушки это звучало еще приятнее. Он мягко отодвинул худые руки, позволяя ткани упасть ниже и улететь в сторону. Сатору усмехнулся, Мива продолжала сидеть и дрожать. Бесподобна, просто лучшая девушка на свете, особенно если брать в расчет эту комнату. Теплые руки Годжо касались ее кожи, как лепестки сакуры. Нежно, не торопясь. Его пальцы словно направляли волну будоражащих ощущений вниз, а поднять выше уже не могли — они скапливались ниже, щекотали кожу, волновали. Он осторожно провел кончиками пальцев по плечам, спускаясь ниже и поднимаясь ладонями снизу живота вверх, задержался на груди и нежно сжал ее. Маг смаковал каждый кусочек, прожевывая и желая углубиться в нее сильнее. Голубые волосы так невинно скрывали грудь, что вызывало умиление. Она оказалась мягкой, как перина, а рука Сатору идеально вписалась, огибая два нежных круга и скользя между ними. После Годжо резко отстранился. — Встань, Мива Касуми, и повернись ко мне лицом. Миве было стыдно, очень стыдно. Сидеть вот так, голой, перед мужчиной, да еще и перед кумиром! А что, если она недостаточно красивая? А что, если грудь у нее не настолько пышная, как у тех моделей с обложек глянцевых журналов, с которых словно сошел сам Годжо? Вот такого уровня женщины должны быть с ним. И все же сейчас перед ним она, и он сам этого захотел. Это точно какой-то сон: даже с открытой дверью никто до сих пор их не обнаружил. А если сон, значит… — Да, сенсей, — ответила Касуми, подчиняясь приказу лишь с остатками дрожи. Она встала и повернулась, осматривая Годжо. Почему-то теперь он не казался настоящим, хотя всякое смущение, размывавшее его черты, ушло, и теперь силуэт Сатору был четким, красивым, идеальным, даже с одеждой и повязкой на пол-лица. Годжо оглядел Миву с головы до ног, чувствуя, как тепло и возбуждение уже сбивают дыхание. Он контролировал себя, чтобы не навредить бледному и изящному созданию перед собой. Касуми напоминала ему статуэтку, которую хочется натереть до еще большего блеска и рассматривать, наслаждаясь искусством. — Какая же ты красивая, ты знала? — проведя пальцем по губе, он положил руки на спинку дивана. — Раздевайся до конца и садись на меня. Он жадно, но контролируя выражение лица, осматривал, как растрепанные голубые волосы волной соскальзывали вниз, огибая идеальную линию ключиц и плечей, светлая кожа мерцала будто звездным сиянием. Голубые радужки скользнули к груди, высматривая каждый сантиметр, дыхание мага участилось. Он протянул руку девушке, ожидая, когда она разденется догола, чтобы пригласить присесть на себя. Вторая рука медленно расстегивала форму, оставляя узкую полоску голого тела. Растрепав волосы, он протянул и вторую руку, еще больше убеждая девушку поспешить. Последние мысли об издевке, розыгрыше и использовании вылетели из головы Мивы, как только Годжо освободил свои глаза от повязки. Чистые, ясные, как полуденное летнее небо, в котором Мива утонула с головой. Последний страх, последнее стеснение просто улетучились. Она никогда не видела таких глаз, даже близко похожих, и просто открыла рот. Вот что значит Шестиглазый. Сколько силы было в этих глазах, сколько красоты. Каким было и лицо Сатору, целиком открытое, без всяких масок. Он казался таким юным, и если бы Мива не знала, что это взрослый мужчина, она бы точно приняла его за сверстника. И теперь образ величайшего мага и учителя просто рухнул, а перед ней остался человек, живой и настоящий. Безумно красивый и желавший ее. Пальцы Мивы сами поползли к штанам, медленно, чтобы не позволить дрожи вернуться, расстегнули пуговицы и позволили упасть на пол. Осталось лишь нижнее белье — нежно-розовые трусики с ягодками. Неужели их тоже нужно снять? «Раздевайся до конца», — так он сказал. И жадный взгляд напротив только подтверждал эти слова. Избавиться от последней частички одежды было трудно, зато как легко стало, когда на теле не осталось совершенно ничего. Оно было свободным и таким воздушным, что Касуми ощутила облегчение. А затем волну восторга: Годжо приоткрыл завесу к своему телу, несомненно, такому же красивому, просто идеальному. Растрепанные волосы стали последней рухнувшей преградой чего-то официального и неправильного. Они создали домашний уют, полный сокровенной утренней любви, в которой Мива мечтала просыпаться и видеть эти растрепанные локоны, перебирать их пальцами, вдыхать и целовать. Она и сама не заметила, как подошла к мужчине, позволив его удобно севшим на ее талии рукам помочь ей уместиться на нем. Все, что осталось от Сатору Годжо, — лишь имя где-то на задворках утихавшего голоса в голове. Перед ней был другой человек, незнакомый, перед которым нечего было стесняться, и в то же время по-родному знакомый. Поддавшись желанию, Мива позволила обеим своим ладоням занырнуть в белоснежные волосы, даже в такой позе, с разведенными в стороны коленями. А хотелось прикоснуться пониже, но пока лишь она могла позволить себе только визуальное любование и тщательное изучение черт лица, которые, она была готова поспорить, мало кто видел целиком. — Малышка Касуми, ты можешь быть еще смелее, если захочешь. Все в порядке… — ему понравилось, как послушно она действовала, и запах свежести от волос одурманил его. Прикосновения к голове заставили тело Сатору покрыться мурашками, он тяжело выдохнул, и сердце застучало быстрее. Он прикрыл глаза, аккуратно взявшись за затылок Мивы, притянул к себе и поцеловал. Руки спустились на бедра, сжимая их и подбираясь к ягодицам, которые через пару мгновений уже покоились в ладонях Годжо. Сатору начинал терять контроль — податливость заставляла его ехать крышей. Лучше бы она оттолкнула и убежала. Лучше бы ударила и закричала. Он бы хотел почувствовать, как нежные руки коснулись его шеи, плеч, скинули одежду, коснулись груди и спустились вниз. Ему не хватало близости, бесконечность играла с ним в злую шутку, отдаляя дальше и дальше от других людей. Нежная Мива, сидящая на нем, свела с ума тем, что согласилась остаться и не убежала. Поцелуй. Он был таким легким, напористым, желанным, удобным. Словно бы два кусочка пазла наконец соединились, даже несмотря на то, что один из них был неумехой. Мива снова задрожала, но теперь волнение было не из прежнего разряда, а потому, что ей хотелось соответствовать. Она неопытна, но должна быть такой же идеальной, как человек с ней. Она не знала что делать, но должна делать вид, будто это не так. Она ночами представляла, что бы делала, если бы однажды каким-то чудом оказалась с человеком, которым восхищалась и о встрече с которым грезила в каждое свое одиночество. А теперь голова опустела. То были лишь пошлые мысли, разве нормально будет, если она сделает… так? Ее руки то опускались с шеи Сатору на плечи, то поднимались обратно. Она все не знала, где им будет лучше, пока не поняла, что лучше ей повторять за ним — не дать рукам остановиться. Если руки Годжо где-то задерживались, она повторяла паузу, если сжимали — она сжимала пальцы. Его прикосновения будоражили ее, ей хотелось отдаться дрожи целиком, и попытки сдержать ее выливались в напряжение во всем теле. Приятные поглаживания начинали успокаивать, и она бы точно уснула в них, если бы они просто лежали в кровати и наслаждались одними прикосновениями. Вся легкая сонливость улетучилась, когда руки Годжо так нагло уместились на ее ягодицах и сжали, немного раздвигая их. Она выгнулась, внизу живота забурлило что-то волнующее. Так вот, что чувствуют люди во время возбуждения. Касуми заелозила, когда ей стало неудобно. Сначала один раз, а затем — чтобы понять, что ей точно не показалось. Что-то в штанах сенсея определенно взбухло, налилось, созрело. Это что-то было страшным для нее, но… очень интересным. Пальцы Мивы действительно осмелели и направились вниз, по груди Годжо, пробуждая в Миве другой вид приятных ощущений, словно она смешивала коктейль из двух потрясающих и взаимодополняющих друг друга вкусов. И были эти чувства такими большими, что она начала сомневаться, сможет ли сдержать их рост. Идеальное лицо, идеальное тело, ключицы, грудь, пресс. Теплый, вздымающийся от каждого нервного вдоха, иногда содрогающегося, иногда замедляющегося. Ей хотелось увидеть его целиком, и медленно, немного скромно, но она пролезла к плечам и сместила форму техникума с них, пытаясь провести ее по рукам и снять окончательно. Без небольшой помощи со стороны Сатору не обошлось, но когда он оказался без верха, Мива разучилась дышать. Соприкосновения двух теплых тел, кожа о кожу, нежных как шелк и теплых как материнские объятия. Она больше не хотела отстраняться… Годжо пробрало до кончиков пальцев, когда Мива коснулась его. Ее движения, такие невинные и неуверенные, сбили дыхание Годжо и будоражили его прогнившую душу. Он был немного горд и трепетал от мысли, что он, возможно, первый парень в жизни Мивы. Маг видел ее насквозь, все ее мысли были перед ним, как на ладони, и ему безумно нравилось это, словно она настолько чистая, как лепесток лотоса на прозрачной воде в солнечный день. Ее кротость обезоруживала, и Сатору с манящим наслаждением поддавался на это, забываясь в мягком сплетении тел и тонких дрожащих пальцах, скользивших по нему. Он с трудом отстранился от мягких губ и коснулся тонкой шеи, слегка прикусывая кожу и тут же зализывая укус, чувствуя голод и желание съесть девушку целиком. Он старался быть аккуратным, ему хотелось быть с ней нежным, продолжая тонуть в блеске и желании ее тела и глубоких глазах. Легким движением он уронил тело девушки на спину, нависнув сверху. Казалось, от любого прикосновения девушка растает, как сахар на дне кружки с горячим чаем, и, желая сохранить этот миг, Годжо будто бы с большим упоением ласкал ее, чтобы не забыть это чувство. Волосы, руки, плечи, изящная шея были похожи на произведение искусства, а Годжо был его ценителем. Язык спустился ниже, к груди, аккуратно огибая ее и дразняще поднимаясь к соску, нежно проводя по маленькой светло-розовой горошине и прикусывая ее. Вторая рука скользнула к груди, аккуратно касаясь другого соска и настойчиво потревожив его. Грудь Мивы пахла немного иначе, и после привкуса сладкой кожи Годжо прижался носом к коже в межгрудье и глубоко вдохнул, обхватывая руками стройные бедра и чуть приподнимая их. Он ласкал их, переходя на внутреннюю сторону и с нетерпением спускаясь вниз. После дороги из мокрых поцелуев на животе Годжо остановился на лобке, взглянув вверх. Ему хотелось, чтобы она смущалась и просила его больше, чтобы на эти мгновения она стала зависима от него. Все внутри Мивы трепетало, и она была уверена, что это не что иное как любовь. А что еще могло вызвать в ее груди настолько сильные чувства? Что еще могло так опустошить ее и заполонить всего одним ощущением? Весь ее мир вертелся вокруг одного человека — Сатору Годжо. Она была готова утонуть в нем с головой, потому как совершенно не знала, как справиться с накрывшей ее волной. Ее руки дрожали, а действия все еще были скованными, но именно это в ней творилось — ураган. Казалось, она была готова отдать все, без остатка, без памяти, без сожалений. Особенно когда оказалась под ним. Он навис, оградив ее от внешнего мира, страха, проблем, и только одно это положение так щекотно отозвалось внизу. Касуми была готова обнимать и целовать Годжо как любимую плюшевую игрушку. И ей бы все было мало. Но когда дело дошло до груди, ей вдруг стало страшно, и ее накрыли совсем другие ощущения. Уже не столько невинной, еще подростковой любви, сколько… страсти, неведомого ранее желания. Одна рука сама прислонилась внешней стороной ладони ко рту, прикрывая смущение, а другая от манипуляция, собираясь немного притормозить Годжо, не нашла ничего лучше, кроме как вцепиться в его волосы. — Годжо-сенсей, — раздалось с неконтролируемой дрожью и полустоном. — Пожалуйста… Просила она остановиться или, наоборот, продолжить, Мива и сама не знала. Столько противоречий, столько новых ощущений. А Годжо, очевидно, плавал в них, как рыба, и знал что делать. Как стыдно от незнания… Худые пальчики с аккуратным маникюром словно коснулись сердца Годжо и сжали вязкий комок возбуждения. Он глубоко выдохнул, обдавая кожу Мивы горячим дыханием и невидимыми руками сдерживая себя и все свое нутро, чтобы не напасть на несчастную девушку. Все еще чувствуя себя грешным растлителем, Годжо схватился сильнее худые бедра, словно в желании остановить себя грубым движением, привести в чувство. Он представил, как на светлой коже останутся синяки от его пальцев, синие и яркие, как малышка Мива будет скрывать их под тканью штанов, смущаясь и отворачиваясь от зеркала по утрам. Только Сатору будет знать, что под штанами Мивы Касуми скрываются следы его грязного и неправильного присутствия, отмеченные горячими движениями языка и губ. Только Сатору будет смотреть на нее особым пошлым взглядом сквозь темную повязку, представляя ее смущенную и оголенную под собой. Он таких мыслей ему захотелось оставить следы не только на бедрах, и он прижался губами к лобку. Яркий засос отметил его присутствие, и сенсей спустился к промежности, нежно и медленно проводя языком. Мива пахла сладко — у девушек разные запахи, и, возможно, в обостренном состоянии он чувствовал запах Касуми по-особому. Горячий язык скользнул по внешним половым губам, пробуя на вкус и помогая Касуми привыкнуть к новым ощущениям. Возможно, он хотел бы сделать это не один раз. Букет чувств нахлынул и затмил ясность ума, пробивая неприкасаемость его мыслей. Руки Годжо скользнули наверх, проходясь по бархатной коже и доставая до сосков. Пальцы начали аккуратно щекотать и поглаживать их, сдерживаясь, чтобы не ущипнуть посильнее. Язык аккуратно скользнул глубже, хищно спускаясь к вульве и оглаживая кончиком вход внутрь, будто упрашивая Миву попросить его войти. Она словно становилась вкуснее, язык поднимался до горошинки клитора, достаточно нежно огибая его, и спускаясь ниже. За каждым рывком, напором и сжиманием скрывалось мечущееся сердечко Мивы. Оно вздрагивало от ощущений, эмоций, новизны и уверенности Годжо в том, что он делал, а делал он это явно не впервые. Идеальный во всем человек, что бы он ни пробовал и ни начинал, вряд ли бы не имел опыта. С кем еще он это делал? Так же ли, как с ней? На секунду в назревшее как сочный алый плод сердце что-то словно укололо, и если бы у нее спросили, Касуми бы даже смогла описать, куда именно. Проткнутое невинное и совсем юное девичье сердце рисковало истечь кровью, сдуться и остаться иссохшим изюмом. Нет, какая разница, с кем и когда он там был, потому что сам Сатору Годжо сейчас выбрал ее. Он не из тех людей, кто будет хватать что ни попадя, словно маленький неразборчивый ребенок, нет. Он всегда будет выбирать самое лучшее. Но если так, получается, она и есть тот самый лучший вариант? Достаточно привлекательный для кого-то вроде величайшего мага? Она-то? — Годжо-сенсей, — пропищала студентка на этот раз жалобно и почти пискливо. Он задел языком самую сладкую часть клитора и тот взвыл от наслаждения, посылая сигнал в разогретую и набухшую часть ниже. Мива чувствовала, как та сочилась и становилась мягкой, как ноги просились подняться выше и как, когда она их послушалась и разместила их на спинке дивана и на плече Сатору, стало еще приятнее. Так вот что чувствовали персонажи ее любимых любовных сериалов в самых пикантных сценах — нежелание останавливаться, содействовать и помогать, сделать еще приятнее, еще удобнее. Еще… Сатору тихонько зашипел от боли, но, поняв, что ему тоже полагается удовольствие, расслабился и закрыл глаза. Он знал, чего от него хотят. Теперь он владел тем, о чем ей предстояло мечтать и мечтать — этого было достаточно. Оставалось только сделать так, чтобы это было самым сокровенным желанием Мивы, а не поводом для стыда. И тогда было бы как в кино. Теперь в мечтах у нее было все как надо. Совсем как там, только лучше. У нее была эта утонченная ласка, из которой рождалась потребность в новых шалостях — и у него тоже. Для нее это были прикосновения к сердцевине наслаждения и оргазм, о котором Мива мечтала бессонными ночами после просмотра романтических комедий с пикантными сценами. Для него — содрогания ее тела в страсти и упоении, которых, он знал точно, она будет ждать весь вечер и следующий день. И он уже не имел ничего против — разве что с его губ срывался тихий хрип. Ее имя было в самой сердцевой точке наслаждения, его самого еще не было, и только в месте, которое должно было наконец соединиться после долгих ласк, возникла неодолимая сила, которая вырвала у Мивы стон, полный восторга. Потом еще один, потом еще. Наконец все кончилось. Так быстро, что, когда Мива открыла глаза, никакого возлюбленного рядом не оказалось. Она лежала на спине, глядела в потолок и слушала тихое гудение будильника, а из-за приоткрытой двери в коридор донеслись мягкие шаги. — Эй, Мива, ты скоро? — Д-да, я уже одеваюсь! — пытаясь совладать с голосом, соврала она. К счастью, Май не услышала фальши. Или не захотела в ней разбираться. Мива встала и подошла к зеркалу. Оттуда глядело бледное лицо с голубыми глазами и растрепанными волосами. «Господи», — подумала она, все еще плохо соображая, но уже ощущая голод и желание спать, словно сегодня ночью во сне не занималась любовью, вспоминая о которой, приходила в себя больше часа. Сегодня они поедут в Магический колледж Токио на программу обмена.