Воском по воску

                    Поместье Олетус — спрятанное от чужих глаз таинственное место в глубоком лесу, где людские жизни находят укрытие от своего тяжёлого прошлого, сковывающего закона, опасности, а также от преследующей их по пятам смерти. Однако… Ценою за столь надёжное укрытие становится ничто иное, как человеческая свобода. Что уж говорить о чувстве боли, которому вряд ли когда-либо придёт конец. Коль ты оказался под крышей этого поместья — будь готов к тому, что решение о том, когда конкретно тебе стоит покинуть его стены будешь принимать уже не ты, а хозяин здания, лицо которого никто никогда не видел. Вдобавок, есть шанс, что ты вообще не сможешь когда-либо выбраться из этого места. Кто-то приходит сюда по своей воле, а кто-то просто вынужден, иначе ему банально некуда будет податься. Каждый житель вынужден играть определённую роль в игре на выживание, в которой есть только три исхода: победа, ничья, поражение. Коль ты одержал победу — получаешь некие бонусы и преимущества свыше, чем делаешь своё проживание в поместье менее напряжённым. Даже есть возможность оказаться в списке лучших. Но вот стоит тебе проиграть — твоё тело будет болеть ещё как минимум несколько дней в качестве наказания за проигрыш. Каждая мышца будет ощущаться, как набивка тряпичной куклы, которая постепенно выходит наружу из заплатки, а состояние беспомощности и вовсе будет сниться в кошмарах. Всё потому, что ты в прямом смысле слова погибаешь и вся твоя боль, которую ты перенес в игре, умножается в столько раз, сколько людей «погибло» во время игры. В случае ничьи умножения не происходят, как и в случае победы, но никаких преимуществ игроки тоже не получают.       Так в чём же заключается суть игры? Четверым участникам, исполняющим роль неких «выживших» нужно подобрать код к открытию ворот, который они могут извлечь через расшифровку шифровальных машин, при этом будучи запертыми на ограниченной территории с пятым участником, который исполняет роль «охотника», преследуя и устраняя выживших одного за другим. Если ты попал в поместье Олетус, то вынужден участвовать в этой пытке безумия раз за разом, снова и снова, лишь бы получить надежду на то, что однажды это прекратится и тебе дадут спокойно жить в стенах этого места, не испытывая боли. Неудивительно, что кто-то даже начинает задумываться о том, что его жизнь снаружи была не такой уж и плохой, вот только пути назад давно нет: не тебе решать остаться или уйти, не тебе решать хочешь ли ты играть в эти матчи на выживание или нет, и не тебе решать стоит ли прилагать усилия в играх, лишь бы хозяин поместья проявил к тебе жалость. Ты должен просто их прилагать, даже постоянно умирая в играх, пытаясь достигнуть победы. В противном случае ты действительно умрёшь, больше никогда не воскреснув.       — Послушай, не хочу как-то тебя обижать, но могла бы ты пока что меня не трогать? Я немного не в настроении.        — К сожалению, я заметила это ещё с утра. Ты обычно не встаёшь так рано. Что-то случилось?       Середина мая, четверг, около двенадцати часов дня, главный холл поместья Олетус. Все выжившие мечутся туда-сюда, стараясь закончить все приготовления в срок, чтобы поприветствовать нового выжившего, о визите которого их проинформировали ещё аж целых три месяца назад. По слухам этот человек довольно талантливый композитор, но имя его, как бы то прискорбно не звучало, озвучено так и не было, насколько бы сильно на этом ранее не настаивали любопытные узники особняка. Охотники живут в своей зоне поместья, а выжившие — в своей. Какой-либо акт коммуникации друг с другом мало того, что скорее всего не будет одобряться хозяином, так ещё и создаст множество вопросов у товарищей. Но сегодня особенный случай. Сегодня всем (разумеется при достаточном количестве храбрости), дозволено находиться в одной общей зоне, имея любое насилие друг над другом на полном запрете. Встреча нового игрока должна пройти без происшествий, таков закон этих стен.       На втором этаже поместья, с не особо заметным интересом наблюдая за всем через лестничные перила, стоит высокий мужчина, спина которого постепенно превращается в ещё один силуэт со стороны левого плеча, но уже женский. Описать эту странную парочку было бы немного сложно: первый — темноволосый, слегка лохматый, с моноклем, в укороченных брюках и клетчатой расстёгнутой рубашке с подтяжками, вторая — почти полностью седая, один глаз отсутствует, спина в прямом смысле слова врастает в позвоночник мужчины, ног тоже нет, со стороны выглядит, как глиняная статуя. Словно вообще не человек! Почти вся одежда первого покрыта толстым слоем воска, который, преимущественно, стекает на левую сторону тела прямо с девушки, которая так крепко приклеилась к нему. Они явно кем-то приходятся друг другу. Похожи, как две капли воды!       — Лаки и Марта вчера решили объединиться, как ты помнишь.        — Ох… У тебя до сих пор всё болит после выстрелов? — обеспокоенно поинтересовалась мадемуазель, с осторожностью проведя рукой по макушке собеседника.       Последовал тяжёлый вздох.       — Я почти всю ночь не спал, так что можно сказать, что да. Они попали по самым больным местам. Такое чувство, что кожа слезет скоро, я не выдерживаю уже. Это слишком даже для меня.       — Ну-ну-ну, не каркай, Филипп, — она невероятно трепетно и нежно поцеловала его в висок, чтобы хоть как-то приободрить, — сегодня сходим к Эмили в таком случае, чтобы она тебя подлатала. Хотя я не совсем понимаю, почему ты вчера к ней не пошёл.       — Ты заснула, так что не хотел тебя будить лишней беготнёй от комнаты до медицинского кабинета.       На её лице возникла очень приятная улыбка, после чего особа лишь тихо хихикнула.       — Лука, я не могу так быстро! Хватит командовать.       — Поторопись, Трэйси, время поджимает!       Очередной шум и голоса в коридоре заставили переключить внимание исключительно на источник звука. Выжившие, именующие себя Лукой Балсой и Трэйси Резник, носились с каким-то непонятным оборудованием в руках, в то время как за ними поспешно ставили угощения на стол Эмили Дайер и Эмма Вудс.       — Готовятся даже больше, чем в прошлый раз, — подметил Филипп, метая взгляд по украшенному коридору и бегающим силуэтам, — Зачем столько показухи ради какого-то композитора?       — Ты как-то многовато ворчишь в последнее время… — восковая дама продолжила улыбаться, но тем не менее лёгкое беспокойство в голосе не скрыла.       — Я просто уже устал видеть каждый день одно и то же. Время идёт, а ничего не меняется. Какой год мы тут уже? Я со счёта сбился, даже календарик повесить не могут. Какое-то время девушка молчала, но после недолгих раздумий снова рассмеялась.       — Не хочу доставать тебя своими советами, но я думаю, что время так скудно идёт, потому что тебе просто нужно с кем-нибудь сблизиться помимо меня. Ты ведь ни с кем толком не общаешься. Антонио и Альва, разве что. Но это ведь очень мало.        — Как будто у меня есть на это время. Не говори ерунду.       — «Ерунду», значит? — судя по её усмешке стало понятно, что ей внезапно в пришла голову какая-то безумная, но в то же время шикарная идея, — Может, тогда поспорим?       Мужчина удивлённо поднял бровь, ожидая объяснений.       — Хмм… Что же поставить… Так-так-так. Что же у меня равноценное есть? Надо подумать.       — Начинается…       — Ах, точно! Ставлю свой второй глаз на то, что в стенах этого поместья ты обязательно рано или поздно увидишь в каком-то человеке нечто большее, чем просто объект для твоего искусства. Проще говоря, я максимально надеюсь, что у тебя появится друг или же… Ну, ты понял. Не с одной же мной тебе общаться, не думаешь?       — Я могу конечно понять, что тебе у меня на плече особо нечем заняться, но неужели тебе настолько скучно, что ты такое предлагаешь?       — Филипп. Ты ничего ведь не потеряешь, правильно?       Он бросил на неё ещё один сомнительный взгляд, после чего практически бесшумно выругался, что можно было заметить лишь по одним его дёрнувшимся губам. Мужчина, окончательно сдавшись, протянул девушке правую руку, а восковая особа в свою очередь с удовольствием переплела их пальцы между собой. Светится ещё ярче, чем раньше. Неужели настолько счастливая?        — Имей в виду, что я не приму такую ставку, — проговорил мужчина, но потом добавил, — но если ты уж так уверена в своих выводах, то ладно. Однако советую заранее готовиться к поражению.       В этот момент в помещении раздался медленный стук в дверь. Эмили Дайер и Эмма Вудс спешат поскорее встретить новоприбывшего, а Маргарета Зэлле и Дэми Бурбон уже несутся за ними. Кажется, очередная мышка почти угодила в мышеловку. Ещё лишь несколько секунд и количество пленников стен этого злосчастного поместья увеличится на одного человека. Сам ли он выбрал такой путь? Или же ему не оставили выбора? Кто знает. У всех свои причины. Возможно, у этого композитора она тоже вполне весомая. Хотя к чему вообще греть голову о чужих проблемах?        — Добро пожаловать, сэр! — Эмили едва заметно улыбается новому товарищу, с заметной неловкостью перебирая пальцы опущенных рук. Она однозначно волнуется. Ещё бы, именно на неё ведь жребий пал, когда все выжившие выбирали, кто из них самым первым запустит музыканта на порог. Но самым ироничным было то, что она этого как раз не хотела. Лучше бы лекарства свои перебирала сидела, ну правда. От этого пользы больше. У неё слишком много дел.       — У-у-у! Какой симпатяга! — барменша еле слышно хихикает, рассматривая действительно симпатичное и привлекательное личико, совершенно не стесняясь озвучивать это вслух.       Фредерик Крейбург был из тех, кого вполне можно было бы назвать «персоной надменной». По крайней мере, так казалось от одного лишь его взгляда исподлобья. Высокий, статный, с красивой фигурой. Слегка волнистые волосы так хаотично торчат в области затылка, что смотрятся даже немного нелепо, но вот остальная их часть, собранная в хвост, напоминает сказку о той длинноволосой принцессе, запертой в башне. Их цвет, как и у ресниц мужчины, практически идентичен снегу, но чуть темнее и отдаёт золотом.       — Господин Крейбург, добро пожаловать! Мы давно о вас наслышаны. Рады видеть вас в поместье Олетус! — общую шумиху подхватывают Хелена Адамс и кланяющаяся гейша Мичико, которые сразу же удивлённо переглядываются. Что ж, довольно странное зрелище. Хелена, казалось бы, настолько яркий лучик солнца, что даже осознание, что рядом с ней сейчас находится охотник — её не особо пугает. Хотя… Может быть, если бы жизнь не лишила её зрения, то ситуация бы несколько отличалась?        — Благодарю.       Ответ мужчины, как ни странно, прозвучал довольно сухо. Очень красивый и мелодичный голос, но довольно тихий. Настолько, что он будто убаюкивает уже от одного только начала фразы. Вот только нет в нём никаких искренних чувств от слова совсем. После стольких приветливых слов он мало того, что не улыбнулся, но даже не удосужился поздороваться в ответ. Всё ли с ним в порядке вообще? Уж слишком мрачен. Действительно не по своей воле пришёл? В таком случае очевидно, что ему не до дружелюбных девочек.       — Эх, а у меня ведь было точно такое же длинное пальто, но синее… — Лука Балса с досадой ткнул логтём в бок рядом стоящего Эндрю, затем указав большим пальцем на тот самый предмет гардероба, который упомянул. Зачем? Да очевидно же, что могильщик его не слушает. Стоит и летает в облаках, как обычно. Тихоня есть тихоня.        — Ох… — единственное, что тот смог ответить.       — Кхем, а вообще! Я конечно понимаю, что я сидел в тюрьме, но всё же… Когда я только на порог сюда заявился, то мне никто стол не накрывал! — последовал расстроенный вздох, – Максимально нечестно, знаете ли. Я тоже хочу.       — Накрывали… Всем накрывали.       — А?       — У тебя снова провалы в памяти?       Филипп наблюдал за всем происходящим с таким ярким ступором, что даже восковая особа на его плечах с удивлением повернула голову на бок, пытаясь понять, чего это он так застыл.       — Всё в порядке?       Однако ответа не последовало. Последовал лишь внезапный скачок, от которого девушка потеряла равновесие и вскрикнула, словно была на грани того, чтобы упасть вниз, пусть и знала, что из-за плотного слоя воска это невозможно. Оказывается, восковой мастер всего лишь дёрнулся в сторону перил и опёрся на них руками, всматриваясь в силуэт новоприбывшего, что уже начало настораживать девушку. Он ведёт себя уж очень странно, что не так? Проходит несколько секунд и восковщик уже сгибается почти вдвое, доводя миледи до приступа паники.       — Филипп? Что ты… делаешь?       — Держись крепче, тут высоко.       Не успевает она даже вскрикнуть, как мужчина перекидывает одну из ног на перила, а потом и вторую, буквально улетев вниз на первый этаж. Ну зачем так делать? Лестница в двух шагах была, какой смысл устраивать паркур? Так можно и ноги к чертям сломать.       — Боже, ты хоть предупреждай… — мадемуазель с облегчением вздыхает благодаря вернувшемуся равновесию, после чего аккуратно поправляет свои приклеившиеся к лицу волоски челки своей единственной рукой, а затем делает то же самое и с волосами Филиппа. Вроде бы только что «прыжок веры» совершил, а всё равно не отрывает глаз от композитора. Это уже действительно напрягать начинает.       — Что случи…       Увы, он обрывает её на полуслове, прикладывая указательный палец к собственным губам, но при этом всё равно смотрит в том же направлении. Как бы ей не хотелось задать этот вопрос, но ответ она на него явно не получит. Только не сейчас. Только не здесь. Когда Филипп так делает, то это может значить только одно — он анализирует. Ему нельзя мешать ни в коем случае. Хоть метеорит начнёт падать, но нельзя. Он слишком строг и суров, когда дело касается подобного.       Художник по воску, наконец немного отойдя от своего застывшего состояния, делает несколько стремительных шагов в сторону новоприбывшего, чем сразу же привлекает множество испуганных взглядом, заставляя выживших расступаться. Вот только кое-кому из них внезапно хочется поиграть в защитника справедливости.       — Эй, облитый манной кашей! Тебя извиняться не учили? Ты её толкнул! — Ганджи Гупта с недовольством складывает руки на груди, заступаясь за застенчивую Энни Лестер, которая буквально мгновение назад не успела последовать примеру своих сокомандников и получила по ноге чужой ступнёй, но сказать об этом в силу своего характера не решилась. Она не из тех, кто диктует претензии по таким мелочам. А вот Гаджи не стесняется отстаивать как свои границы, так и чужие. Похвально.       Филипп останавливается, сперва даже не думая поворачиваться, словно озвученное вообще было адресовано не ему, но затем бросает на крикуна ТАКОЙ взгляд, что Ганджи чувствует, как волна холодка моментально пробегает по его спине. Восковой мастер с самого своего первого дня был тем типом охотника, которого многие даже поначалу не восприняли всерьёз: какой-то весь заляпанный белой жидкостью недочеловек, который кроме замедления жертвы в игре ничего не умеет, так ещё и непонятную фигуру на плече носит. Человек она или манекен, а может и вовсе просто неудачный образец в экспериментах его искусства — непонятно. Постоянно разговаривает сам с собой, без восковой дамы на плече его никто никогда не видел, порой очень жутко хихикает. Личность сама по себе странная. Сперва, опять же, даже кажется, что вполне безобидная. Ага, как бы не так. Стоит ему разгуляться в матчах, так горячим воском поливает уже по полной программе. Можно сразу проиграть, если дашь ему фору хоть немного. Стоит только хоть как-то задеть его любимую наплечную мадемуазель, так готовься к угрозам, что в следующий раз ты останешься без пальцев. Кажется, кому-то даже уже прилетало… Казалось бы: стереть весь воск, снять это женское недопугало со спины, умыть, причесать, сделать лицо попроще и выйдет невероятно красивый юноша... Красивый, даже если под плотными слоями воска скрываются ужаснейшие ожоги по всему телу, а они, что очевидно, уж точно скрываются. Охотник невероятно красив и талантлив, вот только всем этим не пользуется. Впрочем, сейчас всё равно не об этом. Ведь Филипп, в итоге наплевав на всякие и без того ненужные ему разборки, вернул свои глаза на композитора, который уже тоже в свою очередь с непониманием посматривал на мастера.       — Кхем… Простите? Вам что-то нужно? — поинтересовался Фредерик, в глубине души уже начиная понемногу раздражаться от такого количества внимания, но не столько со стороны всех остальных присутствующих, сколько именно со стороны наблюдающего за ним сейчас человека. Так пялится, что аж немного не по себе. Мало того, что перепрыгнул с верхней площадки лестничного пролёта, так ещё и смотрит, не моргая… Жуткое зрелище. Забавно было бы даже сказать, что тот «на маньяка смахивает», но он и так охотник.       Тем не менее, Филипп не придал вопросу особого значения и внезапно оказался на полу, проехавшись по нему коленом вперёд, совершенно не жалея и без того испачканные воском брюки.       «Что за…» — единственное, что промелькнуло в голове у композитора, когда сидящий на коленях охотник с широкой улыбкой протянул ему непонятно откуда появившуюся розу.       — Месье, вы покорили меня сразу, как только вошли сюда! — холодный и грубоватый тон голоса сменился на радостный и даже в каком-то месте флиртующий, что вызвало у окружающих только больше вопросов и косых взглядов. Видимо, Филипп всё-таки ударился головой, пока прыгал. Причём ударился сильно.       Музыкант тем временем продолжает молчать, банально не зная, как вообще на это реагировать. Да, ему постоянно признавались в симпатии вне поместья, но чтобы настолько нагло и внезапно… При всех… При том, что минуту назад у этого новоиспеченного ухажёра было такое лицо, словно он готов подраться.       — Простите мне мою внезапную настойчивость, но могу я узнать ваше имя? — Филипп чуть ли не сияет, словно вообще перевоплотившись в другого человека.       — Эй, почему так быстро… — восковая дама шокировано похлопала ресницами.       Расстроенное состояние Крейбурга, несмотря на приятную неожиданность с долгожданным вопросов об имени хоть от кого-то помимо комплиментов, очень внезапно и неожиданно перерастает в ещё более подавленное. Будто ведром холодной воды прям с порога облили... Каждый день одно и то же… Каждый день для него повторяется. Почему им всем важна именно обложка книги? Почему они даже не хотят ознакомиться с содержанием? Они все ведутся на его миленькие глазки и сразу начинают подлизываться, напрашиваться в друзья, а порой даже и вовсе в… любовники. Он с самого детства стремился к музыкальной вершине и даже смог частично её достичь, вот только большой процент от этой вершины ему достался исключительно из-за внешности. Все чихать хотели на его стремление и отданные силы для достижения своей цели. Любой другой был бы счастлив на его месте: получаешь всё, что желаешь, от влюбляющихся нет отбоя, в любом месте центр всеобщего внимания — ты и только ты. Да, действительно был бы счастлив любой. Но только не Фредерик.       — Хах. Боюсь, вынужден отказаться, — композитор, прочувствовав на себе защитную реакцию своего мозга, улыбнулся несколько нервной улыбкой, от которой даже немного веяло издёвкой.       — Но... Я ведь…       Однако тот его перебил, бросив очередной взгляд исподлобья:       — Простите, но вы можете очень сильно пожалеть, что вообще ко мне подошли. Я в плохом расположении духа сегодня, ни к чему эти споры.       — Но я…       — Ни к чему, — на сей раз Фредерик повторил эту фразу еще более разжёвано, чем в прошлый, делая долгую паузу.       — Но я же… — Филипп практически полностью поднялся, сделав ещё шаг по направлению к своей новой музе, но сразу получил чем-то тяжёлым по голове, схватившись за макушку с негромким криком. Видимо, мистер Крейбург не оценил, что дистанция между ними сокращается, поэтому достал из карманов свои инструменты. Хотя… Скорее, испугался, чем не оценил.        Композитор какое-то время неуверенно молчал, будто сам не ожидал от себя такого поступка, ожидая со стороны мастера какой-то ответной физической реакции, но всё же успокоился, когда её не дождался:       — Единственное, что вы обо мне узнаете — гнев моей музыки, если ещё хоть раз вас рядом увижу. Простите, но мне фанатиков с головой хватает. Впредь нам лучше держать дистанцию.       Бросив это вслед, Фредерик поспешил удалиться прочь, обойдя Филиппа стороной, при этом по дороге собирая компанию из выживших, восхищающихся его храбростью в попытке побить охотника. В странном поведении воскового мастера никто и так не сомневался, но вот господин Крейбург теперь однозначно получил ещё большую популярность, от которой желал так страстно избавиться хотя-бы в этом особняке, но всё опять пошло не так, как тот задумывал. Впрочем, он знал, что так будет. Странно было бы ожидать чего-то большего.       Впрочем, несмотря на болезненный отказ, Филипп всё равно сидел за столом с счастливой улыбкой уже через десять минут, даже будучи покрытым наклеенными пластырями.       — Думаю, я ему понравился! — практически промурлыкал тот, пока восковая леди продолжала гадать, чем стукнулся её носитель, пока прыгал.       — Хей, ребят! — окликнула всех Эмма Вудс, держа в руках свой любимый цветочный горшок, — Мы кого-то похоронили? Почему тут только шесть цветов? Я же всё пересчитала заранее.       — Без понятия… — ответил кто-то из команды.